Кручина

Пролог

     

  Рассказ о Яремире – вегирском младшем дружиннике из Люблиня, что служил воеводе Мегире Лютичу. который стал гридем не смотря на то, что ему семнадцать лет.       

        Вечернее солнце клонило за горизонт. Вернее оно тонуло в кронах деревьев, раскинувшихся густым лесом по правую руку от нас. Небо на западе всё было залито багровыми красками, которые насыщались ближе к светилу и совсем блекли, где то над нашими головами, уступая уже тёмно-синему небосводу. Уже видна была на востоке луна – бледная, она ещё скрывалась от последних лучей солнца, лишь немного показав бочок. Звезд не было вовсе. Усталая и изрядно потрёпанная дружина шла в Люблинь, растянувшись длинной цепочкой вдоль натоптанной дороги, стучали копыта, гремела бронь, разложенная теперь по обозам и гужевым лошадям. Разговаривали усталые дружинники. Где то басили старшие, ближе ко мне слышны были ещё отроческие молодые голоса. Впереди конными ехали старшие дружинники воеводы Мегиры Лютича, за ними младшая дружины – кто конный, а кто пеший – в основном отроки. Тяжело и устало фыркал подо мной конь – устал, Ворон. Я заботливо похлопал своего коня по шее: - Ничего, Ворон, скоро уже дом – отдохнёшь, ещё надоест! – Конь одобрительно фыркнул и даже, казалось, немного прибавил ходу         
           - Вот и солнышко нас услышало, спряталось за деревьями, чтоб нас зноем не мучить, - думал я, - Нынче весь зарев такой знойный был, да ещё и в сердце не угас огонь той битвы… - я ехал, опустив голову. Никакая усталость не могла заглушить боль в сердце – я потерял в той битве родного брата. Лишь лучи заходящего Солнца грели душу. Вокруг, казалось, была пустота, но неяркие, красные лучики светила играли со мной, то прячась в густых кронах леса, то проглядывали, чтобы подмигнуть и опять укрыться в зелёной чащобе. Вскоре и Солнце покинуло меня, сразу наступила сумеречная прохлада. Протрубили привал.
           Ну и зачем? – подумал я. – До города осталось примерно с десяток вёрст, могли бы и дойти к утру.
            Вскоре всё войско расположилось на опушке леса, не далеко от дороги. Стреножили, расседлали коней, да привязали каждый поближе к себе. Старшие вместе с воеводой расположились чуть поодаль, шумели, о чём- то ругались. Младшие же тихо расположились у костра, изредка переговариваясь, – все устали и хотели отдохнуть. Я, стреножив Ворона, и привязав его к одинокому дереву, стоящему поодаль от лагеря, сам расположился здесь на ночлег. Хотелось забыться и отдохнуть хоть чуть-чуть. Подложив под голову седло, я стал засыпать. На душе было и спокойно и тревожно одновременно. Спокойно, потому что чувствовался легкий, душистый запах Родной земли, щёдро пахнущей своими травами, стрекотали кузнецы, в лесу были слышны немногочисленные голоса. Я прислушался: - Точно, тетерев токует. Тихо. Звезды теперь, когда Солнышко ушло, усыпали всё небо гроздями различных узоров. Закрыл глаза – всё стихало, последнее, что услышал перед тем как провалиться в сон – как фыркал Ворон.


            Старшая дружина вся собралась около большого костра. После яростного спора все затихли. Воевода сидел ближе всех к огню – густая, тёмно русая борода, волосы чуть кудрявые, невысокий, но коренастый. В глазах его отражался огонь. Отхлебнув воды из кожаной фляги, он заговорил:
           - Нуу,  а ты то, Сбыслав? Неужто тоже уйдёшь? – гневно спросил воевода, глядя на дружинника. Тот лежал на траве, облокотившись на локоть.
           - Ну чего молчишь, или не тебя спрашиваю?
            Сбыслав опустил голову. Немного погодя он всё же заговорил.
            - Ты, воевода, не серчай. Отец мой был в этой вере и я из неё не уйду… Не вернусь к старым богам. Отец господа бога благодарил, когда я родился, но не старых богов. А умру – в рай попаду, к отцу, да к мамке, к дедам своим. А коли переметнусь, - кого найду я из родичей в Ирии?
            - Дедов и найдёшь! – пробасил другой воин.
           Мегира ещё раз отхлебнул и бросил флягу на пол.
            - Тогда прочь!!! – закричал воевода, - Все прочь! Все, кто не со мной! Прочь! Ваш бог слаб и играет вами! Не он ли наслал  на нас свадийских рыцарей?! Своих верных рабов?! А вы, вы? Вы же дрались с ними! Как вы могли? Они же ваши братья получается! Тьфу! Прочь! Уходите! Прямо сейчас! – Мегира не на шутку разозлился.
           Примерно четверть дружинников стали живо седлать коней, некоторые одели броню. Стали кликать  кого-то из младших, и из младшей дружины примерно четверть стала собираться уходить.
            Зычный голос разбудил меня,  и, обеспокоившись, я встал, чтобы посмотреть что  происходит. Всадники, оседлавшие коней, бросали дерзкие взгляды на воеводу и удалялись во тьму. За ними торопились отроки и, отчасти, гриди. Некоторое время лагерь затих. Исчезли во тьме последние воины. Сначала я не понимал, что происходит, но потом всё же догадался. Тогда, после сечи с псами-рыцарями, часть дружины вздумала похоронить по их обычаю погибших рыцарей. После этого и произошёл «раскол», да и конфликт зрел давно…
              Я подошёл к костру – воевода ворочался, пытаясь уснуть, отец сидел у костра и о чём-то думал.
              - Яремир! – батька поднял голову, окликнул меня. В свете костра его лицо казалось сильно постаревшим – тень ложилась на глубокий морщины и шрамы. Глаза блеснули Тяжело вздохнув, он сказал:
              - Горыня уехал…. Забрал дичь, что подстрелил… пойдём чтоли глухарей подстрелим, Ярик? – отец поднялся с земли, отряхнулся, - Бери лук! И айда!
              Лагерь уже затих, воины старались уснуть, лишь два человека удалялись в сторону леса – сын Яремир и его отец Вострогор. Луна, хоть и показалась на половину, и всё же пригоже освещала поле. Лес уже был близко и надвигался грузной тёмной стеной, хоть и не отличался густотой. Вдруг отец остановился.
              - Яромир… ,расскажи мне как погиб Радота? – выдавил эти слова из себя отец.
              Я остановился, перед глазами пронеслась в мгновения та сеча. Зажмурил глаза, встряхнул головой и, чуть обернувшись, сказал:
              - Его сшибли с коня, отец… В лобовую…копьём… Тот рыцарь…я убил его, - я отвернулся чтобы не показать свою слабость. Слезу вышибло…
               Отец тяжело вздохнул, поднял голову и долго разглядывал небосвод.
                - Твоя мать… ей снилось это. Так, как ты рассказал, - после долгой паузы сказал батька, - теперь я знаю, что это был вещий сон.
                Было тяжело это слышать. Мне был дорог мой старший брат. Очень много воспоминаний было связано с ним. Всю свою сознательную жизнь мы были вместе. Всю. Да теперь остался я без брата в семнадцать лет отроду.
                В лесу было тихо. В глубине леса, где-нибудь на ветке дерева, в дупле, гукает изредка филин.  Токует где то поблизости глухарь. Поднялся легкий ветерок, колышущий листву деревьев стоящих у опушки. Два охотника крались едва слышно – опытные.

Всё не то!

Очень эпично! Особенно хорошо удаются описания. Немного не понятно то, что было до рассказа. Но каждый автор имеет право строить свой рассказ, как ему нравится. 

Да как то сумбурно всё выложил. Возможно редактировать буду этот пролог)

Да как то сумбурно всё выложил. Возможно редактировать буду этот пролог)

Могу только порекомендовать, написать о гибели брата Яремира и соответственно о битве. А так все хорошо!!! Придраться не к чему

Могу только порекомендовать, написать о гибели брата Яремира и соответственно о битве.

