В рассказе идет речь о повседневности средневековой бедной крестьянки (предположительно ранее средневековье, хотя привязки к точной дате нет).
P.S. Конечно изначально рассказ повествовал рутину от начала дня и до его конца, дабы полностью показать условия работы, отношения, и просто быт. Но все получилось настолько мрачно и серо, что нагоняло на читателя некую тоску и даже отвращение. Из-за чего я сократил на половину и теперь он более добрый чем был до этого.
Солнце пустило огромную тень замка господина, на родную деревню, когда Камилла вновь вернулась с постиранными вещами, к этим деревянно-обветшалым, поросшим мхом хижинам, с соломенными крышами. Загаженная улица стоптана в жидкую жижу, под ногами путались беспризорные курицы, сбежавшие из чьего-то двора. Все это повторяется раз за разом, каждый прожитый божий день, Камилла никогда не покидала края деревни, даже мечтать об этом не могла, никогда не говорила с людьми, пришедшими издалека. Вся ее жизнь эта деревня, словно невидимая цепь, удерживающая ее и остальных крестьян тут, и заставляющая каждый день мирится с тяжелой работой необходимой для выживания. Улица и дворы казались опустевшими, большинство крестьян вернулись на пастбища пасти скот, далеко на лугах, кто-то работал в полях, или собирал ягоды и травы в лесу. Одни маленькие детишки, скучковались вокруг старого Джори, который вновь рассказывал историю о том, как еще в молодости повстречал короля. Среди детей, наверное, был и Бодуэн, самый младший из ее сыновей, он всегда любил истории старика. Во дворах уже развивались чистые вещи, словно десятки посеревших и пожелтевших флагов на ветру.
Дом Камиллы ничем не отличался от других, на деревянном заборе сушилась глиняная утварь, на заднем дворе вовсю гогочут гуси и кудахчут курицы. Камилла развесила одежду на деревянную сушилку, посреди двора, и отправилась на задний двор. Проходя мимо хлева, он был пуст, Джозеф, ее старший сын, уже помогал отцу пасти скот, и видимо еще не вернулся. На ежедневной стирке работа не заканчивалась, ее всегда ждали голодные рты, как в доме, так и на заднем дворе. Камилла взяла из хранилища специально приготовленную корзину с зернами овса, и высыпала их птицам. Вообще ее работа никогда не заканчивалась, то приготовь и накорми, то выстирай и зашей рубашку, а то и сшей новую, то приберись и вымой утварь, все это так изматывает на протяжении всей жизни. В такие моменты Камилла всегда задумывалась о дочке, если бы ей помогали по хозяйству, но такие мысли постоянно напоминали ей об потери родной дочери, от болезни, бушующей в деревне несколько лет назад, а от этого становилось еще больнее на душе. Камилла подошла к ведру доверху наполненной водой, в нем отразилось ее уставшее лицо, трудящейся день за днем женщины, матери и жены. Черные локоны выглядывали из-под чепца, и стремились вниз, вокруг голубых глаз, вдоль худого лица, маленького носа, впалых щек и острого подбородка. Она провела кончиками пальцев вдоль контура лица, огибая новые и старые морщинки, набрала полные ладони прохладной родниковой воды, умылась, а затем напилась вдоволь.
Входная дверь покосилась в сторону и теперь над ней зияла дыра. Открывая ее, дерево заскрипело, словно вот-вот распадется на щепки. Ее семья жила бедно, одна большая кровать на всю семью, лавка и плохо обработанный деревянный стол, в углу стояла небольшая печь, в другом углу лежали орудия труда вместе с шатким сундуком для одежды, пол был покрыт землей. У Камиллы был еще один сын, второй по старшинству из трех, Алисон, но он был сильно болен, и лежал укрытый единственным одеялом. У нее разрывалось сердце, когда она смотрела на его слабое и почти бледное маленькое личико, и еле сдерживала слезы каждый раз. Камилла с ее мужем Микаэлем готовилась к худшему исходу, но не переставала молиться и верить в чудо. Рядом с Алисоном сидела Энн, мать Микаэля, и рассказывала сказку мальчику.
-… Он был в красивых доспехах, и на своем боевом коне помчался вперед… А вот и твоя мама вернулась.
