В ожидании праздника.
По особым случаям военных побед, свадеб или рождения детей местный лорд управитель устраивал военные турниры. На это время будничная жизнь обитателей принимала окраску будущего действа, все мысли и чаяния касались только предстоящего события. Наступало время, когда можно было заработать звонкую монету. Город наполнялся приезжими людьми. Все стремились попасть за городские стены, а те кому это не удавалось, устраивали палаточные городки вдоль крепостных валов .
И без того оживленная торговля закипала с новой силой, местные участники заказывали новое оружие и доспехи, пытаясь не только делом доказать, что живут не в глухой провинции, и следят за рыцарской модой.
Ремесленники и торговцы наперебой рассказывали будущим победителям, что «ведровые» шлемы носят только деревенщины из Базеля или Штутгарта. Настоящий же рыцарь, если он, конечно не хочет опозориться еще до поединка и не выглядеть перед благородными дамами олухом, должен носить остроносые Топельхеймы – новинку сезона. Популярные в прошлом году ламелярные наножья пренепременно нужно выбросить и обязательно заказать кольчужные сапоги, с острыми носами, сделанные по последней моде, работы Каталонских кузнецов. Римские, с коротким лезвием мечи давно уже не в ходу, как бы напоминал ушлый торговец, ошарашенному участнику предстоящих сражений, нависая над ним изгибающимся вертким телом змея-искусителя. Настоящие дамасские клинки, закаленные в холодных ночных водах степных арыков арабскими кудесниками. Все это просто необходимо рыцарю, чтобы поразить всех зрителей и уж тем более - противников на поле брани.
А отцы молодых невест на выданье, выстроятся в длинную очередь, что бы благородный рыцарь мог удостоить их своим вниманием. В благородстве последнего, лично он – торговец ничуть не сомневается. И уверяет, начинающего уже медленно терять рассудок богатырского вида детину, что он по счастливой случайности обратился к лучшему из торговцев, продающего товар знатокам – истинным ценителям ратного дела. Остальные же конкуренты – просто жалкие торгаши, подбирающие уже не кому не нужные доспехи, переделывая старую рухлядь, стремясь сбыть залежалый товарец, используя доверчивость покупателей.
Трое или четверо подмастерий, в это время, хороводом кружили вокруг толстосума, вынимая из сундуков все предметы, которые называл кудесник-меркант, вычерчивая замысловатые пируэты, скорее похожие на ритуальные танцы магрибских колдунов. Можно было не сомневаться, что полный золотых дукатов туго набитый кошель, сынка знатного барона, полностью перекочует в цепкие пальцы гнущегося молодым бамбуком продавца. А будущий «герой турнира», о ком еще будут слагать руллады городские барды уйдет упакованным в …. «лючий в этом году товар, исклющительно, в единственном экземпляре».
Вобщем город расцветал, в воздухе витал неуловимый запах остроты ощущений, азарта и прибыли, который жадно пили все, кто стремился приблизиться к турниру, если уж не в качестве участника, то хотя бы как зрителя, это точно.
Ги де Монтегю то же изменился. Напротив, он стал более сдержанным, взгляд становился цепким и острым. Деловитый тон его речей не располагал к пустословию, в глазах появлялась заинтересованность. Он и еще несколько мастеров готовили выпускников школы и вправе были рассчитывать на удачное выступление своих подопечных. Что они подразумевали под удачным выступлением, никто не уточнял, но настрой и у учителей и у учеников был серьезный. Каждый хотел доказать всем кто соберется на праздник что-то свое и опытный взгляд разобрал бы, что это свое имело довольно серьезные расхождения.