Спасибо за совет) Подумаю)

Читается как хороший рассказ. Непременно буду ждать продолжения. Из замеченных недостатков - поработать с пунктуацией, некоторые предложения слишком длины.

Могу только порекомендовать, написать о гибели брата Яремира и соответственно о битве.

Спасибо за совет) Подумаю)

Я бы посоветовал развивать повествование дальше, а о битве, ее причинах и других предшествующих событиях (типа детство ГГ, первая любовь, впервые сел на коня, что-нибудь из политической жизни гос-ва и т.п и т.д.) поведать нам во флешбэках Яремира и других персонажей.
P. S. Успехов вам на нелегком творческом пути!

Вот, хорошо. Видно что рука уже набита  . Всё хорошо и с интересом читается. Буду ждать продолжения.

Вот, хорошо. Видно что рука уже набита  . Всё хорошо и с интересом читается. Буду ждать продолжения.

полностью согласен, качественная вещь,+

Всем спасибо за лестные отзывы, я даж смущаюсь
 
Мысли вслух:
Я хотел бы написать историю о Русском дружиннике 13 века, но уж больно создаётся много рамок. Такой уж я человек, что не могу писать псевдоисторичные рассказы. Поэтому я взял за основу Кальрадию. Но лишь условно, так что если буду описывать какие то события, предметы(доспехи дружины к примеру), людей - и они будут похожи на настоящие, нежели на "Вегирские" - уж не обессудьте))

очень  понравилась продолжай!

Ночное дежурство

В ревун месяц пять тысяч девяносто третьего лета, или тысяча двести сорок третьего года по новому летосчислению к стенам Люблиня подступило войско Боротиньского и Никопольского князя Белогора, а так же Бедьжиньского воеводы Гастомира. Князь Белогор приказал воеводе Мегире, который был посадником великого князя Яроглека, сдать Люблинь и уходить из города прочь, иначе город возьмут измором. После отказа воеводы сдать город началась осада. В тот же день начались и перешёптывания бояр за спиною у воеводы.

                     - Яремир, - окликнул меня отрок Градята, поступивший на службу всего две недели назад, - я слышал, что ты был в сече у Варны, расскажи а? – голос молодого отрока был звонким, и нарушал тягучую тишину.
                     Сегодня я дежурил на стене. Потрескивали огоньки на факелах, развешанных на каменных зубьях крепостной стены. Город, спрятавшийся за высокой стеной, уже затих. Во дворах лишь лаяли собаки. Ночь выдалась прохладной – всё-таки уже ревун месяц к концу идёт – в этих краях зима наступит уж на грудень месяц. Моросил нудный осенний дождь, благо сегодня место у меня было удачным – под деревянным кровом. Изо рта шёл пар, который исчезал, становился невидимым на фоне многочисленных зажженных огней Белогорова войска. Сколько раз я пытался счесть их, чтобы скоротать время, да не закимарить, однако мой взгляд всё время останавливался на том или ином огоньке, мерно пляшущем в ночи. Я глядел на его пляски до тех пор, пока не ловил себя на мысли, что засыпаю. Так было и сейчас.
                    - Яремир! - снова окликнул меня Градята, стоящий в двух проёмах от меня.
                     Я немного встрепенулся и слегка повернул голову в сторону напарника. Взгляд мой по-прежнему не мог оторваться от света костра.
                    - Да тут я! – безразлично откликнулся я.
                    - Да вижу что ты тут, Яремир. Я говорю, расскажи про Варну,а?
                    Я тут же перевёл взгляд на Градяту. Он смотрел на меня как то исподлобья – может быть, не привык ещё к шелому, а может быть…. боялся. Не то, чтобы страх, а просто от уважения – после похода я стал уважаем среди люблиньских отроков и гридей. Меня это конечно не могло не радовать, однако если бы со мной был мой братка – тогда бы было во стократ приятней. Новая лёгкая кольчужка Градяты блестела от неярких огней факелов, а алый плащ, прикрывающий левоё плечо казался чёрным. Он отвёл от меня взгляд, будто бы вглядываясь во вражеский стан, потом взял копьё поудобней снова глянул на меня и обижено бросил:
                      - Ну не хочешь, как хочешь! – и отвернулся.
                     Я, немного поразмыслив, решил рассказать Градяте о той сечи. Да и ночь скоротается. А раны… раны заживут со временем.
                     - Мы стояли сторожевым полком на опушке леса, - начал я, - должны были караулить подход к передовому полку с правого фланга. Передовой я видел только мельком – широко растянулись копейщики, за ними стали стрельцы, там же где-то «Старшие» стояли. У нас в полку были отроки, да гриди, да около сотни пешцев.
                     - А кто вас вёл? – перебил меня Градята.
                     - Не помню  точно сейчас. Не из наших был, вроде из Брешти боярин какой…. Гудой  чтоли, - я глянул на отрока – тот внимательно смотрел на меня и жаждал продолжения.
                     - Так вот, мы стали в четверть версты от передового, - я рассказывал, и сам будто снова переживал те чувства, что испытывал тогда. В животе была какая-то тяжесть, всё тело было в напряжении и ожидало грядущей битвы.
                    - Потом я слышал, как протрубили в рог, а спустя пару минут прискакал гонец и сказал, что свады выстроили пехоту напротив передового и обстреливают копейщиков из самострелов и луков. Так же сказал, что рыцарей на поле вышло мало, и что возможно обходят с фланга. «Крепитесь, парни, и будьте готовы» - я старался передать интонацию гонца. Тогда в его голосе проскользнуло какое-то искреннее пожелание удачи и забота.  Теперь я его понимаю – в нашем полку редко кому перевалило за двадцать годков, а рыцари тоже не пальцем деланы.
                     - Боярин сразу назначил гонцов, которые, в случае флангового обхода, должны были мчаться к воеводе, - продолжил я, - потом боярин дал нам указания, что делать в случае обхода.
                    - А он что ушёл чтоли? – непонимающе спросил парень.
                    - Да нет же! Сам рассуди, вот ты бы внимательно слушал приказы, когда увидел бы, как напротив тебя строяться рыцари?
                    - Да! – твёрдо ответил Градята, - я воин! – и тут он осёкся – всё же воин из них двоих всё таки  Яремир.
                    Я лишь хмыкнул, но сдержался от того, чтобы проучить паренька.
                    - Ну-ну, воин. Время покажет. Боярин давал указания как раз учитывая, что его просто могут не услышать в случае обхода. Вот и всё.
                   - Нуу, а дальше? – нетерпеливо нудил Градята.
                    - А дальше, - я вновь погрузился в воспоминания. Вспомнился момент, когда я снял шелом, чтобы почесать затылок и решил немного отдохнуть от железяки. Ко мне в момент подскакал брат  на своём ярко буром коне и сказал надеть шлем. «У тебя то вон морда не закрыта – а мне в кольчугу дышать» - огрызнулся я, ткнув пальцем на кольчужную бармицу, закрывающую лицо.  Радота резво подвёл коня ближе ко мне так, что его рысак бортонул моего Ворона, и отвесил мне подзатыльник – Одевай я сказал! – зычно гаркнул братишка и вновь занял своё место в строю. Я тогда ещё усмехнулся, сняв кольчужную рукавицу, утёр лицо от пота, и только после этого надел на голову шлем.
                   - Ну а дальше, дальше? – нудил отрок, уставший ждать пока я вспоминаю мельчайшие детали.
                   - А дальше мы долго стояли в ожидании. Изредка доносились толи крики, то ли чьи то стоны со стороны передового, но битва там ещё не завязалась – так говорил нам боярин. Потом вновь я слышал, как трубили в рог и уже подбадривающие крики передового. Я тогда подумал – началось. И не ошибся! Вскоре стало слышно как лязгает метал.
                    У Градяты аж дух захватило, судя по реакции.
                    А потом, - я сделал небольшую паузу, - потом мы увидели как на опушку леса выехал рыцарский полк. Самих рыцарей было немного – около полусотни, но с ними были слуги – их уже было не меньше полтора сотен! Столько знамён вынесли на своих копьях, - я даже тогда усмехнулся, только не от того что весело, а просто играли нервы – первый бой.
                    - Как ж они вооружены то? – снова перебил отрок.
                   - Ну… Видел вёдра жестяные, что на частоколе у Нечая висят?
                   - Нуу! – непонимающе ответил Градята.
                   - Ну вот примерно такие у них шлемы, только с дырками для глаз!
                   - Ага, издеваешься! – недовольно хмыкнул отрок.
                   - Ну как знаешь, моё дело рассказать.  А уж веришь или нет – твоё дело. Так вот на теле кольчуга, а поверх кольчуги туника. Хех, тоже вся размалеванная. Половина этих самых рыцарей были сине-жёлтыми, другие в белых мантиях. Ага, вот забыл ещё – у некоторых на этих самых вёдрах рога были!
                    Градята усмехнулся - Ну-ну!
                    Начал я было рассказывать дальше, как услышал как ударилась в каменный зуб стены и обломалась стрела. Потом последовал чей то невнятный крик. Я подошёл ближе к проёму и стал прислушиваться.
                   - Эхэхэй! Зови воеводу! Князь с ним говорить хочет! – прокричал кто то из тьмы.
                     Я переглянулся с Градятой и кивнул ему, - Зови!

