1. Китайская пытка бамбуком.
Печально знаменитый на весь мир способ ужасной китайской казни. Возможно, легенда, ибо до наших дней не сохранилось ни единого документального доказательства, что эту пытку действительно применяли.
Бамбук — одно из самых быстрорастущих растений на Земле. Некоторые из его китайских сортов могут за день вырасти на целый метр. Некоторые историки считают, что смертоносная бамбуковая пытка применялась не только древними китайцами, а и японскими военными во время Второй мировой войны.
Как это работает?
1) Ростки живого бамбука затачиваются ножом, чтобы получились острые «копья»;
2) Жертва подвешивается горизонтально, спиной или животом над грядкой молодого заостренного бамбука;
3) Бамбук быстро растет в высь, вонзаются в кожу мученика и прорастают сквозь его брюшную полость, человек умирает очень долго и мучительно.
2. Железная дева
Как и пытку бамбуком, «железную деву» многие исследователи считают страшной легендой. Возможно, этими металлическими саркофагами с острыми шипами внутри только пугали подследственных, после чего те признавались в чем угодно. «Железная дева» была изобретена в конце 18-го века, т.е. уже на закате католической инквизиции.
Как это работает?
1) Жертву запихивают в саркофаг и закрывают дверцу;
2) Шипы, вбитые во внутренние стенки «железной девы» довольно короткие и не пронзают жертву на сквозь, а лишь причиняют боль. Следователь, как правило, за считанные минуты получает признательные показания, которые арестованному остается только подписать;
3) Если арестант проявляет стойкость духа и продолжает молчать, через специальные дырочки в саркофаге пропихиваются длинные гвозди, ножи и рапиры. Боль становится просто невыносимой;
4) Жертва так и не признается в содеянном, то ее запирали в саркофаге на длительное время, где она и погибала от потери крови;
5) В некоторых моделях «железной девы» были предусмотрены шипы на уровне глаз, чтобы их оперативненько выкалывать.
3. Скафизм
Название этой пытки происходит от греческого «скафиум», что значит «корыто». Скафизм был популярен в древней Персии. Жертву, чаще всего, военнопленного, в ходе пытки пожирали заживо различные неравнодушные к человеческой плоти и крови насекомые и их личинки.
Как это работает?
1) Пленника укладывают в неглубокое корытце и обматывают цепями.
2) Его насильно кормят большими количествами молока и меда, от чего у жертвы начинается обильный понос, привлекающий насекомых.
3) Пленника, обгадившегося, измазанного медом, в корыте пускают плавать по болоту, где водится много голодных тварей.
4) Насекомые незамедлительно приступают к трапезе, в качестве основного блюда — живая плоть мученика.
4. Ужасная груша
«Лежит груша — нельзя скушать», — сказано о средневековом европейском орудии «воспитания» богохульников, лжецов, женщин, родивших вне брака, и мужчин нетрадиционной ориентации. В зависимости от преступления, мучитель засовывал грушу грешнику(це) в рот, анальное отверстие или влагалище.
Как это работает?
1) Инструмент, состоящий из заостренных листовидных сегментов грушевидной формы засовывается клиенту в нужное отверстие тела;
2) Палач помаленьку крутит винт на верхушке груши, при этом «листья»-сегменты распускаются внутри мученика, причиняя адскую боль;
3) После того, как груша раскрывается полностью провинившийся получает внутренние повреждения, несовместимые с жизнью и умирает в ужасных муках, если до этого уже не впал в беспамятство.
5. Медный бык
Конструкцию этого агрегата смерти разработали древние греки, а если быть точнее, то медник Перилл, который продал своего жуткого быка сицилийскому тирану Фаларису, который просто обожал мучить и убивать людей необычными способами.
Внутрь медной статуи, через специальную дверцу, заталкивали живого человека.
А дальше…
Фаларис первым делом испытал агрегат на его создателе – алчном Перилле. Впоследствии и самого Фалариса поджарили в быке.
Как это работает?
