Минули часи ті, що громом гриміли,
Кострищем палали, дзвеніли мечем.
Здаючись стрілою, вони пролетіли,
Отож ми балладу про них і почнем.

Єдиною славою вважалась лиш та,
Що в полі у бою здобута була.
Все одно - чи цар ти, чи лицар поважний,
Не станеш ти славним, коли не відважний.

Великі герої кували в бою
Чи гідність, чи мужність й звитягу.
Кували вони також долю свою,
Збираючи шану й повагу.

Єдиною ціллю і сенсом життя
Було захищати держави буття,
Це честь - короля своєго захищати;
Всім іншим герої могли знехтувати.

Минули часи ті, а з ними і гідність.
Прийшли їм на зміну занепад і бідність.
І славу купці за монети купують,
І пам’ять героїв ганебно плюндрують.

Широка кишеня та гаман тугий
Посіли на трон кальрадійський.
Король вже не лицар, а борів товстий,
Не воїн - торговець свадійський.

Купують для себе поетів вони,
Щоб ті про них пісні складали.
А самі бояться удару з спини
Бо куплені їхні васали.

Нагаї свистять і шмагають селян,
Що годують та поять багатих дворян.
Ті не бачать нічого з-за страв та напоїв,
Незважають на муки нащадків героїв.

Кров гаряча у дітях героїв вскипіла,
Похапались вони за сокири і вила,
Піднялося повстання; в кривавім бою
Довели ті нащадки всю сутність свою.

Повернули в Кальрадію славу ясну,
Незбагненно прекрасну й величну.
Захистили лицарську звитягу святу
Й світлу пам’ять отців своїх вічну.



P.S. Баллада написана без каких-либо политических умыслов и не имеет отношения к реальным событиям.

Глава 3.
2 ноября 1257-го года. Булуга, центральная Вегирия.
В кузнице становилось жарковато. Тяжелые вздохи кузнечного меха, звонкие удары молота о наковальню и потрескивание огня под ней наполняли маленькое душное обиталище местного кузнеца. Сам он, крепкий усатый детина, насквозь пропахший углем, железом и потом, потел над красными от жара наконечниками для стрел.
В дубовую дверь постучали. Обтерев фартуком красное от жара и черное от налипшей пыли лицо, булужский кузнец Плафон Плафонович Пень вышел на морозный воздух. У самого входа в кузницу стояли двое рослых и крепких мужиков. Вид у них был не самый презентабельный: на опухших красных лицах чернела и рыжела щетина; с немытых голов градом катились вши; ватники, в которые были одеты они, можно было легко назвать “одной большой латкой”. Однако детина Плафон Плафоныч был неразборчив при выборе клиентов.
- Кто такие, мужики? - спросил он, погружая свой указательный палец в недра носа по самую ладонь. - Откедова путю держите?
- Дезертиры мы, - понурив головы, ответили прибывшие. - Вот я, - добавил тот, что повыше и почернее, - Андрон, а это мой братишка по оружию Пелагей. Ты тут, чтоль, главный кузнец? Дело в том, что в позапрошлом году я был тут этапом... э-э-э... проездом, скажем так. Так был другой, Максимом звали, кажись.
- Оно-то конешно, - погладил черные усы Плафоныч. - Был у нас Максимка, но скончался пять месяцев как.
- Вот беда! - покачал головой Андрон. - Авось конь брыкнул?
- Не без этого, - кивнул кузнец. - Все из-за лошади. Когда Максимка подковывал коня какого-то заезжего дворянина, то ли графа, то ли герцога, то ли еще какого-то черта, тот брыкнул беднягу со всей мощи. Но Максимке-то ничего, а животное сломало ногу и подохло. Дворянин, увидав такое, приказал снести кузнецу голову; пять топоров сломали, а шестой таки срубил бедолагу.
- Опять эти дворяне! - вдруг завопил Пелагей. - Рубить их надо, гадов!
- Остынь, Пелагеюшка, остынь, - испуганно отстранился от товарища Андрон, а потом, повернувшись к кузнецу, объяснил: - На беднягу упал свадийский рыцарь, а вы ведь знаете, какие они тяжелые, эти южанские жестянки... Но вообще-то он прав. Этих голубокровных нахлебников надо резать, как свиней перед праздником. - Он заговорщицки наклонился к уху Плафона и стал ему шептать. - Некий Борча, Илья Ильич, создал РККА - Разбойничье-крестьянскую красную армию - на прошлой неделе в городе Рейвадине, слыхал, нет? Так вот. Уже появились первые успехи: позавчера двое грабителей попытались ударить графа замка Измирала. Правда, их за это повесили, но попытка сделать это - героизм высшего класса. Слушай, - нервно защелкал пальцами дезертир. - Айда с нами?
- А на кой оно мне? - Плафоныч удивился настолько, что его усы поднялись вверх, словно два копья. - Я живу себе неплохо, от подковы до подковы; каждый вечер у меня есть и сто грамм, и отварная брюква. Что еще нужно вегирцу?
- А-а, - понимающе потряс головой Андрон. - Так ты свободный, не крепостной?
- Да, я свободен.
- Тогда ты - кулак, - прямо заявил дезертир. - Знаешь, почему? Потому что когда спрашиваешь у крепостного, кто его кормит и от кого зависит его жизнь, тот либо не понимает, либо показывают на замок своего господина. А свободные люди показывают нам либо кукиш, либо кулак. Оттого мы и зовем их следующим образом!
- Чокнутые вы, - снисходительно улыбнулся кузнец. - Ну хорошо. Допустим, что ваш этот самый, как его там, Борча уничтожит феодалов. Что же тогда будет с Вегиром? С Кальрадией?
- Сразу видно, - прищурился Андрон, - что вы не читала “Феодал” графа Карла Наркса. Великий товарищ Борча, основываясь на идеях нарксизма, пообещал следующее: землю - крестьянам, города - горожанам, леса - разбойникам, казармы - дезертирам. Кроме этого он сказал, что все кулаки будут раскулачены, дураки - раздурачены, дворяне - раздворячены, хергиты - разхе... ну, кхм-кхм, разбиты в пух и в прах. Понятно вам?
- В какой-то степени, - кивнул кузнец. Он посмотрел на разгорячившегося Андрона, туповатого Пелагея и еще раз на Андрона, стоявшего с гордым и победоносным видом. Затем, пожав плечами, спросил:
- Так вам коня подковать или меч заточить?
- Ты идиот, - заключил дезертир. - Присоединишься к нашему движению, или нет?
- Оно-то, конешно, можно, - почесал затылок Плафон. - А если власть смениться, буду ли я иметь каждый вечер отварную брюкву, целые портки и заслуженные сто грамм?
- Будешь, дружок, - широко улыбнулся Андрон. - И не сто грамм, а сто пять!
- Ну, тогда по рукам! - засиял кузнец и протянул дезертирам свою сильную потную руку.

Сам придумал? Или у менестрелей взял? Нет, ну так то складно и смешно.

Честно говоря, как-то само получилось. Ехал в автобусе, и вдруг в голову полезли рифмы. Решил написать, ну а стиль получился как раз такой, как менестрели поют    Кстати, я таки часто ухожу с форума и надолго, просто то переезды, то экзамены, то вообще в другую страну поехал... В общем, не всегда есть время на "пописать". Прошу извинить!