Юнцы грезили себя на поле брани…
…. в помятых доспехах, без сбившегося на землю шлема, с небольшими рассечениями, не уродующими лицо, слегка заливавшими глаза струйками свежей крови…. Поверженный противник, распластанный на земле. Его пространственный взгляд, как бы говорящий о том, что он не понимает: как такой близкий миг долгожданной победы, которую он держал уже в своих руках, вдруг обернулся неожиданным и до слез обидным поражением. Под возрастающий, но еще плохо ощутимый из за легкого оглушения, рев толпы, на плохо слушающихся ватных ногах, опираясь на меч, с трудом, стараясь не морщится от резкой боли, опускаясь на одно колено перед свежеоструганной трибуной, обрамленной флагами и гербами, заполненной представителями знати города во главе с лордом-губернатором и его супругой. Отыскивая глазами нежный облик, коим там часто упивался в тиши раздумий, слегка улыбнувшись и чуть склонив голову в гордом почтении... Выбрать юную деву, посвящая ей победу и которая возложит золотой венец и приз состязания на голову победителя. Вот неземное счастье о коем только и можно мечтать, вот славный миг к которому шел сквозь боль и заливающий усталое лицо пот от каждодневных изнурительных тренировок и экзерсисов.
Туманные видения будущих героев отличались, возможно, незначительными деталями: личиком красотки, уровнем
повреждений и рассечений, количеством поверженных героев и продолжительностью шумовых оваций ревущей толпы, чествующей победителя.
Совсем другие мысли занимали наставников. Обязательства перед лордом по подготовке новых бойцов для его редеющего, после очередных вылазок и сражений, войска накладывали свой отпечаток. Но главное – была школа. На турнир соберутся мастера из других мест. Обязательно будут преподаватели искусства меча из Прованса, а возможно будут гости и из королевской школы. От их придирчивых взглядов не скроется не один промах, не одно неуклюжее движение претендентов. Это конечно даст пищу для насмешек в адрес местных преподавателей, которые якобы претендуют на высокое звание «учителей танцев».
Всем еще памятен случай произошедший в Дижоне на прошлогоднем «Турнире весны», по случаю совершеннолетия младшей из дочерей лорда-губернатора. Морис Бриссак, единственный сын главы кузнечной гильдии стал поводом почесать языки на все лады, «восторгаясь методами подготовки и тонкостями владения оружия» местной школы. Мартин был сыном своего отца.
Гигантского роста юноша, с пышной кудрявой шевелюрой атласно маслянистых волос был живым олицетворением атлантов. Поговаривали, что волонтеры из королевской школы присматривали за ним, и, зная, что Людовик любит этаких молодцов, Морису прочили блестящее будущее в гвардии его величества.
В противники ему достался молодой виконт Д’Оливье. Он был гибок и подвижен, невысокого роста с несоразмерно длинными руками делали его неудобным для многих соперником. На поединок он вышел с полуторным клинком, увеличивая свои шансы на атаку, а переброшенный за спину каплевидный щит прикрывал спину. И он не преминул доказать свои способности.
Большинство местных, да и многие из гостей в этом поединке ставили на Бриссака. Горожане были уверены в любимце, поэтому охотно отдавали свое золото принимающим ставки, делая угрожающий перевес в сторону Д'Оливье, в случае его победы. Поэтому наиболее азартные игроки ставили на последнего, рассчитывая на его владение мечом, которое может принести им баснословный выигрыш.
Схватка началась под знаменем Д’Оливье. Он быстро перемещался, делая стремительные атакующие выпады,
используя фланги, и угрожающе заходя в тыл обескураженному таким неожиданным началом противнику. Казалось, зрители присутствуют на тренировке и наблюдают за отработкой ударов, а в роли деревянного истукана почему-то выбрали великана с двуручным мечом. Он неуклюже выставлял фламберг для защиты от проникающих скользких ударов нападающего, то перенося всю тяжесть в центр, пытаясь контратаковать, проваливался в пустое пространство, только что занимаемое подвижным мечником. Начавшийся было перед боем гул толпы попритих, поэтому стали хорошо слышны возрастающие возгласы специалистов, сопровождающиеся подробными комментариями, выполняемых элементов атакующим поединщиком. Понимающие одобрительно кивали головами, в знак согласия с оценкой. Понемногу тишина начинала сменяться неодобрительным рокотом и отдельным язвительными замечаниями, отчаянно выкрикивывающими из массы недовольным зрителями, рассчитывающие вероятно привести в чувство оторопевшего Бриссака. Рисунок боя практически не менялся.