1) Жертву закрывают в полой медной статуе быка;
2) Под брюхом быка разводится огонь;
3) Жертва поджаривается заживо, как окорок на сковородке;
4) Строение быка таково, что вопли мученика доносятся из пасти статуи, словно бычий рев;
5) Из костей казненного делали украшения и обереги, которые продавались на базарах и пользовались огромным спросом..
6. Пытка крысами
Пытка крысами была очень популярна в древнем Китае. Тем не менее, мы рассмотрим технику крысиного наказания, разработанную лидером Нидерландской революции 16-го века Дидриком Соноем.
Как это работает?
1) Раздетого догола мученика кладут на стол и привязывают;
2) Большие, тяжелые клетки с голодными крысами кладутся арестанту на живот и грудь. Дно клеток открывается с помощью специальной задвижки;
3) На клетки сверху кладутся раскаленные угли, чтобы растормошить крыс;
4) Пытаясь убежать от жара горячих углей, крысы прогрызают себе путь через плоть жертвы.
Этот вид казни считался в прошлые времена (как впрочем и в XX веке) самым позорным. В России его подразделяли на три вида: обычное повешение за шею, повешение за проткнутое крюком ребро, и повешение за ноги. Повешение совершалось обычно на виселице, стоящей на эшафоте, но случалось, что для этой цели использовали дерево или ворота. Обычно выделяют три вида виселиц характерных для России XVII-XVIII вв.: "покоем" (П), "глаголем" (Г), и "двойным глаголем" (Т). В допетровские времена, если казнимый преступник срывался с виселицы, то ему по давней традиции даровали жизнь. В 1715 г. этот обычай был отменен:"Палач когда кого имеет повесить, а веревка порветца и осужденный с виселицы оторветца и еще жив будет, того ради осужденный не свободен есть, но палач имеет чин свой (т.е. обязанность) до тех пор то отправлять, пока осужденный живота не лишитца". Когда во время казни декабристов летом 1826 г. двое из приговоренных сорвались с виселицы, главный экзекутор приказал их повесить заново и в этом он строго следовал нормам петровского законодательства. Современник Петра I датчанин Ю.Юль отмечал: "Удивления достойно, с каким равнодушием относятся русские к смертной казни и как мало боятся её... Без милосердия повесили крестьянина. Перед тем, как лезть на лестницу (приставленную к виселице), он обернулся в сторону церкви и трижды перекрестился, сопровождая каждое знамение земным поклоном, потом три раза перекрестился, когда его сбрасывали с лестниц. Замечательно, что будучи сброшен с неё и вися (на воздухе), он ещё раз осенил себя крестом, ибо здесь приговоренным к повешению рук не связывают". В таком отношении приговоренных к казни видна одна из главных черт русского менталитета: "Умирать не страшно и не жалко", той скверной жизнью, которой живет русский человек, лучше вообще не жить. (К. Случевский).
КАЗНЬ ЧЕРЕЗ ПОВЕШЕНИЕ ЗА ПРОТКНУТОЕ КРЮКОМ РЕБРО.
При этой казни смерть не наступала сразу и преступник мог довольно долго жить. Современники Петра I Ф.В. Берхгольц описывает случай, когда повешенный за ребро преступник ночью "имел столько силы, что мог приподняться кверху и вытащить из себя крюк. Упав на землю, несчастный на четвереньках прополз несколько сот шагов и спрятался, но его нашли и опять повесили точно таким же образом". Эту казнь могли совмещать с другими видами наказания: Никита Кириллов в 1714 г. был повешен за ребро уже после колесования.
ДЫБА
В истории пытки известны четыре разновидности этого наказания:
1. "Виска", т.е. подвешивание пытаемого на дыбе без нанесения ему ударов кнутом была первой стадией пытки.
2. "Встряска" была методом ужесточения "виски": между связанными ногами преступника продевали бревно, на него вскакивал палач, чтобы сильнее "потянуть ево, дабы более истязание чувствовал".