   Глава 6. Раскол.
   Двое дюжих детин презрительно швырнули генерала фон Кассбурга в уцелевшую после погрома изьбу и, захохотав, заперли массивную деревянную дверь, став снаружи. В голове у Отто все еще была дымка, однако боль сломанного носа и насквозь прокушенный язык заставили его очнутся. Черт возьми, да это предательство, это переворот в войсках! При чем его, лучшего друга маршала фон Винберга, обвинили в убийстве, которое, очевидно, совершили сами Астольф фон Винберг и Норберт фон Гольтау.
   Фон Кассбург сел на лавку, обмазанную кровью, и прислушался к потрескиванию и завыванию пожарищ в селе. Огонь, зажженный в одном доме, перебрасывался на два соседних, и деревня очень скоро превратилась в Гиенну огненную. Что ж, фон Винберг не допустил бы такого даже в том случае, если бы жители этой деревни его убили или смертельно ранили. Нет, смерть Адальберта либо подстроена его братом, либо он еще жив, что, увы, маловероятно...
   Отто выпрямился и утер идущую из носа кровь, вытирая руку о белый шелковый платок. Не все потеряно: в войске есть добрая тысяча воинов-"стариков", которые более верны ему, чем все офицеры Империи вместе взятые верны Кайзеру. От мысли про Кайзера фон Кассбург содрогнулся. Он бы такого тоже не допустил бы - честь офицера Фатерланда не должна быть запятнана кровью ни в чем не повинных людей, а уж тем более женщин и детей. Эра жестокости - Средневековье - ушло, и теперь настала эпоха гуманизма. Но многие оказались к ней не готовы, так как не привыкли сдерживать своего внутреннего животного!
   Генерал встал со скамьи и стал осматривать помещение, в которое его заперли. Это, очевидно, была пекарня - большая печь, широкий ясеневый стол, щедро посыпанный мукой... В другой стороне была лавка, очевидно, для сна. На ней запеклась кровь, скапывавшая с деревянной стены дома. Видимо, тут кого-то пристрелили... Отто глянул себе под ноги и изумился - там также чернело большое бурое пятно. Очевидно, не обошлось без удара в сердце или обезглавливания.
   Эти пьяные фатерландские холопы должны были явно пропустить какой-нибудь инструмент - нож, кочергу, топор... Однако вокруг ничего такого не было. Отто стал обшаривать печ, и вынул спрятанный в золе крюк для вытаскивания хлебов. Взвесив его в руках, генерал подумал: "А ведь это грозное оружие, на самом-то деле. Правда, выбратся отсюда он мне вряд ли поможет".
   Снаружи раздался тихий голосок, явно пренадлежавший его новому адъютанту. Он был юнцом, у которого еще молоко на губах не высохло. Однако в голове этого парня было куда больше, чем у покойного Шмиллена. Герберт Эрих - так его звали - был обязан своей жизнью генералу фон Кассбургу, поэтому в его верности Отто не сомневался так, как не сомневался в нем фон Винберг-старший.
   - Господа, - услышал генерал его тихий, вкрадчивый голосок. - Только что мы подожгли, значит, лавчонку самогонщика, глядь, а там полным полно товару. Ну мы ее и потушили, попробовали - вещь, скажу я вам. Я-то непьющий, а вот мои товарищи уже, wie die Schweine (Как свиньи, - нем.), валяются и только хрюкают. Не желаете ли им помочь?
   Стражи переглянулись и один из них что-то многозначительно промычал.
   - У нас приказ, малец, - пожал плечами он. - Проваливай, пока Астольф Великий не вернулся.
   "Астольф Великий?" - повторил про себя фон Кассбург и невольно расхохотался. Страж с силой грюкнул в дверь и приказал заткнуться. Генерал опять прильнул к двери и стал смотреть в смотровое отверстие.
   - Вы не волнуйтесь, - артистски пожал плечами Герберт. - Я этого ублюдка настолько ненавижу, что скорее срублю его, чем дам убежать. Просто поймите, завтра мы уходим отсюда на юг, а сегодня Астольф Великий снизошел и разрешил всем выпить. - Он резко замолк, но вкрадчиво продолжил. - В меру, естественно.
   Стражи опять обменялись многочисленным взглядами и, кивнув, сказали хором:
   - Учти: если мы вернемся, а тебя и убийцы тут не будет, великий герцог фон Винберг очень разозлится!
   И они быстрым шагом скрылись за углом ближайшего дома. Герберт Эрих, осторожно оглянувшись стал спиной к двери и сделал каменное лицо. До Отто фон Кассбурга донеслось тихое бормотание:
   - Завтра на рассвете Вас посадят на кол и будут везти на нем до Одоева. Я ничего не могу сделать, так как вокруг полным полно солдат. Я опросил Лоррианский полк, и все капитаны подтвердили свою лояльность вам. А в нашем полку, ясное дело, капитан и солдаты - одно целое. Я пустил слух, что Адальберт фон Винберг жив, а Астольф Великий - лишь жалкий узурпатор власти. - Адъютант на миг замолчал, после чего решительно добавил. - В полночь Лоррианский полк поднимется и уйдет из деревни на юг, освободив вас. Если Астольф воспротивится - мы дадим ему бой.
   Отто медленно обдумал то, что ему сказали, после чего кивнул и коротко объявил о том, что план ему понятен. Однако нельзя было надеятся только на своих воинов - если есть возможность, то нужно во что бы то ни стало выйти и помочь им с боем пробится сквозь окружение мужицких новобранцев. Это должно быть несложно, ибо что те будут лежать пьяными вдрызг прямо до рассвета, но... у них есть генерал фон Гольтау, а он умелый военачальник. Норберт был извечным конкурентом фон Кассбурга, и их навыки в военном ремесле были одинаковыми, однако вступать в бой с четырьмя тысячами, пусть и холопов, но под его началом было крайне рисковано.
   Через пятнадцать минут стражи вернулись, и, дыша перегаром, стали икать и гоготать пьяными голосами. Отто фон Кассбург лег на скамью и задумался - как же избавится от стражей и выйти на свободу? Глазами он буравил потолок, пока вдруг не догадался, что он состоит из прилично протрухлевшей соломы, скрепленной массивными сосновыми балками. Тотчас же рука генерала нащупала крюк, и уже через минут пять тот стоял на одной из балок, плотно вцепившись в сырую солому левой рукой. Правой рукой он активно разметывал покрытие, расширяя проход. Вонючая труха и личинки сыпались на него сотнями, но он не сдавался и продолжал драть крышу крюком. Наконец вонь тлеющих растений сменилась свежим морозным воздухом, и сквозь узкую щелку в соломе фон Кассбург увидал восходящее серебро месяца...
   Через десять минут усиленной работы руками Отто увеличил проход до таких размеров, что мог спокойно в него пролезть. Преодолев его, генерал оказался в холодном и свежем воздухе вегирского вечера. Он съехал с покатой крыши дома и оказался на заснеженной и непрохоженной улочке, откуда единственный путь в лагерь полка лежал через главную улицу деревни.
   Обойдя вокруг изьбу, фон Кассбург бросился в сторону стражей со скоростью молнии, ударив старшего крюком по шее. Другой рукой он схватил второго стража и с силой ударил его об дерево, так, что он потерял сознание. Затащив двоих раненых в дом, он закрыл его и выбросил ключ в кусты. Единственное, что он забрал у его тюремщиков - это сабля и кремниевый пистоль, заряженный в оба ствола.
   Людей вокруг не было видно абсолютно - лишь пепел и запах гари носился в морозном вечерном воздухе. Зато вдалеке, на горе, всеми огнями бушевал еще лагерь. Тут, в Вегирии, темнело рано, поэтому сейчас было около шести часов вечера. "Самое время повеселится и хорошо выпить, - мелькнуло в голове у генерала. - Прекрасно. В суматохе меня никто не заметит".
   И правда. Когда фон Кассбург, нахлобучив на голову найденную где-то солдатскую каску, прошел мимо полупьяных стражей лагеря, он словно попал на банкет к чертям - везде пьяные крики, холостые выстрелы; парочка "солдат" Фатерланда, сняв штаны, громко пускала ветры, раздувая стоящие за ними факелы. Огненные струи чуть не задели проходящего мимо капитана, который тотчас выхватил плеть и хлеснул ею по одной из блестящих задниц. Громко вскрикнув и чертыхнувшись, пьяный "солдат" полез в драку с капитаном, но был нокаутирован. Кроме этого Отто увидел Норберта фон Гольтау, который хлестал из бочонка добрую вегирскую медовуху, словно пил воду в жаркий день.
   Астольфа "Великого" нигде видно не было, очевидно, он решил остатся трезвым. Генерал фон Кассбург без труда отыскал ту часть лагеря, где располагался Лоррианский полк, и вошел в палатку своего адъютанта, Герберта Эриха. Он как раз сидел в окружении десяти капитанов и оживленно рассказывал о том, что выступать нужно сразу после полуночи. Его взгляд вдруг скользнул к выходу из шатра и замер. Он увидел генерала.
   Медленно встав, он удивленно спросил:
   - Как вам это удалось? - при этих словах все капитаны также повернулись и стали удивленно разглядывать чудом освободившегося генерала. Тот взмахнул рукой и сказал:
   - Неважно. Главное - что я тут, - он окинул дружеским взглядом собравшихся офицеров. - Благодарю вас, господа, за то, что остались верны мне. Этого я никогда не забуду. Итак, видимо, я как раз вовремя... Что вы решили, как будете поступать?
   - Herr von Kassburg, - быстро заговорил Герберт. - Мы приняли решение выступать после полуночи. Это самый оптимальный вариант: все заснут и будут спать, как убитые. Идти в три часа ночи, как предложил господин Копфбау, - он кивнул в сторону высокого офицера с аккуратной испаньолкой, - не имеет смысла - стражи протрезвеют и поднимут шум. А идти на рассвете, такую идею выдвинул капитан Магеншмерц, - адъютант указал на приземистого усача, - безсмысленно, ведь все уже проснутся. Итак, мы выступаем в полночь, не так ли?
   - Стройная идея, - кивнул генерал. - Только если Астольф только и ждет того, что Лоррианский полк дезертирует? Естественно, он дурак, но вон генерал фон Гольтау не глуп. Он прекрасно понимает, что уйти в полночь - как нельзя удобнее. Кроме того, полк Святого Карломанна не присутствует на пьянке. Пока я добирался до лагеря, я видел хорошо утоптанную тропу, ведующую к морю. Снег шел три часа назад... Думаю, вам понятно, к чему я клоню. Как только мы начнем уходить, "карломаннцы" войдут нам в тыл и всех перебьют.
   Офицеры выглядели ошеломленными. Наконец Герберт вздохнул и осведомился:
   - Что же мы тогда будем делать?
   - Мы пойдем сейчас, - глубокомысленно улыбнулся Отто фон Кассбург. 
   Повисла тишина, прерываемая лишь отдаленным гулом пиршества. Наконец Магеншмерц, деликатно кашлянув, осмелился ее нарушить и осторожно осведомился:
   - Как?
   - Сейчас - идеальное время, - пожал плечами генерал. - Никто не ожидает ничего подобного. Мы собираемся, берем с собой припасы и оружие, садимся на лошадей и открываем огонь по пьяным солдатам противника. Убив несколько десятков, мы начнем быстро отступать к ущелью, где встретимся лицом к лицу с ничего не подозревающим полком Святого Карломанна, вступаем с ним в бой и повергаем в бегство. Тем временем в лагере паника, сумятица. Люди бегут кто-куда, не понимая, кто враг, а кто друг. Это, естественно, сыграет нам на руку. Фон Гольтау пьян, и не протрезвеет до завтра, а Астольф настолько темный в военном искусстве, что сбежит при первых же выстрелах, - Отто фон Кассбург обвел решительным взглядом капитанов. - Вы со мной?
   - Ja, unser General! (Да, наш генерал! - нем.) - воскликнули все капитаны, не размышляя ни секунды. - Wir sind mit Ihnen! (Мы с Вами! - нем.).
   - Wunderbar (Прекрасно - нем). А теперь - по сотням. Поведайте им наш план... Капитан Шаффнер, ваша сотня откроет огонь по пьяным коллаброцианистам. Выполнять!
   