Нападающий Д’Оливье чувствовал все большую уверенность,
контролируя территорию и позволяя себе возможность проводить все более изысканные и зрелищные выпады и удары, завоевывая сердца расстроенных зрителей, заставляя их забывать о ставках и солидарности. Ветерок перемены настроения гулял по трибунам, где располагались те, кто смог себе позволить дорогие лучшие места для обозрения и уже набирающим силой потоком вырывался на возвышающимися над ристалищем земляные холмы, усыпанные плотной толпой горожан. Все чаще раздавались откровенные насмешки и обидные выкрики в адрес с трудом сдерживающего атакующий порыв виконта, великана Бриссака. Кто-то из учителей сидел, глубоко опустив голову прикрывая ладонями пылающее от стыда лицо. Кто-то, наклонившись вперед, с отчаянным выражением лица, как бы устремляясь всей своей сутью в тело беспорядочно защищавшегося ученика, проделывая замысловатые движение руками. Изгибаясь всем корпусом и переставляя ногами, пытаясь передать все свои умения неуклюжему телу на арене, уподобляясь мавританским колдунам, по слухам, умеющим заставить двигаться и выполнять приказы непослушное тело умершего человека.
Положение становилось безнадежным. Уже довольно потрепанный, ядовитыми уколами молодого виконта, Бриссак,
потеряв ориентацию от головокружительных набегов противника, казалось, рухнет под собственной тяжестью, заплетаясь в собственных ногах. Те немногочисленные счастливцы, которые поставили на Оливье, незабвенно молились «золотому тельцу» предвкушая победу своего ставленника и тот колоссальный выигрыш, который уже практически лился на них золотым водопадом.
И вдруг, в один миг, ситуация изменилась. По поводу, когда и как это произошло - ходило большое количество слухов, пальму первенства каждый рассказчик, конечно, приписывал себе, ссылаясь на особые, достоверные источники от первого лица. Неожиданно, не обращая на сыпавшиеся удары виконта Бриссак каменным утесом двинулся на нападавшего. Фламберг в его руках пришел в движение, рассекая пространство в опасной близости от пятящегося назад Оливье, грозя располовинить его молодое тело. Действуя двуручным мечом как колесной оглоблей, дижонец взрывал податливую землю турнирного поля подобно гигантской мотыге исполинского землепашца. Земля комьями летела из под ног ошарашенного внезапным натиском потомком древней фамилии и только неимоверной выразительности прыжки оттягивали надвигающуюся расправу.
Которая и не преминула случиться. Зажатый в угол площадки между деревянными навесами виконт попал под очередной удар меча-кувалды разъяренного титана и, лишившись чувств, рухнул на зеленую еще не вытоптанную гладь турнирной арены.
Как сообщали наиболее правдоподобные рассказчики, источником перемены изменчивого колеса Фортуны стала сгоряча брошенная фраза в лицо почти побежденного Бриссака. Что именно сказал злой на язык орлеанец, судили на все лады. Выдвигалось неимоверное количество версий – одна неправдоподобней другой, каждый стремился приписать истину на свой счет, используя всю свою фантазию в высказывании предположений. Достоверно узнать смысл оскорбления, а что это именно оно – никто не сомневался, было невозможно. Д’Оливье надолго был предоставлен медикам и вряд ли скоро будет иметь возможность что то сказать, а уж выпытывать истину у Бриссака добровольцев не находилось, у всех в глазах еще стоял памятный удар, превращающий изящный шлем обидчика в груду рубленной требухи.