3. "Развязка в кольца" была разновидностью "виски". Суть пытки состояла в том, что ноги и руки пытаемого привязывали за веревки, которые протягивали через вбитые потолок и стены кольца. В итоге человек висел растянутым в воздухе почти горизонтально. В Западной Европе XVI-XVII вв. это приспособление называли "колыбелью Иуды". К этой категории дыбы можно отнести широко распространенный в Европе "горизонтальный станок".
4. "Битье кнутом на дыбе" было следующей стадией пытки. Палач, связав ремнем ноги пытаемого, привязывал его к стоящему перед дыбой столбу. Таким образом, тело жертвы застывало почти параллельно земле. Затем, к делу приступал "кнутместер", который наносил удары преимущественно от лопаток до крестца.
из де Корберона... :D
иногда кажется что они друг у друга переписывали... смешные цывылизаторы хреновы...:D
Чем более я изучаю эту нацию, тем нахожу более трудным определить ее. Это какая-то смесь лиц, мало подходящих друг к другу, между которыми вы не найдете градаций и оттенков; последовательности в ходе их идей, принципов и систем вы не откроете! С первого взгляда вы увидите дикий народ и просвещенное дворянство, обладающее вежливыми, привлекательными манерами. Но посмотрите поближе и вы поймете, что это дворянство есть не что иное как те же дикари, только разодетые и разукрашенные, отличающиеся от простого народа только внешностью. Из этого общего правила можно сделать лишь несколько счастливых исключений, которые благодаря частым сношениям с иностранцами или другим каким-нибудь причинам избегли общей участи.
.....
Ездил с Комбсом кататься в Екатерингоф. Было много экипажей и толпа народа. Эти рабы, эти мужики, заменяющие здесь народ, представляют удивительный контраст с образованной частью нации. С одной стороны вы здесь видите роскошь, почти такую же, как в Париже, богатство, хорошие манеры, а рядом - грубые мужики пляшут и поют те же песни, которые вы услышете от извозчиков (ichwauchiks), на всех дорогах Империи. Цивилизация - с одной стороны, и варварство - с другой, всегда удивляют иностранцев. Точно будто два народа, две различных нации живут на одной и той же территории. Вы заранее чувствуете себя и в XIV и в XVIII столетии.
.....
Сегодня утром был народный праздник, а вечером куртаг и третья иллюминация города. Собрались у Их Высочеств, куда пришла и императрица. В 11 1/2 часов начался народный праздник.
Вот в чем он состоял.
Перед дворцом лежит огромная площадь, на которой может поместиться 30,000 человек. Посредине этой площади был устроен квадратный, деревянный помост, возвышавшийся на несколько ступенек. На помосте лежал жареный бык, покрытый красным сукном, из которого торчали голова и рога животного. Кругом стоял народ, сдерживаемый полицейскими, которые кнутами отгоняли особенно нетерпеливых, как у нас это делается с охотничьими собаками, ожидающими раздела затравленного ими оленя. На той же площади, по бокам помоста, были устроены два фонтана, в виде сосудов, из которых лилось вино и кислые щи (kincli-chi?) По сигналу, данному выстрелом из пушки, все стали готовиться, а по такому же сигналу полиция отступила и народ бросился к быку. В эту минуту, грубый русский народ показался мне еще более варварским и диким чем обыкновенно. Но мотивом его, в данном случае, было не одно только обжорство: все стремились захватить рогатую голову животного, потому что принесший ее во дворец должен был получить сто рублей за свою силу и ловкость. Но сколько же было конкурентов на этот приз! Сотни людей бросались, толкали, мяли, топтали друг друга, чтоб отбить добычу, и в конце концов до трехсот этих несчастных растащили быка по кусочку, и сто рублей были разделены между ними. Не люблю я, мой друг, таких диких и варварских зрелищ, в которых