   Астольф "Великий" сидел в своем шатре. Перед ним трясся адъютант капитана Копфбау. Его мелкие свинные глазки нервно прыгали по мешкам с награбленным добром, которые стояли по углам шатра его предводителя. Согнувшись в три погибели, он нервно облизали пересохшие губы и слащавым голоском стал докладывать:
   - Великий Астольф фон Винберг, der beste Ofizier des Reiches! (Лучший офицер Империи! - нем.). Я только что от их жалкого собрания... В общем-то ничего нового - адъютант этого предателя фон Кассбурга убеждает всех, что нужно идти в полночь. Это наверняка, Herr von Winberg!
   - Не твое дело, наверняка или нет, - властно сказал Астольф, но тут же смягчился. - Возьми себе добра, сколько унесешь, и расскажи всем, как щедр Астольф Великий, достойный правопреемник своего брата!
   - Слушаюсь, мой генерал! - казалось, еще ниже склонится невозможно, однако адъютанту это удалось. Коснувшись лбом собственных ног, он выпрямился и, немного сутулясь, подошел к мешкам, извлекая из них бутли с медовухой и золотые динарии, найденные в погребе одной изьбы. Спрятав их под свое сюрко, адъютант нагреб себе еще pro forma (Для виду - лат.) и скрылся за тяжелой палаточной дверью из войлока.
   Астольф, проводив его взглядом, уселся поудобнее на большой походной сундук и положил голову на руки, упершись локтями в колени. Итак, после заточения фон Кассбурга старшим в Лоррианском полку стал де-факто его адъютант, хитрый и пронырливый малый. Что ж, похоже, они действительно начнут уходить в полночь. Хорошо, что полк Святого Карломанна их поджидает... Не далеко они уйдут. "Карломаннцы" стреляют лучше всех в этом стаде сброда. И если три тысячи мужицкого сброда не смогут остановить "лоррианцев", то стрелковый полк из столицы Империи, покровителем которого являлся фон Гольтау, определенно сможет поумерить их пыл...
   

   Глава 4. Предательство.
   Войско фатерландцев расквартировалось по всей деревне, однако были люди, на которых места не хватило. Они расположились лагерем на пологом склоне приморской горы над деревней. Адальберт фон Винберг, его брат и генералы вместе со своими адъютантами расположились в форте по середине поселения.
   В засаде, произошедшей утром прошлого дня, участвовали почти все мужчины Фиснара. Те, кто отказался нападать на фатерландцев, были опрошены самим герцогом. Он решил спрашивать про причины засады и про расположение вегирских войск. Для этого он выбрал стоящую недалеко от центра селения изьбу, в которой жил старый пекарь по-имени Федот со своей старухой и дочерью.
   Зайдя в его дом, построенный в виде сруба с соломенной крышей, герцог быстро оглядел помещение. В ноздри ему сразу ударил запах свежеиспеченного хлеба, старых кожухов и дыма из печи. Под ногами юркнула мышь. Адальберт взглянул на обитателей изьбы. Типичные вегиры: громадный, но уже сутулый старик с седой, порыжевшей бородой, сгорбленная и сморщенная старуха в черной косынке, высокая белокурая девица, наверное, та, которая брала воду из колодца перед началом побоища. Герцог еще раз осмотрел помещение изьбы. В ней лежало несколько соломенных тюфяков, при чем их было больше, чем обитателей дома. Наверное, у старика были еще два сына, которые уехали воевать вместе со своим барином.
   - Здоровья вам, - с трудом выговорил он по-вегирски. - Вижу, что вы люди хорошие.
   - Авось, неплохи, - проскрипела старуха и скрылась в недрах дома.
   - Федот? - Адальберт чеканил каждое слово на фатерландский манер. - Мне хотелось бы узнать, за что и почему на нас напали ваши односельчане?
   - Не гони лошадей, милок, - хитро улыбнулся дед, жестом показывая "давай что-то взамен". Адальберт вынул из кармана золотую монету номиналом в сто динар и протянул ее старику. Тот подержал ее, взесил, и заговорил. - Наш барин, уходя на войну, рассказал нам, что как только мы увидим эдаких как вы, - он замялся, - с птицами на шлемах; он назвал вас "стервятниками"; так вот, он гутарил нам, что вы вырезаете людям языки и вспарываете животы, срезаете кожу и сыпете солью раны... ну и прочее, и прочее. - Он встал, но вдруг схватился за поясницу и медленно осел. - Я бы тоже, авось, набросился на вас, но стар я уже. Вот мои орлы напали бы на вас, но Бог милосерден: они ушли недавно. Вижу я, неправ наш барин.
   - А где ваш барин?
   - Да вот, ушел эдак недельки две назад с моими и иными сыновьями, - старик наморщил лоб и вдруг крикнул, - Любава! Поди ка сюда, - девица быстро подсеменила к отцу. - Когда наш барин обещал вернутся?
   - Недельки через три, батюшка, - сказала она красивым голоском и молча отошла. Адальберт снова почувствовал, как из его желудка к его сердцу поднимается волна холода. Впрочем, он быстро отогнал от себя дурные мысли: у него много солдат, хоть и не все хорошо обучены. Но за недельку он сможет их подготовить и дать бой боярину, владеющему Фиснаром. А потом можно будет пойти в контратаку и не останавливатся аж до самого города Одоева.
   Адальберт вышел из нагретой изьбы и с удовольствием вдохнул холодный воздух. Оглядевшись по сторонам, он увидел своего брата, быстро семенящего ему на встречу. На лице его виднелся испуг, а волосы беспорядочно выбились из-под шлема, словно он с кем-то ожесточенно боролся. Перехватив взгляд герцога, Астольф прибавил шагу, крепко сжав эфес своей сабли.
   - Брат! - закричал он, дрогнув в голосе. - Ни я, ни генерал фон Кассбург не могут найти генерала фон Гольтау. Я уже опасаюсь, что эти местные варвары схватили и замучили его... Боже, он был таким отличным парнем...
   - Что?! - Адальберт вдруг почувствовал сильную тревогу и не меньшую усталость. - Как - пропал?
   - Я видел, как он пошел из лагеря в лес, оттуда не вернулся. Единственное, что я увидел минут тридцать спустя, это трех мужиков, видимо, лесорубов, которые несли топоры. Они были чистыми, но снег - это же вода. Их лиц я не разглядел...
   - Черт возьми, - громко крикнул Адальберт, выпуская изо-рта облако пара.
   - Пошли, я покажу где это, - виновато взглянул на своего брата Астольф. - Я должен был его остановить.
   Братья быстрым шагом покинули деревню и стали подниматся в лагерь. Опросив солдат и адъютанта фон Гольтау, Фридриха Нахтигаля, они не добились ровно ничего. В итоге Астольф убедил Адальберта пойти на опушку леса, и тот согласился. Место, куда он его привел, оказалось ужасно тревожным и пустынным - несколько кустиков молодой сосны поросли между торчащими из снега скалами. Узкая гравиевая тропка вела в лес. На свежем снегу виднелся ряд следов, оставленных казенными фатерландскими сапогами. Больше никаких следов не было. Присмотревшись, Адальберт удивился четкости следов. Создавалось впечатление, что прошедший тут был очень тяжелый, однако фон Гольтау был низким и довольно худым.
   Адальберт вопросительно посмотрел на Астольфа, но тот лишь уверенно пошагал по следам в лес. Герцог фон Винберг проследовал за ним, войдя под сень высоких елей. Да, в таком лесу можно было заблудится и до конца жизни не выйти. Впрочем, при таком холоде и при полном отсутствии еды, он настал бы быстро. Астольф остановился, всматриваясь вдаль. Проследив за взглядом сводного брата, Адальберт увидел, что ряды елей прерываются, и начинается высокий гранитный обрыв.
   Братья подошли к краю обрыва, и маршал бросил быстрый взгляд вниз. К несчастью, там, куда он посмотрел, лежало темное тело, вокруг которого расплылось кровавое пятно.
   - Он там! Он упал! - крикнул Адальберт, и вдруг почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Быстро бросив взгляд на перекошенное от страха лицо своего брата, он взглянул себе под ноги и увидел лишь белую пустоту. Тишину зимнего вегирского леса пронзил крик дикого ужаса...
   