- Я покормила птиц. Ну как вы тут? – кладя пустую корзину в угол к другим инструментам.
- Да вот, рассказываю легенду о Сэре Джоне и его поход на драконов, ему очень нравится. Уже вечереет, Камилла самое время, чтобы поставить воду.
- Я знаю мама, сейчас. Ну как ты тут, мой малыш? – садясь на край кровати, Камилла поцеловала Алисона в лоб, – все еще горячий. Хочешь пить?
- Нет, я не хочу, - слабо и хрипло прошептал мальчик.
- Тогда чего ты хочешь солнышко? - ласково спросила Камилла, убирая прядь волос в бок, с глаз Алисона.
- Можно пойти погулять с остальными? Мне уже лучше, правда.
- Ни за что, пока полностью не поправишься ни ногой с кровати. Я люблю тебя, – еще сильнее до подбородка укрыла сына одеялом, – можете продолжать, я приготовлю ужин.
- Так и на чем я остановилась? Ах вот оно… и он поскакал вперед в город, над которым летал дракон… - продолжила Энн,
Камилла вышла из дома, сняла горшок с забора и перелила в него оставшуюся воду из ведра. Она уже и не представляет, как бы она сама справлялась со всем хозяйством без Энн. В первые годы супружеской жизни Камилла чувствовала себя чужой в доме Микаэля, между ними не было абсолютно ничего, так как о браке договорились ее и его родители, но потом появился их первый ребенок. Она пяткой еле-еле открыла дверь, и чуть-чуть не разлила содержимое горшка. Ребенок изменил все, наверное, в такие моменты и рождается любовь, когда появляется что-то общее между людьми. Камилла поставила на печь горшок и снова вышла, за дровами. Конечно, они не всегда понимали друг друга, муж был еще тем упертым дураком. Снаружи поднялся какой-то гам, но это мало интересовало Камиллу, она вместе с дровами вернулась в дом и сложила их в печь. В двери кто-то сильно постучал, от чего дерево задрожало и заскрипело, намереваясь упасть тяжелым грузом на землю.
- Хозяева, пожар, поле горит… - он еще раз постучался и убежал. – Пожар! – продолжал кричать он на всю улицу.
Камилла посмотрела на Энн, затем схватила два деревянных ведра, что у них было, и выбежала наружу. Большой толпой по главной дороге спешили люди, неся в руках то ведра, то разной емкости кувшины, лопаты. Где-то на горизонте бил в небо огромный столб дыма, а на полях то и дело зажигался яркий огонек, под которым уже резво суетились маленькие люди в попытке потушить его.
Крестьяне сплоченно направлялись из деревни по единственной дороге, одни расталкивали людей и протискивались вперед, другие оббегали по бокам, топча поля. Пожары были не редкость, особенно перед самой жатвой, когда колосья овса совсем созрели, но настолько большой пожар она видит впервые. Камилла не знала наверняка, но догадывалась что Микаэль уже где-то там, совсем близко к всепожирающему огню, как всегда выполняет самую трудную работу, всеми силами старается потушить стихию, и эта было самое опасное занятие, ведь кто в этом проклятом дыме заметит человека? В такие моменты Микаэль всегда рискует больше остальных, стараясь поступать правильно не жалея себя, Камилла не могла не переживать каждый раз за него, и этот раз был не исключением.
Камилла подходила все ближе и ближе, внезапно воздух потяжелел, все вокруг потемнело, не видно было даже собственных рук, но спустя мгновение ветер подул в другую сторону и дым ушел. Огонь распространялся очень быстро. Все суетились, толкались, поскальзывались и барахтались в размокшей грязи, бегали в разные стороны опустошали ведра и горшки с кувшинами, кто-то вскапывал землю и присыпал ею еще не тронутый огнем урожай. Другие выносили надышавшихся дымом крестьян подальше от огня. От такого масштаба событий у Камиллы пошла кругом голова, что ей делать? Как ей помочь? Она перестала понимать, что происходит вокруг нее. Все крутилось, вспыхивая яркими вспышками, потом снова все пропало за стеной непроницаемого дыма, и снова появилось как страшный сон. Кто-то схватил ее за руку и повел вниз к реке, словно потерявшегося ребенка.