Несмотря на очевидность победы, поведение Бриссака стало поводом неимоверного количества обсуждений и колких
замечаний в сторону местной школы мечников. Стирая горечь поражения, гости вовсю старались прокомментировать «выучку и разнообразие приемов». Еще долго эта удивительная победа икалась местным мастерам, которым приходилось выслушивать язвительные замечания и иметь бледный вид на ежегодном конгрессе проходившим в Париже, который устраивала гильдия «Учителей танцев».
Марсель был не крупным городком, поэтому Ристалище собирали не как в Нанте или Бордо – на центральной площади, а за пределами крепостных стен на ровном как полотно участке плато, с которого открывалась панорама грузового порта и широкая гладь морского простора.
Запах свежеструганного дерева и олифы безошибочно подсказывал место предстоящего праздника. Суетливая вереница
мастеровых муравьями облепила костяк будущей арены, грациозный контур которой уже вырисовывался на общем фоне открытого всем ветрам пространства.
К окончанию третьего дня ристалище было украшено флагами, геральдическими полотнами, заказанными по этому случаю в гильдии ткачей. Обязательным считалось присутствие геральдических символов державы, дома лорда устраивающего соревнование гербы и флаги Прованса младшим вассалом которого являлся хозяин торжества. Геральдику приглашенных гостей планировалось разместить за четыре дня до соревнования по прибытию оных претендентов.
Le Festivale
Пышная церемония торжественно выходила на центральную площадь городка. Герольдмейстер турнира и его помощники, одетые в герба города объявляли о скором приближении турнира:
СЛУШАЙТЕ! СЛУШАЙТЕ! СЛУШАЙТЕ! Да пусть все принцы, сеньоры, бароны, рыцари и дворяне из земель Французского королевства и всех других каких бы то ни было земель в этом королевстве и всех других христианских королевств, что не объявлены вне закона и не враги нашему королю, да хранит его Господь, знают, что шестнадцатого дня весеннего месяца Нисана, на зеленой равнине близ Белого Холма, города Марселя,
Состоится великий праздник и благородный турнир с булавами, установленного веса, затупленными мечами и турнирными копьями, в соответствующих доспехах, с плюмажами, гербовыми накидками и конями, покрытыми попонами с гербами, благородных участников турнира, согласно старого обычая;
Хозяин этого турнира – Гуго VI, граф Бургундский, вассальный рыцарь короля нашего, Людовика X, именуемый далее зачинщик, и все прочие, которые выступят под знаменами его, именуются далее защитники;
И чтобы знать это лучше, все принцы, сеньоры, бароны, рыцари и дворяне из вышеуказанных владений и рыцари из любых других земель, кто не изгнан и не враг нашему королю, кто желает принять участие в
турнире и ищет чести,
Могут нести малые щиты, что даются вам сейчас, дабы все могли
знать, кто участвует в турнире.
И каждый, кто хочет, может иметь их, эти щиты разделены на четыре части гербами четырех рыцарей и дворян-судей турнира.
И на турнире дамами и девицами будут розданы почетные и богатые призы.
В дополнение я объявляю всем вам: принцам, сеньорам, баронам, рыцарям и дворянам. Которые намереваются участвовать в турнире, что вы должны прибыть на постоялые дворы за четыре дня до турнира и выставить на обозрение ваши гербы в окнах, иначе вам не позволят участвовать; и это я говорю от имени моих сеньоров и судей, так что прошу меня простить.
Сами состязания делились на две части: для выпускников школ и рыцарский турнир для всех желающих принять участие. Первые сдавали экзамен, который давал возможность вступить в бурлящую остротой впечатлений жизнь будущего воина. Вторые пытались снискать себе славы и золота.
Перед турниром все участники приглашались на званый пир в честь славного события, где будущие претенденты могли ближе познакомиться друг с другом, а так же поднять кубки во здравие хозяина-устроителя. У кого-то будет возможность перекинуться парой-тройкой слов с приехавшими на праздник девушками, пока опекающие их отцы и братья утратив бдительность в сражении с зеленым змием, ослабят надзор. Кто-то сможет обсудить торговые сделки. Кто-то обретет содействие в военных союзах. Иные будут плести нескончаемые междоусобные интриги, пытаясь усилить свое и принизить положение своих политических оппонентов. Словом на несколько дней размеренная и привычная жизнь небольшого городка взорвется новыми впечатлениями и возможностями.