   Генерал фон Гольтау возвращался с морского берега. Его новый друг, Астольф фон Винберг, небось уже покончил с этим тонкошкурым герцогом. Норберт со злостью подковырнул носком своего кожанного башмака камень и послал его в кусты. Оттуда выпорхнул дикий голубь и с шелестом устремился в белое небо. Еще во время похода на святой орден Трона Льва этот ненависный маршал заставил его уйти из дому, от его молодой и привлекательной жены, напрочь запретив иметь дело с женщинами на завоеваных землях.
   "Кроме того, - со злостью подумал фон Гольтау. - Этот ублюдок прикал мне возглавлять пехоту во время нашей последней битвы, и в итоге я потерял львиную долю этих болванов. Ведь он знал, что я люблю больше позиционные стрелецкие бои. Кроме того, после битвы он объявил его, гения военного исскуства в том, что он некомпетентен!". Это слово преследовало его последние два месяца, словно ночной кошмар, отравляя его жизнь. Его, человека, который убил своего первого человека в тринадцать и который служит в армии с пятнадцати!
   "Впрочем, единственная позитивная сторона фон Винберга - его брат. Этот самый Астольф хитро придумал, как убить ненавистного маршала. Кайзер не узнает об этом происшествии в скором будущем, и за это время я смогу славно повеселится на землях Вегирии! К черту честь, когда ты победитель!"
   С такими торжественными мыслями он не заметил, как достиг деревни. По ней сновали редкие люди и солдаты Фатерланда. "Что ж, - ухмыльнулся генерал. - Скоро эта деревенщина узнает, как набрасыватся на пришедших с миром воинов!". Он зашел в распахнутые ворота форта. Стража сдалась и перешла на их сторону, поэтому стены и остальные части укрепления были целы и невредимы. Все шло просто замечательно.
   Генерал остановился по центру форта и прислушался. За ним кто-то шел. Резко обернувшись и схватившись за рукоять кинжала, фон Гольтау увидел зловеще улыбающегося Астольфа. Тот лишь потер руки и сказал одну-единственную фразу:
   - Ад давно нуждается в таком полководце, - и мелко захихикал. - Ну а теперь нужно найти эту верную собаку Адальберта - Отто фон Кассбурга. Впрочем, что он один сможет сделать против нас обоих? Да он песчинка, черт бы его побрал!
   В форт спокойной походкой вошел генерал фон Кассбург и, улыбнувшись, поприветствовал Астольфа и фон Гольтау. Последний пробормотал что-то вроде "легок на помине" и отвернулся, а фон Винберг, улыбнувшись, ответил генералу тем же. После этого он, дружески обняв Отто за плечи, он приказал ему оповестить всех в лагере, что они должны построится и явится на выгон перед селом. Тот, кивнув, ушел.
   Через полчаса все пять тысяч солдат стояли на выгоне, готовые слушать приказы. Перед ними, на крыше какой-то полу-развалившейся заброшенной изьбы стоял Астольф фон Винберг, по левую руку от него - фон Кассбург, а по правую - фон Гольтау.
   - Солдаты! - траурным голосом объявил он. - Наш дорогой полководец, маршал Империи и... - он всхлипнул, - мой брат, герцог фон Винберг, был растерзан на моих глазах парой дровосеков в лесу, что на западе. Я не смог ничего сделать, так как они быстро убежали... А бренное тело моего брата было скормлено собакам!
   По толпе прокатился ропот, и отдельные вскрики стали привычным делом, заглушающим все вокруг. Толпа громко требовала доказать смерть правителя и разрешение на месть. Астольф, еще раз показательно всхлипнув, поднял окровавленный пистоль, на рукояти которого виднелась царапина от стального лезвия. В другой руке у него была разломленная пополам окровавленная каска офицера Фатерланда. Толпа громко ахнула, и солдаты приуныли. Некоторые из них стали скандировать: "Rache! Rache! Tod dem Barbaren! (Месть! Месть! Смерть варварам! - нем.)", после чего Астольф повернулся к неверящему своим ушам фон Кассбергу.
   - Это он, - крикнул фон Винберг, - он заказал убийство! Я видел, как наш дорогой Адальберт вместе с ним шел в лес, после чего фон Касссбург скрылся.
   - Was für Lüge?! (Что за ложь? - нем.) - воскрикнул было генерал, но удар саблей по плечу повалил его на снег. Он повернул влажные глаза к подбежавшему фон Гольтау, но тот врезал ему под подбородок коленом и окончательно свалил на заснеженную крышу дома. Вокруг лица генерала расплылась кровавая лужа.
   - Und jetzt (А теперь - нем.), - воскликнул зычным голосом Адальберта Астольф, - мстите! Убейте всех, отрубите им их чертовы головы и скормите собакам! - он хитро улыбнулся и добавил, - и все женщины ваши!
   Толпа громогласно прокричала имя Астольфа фон Винберга и ринулась в деревню. Вламываясь в дома, солдаты Фатерланда молча терзали тела стариков, резали головы старухам, закалывали кинжалами грудных детей... Несколько девушек выбежали на площадь у форта, но их захлестнула толпа, громогласно гогоча и крича: "Вот вам за Адальберта, свиньи!"...
   Старик Федот, услышав на улицу возню, вышел из изьбы и посмотрел по сторонам. Вдруг в него врезался какой-то желторотый солдатик, выхвативший кинжал и всадивший его прямо в горло несчастному пекарю. Его белая, порижевшая борода окрасилась в бордовый цвет, и он осел на снег с булькающим звуком. С криком солдатик бросился через тело старика и вбежал в дом. Там сидела перекошенная от ужаса старуха и дрожащая девушка. Стрельнув в ее сторону глазами, солдат выхватил пистоль и выстрелил в старуху.
   Вдруг он почувствовал, что его тело куда-то пропало, а голова катится по грязному земляному полу. Последнее, что он увидел - медленно оседающее на колени свои тело с обрубком шеи и девушку, держащую окровавленный наконечник бердыша...
   В панике Любава бросила бердыш, и, рыдая, выбежала из дома. Она не увидела тела своего отца и ринулась прямиком в лес на западе. За ней увязались двое крупных молодых солдат, которые, забыв про честь своей родины, утирали кровавыми руками вспотевшие лица. Они погнались за бедной девушкой и не заметили, как оказались под сенью сосен. Девушка куда-то пропала.
   Солдаты побежали вперед, и вдруг остановились. Под ними, на глубине примерно метров двадцати, шло продолжение леса. У самого края гранитной скалы лежала девушка в белом теплом платье, растрепав свои светлые волосы по потемневшему снегу. Судорожно сглотнув, воины переглянулись и побрели обратно, в деревню.