ярче всего выступает самая отталкивающая жадность. Если характер народа отражается на его развлечениях, то по этому развлечению русского народа нельзя высказать хорошего мнения о его характере. В русских обычаях нет и следа древнего благородства. Наши древние обычаи получили свое начало или из религиозного культа галлов, или из доблести древнего Рима, или из насильнического, но красивого рыцарства наших отцов. Я люблю, я уважаю даже эти странные обычаи, к которым [126] просвещенные страны все-таки чувствуют некоторую привязанность. Кто-нибудь скажет, пожалуй, что это тоже остатки варварства, но эти остатки прикрывают собою великие, исчезнувшие добродетели и потому заслуживают почитания. Правда, что русский народ не имел счастья внедриться в другой, более цивилизованный, как мы, французы. Он рос от всех в стороне, вполне самобытно. Он не вышел, подобно нам, из своих скал и лесов для того, чтобы сесть на готовую уже цивилизацию. Рост и победы его совершались только на счет ближайших соседей, таких же диких, как он сам, и только длинным путем постепенного прогресса может он дойти до желанной цели. Они, римляне, находясь в таком же положении, то есть возростая самобытно, в стране, до них никем ни занимаемой, успели быстро цивилизоваться, и этой цивилизацией они всецело обязаны своему энергичному и мудрому правительству. Они рано познали свободу и свои естественные права, рано сделались способными поддерживать то и другое.
Сажание на кол, один из наиболее лютых и варварских методов казни, имеет, вероятно, ассиро-вавилонское происхождение. Распространенная в странах Среднего Востока, казнь применялась во время войн Оттоманской империи с неверными» в отношении осужденных за незаконное ношение оружия. Приговоренных раздевали догола, а затем сажали на тонкие заостренные колья. Выставленные напоказ у стен крепости, казненные мучительно умирали иногда в течение нескольких дней. Это должно было устрашить осажденных. Особенно широко пользовался сажанием на кол Влад Цепеш (знаменитый граф Дракула), который казнил тысячи турок после победы в битве за Валахию..
СТУЛ ВЕДЬМЫ
Стул инквизиции, известный под названием стул ведьмы, высоко ценился как хорошее средство против молчаливых женщин, обвиненных в колдовстве. Этот распространенный инструмент особенно широко использовался австрийской инквизицией. Стулья были различных размеров и форм, но все оснащенные шипами, с наручниками, блоками для фиксации жертвы и, чаще всего, с железными сидениями, которые в случае необходимости можно было раскалить.
В 1693 году в австрийском городе Гутенберг судья Вольф фон Лампертиш вел процесс по обвинению в колдовстве Марии Вукинец, 57 лет. Она была посажена на стул ведьмы на одиннадцать дней и ночей, одновременно палачи прижигали ей ноги раскаленным железом. Мария Вукинец умерла под пытками, сойдя с ума от боли, но не сознавшись в преступлении.
БДЕНИЕ ИЛИ ОХРАНА КОЛЫБЕЛИ
По словам изобретателя, Ипполито Марсили, введение Бдения явилось переломным моментом в истории пыток. Современная система получения признания не предполагает нанесения телесных повреждений. В ней нет сломанных позвонков, вывернутых лодыжек, или раздробленных суставов; единственная субстанция, которая страдает - это нервы жертвы. Идея пытки состояла в том, чтобы держать жертву в бодрствующем состоянии так долго, как только возможно, это была своеобразная пытка бессонницей.
Человека поднимали на верхушку пирамиды и закрепляли таким образом, что бы он мог удерживать вес собственного тела, напрягая мышцы ног. Как только жертва засыпала и расслабляла мышцы, верхушка пирамиды проникала в область ануса, яичек или кобчика, а если пытали женщину - то вагины, заставляя проснуться. Пытка могла продолжаться несколько суток подряд.