Герольдмейстер поднялся на галерею Менестрелей и приказал одному из помощников герольда начинать:
СЛУШАЙТЕ! СЛУШАЙТЕ! СЛУШАЙТЕ! Высокие и благородные принцы, графы, сеньоры, бароны, рыцари и дворяне, которые будут участвовать в этом турнире:
Я должен сказать вам от имени судей, что каждый из вас должен быть на ристалище завтра в полдень вооружены и готовым к турниру, ибо в час дня судьи перережут веревки, чтобы начать турнир, где дамами будут вручаться богатые и достойные награды.
В дополнение я предупреждаю вас, что ни один не может приводить на ристалище конных слуг более определенного числа, а именно: четверо слуг для принца, трое – для графа, двое – для рыцаря, один – для дворянина, а пеших слуг может быть столько, сколько вы пожелаете; потому, что так решили судьи.
После этого судьи, покину тронный помост, медленным шагом подошли к дама и старейший, указывая жезлом, выбрал из них шесть самых прекрасных и благородных, которых они торжественным эскортом с факелами, в сопровождении герольдов и их помощников повели сквозь ряды гостей. Один из судей нес большой платок: вышитый, украшенный драгоценными каменьями и красиво орнаментированный золотом. Торжественная процессия судей не спеша проводила дам по живому коридору тронного зала, пока они не нашли среди участников турнира рыцаря (которого судьи заблаговременно выбрали как честнейшего из всех остальных), перед которым дамы должны были остановиться, делая реверанс в сторону счастливого обладателя.
И подходя сквозь расступающуюся перед ним толпу, разворачивая рулон пергамента, герольдмейстер торжественно зачитал рыцарю:
Благороднейший и доблестнейший рыцарь, как в обыкновении дам и девиц сострадать, те, кто пришли посмотреть на турнир, проводимый завтра, боясь, что какой-нибудь благородный господин, который сделал дурное по умыслу - может быть наказан слишком строго по требованию судей, и не желая смотреть, что кого-то бьют очень сильно, не взирая на
то кто он, тем не менее, они могут помочь ему. Дамы просят судей назначить им славного, мудрого и благородного рыцаря, который
более, чем остальные, заслуживает честь нести от их имени это шарф на конце копья на завтрашнем турнире.
Голос его гулким эхом отражался от сводчатых конструкций огромной залы собора, долетая до задних рядов, привстающих на носки гостей, пытающихся получше рассмотреть все тонкости пышной церемонии.
… и если кто-то слишком сильно побит, этот рыцарь коснется его шлема шарфом, и все, кто нападает на него, должны прекратить и не сметь прикасаться к нему, потому, что с этого времени дамы взяли его под свою защиту и охрану. Вы, сударь, избраны ими из всех остальных, чтобы быть на этом турнире почетным рыцарем и принять эту обязанность, и они просят и требуют от вас делать так, как они пожелают, а так же делать по велению судей.
Затем одна из дев, поднесла ему шарф, прося его сделать это, после чего рыцарь запечатлел на ее устах поцелуй и отвечал суровой кавалькаде судей в следующем виде:
«Я покорно благодарю наших дам и девиц за честь, оказанную ими мне: и хотя они легко могли найти другого, кто мог бы сделать это лучше и кто достоин этой чести более меня, но тем не менее я повинуюсь дамам легко и буду выполнять мои обязанности, всегда прося, чтобы они прощали мои ошибки»
Под оглушительные овации выдохнувшей напряжение толпы, герольд прикрепил шарф на конец копья, которое поднял в высоту, дабы все могли рассмотреть его, а потом один из помощников, держа его ровно, пронес его перед почетным рыцарем, как часом позже. Рыцаря же повели через колоннаду в пирный зал, уже приготовленный для всех гостей, где он должен провести целый вечер возле знатнейшей дамы, присутствующей на празднике.