   Глава 2. Милый дом.
   Войско триумфально вошло в Лорриан, второй по величине город в Империи. Над воротами развевались стяги дома фон Винбергов - белая полоска по бокам с двумя голубыми, перечеркнутая двумя скрещенными черными мечами. Жены солдат кидались им на шеи, радостно визжали дети, на стенах палили из аркебуз. Городская ратуша не переставала звонить.
   Проехав по главной улице города, Адальберт въехал в другую часть города - наполненную горем, разрываемую плачем и стенаниями. Вдовы погибших бойцов, завидев маршала, обступили его и стали причитать. Осмотрев их, герцог фон Винберг покачал головой и своим гулким голосом начал говорить утешительную речь, после которой некоторые женщины успокоились и побрели по домам. Каждой семье, которая потеряла мужчину, полагалась бесплатное пропитание на протяжении трех лет, а также бесплатное обучение детей. Дом фон Винбергов был не только самым богатым и влиятельным после кайзеровского, но и самым справедливым домом во всем Фатерланде.
   Наконец все солдаты вернулись по домам, а генералы были отпущены в свои феоды. Герцог же вернулся к себе в замок, находящийся на скале над городом. Несмотря на средневековые формы, он был украшен в стиле Ренесанса - новейшей архитектурной и культурной моде. Белые мраморные колонны украшали его донжон, который был выкрашен в белую краску. Бойницы были заставлены витражными стеклами, а в глухих крепостных стенах теперь виднелись широкие застекленные окна.
   Адальберт был еще молод - ему было двадцать восемь лет от роду, а маршалский титул он унаследовал от недавно почившего отца. С раннего детства герцог проявлял большой интерес с науке и культуре, и никак не ожидал, что его истинный талант проявится на полях сражений. В его небольшой, но просторной комнате на вершине башни стоял широкий осиновый стол, усыпаный разными астрономическими приборами, алхимическим снадобьем и листками, исписанными математическими формулами.
   Ренесанс в Кальрадии зародился именно тут - на землях южного Фатерланда. Именно тут воскресла культура легендарной Кальрадийской империи, от развала которой идет времяисчисление на этих землях, именно тут наука наконец-то вознеслась над церковными забобонами, и именно тут появилось первое огнестрельное оружие. Про жителей Лорриана, впрочем, как и про жителей всей Империи, говорили: "Первой игрушкой им служит пистоль". Вспомнив это, герцог улыбнулся: его отец подарил ему его кремниевый двухствольный пистоль на его юбилей - пять лет. Конечно, без пороха и пуль, а просто как красивую вещь.
   Рука Адальберта сама опустилась на рукоять торчащего из-за пояса оружия. Красиво вырезбленное, позолоченное и серебристое, его оружие не раз спасало ему жизнь во время кровавых боев его первого в жизни военного похода, который оказался на удивление успешным.
   Верный гунтер Адальберта, стрижа ушами, вошел под высокую каменную арку замка Винберг. Высокий фонтан, который молодой герцог установил перед походом, дабы увековечить память о себе в случае гибели, играл своими водами под стоящим в зените солнцем, а между мелкими брызгами сияла радуга. Вдоль фонтанной аллеи росли древние, посаженные еще во времена раннего Средневековья, дубы и молодые каштаны.
   - Клинок, стой, - скомандовал он власным голосом своему коню. Из украшенной коллонадой арки выбежала прислуга, нежно взяв коня под узцы. Адальберт, повернувшись к ним, сказал, - вымойте его, дайте клевера и овса, а мне приготовьте теплую воду и ужин.
   Взор герцога сквользнул по слугам. Да, это были его давние знакомые. Их предки служили тут еще с момента основания Винберга, и имели такое же право жить тут, как и сам герцог. Вдруг глаза Адальберта вспыхнули огнем и он выпрямился. Его взгляд был прикован к выходу из замка, где, обпершись на белую колонну, стоял какой-то высокий человек.
   Внешне человек был похож на самого герцога - прямой свадийский нос, глубокие темно-голубые глаза; только на голове его вздымалась грива волос соломенного цвета, в то время как у герцога были аккуратные короткие волосы цвета дубовой коры. Увидев огненный взгляд Адальберта, человек отошел от колонны и уверенной походкой пошел в его сторону, фальшиво улыбаясь и раскидывая руки, словно для ябъятия.
   - Берти! - сказал он высоким фальцетом. - Какая приятная встреча! А главное - какая неожиданная, ведь я надея... - он деликатно кашлянул и продолжил, - боялся, что тебя срубили на поле боя.
   - Да, - кивнул Адальберт. - Это странно - не так ли? Я тоже опасался за твою жизнь, потому что кто знает, крепко ли держатся перила у нас на балконе и не заползают ли к нам в спальню лесные гадюки. Я боялся, что одна такая вдруг заснула у тебя под подушкой.
   Блондин сразу померк и презрительно взглянул на маршала. Это был никто иной, как Астольф фон Винберг, незаконорожденный, но легитимизированный его отцом брат герцога. Из-за своего происхождения у него появился комплекс неполноценности, однако когда девять лет назад, по достижению совершеннолетия, его отец объявил его легитимным, комплекс превратился в манию. Манию величия.
   Астольф был красивее Адальберта, и имел среди придворных славу соблазнителя, однако по уму старший брат его явно опередил. И вот теперь, когда Адальберт стал одним из друзей кайзера, а он - лишь жалким бездельником и пьянницей, Астольф стал завидовать, и завидовать по-черному.
   После мытья в горячей воде, Адальберт почувствовал себя бодрым и забыл про усталость, которая свинцовым грузом навалилась ему на плечи. Его брат уже сидел за трапезным столом, уминая жареную на вертеле кабанятину, не дождавшись своего родственника.
   Герцог сел в торец стола и взял кубок для вина, немного пригубив пахнущего травами и спелым виноградом напитка. Астольф, бросив недоглоданную кость на тарелку, коварно засмеялся и зловещим тоном изрек:
   - Лучше не пей, - он взял свой кубок и одним залпом выпил его половину. Герцог удивленно вскинул бровь и поставил напиток на стол. Его братец пояснил, - я высыпал туда целый флакон яда беладонны, стоящего в тайнике нашего отца, - он снова прильнул к своему кубку.
   - Вранье, - невозмутимо ответил Адальберт. - Я высыпал его тебе еще до ужина, и он был тогда цел.
   Глаза Астольфа испуганно округлились и кубок упал на белую скатерть. Вокруг него расплылось кровавого цвета пятно. Братец закашлял, выплевывая выпитый напиток, однако герцог со смехом его успокоил:
   - Я пошутил, - его глаза блеснули; когда его брат успокоился, он продолжил, - я высыпал его тебе в твою кабанятину.
   Когда ужин был окончен, Астольф бросил испепеляющий взгляд в сторону брата и заявил, что он направляется в свою спальню и просит не беспокоить его лишними шумами. Герцог тоже отправился в свою спальню, и скоро провалился в крепкий глубокий сон.
   
   Прошла неделя.
   Проснулся герцог по привычке, преобретенной в походе, - вставать с петухами. Умывшись ледяной водой и надев на себя просторную простолюдинскую одежду, герцог решил провести весь день у себя в саду за книгой про походы Харлауса II Великого, про его героическую гибель и про упадок Священной Свадийской империи после этого события. Однако за завтраком его ждал неожиданный разговор.
   Астольф, как всегда, сидел за столом и уже доедал первое блюдо - рагу из овощей с перепелами. Увидев своего брата, он посмотрел на него насмешливым взглядом, после чего отодвинул тарелку с недоеденность пищей и заявил:
   - Адальберт. - Голос его звучал уверенно и твердо, однако в нем слышалось какое-то торжествующее злорадство. - Брат мой. Тебе двадцать восемь лет от роду, и ты, - он стал загибать пальцы, - не женат, не имеешь наследника, можешь погибнуть в любой битве, ну, словом, ты ненадежное продолжение рода фон Винбергов. У меня же - трое детей, пусть и незаконных. Однако не суть. Самое главное то, что из-за постоянных походов ты не можешь управлять своими наделами. - Он опять сорвался на фальцет, и глаза его загорелись огнем. - Отрекись от титула, дай его мне, и разойдемся друзьями.
   Повисла долгая пауза, и тишину нарушил невозмутимый голос Адальберта:
   - Раньше ты мне такого не говорил, bruder (брат - нем). С чего ты говоришь сейчас?
   - А с того, mein Schatz (Мое сокровище, - нем.), - он засунул руку за шиворот и вытащил оттуда сверток белой бумаги. Она была обмотана шелковой нитью, на конце которой болталась круглая красная печатка с императорским орлом. - Что посол, который передал вот это, намекнул мне о некоем походе в царство Вегир...
   - Что за чертовщина? - воскликнул Адальберт, вырывая из рук брата сверток и ломая печать. Развернув сверток, он стал читать, шевеля губами. - Герцог фон Винберг... хм... великий поход... минимум триста человек... призовите рекрутов... С уважением, Кайзер Великого рейха Фредерик Вильгельм, - уже громко и четко закончил герцог. По виду он был разбитым и уничтоженным.
   - Ну так что, bruder? - склонил голову набок Астольф.
   После длительной паузы герцог фон Винберг заговорил:
   - Я не уважаю никого больше, чем Кайзера, и не люблю ничего больше, чем Фатерланд, - он запнулся. - Но превыше всего для меня - честь офицера. Поэтому я отправлюсь в этот поход, дабы честь моя, честь моего дома и честь моей родины остались незапятнанными, - Адальберт взглянул на своего брата. - Поэтому, Астольф, я делаю своей законной наследницей мою сестру Антонину, которая сейчас в отьезде, а тебя беру с собой в качестве оруженосца. Поезжай по стране, найди мне тысячу, а то и больше новобранцев со всех феодов. Мы пойдем в поход вместе.

Очень увлекательные рассказы. Также понравилось про современную войну в Кальрадии. Спасибо за рассказы. Вы случайно не писатель?

Большое спасибо! Бывает, что самый обычный комментарий может поощрить человека очень сильно. Я писал повесть "из князи в грязи", которая вычерпала себя и не будет продолжена. На ее месте я планирую начать писать другую, касающуюся мода Eagle and Radiant cross (очень советую поиграть!). И, кстати, нет, я не писатель однако любитель почитать и пописать. Еще раз спасибо за оценку моих трудов!

Упал, лежу, и нету больше сил.
Не смог бороться - так умри достойно.
Так был мне мир сей бесконечно мил,
Как жаль, что не бывает в нем спокойно.

Стрела кергита ранила меня,
Сразив, убив, лишив всего на свете.
Уж не сидеть мне больше у огня,
И не увидят меня больше дети.

Но нет, я знаю: это - не конец,
Начало жизни есть это, быть может.
И хоть глядит в глаза мне Мрачный Жнец,
Я не боюсь, я знаю - Бог поможет.

Я на Судилище явлюсь в своей броне,
В запятнаной кольчуге кровью.
С щитом свадийским толстым на спине,
И с раною глубокою под бровью.

И скажет, может быть, мне кто-то вдруг:
"Смотри на землю, там - твоя семья,
Там мать твоя, там брат, там верный друг,
Там все твое, зачем пришел сюда?"

И знаю - не найдусь с ответом,
Зачем ушел из жизни все же я?
Зачем простился с этим милым светом?
Остались сами мать, отец, семья...

И правда, жить еще смогу.
Преодолев все муки и страданья,
Я с ревом выдернул стрелу,
Схватил свой меч и бросился вперед я.

Рубил, кромсал, и падал - вновь вставал.
Я знал, что нужен тут всему народу.
Без глаза, но уверенно я знал -
Не сдамся же, свадийского я роду!

Закончился кровавый, длинный бой.
И полно поле трупов, что аж страшно.
Мой друг убит - простился с головой,
Прости за все, хотя уже не важно.

Погиб мой самый близкий человек.
Войны нас узы крепко привязали.
Он братом был мне - этот паренёк,
Хоть на первах мы даже враждовали.

И знаю я, что это - не конец.
Хоть потерял я глаз и друга,
Могло бы все быть хуже наконец,
Тогда не вышел бы вовек я из испуга.

Теперь иду домой я, к малышне.
И к матери, к отцу, и к брату,
В свой город, и к своей жене.
Иду в свой дом, иду простым солдатом.

И знаю - жизнь дана всего одна.
И если верить, что жить долго будешь -
Ты выживешь, такая вот судьба.
Как знаешь жизнь - то так ее и судишь.