Обычно поводом для подозрений была зависть соседей, подданных или родственников. Зачастую хватало одних только слухов; впрочем, иногда в суды поступали и соответствующие заявления (почти всегда анонимные). В обоих случаях судьи, согласно действующим законам, были обязаны проверить, достаточно ли этих подозрений для предъявления обвинения. Оно могло быть предъявлено на основании «Уголовно-судебного уложения императора Карла V» (так называемый Указ «Каролина»), вышедшего в 1532г. В нем было четко описано, какие подозрения являются достаточными для обвинения в колдовстве или ведовстве. Впрочем, соответствующая статья 44 была такой расплывчатой, что для предвзятого судьи не было ничего проще, чем, опираясь на самые вздорные наветы, начать судебное разбирательство. Не могло помочь и то, что «Каролина» призывала судей быть особенно осмотрительными. Разве причиной доносов не могли стать пустое тщеславие, личная неприязнь, зависть, ревность или суеверие? У судей всегда находились веские доводы по поводу любых возникающих сомнений: ведь сделка с Дьяволом суть «преступление исключительное», а в таких делах достаточно одних только слухов. Опираясь на слухи, многие фанатики привлекали в качестве свидетелей обвинения даже детей, преступников и душевнобольных. Те же, кому посчастливилось избежать доноса, тоже пребывали в страхе, ибо в любую минуту могли быть обвинены по чьему-либо свидетельству (некто мог припомнить своих так называемых сообщников под пытками). Ведь, по мнению охотников за ведьмами, члены дьявольской секты регулярно встречались друг с другом на игрищах или шабашах, а потому должны были знать, кто еще из живших неподалеку был с ними заодно. Эти сведения выдавливались из них во время допросов с пристрастием, то бишь под пытками. Так судебные протоколы быстро заполнялись именами упомянутых безвинных людей, которым, в свою очередь, приходилось выдавать своих сообщников, и так далее. Противники охоты на ведьм вновь и вновь выступали с резкой критикой этих безумных деяний. Но «благочестивые» охотники не позволяли сбить себя с толку. Они были убеждены, что Бог - и это было главным их оправданием - не может допустить, чтобы «дьявольское отродье» своей клеветой несло горе невинным людям. В колдовстве обвиняли преимущественно женщин. Ведь в христианском мире, где главенствовали мужчины, женщины считались существами низшими: слабыми, ветреными, неверными, тщеславными, болтливыми и падкими до любого соблазна, что делало их законной добычей Дьявола. «Нет чуда в том, - говорится в «Молоте ведьм», - что еретичеством ведовским паче осквернены жены, нежели мужи». Таковы были убеждения охотников за ведьмами, согласно которым они и действовали. Впрочем, число мужчин, обвиненных в распространении колдовства, также постоянно росло. При этом колдунов (друдов) чаще отыскивали в городах, нежели в селах. В колдовстве обвиняли даже детей: с конца XV в. непрерывно росло число детей, которых бросали в темницы как участников ведовской секты, допрашивали, пытали, отправляли на казнь. За этим крылось представление о том, что родители-колдуны, отправляясь на шабаш, берут с собой малолетних детей, дабы препоручить их Дьяволу. К тому же дети могли случайно проболтаться о чем-нибудь.
Так, двенадцатилетний мальчик, арестованный в 1665 г. в южнонемецком городке Ройтлинген, постепенно «выдал» 170 членов дьявольской секты. Сначала ведовские процессы проводила инквизиция. Таким образом, первыми судьями были лица духовного звания. Однако во второй половине XV в. сопротивление инквизиции в Центральной и Западной Европе стало усиливаться, и в конце концов она была вынуждена покинуть эти страны и перебраться в Испанию и Италию. Однако на этом охота на ведьм не кончилась, вести ведовские процессы стали светские суды.