В это время герольдмейстер сделал знак помощнику. Звучный голос герольда известил:
СЛУШАЙТЕ! СЛУШАЙТЕ! СЛУШАЙТЕ!«Пусть все принцы, сеньоры, бароны, рыцари и дворяне знают, что Жан I Рыжий избран дамами почетным рыцарем, вследствие его честности, храбрости и благородства. Вам приказано судьями, а также дамами, что когда вы увидите этого рыцаря завтра под этим шарфом, который зовется «Благоволение дам», под страхом быть битым за это, не смеет нападать или прикасаться к нему; с этого часа он взят дамами под свою защиту и милость»
Вино лилось рекой, трубы ревели. Вереницы слуг нескончаемым потоком несли угощенья, удовлетворяя придирчивый вкус стариков и здоровый аппетит молодых участников, с удовольствием поглощающих разносолы, вскидывая кубки во здравие хозяев и их потомков. Желая им благополучия, здорового потомства и хорошей прибыли в коммерческих делах, а так же нескончаемыми тостами пили за удачу в ратных делах, пытаясь задобрить и привлечь на свою сторону изменчивое колесо Фортуны.
Пир был в разгаре. Благородные отцы семейств и держателей родовых гербов, отходя от положенных им по уставу мест, находя знакомые лица старых друзей. Образовывали свои островки, где вспоминали былые победы, шумно кричали здравницы и неуемно опорожняли содержимое серебряных кубков, дабы не уронить себя в глазах боевых товарищей.
Молодежь переходила на свободную половину, там, где лютни и цимбалы соревновались с гвалтом праздника, заливаясь модными в этом сезоне мотивами. Вскидывались вверх руки, осуществлялись плавные переходы, ритмично меняясь местами, согнутые в поклонах колени партнеров, перекликались с реверансами и хлопками молодых дев в такт звонким переливам старающихся изо всех сил музыкантов.
Глаза встречались с глазами, легкие мимолетные, как бы случайные касания рук, матовый румянец, заливающий молодые лица…. Головокружительный вихрь захватывающих фонтаном чувств устремлялся под сводчатый потолок залы. Пир был в разгаре.
Всю ночь ревела разношерстная толпа разодетых в пух и прах гостей, отдавая последние силы столь желанному празднеству. Всю
ночь большая толпа зевак, не удостоившись приглашения наблюдала кукольный театр теней в арочных окнах замка, щедро освещаемых свечными люстрами и маслянистыми факелами. Людская пантомима отражений и глухие звуки мандолин и литавр, доносившиеся из-за закрытых мозаичным стеклом высоких арочных окон, были желанной пищей для разговоров и обсуждений для собравшихся поглазеть на праздник горожан.
И лишь под утро, дождавшиеся окончания действа, заспанные слуги, пытаясь удержать своих именитых хозяев на ногах, образовывая нестройные вереницы ручейков, вели «разбитые войска» владельцев благородных фамилий к густо разбросанным по всему пространству походным шатрам, цветными островками покрывающими зеленую равнину.
Не было бы счастья, да несчастье .....
Знаешь старого еврея-знахаря в восточном квартале? - выпалил мастер.
-Да, утвердительно кивнул я, - частенько вижу его с красавицей-дочкой на базаре. Она еще ходит в таком бирюзовом платье из чистого шелка, что привозят Халисидские купцы, а в волосы заплетает полевые цветы, те, что растут на равнинах по старой генуэзской дороге.
- Да бог с ней его дочкой и ее цветами и платьями. Живо бери скакуна и доставь его самого и все его зелья….. или что там у него, вобщем, все, что ему понадобится. Мастер быстро и тяжело дышал после такой встряски, пробежав от ристалища до нашей палатки.