- Эй, набирай ведра! – измазанное в копоти и грязи женское лицо маячило перед Камиллой. - Эй, ты меня слышишь? – женщина слабо дала пощечину, – набирай ведра!
Сознание начало проясняться Камилла кивнула в ответ и по колено зашла в воду. Как только ведра были полны, ручки ведер выхватили из рук и вложили в них пустые. Крестьяне бегали, словно муравьи туда и обратно. А Солнце неумолимо опускалось, наполовину скрываясь за краем мира, огромная тень замка, уже полностью поглощала небольшую деревню и часть полей. Подол ее платья тяжело стремился ко дну, он прилипал к онемевшим от холода ногам. Вечерняя вода была ледяная и уже скоро Камилла перестала чувствовать ноги, а затем и руки, но все равно продолжала набирать воду. Все это время ее не покидало нарастающее чувство тревоги и беспокойства, но вот так бросить все она не могла, когда другие из-за всех сил старались остановить огонь, доверившись друг другу. Даже когда было видно, что огонь стал еще больше, ни кто не собирался сдаваться, они продолжали носить ведро за ведром, кувшин за кувшином, горшки за горшками, все, куда можно было набрать воду. Под дуновением ветра пламя еще больше набирало силу, и жадно поглощала все на своем пути, оставляя после себя лишь черный пепел.
Но вот огонь добрался до земельных насыпей, отделяющих его от остального поля, их успели насыпать, как только все началось. Сухие колосья быстро сгорели, и огонь начал уменьшатся, пока не исчез полностью, оставляя после себя столб дыма, но его уже нельзя было различить на фоне черного неба. Пламя перестало освещать, и теперь только Луна слабо светила на землю и тлеющие остатки колосьев. Неужели это все? Промелькнула мысль в голове.
- Потух! – послышался радостный возглас где-то с поля. – Потух! – и все поле заполнилось радостными возгласами.
Все вышли из воды и примостились отдыхать на берегу. Камилла тоже немного отдохнула, растирая онемевшие конечности. А потом сразу побежала вверх на остывающие поля, по вязкой земле, словно тесто, ноги по щиколотку проваливались с чавкающим звуком. Все вокруг было черно словно ночь, воздух наполнял горелый запах, а глаза слезились от последнего дыма. На полях все еще суетились, помогали пострадавшим обрабатывать ожоги, других поднимали на ноги и относили в деревню, остальные собирали ведра, лопаты и другие инструменты. В стороне не остались даже солдаты из замка господина, помогающие всем, чем смогут. Все черные и измазанные как само поле. Но все равно на душе было не спокойно, Камилла не видела своего мужа, и в голову начали приходить совершенно страшные мысли. А вдруг его окружил огонь и никто не увидел его, вдруг он сильно обжегся, или он где-то лежит, надышавшись дыма?
- Микаэль, – позвала Камилла, – Микаэль.
Она обернулась и сквозь расходящихся крестьян увидела его, а может она ошибалась, ведь все в округе на одно черное лицо, но сердце подсказывало, что это он. Измазанный черной сажей, грязью и уставший, просто стоял и смотрел на нее, через проходящих мимо людей. Камилла побежала к нему, ее ноги с таким же чавканьем, как и раньше, проваливались в жидкую жижу, но она не замечала и бежала вперед. Они встретились, и она крепко обняла его.
- Ты жив, дорогой. – ласково и тихо произнесла она. – Жив.
- Ну а как еще? – почувствовала взаимные объятья.
- Твоя рука! – правый рукав Микаэля был изодран и испачкан в крови.
- Мелочь, заживет.
На душе стало так легко и спокойно, что Камилла вмиг забыла про ноющие ноги, и вообще про все заботы до этого момента, так и стояла в крепких объятиях мужа. Камилла знала, что пока они есть друг у друга, у них все будет в порядке, Алисон выздоровеет, а урожая с полей хватит всем на зиму, и они будут жить счастливо насколько это возможно.
Так и завершился один день из многих похожих друг на друга, словно зернышки овса.
Тема: Серое зернышко (Прочитано 1955 раз)