Глава 7. В плену.
Я открыл глаза. Надо мной виднелось какое-то лицо. Оно было каким-то странным, так как на нем не было ни бороды, ни усов. "Матушка рассказывала мне, что в королевстве Нордов есть женщины без усов и бород", - мелькнуло у меня в голове. И тут, словно в подтверждение моей интуиции, оно заговорило со мной женским голосом (не грубым, словно это был трехлетний ребенок):
- Прифеть! Ках тьебья софут?
- Чего? - испугался я. При этом я закашлялся, и тут существо женского рода глухо вскрикнула и упала на пол. Я привстал и посмотрел на нее. Она лежала, сжав горло руками.
- Неужели у меня так несет из пасти? - пробормотал я и дыхнул в кулак. Поморщившись, я посмотрел на мое окружение. Стены были сделаны из дерева, на них висели какие-то картины. Дверь была оббиты медвежьей шкурой. Странная вещь - в помещении вообще не пахло. И от этой женщины, которая так мирно распростерлась на полу без сознания, абсолютно не воняло. "Удивительная страна", - подумал я. - "Куда они девают свои испражнения? Неужели они выбрасывают их из штанов?! Вот варвары!".
Существо внизу зашевелилось. Я вскрикнул и бросился к двери. Вдруг она открылась и в комнату вошло трое людей. Это были двое хускарлов и, наверное, их командир. Заскользив на полу, я врезался в одного из хускарлов, немного повредив его. Извинившись, я оглядел двоих лежачих на полу нордов и вежливо извинился.
- Не материть! - воскликнул командир. - Ты есь нашь фраг! Мы протиф ты фоевать! Теперь ты нас ф плен! У тепя есь фыпор: липо ты фоюешь са нас, липо ты потыхать!
- Не гони лошадей, парень!
- Шито? - переспросил норд с сильным нордским акцентом.
- Лошадей, говорю, не гони, - сказал я. - А не то я возьму ноги в руки и будут только мои пятки сверкать!
- Какой лошать? Сачем прать ноху в руку? Шито са прет? Итиот! Тупийца! Как пятки мохут сферкать? Итиот! Хускарл! Фсять его и отвести в паню!
- В баню?! - впервые за всю мою жизнь я почувствовал настоящий ужас. Он подступал ко мне колючим комком в горле, и ноги начались подкашиваться. - Там что - "искупывают"?
- Я-я, фоль! Искупыфають! Я фоль!
"Что такое "я фоль"?" - испуганно подумал я.
- Как тепя свать?
- Меня? Я Витовт Шелл, или же Вит Белка, уроженец Вонюкерда, деревушки рядом с Куданом.
- Какой пелка? Та ты ненормальный! Итиот...

После приятного разговора с этими странным беловолосыми нордами меня повели в баню. Я попытался сопротивляться, но понял: судьба неизбежна. Быстро перечислив все свои грехи и пороки, я помолился Богу и закрыл глаза. Меня подвели к чану, где хлюпалась горячая вода...
С меня сняли то, что на мне было - длинную белую робу, которая накрывала меня целиком. Не моей левой руке не хватало мизинца. "О ужас!" - подумал я и пошевелил обрубком. Так грустно мне еще никогда не было.
После этого меня взяли на руки и медленно опустили в чан с водой. Она была горяча, но не настолько, чтобы сварить человека. По мере того, как я погружался туда, вода становилась черной, как мазут. Когда я был в чане весь, вода была больше похожа на нефть, или, скорее всего, на топленое коровье дерьмо. От нее шел такой запах, что бедных служителей нордской бани унесли в лазарет - туда, где обитали лысолицие "сестры милосердия".
Купаться было не так уж и плохо - в детстве я не раз нырял в чан с жидким коровьим дерьмом, который раскалялся на солнце. Ощущение было приятным и блаженным. Однако оно не долго продлилось - скоро я был вынут и перенесен в другой чан с чистой водой.
Ко мне подошел какой-то коротышка с куском чего-то серого в руках и стал им тереть меня. Я сначала попытался увернуться, но потом этот гном меня словил и обтер этим полностью. Как объяснил мне командир нордов, это было "мыло", и сейчас меня будут "пить пересовыми росхами по спине".
"Вот она, пытка, начинается", - с горечью подумал я. Меня вытащили из чана и поставили на какую-то тряпку, которой оказалась шкура волка. Затем ко мне подошли двое хускарлов, которые были (позор, просто позор!) такими же голыми, как и я. В руках у них были мокрые березовые ветки, которыми они стали меня избивать.
- Не на того напали, твари! - взревел я и послал одним ударом кулака под подбородок одного хускарла в угол. Выхватив у него из рук его березовую ветвь, я стал хлестать второго хускарла. Тот был слабее меня, и поэтому завизжал что-то про идиота и стал убегать.
Но бежал он не долго - я нагнал его и дал ему носком ниже пояса. Бедняга перекувыркнулся и въехал головой в стену. В баню забежал командир, который сразу же вспотел и покраснел от жара.
- Ты что фытфорять, притурок? - крикнул он. - Это помохать отпить от тепя хрясь! Фэрштандэн, турень ты этакий?!
- Чего? - крикнул я и попытался поднять чан. Но тот не поддавался, и поэтому я решил капитулировать. Подняв одну руку, я прикрыл березовым веником свой стыд.
- Итиот! - напомнил мне командир нордов и приказал: - Немен ин унд ин зайнес циммер бринген! (Взять его и доставить в его комнату!)
Меня забрали, одели и повели в мою камеру, которой оказалась просторная большая комната с балконом и видом на верчежский залив. Вдалеке, на севере, дымил Верчег. Вдохнув воздуху, я завалился на кровать и уснул.

Проснулся я от родной речи. Открыв глаза, я увидел перед собой распухшего от пьянства коменданта Верчега. Икнув, он хрюкнул и посмотрел на меня. Сейчас он был ужасно похож на жирного куравского борова.
- Привет, кореш, - опять икнул он. - Ну что, как жизнь в плену? Нехило, а?
- Да уж, - пробормотал я. - А ты, я погляжу, уже готов? - я щелкнул себя по шее и засмеялся. - Наши отступили, небось, над Верчегом реет нордский флаг. А ты как сюда попал, жирный пьяный свин?
- Дык я ж не пленный! - захохотал он и показал десятиугольную звезду на груди. - Я - ярл, норд, который попал в плен к вегирам. Нордский я знаю - всю жизнь проработал на пограничных заставах. Так что теперь я важная птица...
- Ну-ну, - улыбнулся я. - В бане был?
- Да не приведи господь, кара небесная! - воскликнул он. - Наголо раздевают и хлещут розгами тело нагое! Изверги, будь эти хусярлы и их карлы прокляты!
- Да уж, действо ужасное... Какие планы?
- Я решил вернуться в свое родовое поместье под Сарготом, - с деловым видом ответил комендант. - Буду вкушать жизнь дворянскую... А тебя, кстати, хотели возвести в капитны хускарлов, говорят, раз ты нам, Франц, хорошие рекомендации даешь и ранен он был в бою, значит, хороший командир. А там и ярлом будешь... Да что там - князем станешь!
- Да уж, воистину забавно, - подтвердил я. - Что-ж, Франц, иди отсюдова. Иди, иди. Я должен приготовиться к своему тяжелому плену, - говоря так, я точно знал, что у меня под кроватью стоит бутыль вина.
Когда Франц ушел, я не мог поверить всему тому, что произошло. Поэтому я решил все проблемы по методу всей моей семьи - опустошил весь бутыль вина и упокоился с миром... то есть уснул спокойным сном! Еще ни один вегир не околел от выпивки. На то мы и вегиры, чтобы пить...

Глава 6. В Верчеге.
Крепость, некогда пренадлежавшая нордам, встретила нас с особым гостеприимством - у ворот висели и воняли трое дезертиров, а на плацу вороны клевали труп коменданта. Боевой дух наших двухсот человек поднялся до невиданный высот, когда один из тощих защитников крепости с истерическим криком: "Ура Ярголеку!" забился в припадке лихорадки и с хрустом свалился со стены.
Боярин Друли остановил нас у ворот жестом и брезгливо подошел к коменданту, спугнув двух ворон. Достав меч из ножен, он брезгливо потрогал его корчиком коменданта и тихо спросил:
- Влад, ты жив?
Вдруг случилось то, что чуть ли не заставило меня вырвать на спину моего товарища, который стоял впереди меня: комендант встал, ощупал покусанный воронами бок и, зевнув, ответил:
- Так точно, господин боярин Друли! Задремал на часок. Только изволил глаза прикрыть - так сразу же твари эти набежали. Что поделать - голод. Даже вороны мучаются.
Из кустов под стеной послышались стоны и хрип. Оттуда стал выползать свалившийся боец. Комендант обрадовался, подпрыгнул и счастливо воскликнул:
- Ура! Наконец-то поужинаем нормальным мясом!
Боярин Друли стал похож на сову. На его глазах, ставших больше похожими на блюдца, комендант тихо прикончил покалеченного бойца и отдал приказ двум другим отнести его в кухню.
- Кхм, - прочистил горло наш боярин. - Влад, сколько человек в гарнизоне у вас осталось?
- Тридцать пять... эээ... четыре. Тридцать четыре, - он посмотрел голодными глазами на наше стадо. - Подмога? Сыты, одеты, здоровы? Отлично! Давно не ели здорового жирненького мясца!