- Диего сломал руку, а может быть и хуже – отвечая на мой немой вопрос, выпалил наставник. Под вопросом его участие.
- Как не вовремя…как не вовремя причитал один из мастеров. И у нас нет замены. Не нужно было отпускать Гастона.
- Гастон все равно бы не пригодился, он в седле сидит как колода, возражал другой и оба молча кивали, разговаривая больше сами с собой, нежели друг с другом, смотря как старый лекарь колдует над распластанным на щербатом деревянном столе неудачником-претендентом.
Положение осложнялось. Школа должна была выставить на разные виды состязаний по одному участнику. В случае отсутствия оного противник получал победу заочно. Такого еще не было за все время существования школы.
А ты ловко справляешься с конем, оценивающие приглядывался ко мне мастер. Хорошая посадка. Колени, конечно, нужно прижимать плотнее, но корпус держишь в унисон, да и подвижность неплохая.
- В гарнизоне, где я жил проходила подготовка лошадей для гвардии. Дестрие конечно мне еще не позубам, но с гунтером или рысаком я вполне справлюсь не испытывая застенчивости, окрыленный похвалой Монтегю отвечал я.
- Подготовишь коня. Перевяжи ноги, подгони упряжь, чтобы не бряцало ничего, коня не кормить, через час дашь немного воды, да смотри, чтобы не была холодной. К полудню выйдешь на турнир – рубил воздух не требующими возражений распоряжениями мастер.
- Я внесу тебя в список на конный поединок, остановившись на полпути и обернувшись ко мне, уже мягко вымолвил он. Значит, наверху кто-то замолвил за тебя словечко и звезды так сложились сегодня. У тебя есть хороший шанс все изменить в своей жизни – он положил обе руки мне на плечи, слегка встряхивая, выводя из оцепенения.
- Противник у тебя сильный, но это не значит, что его нельзя победить. Их герольды крутились у палаток и наверняка уже пронюхали, что ты выходишь на замену.
- Но может быть это и к лучшему, - успокаивал он. Скорее всего, они не в восторге от твоих талантов, поэтому недооценивают тебя, и это может быть нам на руку.
Легкая дрожь колотила меня по всему телу, слова мастера с трудом долетали до моего сознания. Я теребил упряжь нетерпеливыми руками, которые жили своей собственной жизнью впервые предоставившейся им редкой возможностью. Сердце глухо колотилось под кованым нагрудником. Через опущенное забрало шлема пробирался легкий ветерок шевеля неморгающими ресницами.
-Вобщем ты все знаешь, повышая тон, крикнул наставник. Незачем говорить лишнее, все теперь в твоих руках и милостью
святой Гертруды призываю тебя: - Иди и сразись,- хлопнув
рукой по крупу жеребца, отошел назад мастер.
Трубы пронзительным ревом взметали ввысь упругую медную волну. Пространство липким медом растянуло действительность. Зеленая гладь арены растеклась в прорезях покатого шлема. Глаза замечают плавное кукольное движение герольда взмахивающего цветастым гербом расшитого золотом флага.
Р-р-р-а-а-р-р-р-а-а-а-ш-ш …
мощной волной покатилось вдоль людской живой реки лиц и рук. Одновременно ударили шпоры в бока, лошади заржав, выбивая дерн из-под взлетающих ввысь копыт, стремительно сближали двух закованных в сталь противников.
У-у-у-х, - пронеслось над выдохнувшим одним разом многоликой толпой ристалищем. Черное копье спиралью белых полос разрезало пространство в опасной близости от встречного всадника, повышая риск одним ударом закончить едва начавшуюся схватку. Касательный скользящий удар палаша, оставивший на выставленном вперед тарче противника глубокую полосу, уступал по эффекту выброшенному в лицо противника стремительного древка копья.
Развернув скакуна нападающий, наклонив вперед затупленное, но мощное острие своего оружия, продолжал начинающую развиваться атаку, преследуя чудом проскочившего мимо соперника. Напряжение боя усиливалось. Поддерживаемый одобрительным ревом подгоняющей его толпы, копьеносец, захватывая инициативу и воодушевленный собственным куражом продолжал тяжелые атаки на уходящего от его разящих ударов легким аллюром боковых смещений всадника.