               
                     Буду благодарен за конструктивную критику, замечания и пожелания)

(без комментарий) 

Не перехвалите, ёлки палки)

Такс, сразу прошу прощения что многа букаф. Выкладываю скорее не для чтения, а для критики. Нужна критика, павнове. Конструктиваня, справедливая. Желательно бы выслушать мнения камрадов Ulsara и Warlocka

Приде Князь ВсеволодЪ  вЪ НовгородЪ и владыка, и вси мужи одарени безЪ числа, и ради быша Новгордци, и бысть мирЪ. Того же лЬт: Гюрги князь присла брата своего Святослава – НовогордчемЪ  вЪ помощь, идоша Новгордци сЪ СвятославомЪ кЪ Кеси, и придоша Литва вЪ помощь же, и много воеваша, нЪ города не взяша.
                                                                  Новгородская летопись. Лето 6730.


                       Новгородская дружина  возвращалась с похода. Двенадцатитысячное войско истощилось после многочисленных столкновений с рыцарями-меченосцами, пытаясь захватить замок Венден. А кровавое сражение у Венденского замка не оставило надежды, на дальнейший успех. Колона войск растянулась почти на версту – шли спокойно, не торопясь и не ожидая нападений –  орден ещё не оправился от частых и изматывающих ударов Новгородцев. После переправы через речку Нарову войско стало ещё меньше – вся литва пошла во Псков – через Новгородские земли было идти всё таки спокойней.
                        Вечернее солнце клонило за горизонт. Вернее оно тонуло в кронах деревьев, раскинувшихся густым лесом по левую руку от нас. Небо на западе всё было залито багровыми красками, которые насыщались ближе к светилу и совсем блекли, где то над нашими головами, уступая уже тёмно-синему небосводу. Уже видна была луна – бледная, она ещё скрывалась от последних лучей солнца, лишь немного показав бочок. Звезд не было вовсе.
                         Колона гремела бронёй, кольчугами, доспехами. Слышны были чьи-то  безмятежные разговоры, топот копыт. Чуть впереди, в голове колоны, где ехал молодой князь Святослав, было слышно, как басят бояре, да старшая дружина, то и дело заходится в зычном смехе. Дорога нынче сухая – с середины травня дождь не проходил. Поэтому пешие, что шли позади верховых захлёбывались в дорожной пыли.  Тяжело и устало фыркал подо мной конь:
                       - Устал, Ворон! - Я заботливо похлопал своего коня по шее, - Ничего, Ворон, скоро уже дом – отдохнёшь, ещё надоест! – Конь одобрительно фыркнул и даже, казалось, немного прибавил ходу, хотя торопиться было и некуда. Дорога вилась вдоль леса, то углубляясь в него, то оставляя по левому боку. Справа растелилась широкая, поляна, усыпанная полевыми цветами. Жаркое нынче лето, тёплое, раз цветы так рано к Солнышку потянулись. Вокруг была красота, но мне было не до того. Было душно, несмотря на поздний час, душно и тяжело. Как будто на грудь наковальню поставили.
                      - Вот и солнышко нас услышало, спряталось за деревьями, чтоб нас зноем не мучить, - думал я, - Нынче весь травень месяц  такой знойный был, да ещё и в сердце не угас огонь той битвы… - я ехал, опустив голову. Никакая усталость не могла заглушить боль в сердце – я потерял в той битве родного брата. Лишь лучи заходящего Солнца грели душу. Вокруг, казалось, была пустота, но неяркие, красные лучики светила играли со мной, то прячась в густых кронах леса, то проглядывали, чтобы подмигнуть и опять укрыться в зелёной чащобе. Вскоре Ярило покинул меня и сразу наступила сумеречная прохлада.  Казалось, всё затаилось в ожидании наступления темноты. И в этой тиши стрекотали кузнецы – так громко и настырно, что если особо не прислушиваться, то топот копыт вовсе замолкал, тонул в гулком стрекотании.
                - Дома… - подумал я, хоть сам я был из Владимира, но все же это были родные поля и леса, а не ливонские просторы, от которых тянуло какой то смертной тоской и  гнётом. Я расправил спину и, глубоко вдохнув, почувствовал запах летних трав. Почувствовал только теперь, будто сбросив с себя ту наковальню, что сдавила грудь. Запахи эти были насыщенными, яркими, пахло цветами, которые уже попрятались и закрылись, пахло Землей. Прелый запах Родной Земли. А потом этого запаха не стало – налетел лёгкий ветерок, развеял все запахи, освежил воздух и я немного забылся и успокоился - брат погиб в бою – значит быть ему теперь в перуновой дружине. Волосы мои легко трепал ночной ветерок и хотелось пришпорить Ворона, нестись по полю, навстречу ветру….
                С гиканьем и свистом лихо проскакали вперёд ушкуйники – эти лихие молодцы очень помогли нам в бою. Теперь вот веселятся да радуются – у каждого по две три лошади, нагруженные различным тряпьём, да доспехами немецкими. А как лихо у них выходит крюками стаскивать рыцарей со своих лошадей! Воспоминания о рыцарях, о боях и походе немного убавили мой пыл – оставался какой-то неприятный осадок. Братишка был мне так дорог. Всю жизнь мы были вместе – благо отец воспитал нас так. И вот теперь в семнадцать лет отроду остался без брата.
                 Так в раздумьях я и проводил дорогу. Когда окончательно стемнело, легкий прохладный ветерок сделался холодным и усилился.  Шумели густые кроны деревьев, дорога теперь виляла вдоль леса, и только яркая луна, идущая на убыль, освещала путь. В дали мелькнули огни, а вскоре перед усталым войском появился небольшая крепость, которая была обнесена хиленьким невысоким частоколом. Ворота со скрипом распахнулись, и головная часть колоны уже вошла в крепость. Я ехал во главе младшей дружины – княжий боярин Скуба назначил меня десятником дружины. Уже въезжая в ворота, мне навстречу выехал дружинник Василько – крещёный половец-дружинник Святослава, а следом за ним поехал отец. Они рысью промчались мимо меня и припустили куда то в лесок. Отец меня не заметил, однако я почувствовал что-то не ладное и помчал за ними.
                    Крепость Ям осталась где-то позади, холодный ветер обдувал лицо, Ворон нес меня куда в лес, куда только что пронеслись два дружинника – мой отец и этот половец. На душе было как-то не спокойно – я с самого начала не доверял этому половцу, хотя и не было повода. Просто звериным чутьём чуял в нём что то гнилое. Я сжал поводья крепче и пришпорил коня – злоба овладевала мной.
                   После того как я въехал в лес, пришлось сбавить темп, чтобы ненароком не зацепить какой нибудь сук и не слететь с коня. Глаза уже привыкли ко тьме, однако увидеть что нибудь я не мог. Пришлось остановиться и, замерев на мгновение, прислушаться.
                    Лес тихо шумел листвой, и ничего особенного не было слышно. Всё моё тело было напряженно, я даже привстал с коня, и, казалось, всем своим телом хотел услышать хоть какой-нибудь звук. Но никаких звуков не последовало.
                    - Чую…чую что-то не то, - думал я. Ещё немного послушав, я поехал дальше и вдруг услышал приближающийся топот копыт – он доносился откуда-то с опушки. Я замер и стал вглядываться в сторону откуда доносился звук. Было плохо видно, но вот сверкнули доспехи в лунном свете, где-то между деревьев.  Я почему то сразу понял, что это промчался половец. Тревога в моём сердце усилилась, и я, пришпорив коня, помчался туда, откуда ехал Василько. Ехать пришлось недолго – скоро я заметил среди деревьев ярко-бурого отцовского коня – Разгула и направился к нему.
                       Конь смиренно стоял у тела моего отца. Фыркал, мотал головой, нервничал. Я на ходу соскочил с коня и бросился к отцу.
                       - О..О..Отец, - я присел на колени рядом с телом отца и начал его легонько трясти, - Отец! Я пощупал родник жизни – кровь больше не пульсировала в нём.
                       - Отец…, - где в глубине души я всё понимал, но никак не желал мириться с этим… - Отец…– совсем безнадёжно проговорил я. Кулаки мои сжались от боли. Я обнял отца, прижал к себе.  Сожмурил крепко глаза – «нельзя..нельзя показывать свою слабость..никому…так учил батька» - думал я, но слезу всё таки выбило.
                        - Батька…Батька…. – безнадёжно повторял я. Почувствовал как рука испачкалась чем то тёплым,  посмотрел – кровь. В сердце поселился какой-то холод. Горечь…горечь потери постепенно уходила, потому что на её место приходила ярость. Дикая, страшная. Я поднялся с колен и теперь заметил, что меч отца не вынут из ножен.
                         - В спину! – мысль скользнула так, будто тонкий кинжал пронзил моё сердце холодным лезвием. В глазах потемнело – сжал до боли кулаки и что было мочи, взревел на весь лес! С каждым мгновением крика силы покидали меня и, наконец закончив кричать я вновь опустился на колени. В сердце теперь поселилась какая то пустота, как будто что-то умерло во мне. Умерло. Но это пустота соседствовала в моём сердце с жаждой отмщения.
                          - Отомстить! Отмстить! Изрублю паскуду! На мелкие части! - кулаки вновь сжались,  и я, ещё раз глянув на отца, поднял его тело, и бережно положил его в седло. Взобравшись в седло Ворона я взял уздечку отцова скакуна и повёл за собой.

