Z-Treg, о-хо-хо, ну давайте, все равно Кальрадия не налагает особого ограничения для хитрого ума.
Я совсем немножечко подеконструирую, ладно? Чуть-чуть.
Винни-пух и все-все-все в Кальрадии.– А вот вы, Бенедикт Басильевич, совсем не утратили хватки, ой, говорю я вам, совсем не утратили! – говорил старый вейгирский охотник Порфирий Педорович, истекая слюнками при виде свежеприготовленного мяса.
– Полно вам, – тихо отозвался его товарищ, седой Бенедикт, жилистый, длиннорукий, не утративший по старости остроты своих серых колючих глаз.
Порфирий почесал свою рыжую, тронутую серебром седины бороду, в то время, как его старый друг нарезал жирного кролика, пойманного им на закате. Своими опытными руками Бенедикт быстро справился со свежеванием, и теперь охотникам не придется трогать подношение, чтобы подавить разыгравшийся голод.
Порфирий с Бенедиктом три дня были в пути – им была оказана великая честь: главная роль в великом вейгирском потлаче, знаменующего связь народа вейгиров с их кормильцем. Их народ был детьми леса, соседями леса, друзьями леса, лес стоило уважать, но стоило и остерегаться его гнева. Дарителям не стоило трогать подношение, но ведь каков толк будет, если они не смогут осуществить дарение? К счастью, лес вновь пришел на выручку, прислав им навстречу гонца-кролика.
Порфирий погрузил зубы в жесткую мякоть ножки, забрызгивая соком свою бороду. Бенедикт поспешил присоединиться к трапезе. Порфирий с причмокивание облизывал кость, старательно сдирая с нее все остатки мяса, которые только встречал. Бенедикт яростно пожелтевшими и редкими зубами рвал лопатку, прерываясь только на облизывание блестящих губ. Порфирий обсосал кость, сгрыз хрящи и с громким хлюпаньем приступил к высасыванию костного мозга. Бенедикт грыз лопатку, на которой уже не было ничего, кроме следов зубов. Порфирий выкинул кость себе за спину. Бенедикт выкинул кость себе за спину. Порфирий громко отрыгнул. Бенедикт хлебнул воды из бурдюка и похлопал себя по животу. Над их головами громко ухнул филин.
– Ого, – нахмурился Бенедикт Басильевич, – царь леса уже покинул свою вотчину.
– Надо выложить дар, – покряхтев, Порфирий Педорович встал и направился к носилкам. На носилках лежал крупный мешок, в который был помещен дар. Порфирий попытался поднять мешок сам, но не сумел, ухватился за спину и бросил сердитый взгляд на товарища. Бенедикт спешно вытер руки о рубаху и подбежал к мешку. Напрягшись, вдвоем они отнесли тяжелую ношу дара к костру в середине поляну, на которой они собирались ночевать до этого.
Глашатай еще раз ухнул, после чего хлопнул крыльями и улетел. Царь леса был уже близко.
У Порфирия тряслись руки, когда он вытаскивал дар из мешка. Даром в этом году служил вепрь, пойманный ими перед самым отправлением. Царю леса было все равно, сколь долго путешествовал дар, поэтому можно было не беспокоиться о состоянии мяса. На даре можно было заметить опарышей в ране от стрелы, которой вепря подбил Бенедикт Басильевич. Свет костра освещал черную запекшуюся кровь на всей шее дара.
Дальние кусты зашевелились, и охотники поняли, что вскоре засвидетельствуют пришествие царя леса. Бенедикт схватил Порфирия за все еще дрожащую руку и отвел подальше от дара. Охотники встали на колени, приготовившись приветствовать царя леса.
Уши людей оглушил ужасный рев, когда на поляну из кустов вывалился огромный жирный лесной царь. Его роскошная бурая мантия внушала благоговейный трепет, мощные конечности, способные убить одним взмахом ужасали. Охотники в унисон замычали приветственную песнь, написанную на мертвом языке. Царь леса с осторожностью сделал шаг назад, заслышав свой гимн, затем повел носом и, наконец, заметил у костра дар. Охотники, не переставая мычать, со слезами на глазах смотрели, как царь медленно подходит к мертвому вепрю. Когда царь завершил свой путь, он трижды понюхал дар, помотал головой и взвыл. Его вой, крик на мертвом языке полностью заглушил мычание охотников, заполонив их разум. Даже когда вопль царя прекратился, а кричал он трижды, это мертвое слово продолжало гудеть в головах людей. Охотники чувствовали скорбь и счастье царя леса по утерянному и вновь найденному дару, по части его неизмеримого царства.
Царь леса начал свою трапезу. Он ел и ел, медленно поглощая вепря кусочек за кусочком. Он ел его до самого рассвета, пока охотники со слезами боли и радости стояли на коленях, смотря на него, а затем он хрустел костями вепря, не оставляя от него ничего на этом свете. Окончательно расправившись с даром, он повернулся к оставшейся тушке кролика и поглотил ее за один раз. После этого царь леса в последний раз одарил людей мертвым словом, обернулся и начал уходить в свою вотчину. Охотники замычали прощальную песню, и не прекращали ее до тех пор, пока солнце не вошло в зенит, а глотки их навсегда не потеряли способности сказать слово. После этого они собрались и в полном молчании отправились в свою деревню, и больше никогда не издали ни единого звука, не в силах потревожить сидевшее в их головах мертвое слово их царя.
Винни-пух и все-все-все в Кальрадии.