Государства, расположенные к северу от Альп, активно способствовали этому, внеся в свои уголовные законодательства наказание за ведовство. Итак, в существовании сделки с Дьяволом, шабашей и порчи никто уже не сомневался. Передача подобных дел из церковных судов в ведение светских имела одно важное следствие, повлиявшее на распространение одержимости ведовством: отныне все зависело от отношения правителя той или иной страны к демонологии и от того, как он оценивал опасности, которые могло навлечь на его страну «проклятое ведьмино отродье». Ведовские процессы основывались на методах инквизиции. Таким образом, судьи могли не дожидаться, пока отыщутся свидетели обвинения, а, напротив, зорко следить за происходящим вокруг и незамедлительно действовать, стоило им узнать о чем-нибудь подозрительном. Соответствующие местные законы определяли, на что следовало обращать внимание. С 1532 г. на территории Германии действовали положения так называемой «Каролины». В них определялось отношение к возникшему подозрению, требования к свидетелям, рекомендовалось не забывать о добром имени обвиняемого, определялось, сколько времени его пытать и какие орудия должно при этом использовать. Но на практике положения эти не соблюдались по следующей причине: сделка с Дьяволом, шабаш и другие мерзкие преступления, творимые ведьмами по наущению Дьявола, наносили такое оскорбление Господу и были так опасны для окружающих, что здесь позволительно было говорить о «преступлениях исключительных». А «исключительные» преступления оправдывали и любое исключение из правил. В таких случаях следовало прежде всего ужесточить пытки и применять их до тех пор, пока обвиняемый не расскажет всей правды. В таком толковании закона укреплял судей и «Молот ведьм», ибо авторы советовали обходить запрет на повторное применение пыток, называя его просто «продолжением». Судейская предвзятость и использование подобных методов не оставляли большинству обвиняемых никаких шансов. Если же предполагаемую ведьму все-таки оправдывали, то происходило это лишь потому, что не все судьи были ослеплены демономанией. Но даже оправдательный приговор выносился не из-за того, что была доказана невиновность обвиняемого, а лишь за недостатком улик. Едва только возникало подозрение или поступал донос, соответствующее судебное ведомство начинало предварительное дознание. Опрашивались свидетели, тайно выведывались сведения о репутации обвиняемого, его образе жизни. Если судьи укреплялись в своих подозрениях, следовал арест. Арест повергал любого обвиняемого в настоящий ужас, ибо тюрьмы в те времена были совершенно темными, сырыми, холодными и полными нечистот. Солома и лужи на полу кишели мышами, крысами и насекомыми.
Зачастую на все время следствия узников заковывали в кандалы. Особенно тяжело приходилось арестованным женщинам. Они были абсолютно беспомощны перед домогательствами своих надзирателей и нередко подвергались насилию. Большинство судей сознательно пользовались этим тюремным террором, чтобы еще до начала процесса сломить волю обвиняемых и лишить их сил. Первые допросы проходили по заданной схеме. Было принято начинать допрос с церковного обряда. В это время творилась молитва во спасение души обвиняемой или ей на шею вешали ладанку с реликвиями. Затем следовали бесконечные настойчивые расспросы: где, когда, как ей довелось сговориться с Дьяволом? каким образом, как часто она отдавалась ему? сколько раз гостила на шабаше?
что происходило на шабаше и кого она там видела? где и как вредила она своими колдовскими чарами? и так далее... Если «доброе дознание» результатов не приносило, суд переходил к следующему этапу - «устрашению словами». Для этого обвиняемой показывали орудия пыток и поясняли их назначение. Не помогало и это - приступали к «устрашению действием»: палач надевал на нее орудия пыток, слегка завинчивая и затягивая их, дабы она уяснила, что дело принимает серьезный оборот. Если же и теперь она продолжала упорствовать, ее подвергали испытанию и допросу с пристрастием.
На многих ведовских процессах одной из задач следствия был поиск определенных примет, по которым легко было распознать ведьм. Одним из испытаний было «испытание водой» (называемое также «купанием ведьм»). Для этого палач крепко связывал руки и ноги обнаженной женщины, обвязывал ее тело веревкой и сталкивал в воду. Если она всплывала на поверхность, - а так происходило с большинством, - то признавалась ведьмой, ибо вода, стихия чистоты, не принимала ее.Другим испытанием был поиск «ведьминой отметины». Считалось, что Дьявол метит своим знаком всякую спутавшуюся с ним ведьму. Этот-то знак и разыскивали судьи. Чтобы не просмотреть его, обвиняемой обривали голову и тело. Стоило только отыскать какие-либо подозрительные участки кожи, например пигментные пятна, как палач прокалывал их иглой. Если подозреваемая не чувствовала при этом боли или у нее не выступала кровь, считалось доказанным, что пятно это и впрямь «ведьмина отметина».