                          В Яме уже во всю гуляли. Дружина Святослава устала в этом походе и понесла существенные потери. Новгородское войско не стало останавливаться в крепости – они двинулись прямиком в Новгород.
                           - Отворяй ворота! – дерзко сказал я.
                           - Ишь ты, кто такой? – послышался старческий голос по ту сторону ворот.
                           Сверху, с маленькой деревянной башенки кто-то высунулся и тут же я услышал :
                            - Открывай,  Иван Сдемилыч, это Святославов вой.
                           Ворота со скрипом отворились, и я въехал внутрь крепости.
                           Ям был небольшой деревянной крепостицей, в ней было около полутора десятков дворов, воеводин дом и что-то вроде дружинной избы, откуда сейчас доносились громкие крики и смех . Там же рядом суетились отроки – жарили кабанчика, да носили бочонки с медовухой. Больше никого на улице видно и не было.
                            - Хоспади иисусе, - перекрестился старик, открывший ворота, когда увидел тело отца, - неужто тати в лесу? – спросил мне вслед, однако я ничего не ответил – в мыслях я уже видел, как я пронзаю эту половецкую мразь мечём, а он смотрит мне в глаза. Преодолев небольшое расстояние до дружинной избы, я слез с коня, медленным шагом подошёл к Разгулу, и взял отца на руки. Его лицо теперь было бледным, казалось, даже отсвечивало синими красками на лунном свете. Он был тяжёлый – тело его обмякло, да ещё отец мой был облачён в полный доспех, весивший побольше пуда.
                             - Ну чего пялишься! – зло сказал я отроку, стоявшему у двери в избу, - открывай!
                            - Князь не велел младших пускать… - немного замявшись, ответил мне Распута. Я узнал его, потому что он тоже был из Владимира.
                            - Ты что слепой! – завёлся я, - отворяй дверь!
                            Распута замялся – вроде и пускать не велено, а тут вон какое дело – Яромирова отца убили.
                            Как только я вошёл в нос сразу ударил запах хмеля и громкие, невнятные звуки, хохот, даже чья-то брань – всё обрушилось на меня в раз. Я внёс отца боком, потому что узкий проём не позволял нормально войти, и тут же встретился взглядом с князем. Святослав Всеволодович восседал во главе одного из столов, когда увидел меня. Постепенно  вся изба замолкла и теперь вся старшая дружина смотрела на меня.
                            - Василько убил моего отца! – гневно заявил я. Я был настолько зол, что даже не подумал почтить князя поклоном.
                            - Хм… - задумался князь. Веселья как не бывало.
                           - Твердислав! – вскочил дружинник Богдан, глядя на моего отца. Богдан был другом моего отца, да и со мной у него были хорошие отношения.
                           - Твердислав! – вторил ему седой Белояр. Постепенно к телу отца подходили дружинники, и, склонившись над ним, что-то шептали. Я же искал глазами среди избы этого сучёнка Василько.
                           Дружинный дом вновь загудел, теперь все рьяно начали высказывать своё мнение и сожалеть об отце.
                            После недолгой заминки князь сказал мне:
                            - А с чего ты взял, Яромир Твердиславич, что отца твоего Василько убил?
                           - Я видел! Я следил за ним! Князь, Василько ударил отца в спину! – едва сдерживая гнев, проговорил я. Князь пристально смотрел мне в глаза.
                           - А кто подтвердить слова твои может? – спросил Святослав.
                            Мысли бегали одна за другой, я-то знал, что это сделал Василько, но князю нужны были доказательства.
                           - Фёдор, который Гордеев сын! – вдруг вспомнил я, что тот ехал рядом со мной, когда из ворот направились в сторону леса мои отец и половец.
                            Белояр и Богдан смотрели на меня, будто хотели уловить каждую мою мысль и испытать тоже, что испытываю я. На них я всегда мог рассчитывать, так как они были старыми друзьями с отцом, да к тому же они тоже были язычниками.
                            - Выйдем на двор, будем судить по правде Русской, – заявил князь и добавил, - Вышегор, Иван, Степан Иваныч, нужно найти Василько. Младших тоже озадачьте. Вся дружина зашумела и стала потихоньку выходить во двор. Вскоре в избе остался только я, да Богдан с Белояром.
                            - Виру двойную взгреют с поганого… да и только, - произнёс Белояр, с тоскою глядя на отца.
                             Богдан положил руку мне на плечо.
                             - Не нужно мне золото его…. Хочу суд Богов! – сказал я.
                             - Князь воспретит, - возразил Богдан.
                             - А мне всё равно, - безразлично произнёс я,- не будет суда – просто заколю,башку снесу мразоте… - он в спину его ударил! В спину! – я вновь начал злиться.
                             - Яромир… деды видят, Боги видят – они помогут, - поддержал Белояр.
                             - У князя своя правда, а у нас своя! – поддержал меня Богдан, - виру пускай заплатит, а потом на суд Богов его вызвать.
                              Я оставил  отца в избе и вместе с Белояром и Богданом вышел на двор.
                              На дворе собралось много народу, но в основном это были бояре, мужи князя и старшие дружинники. Младшие собрались чуть поодаль и наблюдали за происходящим. Спустившись с высокого крыльца, я сразу же заметил Василько, он был со связанными руками, рядом с ним стоял Вышегор и Иван.
                               Ярость обуяла меня, и я, выхватив меч, бросился на половца. Я не видел никого кроме него, а тот стоял с непонятным выражением лица, толи насмехаясь, толи испуганно глядел на меня. Я бы пронзил половца насквозь, если б меня не остановили Богдан да Белояр.
                                Князь тем временем вышел на крыльцо, и оттуда взирал на происходящее.
                               - Умерь свой пыл, Яромир Твердиславич, - сказал Святослав, - не гоже бросаться, надо по правде судить.
                              - Князь! – я смотрел прямо в глаза Святославу Всеволодвичу, - а по правде ли убивать со спины?! – завёлся я, - это по правде?! Князь, мне не нужно его головничество! Я хочу его смерти!
                              Дружинники вновь загудели и начали спорить между собой. Князь ждал, пока кто-нибудь выскажется.
                             - По правде восемьдесят гривен должен уплатить, и Яромиру двадцать! – крикнул кто-то из воев.
                              Собравшиеся во дворе загудели ещё сильнее. Я стоял ближе всех к крыльцу, посередине полукруга, который образовали дружинники. Со мной рядом были Богдан и седой Белояр. Половца же держали чуть поодаль.
                              - Врёт паря! – вдруг подал голос Василько, - не было там меня! Врёт он, князь!
                              Услышав эти слова, я готов был разорвать половца голыми руками.
                              Князь сурово глянул на половца:
                              - А не ты ли врёшь? – бросил ему князь.
                              Василько на мгновение опустил голову, потом начал говорить:
                             - Я говорю вам, что мы поехали с Твердиславом в лес, но я его не убивал! – проговорил половец. В его речи едва ли заметно присутствовал степной акцент, да и во внешности его выдавали разве что немного косые глаза и скулы на щеках.
                             - Фёдора позвать, пускай подтвердит! – сказал рослый дружинник.
                               Князь оглядел собравшихся и продолжил:
                              - Фёдора не надо. Василько не отрёкся от того, что пошёл за Твердиславом. А вот убивал или нет, это ты доказать не можешь, так, Яромир?
                               - Не могу, - подтвердил я, - но я знаю, что это сделал он!
                              - Пускай суд Божий будет! – вдруг пробасил Богдан.
                              - Я согласен, князь! – пробурчал Василько.
                              Дружинники одобрительно начали кивать и спорить с несогласными, кои сейчас были в меньшинстве.
                             - Скоры вы на управу, - протяжно сказал князь, и, бросив свой взор на половца, сказал, - Зачем в лес ездили?
                               Василько вновь опустил голову на мгновение и выдал:
                               - Князь, Твердислав на господа хулил! – быстро сказал половец, - вот и повздорили! Но не убивал я Твердислава!
                               Во дворе ненадолго повисла тишина.
                                - И вообще не знаешь ты разве, что поган держишь у себя в дружине?! – с поддельным гневом произнёс Василько.
                                 Я буквально зверел, казалось, будто тёмная пелена застилает глаза. Если бы Богдан с Белояром крепко меня не держали, я бы уже наверняка порубил эту сволочь на куски.
                                 Князь был смущён, но едва ли показывал это. А вот разозлить князя половец сумел:
                               - Это не твоё дело, Василько! – гневно заявил князь, - кого мне в дружине держать, а кого не держать! А тебе вот не долго со мной ходить осталось, паря!
                               - Князь! Суд Богов хочу! – прокричал я, задыхаясь от ярости.
                               - Не бывать тому! - нахмурившись, сказал князь, - по правде судим. Василько, виру уплатишь в восемьдесят гривен и Яромиру двадцать пять. Таково моё слово., - князь было не ушёл с крыльца в дом, но вдруг обернулся и спросил у меня, - язычник?
                              - Язычник, князь! – сказал я, - Князь, не обессудь, но мне его золото не нужно, ни грамма.  Пока не зарублю его – не будет мне чести!
                              Святослав Всеволодович последний раз глянул меня, хмыкнул и скрылся в избе.
                              Половца развязали и тот с довольной рожей направился куда то прочь.
                              - Я убью его, - хладнокровно сказал я и тоже отправился прочь. Шумная толпа разошлась.