После того, как нас расквартировали по казематам под донжоном, мы пошли на ужин. Как ни странно, комендант и его старый коллектив закончили ужинать. Нам достались вкуснейшие национальные вегирские блюда - щи с червями, свинной желудок с глистом и тушеные в конской моче мыши. Последнее блюдо было изобретено хергитами, но вегиры также облюбовали его.
Поев и запив водой, я смачно отрыгнул и пошел к себе в каземат. Хорошо все-таки осознавать, что ты не единственный, кого вкусно и здорово накормили сегодня. Крушу, например, досталась сегодня целая тарелка конских яблок.
Он давно хотел попробовать, что такое конские яблоки. Но когда узнал, то попробовал и определил, что они в разы вкуснее, чем те, что растут у нас. Кстати его волосы снова стали отрастать, и поэтому несколько насекомых из наших фляг воды переехало к нему. В тепло, которого всем нам так не хватало.
Весь следующий день мы занимались ловлей вшей - делом государственной важности и ужасно увлекательным. Круш, мой друг, рассказывал, как вылавливал клопов из усов своей невесты. Это их очень сблизило. Люблю вегиров!
К вечеру нас пригласили пойти посмотреть на стены замка и обещали показать нордов. К сожалению, у нашего коменданта произошла неприятность - после вчерашнего ужина из него не переставало литься. Поэтому наш боярин решил сделать обзор замка самостоятельно.
Итак, мы вышли на стены. Вдали, в синей дымке, виднелись горы. Боярин указал туда рукой и воскликнул:
- Бойцы! Зрите! Все, что вы видите - земли нордов, - среди моих товарищей прошло негодование. - Вообще-то они наши, так как когда-то тут было аж четверо вегиров!!! Поэтому мы должны их захватить. А во-он те рыжие людишки, которые копошатся у своих никчемных катапу... - он пригнулся и тяжелый камень просвистел у него над голов и упал на платц, убив одного бойца из местного гарнизона. Из-под земли вырос комендант и стал радостно прыгать вокруг. - Так вот, из своих катапульт. Они не причиняют нам особого вреда. Во всяком случае, они обеспечивают нас едой.
Мы взглянули вниз, на коменданта.
- Эти стены - неприступны. Их зашищает вегирский народ. Вегиры никогда не здаются... Ну... Почти никогда. Если не считать битву под Ривачегом, Тиром, под свадийским Тилбаутом... Под Наррой... Ну еще парочку... десятков... Да, так вот. И если вы вдруг попадете в плен к нордам, даже я не ручаюсь за вашу судьбу!
- А что такое? - спросил один молодецкий паренек.
- Они вас искупают! В горячей воде!
- А что такое "искупают"? - с дрогнувшим голоском переспосил молодецкий паренек.
- Это, - боярин нервно сглотнул. - Когда вас мокают в горячуюю воду, после чего начинают скрести по вашей коже чем-то, после чего она становится красной! А потом они натирают вас травами и заливают кипятком в чане, похожим на тот, из которого мы едим... Мало кто из нас переживал эту пытку... Говорят, вода после "искупывания" становится черной, как бакенбарды жены Ярколека...
Гробовую тишину нарушил какой-то мелкий стук - это стучали наши зубы от страха перед услышанным...

Когда мы приехали в Верчег, тут перестали идти яростные бои. А на днях подошёл Ярго со своей армией. Победа была у нас в кулаке. Однако произошло нечто, что в корне изменило мою жизнь. Произошло это 17 сентября неважно какого года.
С утра за стенами стали бить барабанную дробь. Потом стали доноситься обрывки команд. После за стенами послышался громктй рев десятков человек. Проснувшийся с бодуна комендант, который выпил треть запасов короля, погрозил кулаком в сторону ворот, пустил ветры и завалился в кусты под стеной.
Рев нарастал и нарастал. Вскоре он стал таким сильным, что даже часовые на стенах проснулись. Десятки хускарлов-нордов лезло вверх на стены. Прежде чем часовые успели что-то крикнуть, хускарлы залезли на стены и срубили им головы. Вместо крика из глоток часовых вырвалась лишь ужасная вонь (вчера кормили вареной воронятиной) и двое хускарлов отдали концы.
Один из них упал в кусты прямо на коменданта Филиппа, который проснулся и посмотрел своими пьяными свинными глазками на лежащего перед ним норда со звездочкой мелкого ярла на груди.
Тем временем остальная толпа хускарлов ворвалась в донжон. Мы были подняты по команде, однако первым проснулся также прилично выпивший боярин Друли. Открыв дверь и увидев на пороге норда, он дыхнул перегаром и наповал сразил его. После этого по всему королевству Нордов ходили легенды про вегирскую водку.
Король Ярголек и несколько его гвардейцев сумели пробиться и выйти из донжона. После этого они с боем отошли из крепости и убежали на север, к главным своим силам. Боярин Друли был убит.
Проснувшись, я увидел пятерых нордов, которые чтояли на входе в казематы. Пряный запах нас и наших отхожих мест явно отпугивал этих подлецов. Круш, который изрядно вспотел после вчерашней попойки в честь приезда короля, пытался разчесать себя; увидев нордов, весь наш гарнизон схватился за оружие. Норды должны были бежать. Но что-то не случилось.
Преодолев себя, враг вошел в казарменные подвалы донжона и устроил там кровавую баню. Я был ранен в безымянный палец, после чего упал и потерял сознание. Последнее, что я видел, это то, что какой-то хускарл пытался прорубаться топором сквозь шерсть Круша к его телу...

Глава 4. Я становлюсь солдатом.
К поздней ночи я нашел себе трактирчик "У дохлятины". Это было неплохое местечко, которым заправлял трактирщик-старикан. Везде бродили всякие высокоинтеллектуальные личности - барды, летописцы, вышибалы. Правда последних тут было больше всего.
Растолкав кучку дерущихся пьянниц, я пробился к трактирщику и заказал себе комнату на втором этаже. Окно должно было выходить прямо на главную площадь, дабы не пропустить ни единого объявления княжеского глашатая.
- Вы мужчина? - с надеждой в голосе спросил я.
- Чего?! - старческим баритоном отозвался старик.
- Да просто так... Я бы хотел снять у вас комнатку.
- Без проблем, судя по воооон той поножовщине, несколько комнат будут скоро свободны.
Подождав, пока пьянницы порежут друг друга, я с радостью заселился в комнату, разложил свои доспехи (выловил оттуда всех вшей) и улегся на свое роскошное ложе, достойное благородного рыцаря. И хоть этот набитый соломой тюфяк кишел вшами, мне было очень даже удобно спать на нем.
Снилось мне, будто я пошел на войну с проклятыми нордами, попал к ним в плен, однако ничего им не сказал, кроме расположения наших войск и количества солдат. А потом я, не растерявшись, сбежал и попал в плен к свадам. Но на этом мой сон прервал громкий голос с улицы:
- Внимание, внимание, вни...ик...мание! - заорал кто-то за окном. Я быстро встал и облоктотился на подоконник, который с треском обвалился вместе со мной.
- Жители и гости Курава! Я, княжеский глашатай, произнесу волю его княжеского пресветлейшества, достойного всех похвал и песен Кальрадии! Да будут его воспевать барды на балах, да будут по него ходить, - на этих словах он ловко увернулся от летящего в него помидора. - Так вот. Его воля:
Все сознательные вегиры, которые ненавидят нордов, обязаны явиться в гарнизонную приемную на запись в армию его княжеского высочества! Да, кстати, к гостям Курава это не относиться!
Я, не смотря на ужасную боль в левой руке, ужасно обрадовался, услышав, что у меня появился шанс пойти и записаться на убой. На убой ради своей отчизны!
Быстро покинув комнату и расплатившись с трактирщиком, я растолкал толпу на главной площади и побежал вперед, к своей цели. Лишь когда я наткнулся на стену какого-то магазина, я подумал: "А где же эта гарнизонная приемная?"
Оказалось, что гарнизонная приемная находилась в городской тюрьме. Просто в Кураве был дефицит зданий.
Зайдя в тюрьму, ко мне подошел ее начальник и спросил:
- К нам?
- Конечно, я пришел сюда, чтобы остаться и умереть, если нужно!
- Без проблем, - похлопал меня по плечу начальник тюрьмы. - Оставайтесь. Мы найдем для вас камеру, а повешенье на следующей неделе. Вас устроит?
- Что-о?! Я в гарнизонную приемную!
Начальник тюрьмы был глубоко огорчен, он был готов расплакаться. Молча указав мне на дверь в конце тюремного корридора, он пошел и открыл бутылку эля, сразу же присосавшись к ней.
А я пошел в приемную и открыл дверь... В приемной было пусто.
Лишь один паренек сидел и отчаянно скреб бумагу облезным гусиным пером. Я громко откашлялся. Но тот продолжал писать.
- Сэр! Я бы хотел записаться в армию его княжеского величества, дабы пойти убивать кровожадных нордов, кои пытаються отбить у нас истинно вегирскую крепость Верчег! Я готов умереть за родину, за ее людей и за наш флаг! За наш флаг - коричнево-зелено-желтый стяг, который достоин того, чтобы реять над нашими могилами, если нужно, то мы погибнем ради нашей от...
- Можешь не стараться, - вдруг раздался голос сзади. - Он глухой.
Я обернулся. Сзади стоял начальник гарнизона и широко улыбался своими желтыми гнилыми зубами. От него пахло по рыцарски - то ли конским навозом, то ли нечистотами, то ли тухлыми яйцами.
- Вы, наверное, хотите записаться в армию? Поздравляю, пока что никто не осмелился на такой поступок. Ну ничего, как только начнем проводить казни нехотевших идти в армию, так тут от добровольцев отбоя не будет!
- Славно.
- Да, именно. Как ваше имя/фамилия?
- Я Витовт Шелл, или же Вит Белка!
- Витовт. Вам нужно принести присягу. Вы готовы?
- Прямо тут, в этой приемной?
- Да плевать где, святые слова присяги могут звучать где угодно.
- Ладно, я готов!
- Повторяй за мной: Я, Витовт Шелл, клянусь.
- Я, Витовт Шелл, клянусь.
- Все, вы приняли присягу родине. Прошу вас пройти в гарнизонную оружейню и получить форму и оружие. После вас направят в казармы, где вы сможете комфортно: сходить в туалет, половить блох, понепристойничать со своими сослуживцами, - с романтическим вздохом произнес начальник гарнизона. - Короче, чешите уже отсюда!