Безошибочным способом распознать ведьму считалось также «испытание плачем». В «Молоте ведьм» это испытание рекомендовалось судьям как особо надежное. Считалось, что ведьмы не могут проливать слезы, «верный знак, предание о коем дошло до нас от мужей, заслуживающих доверия». Женщина, которая не плачет даже под пытками, наверняка является ведьмой. Однако если она заплакала, то никак не может считаться невиновной, ибо «пути Господни неисповедимы» и к тому же плачет-то она под пытками.
Карнаушание
Обрезание ушей. Обрезали в основном у слуги, вора или искусного мошенника. За значительное воровство отрезали левое ухо. Если вор совершил 3 значительных преступление, то ему грозила смертная казнь.
Вырывание зубов
В Польше вырывали зубы у тех кто в пост ел мясо, а также у жидов, чтобы овладеть их деньгами (слово "жиды" употребляет сам автор). Также зубы вырывали промежуточно.
Ампутация кисти руки
Одно из увечий, которому больше всего противилась цивилизация. В 1525 году Жан Леклер был осужден, за то что опрокинул статуи святых: ему вытягивали каленными клещами руки, отрезали кисть, оторвали нос, затем медленно жгли на костре. Осужденный вставал на колени, клал свою руку обратив ее ладонь вверх, на плаху, и одним ударом топора или ножа палач отрубал ее. Ампутированную часть всовывали в мешок, наполненный отрубями.
Ампутация ног
Она нисколько не была в чести, она наводила скорее ужас. К ампутации ног прибегали лишь при первых королях Франции. Также ноги ампутировали пленным во время междоусобных войн. В законах Людовика Святого, мы находим, что за вторичное воровство нога тоже отнимается.
Крест
Распятие довольно таки древнее наказание. Но в средние века мы тоже встречаемся с этой дикостью. Так Людовик Толстый в 1127 году приказал распять злоумышленника. Он также приказал, чтобы рядом с ним привязали собаку и чтобы ее били, она злилась и кусала преступника. Существовал также жалкий образ распятия головой вниз. Он был в употребление иногда у евреев и у еретиков во Франции.
Бичевание
Бичевание есть одно из самых жестоких, и, вместе с тем, самых унизительных наказаний. Орудия употреблявшиеся для этого, были весьма различны, смотря по странам и временам: то кнут, вооруженный кожаными ремешками или железными цепочками, то пук розг, часто тяжелая палка, переламывающая кости и разрывающая мясо.
Ослепление
Применялось в основном к людям знатного рода, которых опасались, но не осмеливались погубить. Струя кипятка, накаленное докрасна железо, которое проводили перед глазами, пока они не сварятся.
Обезглавливание
Этот вид смертный казни известен всем. И существовал очень долго. В Средние Века естественно обезглавливание было кульминационным. Во Франции к отсечению головы присуждали дворян. Приговоренный, лежа, клал голову на бревно, не более шести дюймов толщиной, что делало казнь вернее и легче.
Виселица
Тоже довольно-таки распространненный вид казни. Употреблялся в Средние Века наряду с обезглавливанием. Однако, если к обезглавливанию присуждали в основном дворян, то на виселицу попадали в основном преступники из простого народа. Но были случаи, когда знатный дворянин насиловал девушку, которую ему поручили на попечительство, то он лишался своего дворянства. Если же он оказывал сопротивление, то его ждала виселица. Приговоренный к виселице должен был иметь 3 веревки: первые 2 толщиной в мизинец, назывались тортузами, были снабжены петлей и служили для того, чтобы задушить осужденного. Третья называлась жетоном или броском. Она служила только для сбрасывания приговоренного к виселице. Казнь завершал палач, держась за перекладины виселицы, он коленом бил в живот приговоренного.