Вижу взялся за новый рассказ. Хорошо получается. Желаю продолжительного и удачного продолжения 

Chezare,  Здравствуй) Давно тебя не было) Спасибо за пожелания.

А потом этого запаха не стало – налетел лёгкий ветерок, развеял все запахи, освежил воздух и я окончательно забыл о горе - брат погиб в бою

Слишком резкое выражение, что прям позабыл.

Распута замялся, но всё-таки дверь открыл, тяжело вздохнув и смотря на меня с каким-то сожалением – видимо узнал отца.

Я думаю тут уместнее чтобы он засуетился бы - ему приказано не впускать, но тут дело серьезное - смерть, по идее он должен мучаться выбором - впустить? А вдруг накажут? Но не впустить нельзя - тут дело такое... А он какой-то немного тюфяк - вздохнул, смотря с сожалением, как буд-то пришел какой-то опустившийся на самое дно жизни бывший дружинник и пришел просить милостыню у князя и он смотрит на него с сожалением.

   - Не бывать тому! - нахмурившись сказал князь, - по правде судим. Василько, виру уплатишь в восемьдесят гривен и Яромиру двадцать пять. Таково моё слово.
                              Половца развязали и тот с довольной рожей направился куда то прочь.

Не правдоподобно чтоб подозреваемого в таком преступлении отпустили за деньги. Он сбежит и делов-то. Они должны решить что-то, лучше если прямо здесь и сейчас, в сцене должно быть какое-то логическое завершение - такое преступление требует от персонажей действовать решительно, это важно. ГГ - ведет себя просто превосходно, мы все уже за него, он настоящий молодец. Но князь если и принял неверное решение, но только не из-за денег а из-за каких-то доказательств или отсутствия таковых.

Во!AlexDesinger,  Благодарю! Це лучше похвал!

Слишком резкое выражение, что прям позабыл.

Гляну как заменить

Я думаю тут уместнее чтобы он засуетился бы - ему приказано не впускать, но тут дело серьезное - смерть, по идее он должен мучаться выбором - впустить? А вдруг накажут? Но не впустить нельзя - тут дело такое... А он какой-то немного тюфяк - вздохнул, смотря с сожалением, как буд-то пришел какой-то опустившийся на самое дно жизни бывший дружинник и пришел просить милостыню у князя и он смотрит на него с сожалением.

Очень ценное замечание - отдельное спасибо.

Не правдоподобно чтоб подозреваемого в таком преступлении отпустили за деньги. Он сбежит и делов-то. Они должны решить что-то, лучше если прямо здесь и сейчас, в сцене должно быть какое-то логическое завершение - такое преступление требует от персонажей действовать решительно, это важно. ГГ - ведет себя просто превосходно, мы все уже за него, он настоящий молодец. Но князь если и принял неверное решение, но только не из-за денег а из-за каких-то доказательств или отсутствия таковых.

Я не знаток Русской правды, но знаю, что за смерть старшего дружинника с виновника взималась двойная вира(штраф) в пользу князя, и головничество (плата родственникам убитого). Князь мог конечно назначит божий суд, но не пошёл на этот шаг - много воинов всё таки потерял.
А справедливость восторжествует.
P.S.Преступник и не подумает бежать - из дружины его не гонят.

Я не знаток Русской правды, но знаю, что за смерть старшего дружинника с виновника взималась двойная вира(штраф) в пользу князя, и головничество (плата родственникам убитого). Князь мог конечно назначит божий суд, но не пошёл на этот шаг - много воинов всё таки потерял.
А справедливость восторжествует.
P.S.Преступник и не подумает бежать - из дружины его не гонят.

Я тоже не знаток, но это смотрится странно. Такое ощущение, что можно убивать и откупаться каждый раз. Я думаю все же что платили в случае неумышленного убийства - в бою или в походе, выплачивали компенсацию князю - за потерю бойца, а родственникам за потерю кормильца. А так даж не знаю, это как-то странно. Ну остальное понятно что князь не дал им дуэль или что-то в этом роде.

Пока все хорошо - есть злодей, с какой-то целью, есть герой с целью во всем разобраться. Есть мощная завязка и интрига.
В целом пока все не плохо, посмотрим что будет дальше.

Пока все хорошо - есть злодей, с какой-то целью, есть герой с целью во всем разобраться. Есть мощная завязка и интрига.