Зайдя в гарнизоннуб оружейню, ко мне сразу кинулся прыщавый паренек и стал мне показывать гвоздь и дырявую шапель. Я в недоумении посмотрел на эти вещи и уточнил:
- Че за фигня?
- О, сэр, вы наверное не слыхали о Герольде О'Дерьмице!
- Как не слыхал?! Это ведь герой Вегирского княжества, самый отважный боец с нордами, самый великий из великих выходцев Курава!!!
- Так вот этим гвоздем он поцарапал норда, а это его пробитая топором шапель.
Я пал пред этими святыми вещами ниц и стал их целовать. Однако потом я встал и спросил:
- Можно ли мне получить оружие и форму?
- Фамилия?
- Шелл.
Прыщавый паренек побежал в глубь оружейной и вскоре вернулся с шапелью и копьем. Передав мне шапель и кусок заточенной вверху палки, он сказал:
- Блюди же эти две вещи - этим наши вегиры могут поцарапать вражеские руки!
Я скептическим взглянул на копье.
- Оно ведь сломаеться в первом же бою...
- Правильно! Если враг увидит наши секреты производства оружия и начнет делать такое же, нам не поздоровиться! Ты только посмотри, как ровно заточено это копье!
Кончик копья напоминал хвост слизняка.
- Благодарю вас! - щедро сказал я и с гордостью водрузил на себя шапель. В руках моих забелело копье. Я стал настоящим вегирским воином!

После этого я направился в казармы. Подойдя к ним поближе, я отметил славный дух этого места - трупы дезертиров на висельнице издавали его. Этот запах напомнал мне о детстве, когда отец водил меня на поля боя...
Зайдя за ограду я случайномзацепил плечем висящего дезертира и его нижня часть туловища оторвалась и рассыпалась на куски. Я растерялся, как вдруг услышал крик:
- Чтоб тебя черти побрали, этот дольше всех провисел!
Я увидел начальника казарм. Он со скорбным лицом стоял рядом со мной и смотрел на половину туловища дезертира, которая висела в воздухе.
- Я Шелл...
- Да хоть Ярголек, ты разрушил мой любимый труп!
- Я пришел к вам, ибо я записался в ряды армии Ярголека.
Начальник с ужасом посмотрел на меня и робко спросил:
- Почему норды наши враги?
- Потому что они защищают свою землю.
- Ладно, душа и моровозрение у тебя солдатские. Да и форма, я погляжу, настолько убогая, что ее нельзя представить на каком-либо другом солдате, кроме как на вегирском.
- Не оскверняйте доблести вегирской армии!
- Ладно, солдат. Выбирай, тебе по душе тюфяки с вшами, клопами или блохами?
- Клопы коньяком пахнут, - со сладкой ноткой в голосе произнес я. - Хочу к клопам.
- Будут тебе клопы! - радостно воскликнул начальник и стал яростно чесаться. - Видишь во-о-он ту землянку? Там живут пехотинцы...
И я пошел к своему будущему дому, навстречу своей судьбе...

Глава 2. Мои приключения в Кудане.
Наши короткие полярные ночи так коротки, что я и не заметил, как пришел к стенам великого города Кудан, который раскинулся большим серым пятном на заснеженных просторах Средне-Вегирской долины.
Сгорая от нетерпения, стоя перед неизвестным, я ринулся на поиск приключений. И они меня нашли даже перед стенами города. Да да, я чуть ли не провалился под лед в ров. Но это мея ничуть не смутило - после всего лишь нескольких часов поисков ворот я нашел ворота в крепость.
Красавцы-стражи стояли и блестели своими ламмелярными доспехами, ламмелярными перчатками и ботинками, а на головах их были красивые шапели, с которых благородно и очень даже красиво свисали сосульки.
Я подошел к одному из них и заговорил с ним:
- Привет, рыцарь! Я - великий рыцарь Вит Белка, из рода великих Шеллов, которые сражались под знаменем гордого боярина Крахаска!
Услышав мои слова, стражи вылупились и кинулись на меня. Один из них больно ударил меня в висок, а второй заломал руки. Дальше я ничего не помнил...
Очнулся я, значит, в каких-то хоромах. Каменный свод, факелы и огромный зал с многими и многими комнатами оказался предо мною. Я не мог насмотреться на это чудо архитектуры. Скорее всего, я попал в императорский дворец.
Стражи вели меня под руки к сидящему в конце зала за столиком с разной едой пареньку. Тот сидел и скрипел пером, отчаянно грызя ногти. Когда перо ломалось, или рвало бумагу, он нервно тряс руками и вскрикивал матерливые слова.
- Господин начальник тюрьмы! - грубым басом обратился к несу страж, который бил меня в висок. - У ворот замка был задержан сын бунтовщика, который сражался под началом повстанца-Крахаска!
- Крахаска! - пронзительно визгнул начальник тюрьмы и сломал перо. Встав и кинув его, он произнес тираду, в которой я насчитал более пятидесяти матерливых слов. В этой тираде он обращался к матерям всех стражей, повстанцев, Крахасков, заключенных, гусей, которые дают нам перья и прочая, и прочая, и прочая. - Зовут!
- Кого зовут?
- Повстанца, идиот! - визгнул маленький начальник тюрьмы и сверкнул красным глазом.
- Боярин Крахаск, сэр! - вытянулся в стойку смирно страж.
- Да не боярин, а этот ублюдок, которого вы привели!
- Я Вит Белка, из рода Шеллов, - вежливо сказал я.
- Молчать! Тебе слова не давали! - крикнул начальник тбрьмы и снова крикнул на своего подопечного. - Как его зовут? Как зовут сына бунтовщика?!!
Я не уверен, но мне показалось, что если бы я подошел бы ближе к начальнику тюрьмы, то задохнулся бы от запаха перегара. Он весь покраснел и подбежал к стражу, взяв его за воротник.
- Его зовут Витовт Шелл, господин! - в страхе крикнул страж и затаил дыхание, так как от начальника действительно ужасно несло пегаром и еще чем то, что бывает после чрезмерного употребления алкоголя.
Посмотрев на стража добрыми глазами инквизитора, бульдожья физиономия стража отодвинулась и достала из кармана огромный соленый огурец. За раз глотнув его, начальник тюрьмы рыгнул и приказал меня отпустить.
- Сын бунтовщика не может быть бунтовщиком. Сынок, - дыхнул он перегаром в мою сторону. - Ты готов убивать нордов?
- Так точно! Готов их вещать, ложить на дыбу, садить на кол!
- Молодец, ты свободен!

Выйдя из тюрьмы, я, конечно же, направился искать себе комнатушку в трактире. По дороге я осквернил честь одного торговца, которого обозвал мокрой курицей. Он счел это за комплимент и продолжал предлагать мне отличные и самые лучшие по всей Кальрадии изношенные, дырявые и ржавые шлемы.
Зайдя в первый попавшийся трактир я решил не устраивать поножовщину, а снять себе комнатку. Подойдя к трактирщице, я подметил сразу же ее бюст, ее талию и... Ну уж нет, это оказался трактирщик.
- Сэр, вы можете дать мне комнатушку на день?
- Я вам не "сэр", - пискляво взвизгнул трактирщик. - Я дама!
- Ой, простите! - шарахнулся я в сторону и быстрее ушел из трактира.
Похожая история случилась со мной еще в двух трактирах. Однако в третьем меня все-таки приняли и дали комнату, размером с мою. Сначала я принялся ловить там крыс, но мне некуда было их потом девать.
И я отнес их вниз, а трактирщица поблагодарила и сварила из них суп. Очень даже неплохой супец вышел. И хотя я сам отказался его есть, мне нравилось, как кто-то его наминал за обе щеки.

Рано-рано утром я вышел из своего трактира и решил прогуляться. Черт знает что заставило меня блуждать по темным закоулкам этого Кудана, но я с радостью ходил по обледеневшей грязи и рассматривал землянки жителей пригорода.
Чуть дальше, за воротами цитадели, я увидел дворец князя. Это было настоящее феерическое зрелище, такого я еще не... Эй! Опять стражи! Куда вы меня тащите?! Как сюда вход запрещен?!
В общем я гулял так себе неторопясь по городу, и вдруг услышал звук, от которого по моей коже пробежались мурашки. Двух я таки прибил на месте, остальные скрылись.
Этот звук напоминал заточку ножа. А может быть, и обнажение клинка меча из ножен...