Рисунок боя не менялся. Стремительно надвигающаяся горной вершиной масса конника прорезала тяжелые пласты разогретого полуденным солнцем воздуха, недавно занимаемого пространства ловкого поединщика. Прижимаясь к гриве послушного скакуна, орудуя шпорами защитных сапог, придерживая или подгоняя разгоряченного коня в нужных местах, верткий всадник продолжал уходить от разящих воздух копейных ударов. Размашистые боковые удары лезвия его меча все чаще проходили мимо изрядно порубленного кавалерийского щита, доставая до защитной кольчуги, болезненными ударами отражаясь в тебе нападавшего.
Солнце стояло в зените. Бросая вниз свои огненные лучи и отражаясь в стальных гранях доспехов и кольчуг противников,
разъяренное светило превращало все более
сгущающийся воздух в желеобразное марево, плотным покрывалом, окутывающим все окружающее ристалище пространство. Люди и кони отдавали последние силы в этой безумной гонке. Деревенеющие от постоянного напряжения мышцы, парализующая усиливающаяся боль вдоль спины преследовали обоих противников, подстегивая их на решительные действия.
Рев и улюлюканье толпы достигло своего апогея, когда траектории двух верховых сошлись в центре ристалища. От полученного рыцарского удара, нанесенного на всем скаку копьем, легкий щит растворился воздухе брызгами щепок. Пронизывая цепью молний потерявшую подвижность левую руку, с трудом удерживающегося, на вставшем дыбом, коне защитнике. Действуя, как дубиной, сломанным от удара копьем нападающий продолжал атаковать противника, одновременно защищаясь от обрушившихся на него вертикальных ударов сверкающего на солнце длинного лезвия клинка. Разъяренные кони противников спутанными гривами врезались друг в друга, их пронзительное ржание вплеталось в многоголосый ревущий хор жаждущей зрелища толпы.
……………… сознание, растянутое вязким каучуком, плавным неотвратимым движением приближало все увеличивающееся в размерах сломанное пополам глянцево-отполированное древко копья. Отстраняясь всем не слушающимся разума телом, выворачивая натруженные от бешеной скачки мышцы, пытаясь предотвратить стремительно приближающуюся угрозу, конный мечник уходил от удара. Противный скрежет покореженного железа огласил ристалище жалобным криком, срывая застежки поверженного шлема, изломанной игрушкой опрокидывая его на короткую траву арены. Вспыхнувшие красным огнем губы вдруг наполнили пересохший рот горячим и жгучим вином, светлые волосы взметнувшимся факелом разлетелись по плечам, освободив молодое лицо всадника порыву налетевшего ветра.
Присевший на задние ноги рысак из последних сил удерживал с
трудом держащегося за сбрую всадника. Открытое и развернутое всей мощью вкладываемого в удар, тело копьеносца продолжало двигаться повинуясь влекомой его за собой силой скользящего движения, все более разворачивая бронированное тело в другую сторону, открывая беззащитную спину грозного всадника.
Пружинисто выпрямляя мощные ноги, скакун возвращал прежнее положение откинутому назад телу. Потерявшая было на мгновенье чувствительность левая рука соединилась с правой на рельефном эфесе клинка. И наваливаясь всей силой приходящего в себя от изгиба корпуса, всадник обрушил всю мощь двуручного удара в широкое лезвие стремительно опускающегося палаша на беззащитный шлем противника.
Не выдержавшее неожиданной атаки, дизариентированное и ослабевшее тело атакующего конника, вялым тюком свалилось с желающего, всем своим существом, освободиться от опеки, рвущегося на волю могучего дестрие.
Голосование
Тема: 1257. История Рыцаря. Автобиографический роман прохождения 1257. (Прочитано 13689 раз)