Думаю не стоит концентрировать внимание на половце - он всего лишь побочный герой, никак не главный злодей) Просто предупреждаю, потому что детектива не будет)

Привет, братюни. Я, ВарлоК, пишу рецензии на этом форуме, пишу рассказики по интернету и совершенно не понимаю, почему это мое мнение считают авторитетным, а меня самого - хорошим писакой. 
Но раз уже меня попросили высказаться по поводу данного произведения, я выскажусь, мне не трудно, тем более, тут пока читать много не надо. Историческую составляющую я трогать не буду (нет, не потому, что не знаю историю. Знаю я её. Просто спорить не люблю по данной теме, да и вообще, воображение писателя же), потому поразмышляю о творческой стороне.
И да, вот это не мой стиль. Я люблю читать и рецензировать несколько более трешовый стиль написания, так что не обессудьте.
Итак, завязка в нашем рассказе (если это рассказ, я ведь не знаю, насколько эпичны амбиции Саныча) достаточно банальна и избита - у нас есть воин, который возвращается, как ни странно для воина, с войны. Автор показывает нам усталость главного героя и его лошади, видимо, для придания большего драматизма. Ну, избитые завязки - это не смертельно, это уже дань жанру и времени. Всё-таки, если бы нам в начале исторического рассказа показывали чумного старика в тазике с водой, а может и гидроцефала, смотрящего на звезды, это было бы арт-хаус странно. Ну ничего, воина с лошадью мы прочитали, попытались вникнуть и посочувствовать. Все-таки, он брата потерял. У меня не слишком вышло. Может, потому что я бесчувственный ублюдок, может, потому что самому ГГ горе ветром выдувает. Что и правильно, ибо негоже дружиннику-язычнику (вымирающий вид, в конце концов), носящему гордое звание ГГ, сопли на кулак мотать по каждому мертвому брату.
Дальше нас ждет увлекательнейший поворот сюжета. У нашего главного героя убивают мать. То есть, нет. Отца. Так драматичнее. Довольно избито, но кого же еще убивать, как не отца? Дядю? Нет, скажут, что уже было в спайдермене, да и вообще, раз убили дядю, значит папа и так мертвый. Мать? Не, её не жалко, если она не умерла при родах, значит она уже живет лишку. Дедушка не дожил, брат уже в могиле. Вот и остается только папу гробить. Или не гробить никого, но тогда драмы нет, да и немезиды на ближайшие три главы\части\книги не появится. А без немезиды не будет ни пафоса, ни противостояния, так что папа убит в угоду сюжету. Аминь, мы все равно его не знали, раскрыться он не успел, хотя, судя по поддержке в старшей дружине, человеком был хорошим.
Разумеется, ГГ, обуреваемый жаждой мести, неся на руках труп подло убиенного родственника, врывается к князю в хату, неся с собой помимо тела папы еще и ворох претензий на некоторого Василька, который у нас басурманин крещенный (но, скажу я, задумка очень занятная, назвать лицо тюркской национальности Васильком, как по соответствию внешности имени, так и по историческим интересностям, связанным с князем Василько), который якобы папу и угробил. Князь у нас добрый и всепонимающий, потому судит аж по Русской правде лично. Сам суд мне показался... Ну, чересчур скоротечным, пожалуй. В конце концов, доказательств то у нашего ГГ не было, он только видел, как Василько с папой в лес ходили, может, по грибы, по ягоды, а что уж там случилось, никто особо не знает. Так любого засудить можно, а откупные то весомые. Что характерно, сам Василёк не особо отпирается, хотя мог бы, свидетелей нет, мог бы сказку придумать, как напали на них злые тати\печенеги\инопланетяне, папу со спины убили, а он двадцатку выкинул и увернулся. Что это вообще за коварный убийца такой, который на фразу "А-не-песдишь, браток?" тупит взор? В общем, разбирательство, слепость суда и прочее внесли бы больше драмы, пафоса, интереса и прочего. Хотя и так неплохо.
Неплохо хотя бы потому, что после прочтения у меня возникли несколько вопросов. Например, зачем вообще Васильку убивать папу ГГ? Зачем ГГ язычник, то есть, откуда это его родноверие пошло, помимо желания автора? И еще несколько вопросов. А когда интерес к прочитанному появляется вкупе с вопросами, то это уже хорошо. Пока что мы имеем рассказец с довольно банальной, не претендующей на откровение завязкой, ГГ-родновером, ищущим мести, да крайне неинтересным и пресным промежуточным антагонистом-Васильком.
Я буду ждать продолжения, например.

Кстати, зачеркнутые варианты под катом были не так уж плохи, я считаю.

WarlocK, Благодарю!
Первая глава часть будет редактироваться.

Думаю не стоит концентрировать внимание на половце - он всего лишь побочный герой, никак не главный злодей) Просто предупреждаю, потому что детектива не будет)

Но я надеюсь, что главный злодей все же есть, поскольку без него сюжет будет не полным.

В конце концов, доказательств то у нашего ГГ не было, он только видел, как Василько с папой в лес ходили, может, по грибы, по ягоды, а что уж там случилось, никто особо не знает. Так любого засудить можно, а откупные то весомые.

Да есть доказательства, есть - лес, ночь, тишина, только двое - половец и отец въехали в лес, ГГ последовал за ними, следил, слушал, смотрел - ничего, кроме уезжающего половца, это и есть доказательства, не 100%, но свидетельские показания, осудить любого так не получиться. А вот откупные не в тему - невозможно отпустить после таких показаний за деньги. Тут нужно разбираться доконца, чего не было, половца даж не спросили его версию - просто приказали заплатить и отпустили.

Что это вообще за коварный убийца такой, который на фразу "А-не-песдишь, браток?" тупит взор?

А вот это правильный вопрос, ответ на него кроется в характере половца, его цели, того что он делал/не делал, вобщем всех интересует этот вопрос, но ответ на него может быть хоть в самом конце произведения, и тем более что мы и не знаем, убивал он или нет, а если и не знаем, то и вести он может себя странно.

Немного исправленный вариант

Приде Князь ВсеволодЪ  вЪ НовгородЪ и владыка, и вси мужи одарени безЪ числа, и ради быша Новгордци, и бысть мирЪ. Того же лЬт: Гюрги князь присла брата своего Святослава – НовогордчемЪ  вЪ помощь, идоша Новгордци сЪ СвятославомЪ кЪ Кеси, и придоша Литва вЪ помощь же, и много воеваша, нЪ города не взяша.
                                                                  Новгородская летопись. Лето 6730.


                       Новгородская дружина  возвращалась с похода. Двенадцатитысячное войско истощилось после многочисленных столкновений с рыцарями-меченосцами, пытаясь захватить замок Венден. А кровавое сражение у Венденского замка не оставило надежды, на дальнейший успех. Колона войск растянулась почти на версту – шли спокойно, не торопясь и не ожидая нападений –  орден ещё не оправился от частых и изматывающих ударов Новгородцев. После переправы через речку Нарову войско стало ещё меньше – вся литва пошла во Псков – через Новгородские земли было идти всё таки спокойней.
                        Вечернее солнце клонило за горизонт. Вернее оно тонуло в кронах деревьев, раскинувшихся густым лесом по левую руку от нас. Небо на западе всё было залито багровыми красками, которые насыщались ближе к светилу и совсем блекли, где то над нашими головами, уступая уже тёмно-синему небосводу. Уже видна была луна – бледная, она ещё скрывалась от последних лучей солнца, лишь немного показав бочок. Звезд не было вовсе.
                         Колона гремела бронёй, кольчугами, доспехами. Слышны были чьи-то  безмятежные разговоры, топот копыт. Чуть впереди, в голове колоны, где ехал молодой князь Святослав, было слышно, как басят бояре, да старшая дружина, то и дело заходится в зычном смехе. Дорога нынче сухая – с середины травня дождь не проходил. Поэтому пешие, что шли позади верховых захлёбывались в дорожной пыли.  Тяжело и устало фыркал подо мной конь:
                       - Устал, Ворон! - Я заботливо похлопал своего коня по шее, - Ничего, Ворон, скоро уже дом – отдохнёшь, ещё надоест! – Конь одобрительно фыркнул и даже, казалось, немного прибавил ходу, хотя торопиться было и некуда. Дорога вилась вдоль леса, то углубляясь в него, то оставляя по левому боку. Справа растелилась широкая, поляна, усыпанная полевыми цветами. Жаркое нынче лето, тёплое, раз цветы так рано к Солнышку потянулись. Вокруг была красота, но мне было не до того. Было душно, несмотря на поздний час, душно и тяжело. Как будто на грудь наковальню поставили.
                      - Вот и солнышко нас услышало, спряталось за деревьями, чтоб нас зноем не мучить, - думал я, - Нынче весь травень месяц  такой знойный был, да ещё и в сердце не угас огонь той битвы… - я ехал, опустив голову. Никакая усталость не могла заглушить боль в сердце – я потерял в той битве родного брата. Лишь лучи заходящего Солнца грели душу. Вокруг, казалось, была пустота, но неяркие, красные лучики светила играли со мной, то прячась в густых кронах леса, то проглядывали, чтобы подмигнуть и опять укрыться в зелёной чащобе. Вскоре Ярило покинул меня и сразу наступила сумеречная прохлада.  Казалось, всё затаилось в ожидании наступления темноты. И в этой тиши стрекотали кузнецы – так громко и настырно, что если особо не прислушиваться, то топот копыт вовсе замолкал, тонул в гулком стрекотании.
                - Дома… - подумал я, хоть сам я был из Владимира, но все же это были родные поля и леса, а не ливонские просторы, от которых тянуло какой то смертной тоской и  гнётом. Я расправил спину и, глубоко вдохнув, почувствовал запах летних трав. Почувствовал только теперь, будто сбросив с себя ту наковальню, что сдавила грудь. Запахи эти были насыщенными, яркими, пахло цветами, которые уже попрятались и закрылись, пахло Землей. Прелый запах Родной Земли. А потом этого запаха не стало – налетел лёгкий ветерок, развеял все запахи, освежил воздух и я немного забылся и успокоился - брат погиб в бою – значит быть ему теперь в перуновой дружине. Волосы мои легко трепал ночной ветерок и хотелось пришпорить Ворона, нестись по полю, навстречу ветру….
                С гиканьем и свистом лихо проскакали вперёд ушкуйники – эти лихие молодцы очень помогли нам в бою. Теперь вот веселятся да радуются – у каждого по две три лошади, нагруженные различным тряпьём, да доспехами немецкими. А как лихо у них выходит крюками стаскивать рыцарей со своих лошадей! Воспоминания о рыцарях, о боях и походе немного убавили мой пыл – оставался какой-то неприятный осадок. Братишка был мне так дорог. Всю жизнь мы были вместе – благо отец воспитал нас так. И вот теперь в семнадцать лет отроду остался без брата.
                 Так в раздумьях я и проводил дорогу. Когда окончательно стемнело, легкий прохладный ветерок сделался холодным и усилился.  Шумели густые кроны деревьев, дорога теперь виляла вдоль леса, и только яркая луна, идущая на убыль, освещала путь. В дали мелькнули огни, а вскоре перед усталым войском появился небольшая крепость, которая была обнесена хиленьким невысоким частоколом. Ворота со скрипом распахнулись, и головная часть колоны уже вошла в крепость. Я ехал во главе младшей дружины – княжий боярин Скуба назначил меня десятником дружины. Уже въезжая в ворота, мне навстречу выехал дружинник Василько – крещёный половец-дружинник Святослава, а следом за ним поехал отец. Они рысью промчались мимо меня и припустили куда то в лесок. Отец меня не заметил, однако я почувствовал что-то не ладное и помчал за ними.
                    Крепость Ям осталась где-то позади, холодный ветер обдувал лицо, Ворон нес меня куда в лес, куда только что пронеслись два дружинника – мой отец и этот половец. На душе было как-то не спокойно – я с самого начала не доверял этому половцу, хотя и не было повода. Просто звериным чутьём чуял в нём что то гнилое. Я сжал поводья крепче и пришпорил коня – злоба овладевала мной.
                   После того как я въехал в лес, пришлось сбавить темп, чтобы ненароком не зацепить какой нибудь сук и не слететь с коня. Глаза уже привыкли ко тьме, однако увидеть что нибудь я не мог. Пришлось остановиться и, замерев на мгновение, прислушаться.
                    Лес тихо шумел листвой, и ничего особенного не было слышно. Всё моё тело было напряженно, я даже привстал с коня, и, казалось, всем своим телом хотел услышать хоть какой-нибудь звук. Но никаких звуков не последовало.
                    - Чую…чую что-то не то, - думал я. Ещё немного послушав, я поехал дальше и вдруг услышал приближающийся топот копыт – он доносился откуда-то с опушки. Я замер и стал вглядываться в сторону откуда доносился звук. Было плохо видно, но вот сверкнули доспехи в лунном свете, где-то между деревьев.  Я почему то сразу понял, что это промчался половец. Тревога в моём сердце усилилась, и я, пришпорив коня, помчался туда, откуда ехал Василько. Ехать пришлось недолго – скоро я заметил среди деревьев ярко-бурого отцовского коня – Разгула и направился к нему.
                       Конь смиренно стоял у тела моего отца. Фыркал, мотал головой, нервничал. Я на ходу соскочил с коня и бросился к отцу.
                       - О..О..Отец, - я присел на колени рядом с телом отца и начал его легонько трясти, - Отец! Я пощупал родник жизни – кровь больше не пульсировала в нём.
                       - Отец…, - где в глубине души я всё понимал, но никак не желал мириться с этим… - Отец…– совсем безнадёжно проговорил я. Кулаки мои сжались от боли. Я обнял отца, прижал к себе.  Сожмурил крепко глаза – «нельзя..нельзя показывать свою слабость..никому…так учил батька» - думал я, но слезу всё таки выбило.
                        - Батька…Батька…. – безнадёжно повторял я. Почувствовал как рука испачкалась чем то тёплым,  посмотрел – кровь. В сердце поселился какой-то холод. Горечь…горечь потери постепенно уходила, потому что на её место приходила ярость. Дикая, страшная. Я поднялся с колен и теперь заметил, что меч отца не вынут из ножен.
                         - В спину! – мысль скользнула так, будто тонкий кинжал пронзил моё сердце холодным лезвием. В глазах потемнело – сжал до боли кулаки и что было мочи, взревел на весь лес! С каждым мгновением крика силы покидали меня и, наконец закончив кричать я вновь опустился на колени. В сердце теперь поселилась какая то пустота, как будто что-то умерло во мне. Умерло. Но это пустота соседствовала в моём сердце с жаждой отмщения.
                          - Отомстить! Отмстить! Изрублю паскуду! На мелкие части! - кулаки вновь сжались,  и я, ещё раз глянув на отца, поднял его тело, и бережно положил его в седло. Взобравшись в седло Ворона я взял уздечку отцова скакуна и повёл за собой.

                          В Яме уже во всю гуляли. Дружина Святослава устала в этом походе и понесла существенные потери. Новгородское войско не стало останавливаться в крепости – они двинулись прямиком в Новгород.
                           - Отворяй ворота! – дерзко сказал я.
                           - Ишь ты, кто такой? – послышался старческий голос по ту сторону ворот.
                           Сверху, с маленькой деревянной башенки кто-то высунулся и тут же я услышал :
                            - Открывай,  Иван Сдемилыч, это Святославов вой.
                           Ворота со скрипом отворились, и я въехал внутрь крепости.
                           Ям был небольшой деревянной крепостицей, в ней было около полутора десятков дворов, воеводин дом и что-то вроде дружинной избы, откуда сейчас доносились громкие крики и смех . Там же рядом суетились отроки – жарили кабанчика, да носили бочонки с медовухой. Больше никого на улице видно и не было.
                            - Хоспади иисусе, - перекрестился старик, открывший ворота, когда увидел тело отца, - неужто тати в лесу? – спросил мне вслед, однако я ничего не ответил – в мыслях я уже видел, как я пронзаю эту половецкую мразь мечём, а он смотрит мне в глаза. Преодолев небольшое расстояние до дружинной избы, я слез с коня, медленным шагом подошёл к Разгулу, и взял отца на руки. Его лицо теперь было бледным, казалось, даже отсвечивало синими красками на лунном свете. Он был тяжёлый – тело его обмякло, да ещё отец мой был облачён в полный доспех, весивший побольше пуда.
                             - Ну чего пялишься! – зло сказал я отроку, стоявшему у двери в избу, - открывай!
                            - Князь не велел младших пускать… - немного замявшись, ответил мне Распута. Я узнал его, потому что он тоже был из Владимира.
                            - Ты что слепой! – завёлся я, - отворяй дверь!
                            Распута замялся – вроде и пускать не велено, а тут вон какое дело – Яромирова отца убили.
                            Как только я вошёл в нос сразу ударил запах хмеля и громкие, невнятные звуки, хохот, даже чья-то брань – всё обрушилось на меня в раз. Я внёс отца боком, потому что узкий проём не позволял нормально войти, и тут же встретился взглядом с князем. Святослав Всеволодович восседал во главе одного из столов, когда увидел меня. Постепенно  вся изба замолкла и теперь вся старшая дружина смотрела на меня.
                            - Василько убил моего отца! – гневно заявил я. Я был настолько зол, что даже не подумал почтить князя поклоном.
                            - Хм… - задумался князь. Веселья как не бывало.
                           - Твердислав! – вскочил дружинник Богдан, глядя на моего отца. Богдан был другом моего отца, да и со мной у него были хорошие отношения.
                           - Твердислав! – вторил ему седой Белояр. Постепенно к телу отца подходили дружинники, и, склонившись над ним, что-то шептали. Я же искал глазами среди избы этого сучёнка Василько.
                           Дружинный дом вновь загудел, теперь все рьяно начали высказывать своё мнение и сожалеть об отце.
                            После недолгой заминки князь сказал мне:
                            - А с чего ты взял, Яромир Твердиславич, что отца твоего Василько убил?
                           - Я видел! Я следил за ним! Князь, Василько ударил отца в спину! – едва сдерживая гнев, проговорил я. Князь пристально смотрел мне в глаза.
                           - А кто подтвердить слова твои может? – спросил Святослав.
                            Мысли бегали одна за другой, я-то знал, что это сделал Василько, но князю нужны были доказательства.
                           - Фёдор, который Гордеев сын! – вдруг вспомнил я, что тот ехал рядом со мной, когда из ворот направились в сторону леса мои отец и половец.
                            Белояр и Богдан смотрели на меня, будто хотели уловить каждую мою мысль и испытать тоже, что испытываю я. На них я всегда мог рассчитывать, так как они были старыми друзьями с отцом, да к тому же они тоже были язычниками.
                            - Выйдем на двор, будем судить по правде Русской, – заявил князь и добавил, - Вышегор, Иван, Степан Иваныч, нужно найти Василько. Младших тоже озадачьте. Вся дружина зашумела и стала потихоньку выходить во двор. Вскоре в избе остался только я, да Богдан с Белояром.
                            - Виру двойную взгреют с поганого… да и только, - произнёс Белояр, с тоскою глядя на отца.
                             Богдан положил руку мне на плечо.
                             - Не нужно мне золото его…. Хочу суд Богов! – сказал я.
                             - Князь воспретит, - возразил Богдан.
                             - А мне всё равно, - безразлично произнёс я,- не будет суда – просто заколю,башку снесу мразоте… - он в спину его ударил! В спину! – я вновь начал злиться.
                             - Яромир… деды видят, Боги видят – они помогут, - поддержал Белояр.
                             - У князя своя правда, а у нас своя! – поддержал меня Богдан, - виру пускай заплатит, а потом на суд Богов его вызвать.
                              Я оставил  отца в избе и вместе с Белояром и Богданом вышел на двор.
                              На дворе собралось много народу, но в основном это были бояре, мужи князя и старшие дружинники. Младшие собрались чуть поодаль и наблюдали за происходящим. Спустившись с высокого крыльца, я сразу же заметил Василько, он был со связанными руками, рядом с ним стоял Вышегор и Иван.
                               Ярость обуяла меня, и я, выхватив меч, бросился на половца. Я не видел никого кроме него, а тот стоял с непонятным выражением лица, толи насмехаясь, толи испуганно глядел на меня. Я бы пронзил половца насквозь, если б меня не остановили Богдан да Белояр.
                                Князь тем временем вышел на крыльцо, и оттуда взирал на происходящее.
                               - Умерь свой пыл, Яромир Твердиславич, - сказал Святослав, - не гоже бросаться, надо по правде судить.
                              - Князь! – я смотрел прямо в глаза Святославу Всеволодвичу, - а по правде ли убивать со спины?! – завёлся я, - это по правде?! Князь, мне не нужно его головничество! Я хочу его смерти!
                              Дружинники вновь загудели и начали спорить между собой. Князь ждал, пока кто-нибудь выскажется.
                             - По правде восемьдесят гривен должен уплатить, и Яромиру двадцать! – крикнул кто-то из воев.
                              Собравшиеся во дворе загудели ещё сильнее. Я стоял ближе всех к крыльцу, посередине полукруга, который образовали дружинники. Со мной рядом были Богдан и седой Белояр. Половца же держали чуть поодаль.
                              - Врёт паря! – вдруг подал голос Василько, - не было там меня! Врёт он, князь!
                              Услышав эти слова, я готов был разорвать половца голыми руками.
                              Князь сурово глянул на половца:
                              - А не ты ли врёшь? – бросил ему князь.
                              Василько на мгновение опустил голову, потом начал говорить:
                             - Я говорю вам, что мы поехали с Твердиславом в лес, но я его не убивал! – проговорил половец. В его речи едва ли заметно присутствовал степной акцент, да и во внешности его выдавали разве что немного косые глаза и скулы на щеках.
                             - Фёдора позвать, пускай подтвердит! – сказал рослый дружинник.
                               Князь оглядел собравшихся и продолжил:
                              - Фёдора не надо. Василько не отрёкся от того, что пошёл за Твердиславом. А вот убивал или нет, это ты доказать не можешь, так, Яромир?
                               - Не могу, - подтвердил я, - но я знаю, что это сделал он!
                              - Пускай суд Божий будет! – вдруг пробасил Богдан.
                              - Я согласен, князь! – пробурчал Василько.
                              Дружинники одобрительно начали кивать и спорить с несогласными, кои сейчас были в меньшинстве.
                             - Скоры вы на управу, - протяжно сказал князь, и, бросив свой взор на половца, сказал, - Зачем в лес ездили?
                               Василько вновь опустил голову на мгновение и выдал:
                               - Князь, Твердислав на господа хулил! – быстро сказал половец, - вот и повздорили! Но не убивал я Твердислава!
                               Во дворе ненадолго повисла тишина.
                                - И вообще не знаешь ты разве, что поган держишь у себя в дружине?! – с поддельным гневом произнёс Василько.
                                 Я буквально зверел, казалось, будто тёмная пелена застилает глаза. Если бы Богдан с Белояром крепко меня не держали, я бы уже наверняка порубил эту сволочь на куски.
                                 Князь был смущён, но едва ли показывал это. А вот разозлить князя половец сумел:
                               - Это не твоё дело, Василько! – гневно заявил князь, - кого мне в дружине держать, а кого не держать! А тебе вот не долго со мной ходить осталось, паря!
                               - Князь! Суд Богов хочу! – прокричал я, задыхаясь от ярости.
                               - Не бывать тому! - нахмурившись, сказал князь, - по правде судим. Василько, виру уплатишь в восемьдесят гривен и Яромиру двадцать пять. Таково моё слово., - князь было не ушёл с крыльца в дом, но вдруг обернулся и спросил у меня, - язычник?
                              - Язычник, князь! – сказал я, - Князь, не обессудь, но мне его золото не нужно, ни грамма.  Пока не зарублю его – не будет мне чести!
                              Святослав Всеволодович последний раз глянул меня, хмыкнул и скрылся в избе.
                              Половца развязали и тот с довольной рожей направился куда то прочь.
                              - Я убью его, - хладнокровно сказал я и тоже отправился прочь. Шумная толпа разошлась.

Долго писал?