Костер
В средние века фанатизму не было предела, он заставлял зажигаться костры во всей Европе. Обычно устраивали четырехугольный костер, вели осужденного в серых одеждах и сжигали. Но чаще сжигаемые были избавлены от страданий гореть живыми. Так устроители костра использовали багор для перемешивания, как только загорался костер, они вонзали его в сердце приговоренного. Вонзали так, что человек сразу умирал.
Захоронение заживо
Тоже одно из древних наказаний, но и в средние века люди находят ему применение. В 1295 году Мария де Роменвиль подозреваемая в краже, была зарыта живою в землю в Отельи по приговору Бальи Сент-Женевьев. В 1302 году он также приговорил к этой ужасной казни Амелотту де Христель за похищение между прочими вещами юбки, двух колец и двух поясов. В 1460 году , в царствование Людовика XI, Перетта Маужер была похоронена заживо за воровство и укрывательство. В Германии также казнили женщин, которые убивали своих детей.
Ублиетты
Баратрум Древнего Рима породил ублиетты. Обычно при помощи них расправлись с недругами. Ублиетты - это пропасть на дне которой были копья острием вверх или в бок.
Четвертование
Одна из жестоких смертных казней. К четвертованию приговаривали тех, кто покушался на жизнь его Королевского Величества. Осужденного за конечности привязывали к лошадям. Если лошади не смогли разорвать несчастного, то палач делал разрезы на каждом сочленении, чтобы ускорить казнь. Хотелось бы отметить, что четвертованию предшествовали мучительные пытки. Щипцами вырывали куски мяса из бедер, груди, икр.
Колесование
Заключалось в переламывании частей тела. Осужденного клали с раздвинутыми ногами и вытянутыми руками на 2 бруска дерева, в виде креста Святого Андрея. Палачь с помощью железного шеста переламывал руки, предплечья, бедра, ноги и грудь. Затем его (осужденного) прикрепляли к небольшому каретному колесу, поддерживаемому столбом. Переломленные руки и ноги привязывали за спиной, а лицо казненного обращали к небу, чтобы он принял смерть в этом положении. Часто судью приказывали умертвить осужденного, прежде, чем переломить ему кости.
Утопление
Все кто произносил позорные ругательства подлежали наказанию. Так дворяне должны были уплатить штраф, а те кто был из простого народа подлежали утоплению. Этих несчастных клали в мешок, обвязывали веревкой и бросали в реку. Однажды Луи де Боа-Бурбон встретил короля Карла VI, он поклонился ему, но не встал на колено. Карл узнал его, приказал заключить его под стражу. Вскоре он был заключен в мешок и брошен в Сену. На мешке было написано "Дайте дорогу королевскому правосудию".
Сдирание кожи
Эта казнь часто использовалась во Франции. Так, когда были уличены в прелюбодеянии женщины королевской крови. Они были заключены под стражу, а с их обожателей содрали кожу. Также этот вид казни мы можем встретить, когда жил св. Франциск. Кожу сдирали с тех, кто переводил Библию.
Лапидация или избиение камнями
Когда осужденного вели по городу, то с ним шел пристав с пикой в руке, на которой развивалось знамя, чтобы привлечь внимание тех, кто может выступить в его защиту. Если же никто не являлся его избивали камнями. Избиение проводилось двояким образом: обвиненного избивали камнями или же поднимали на высоту; один из проводников его сталкивал, а другой скатывал на него большой камень.
«Когда приводят еретика на суд, то он принимает самонадеянный вид, как будто он уверен в том, что невинен. Я его спрашиваю, зачем привели его ко мне. С вежливой улыбкой он отвечает, что он ожидает от меня объяснения этого.
Я: «Вас обвиняют в том, что вы еретик, что вы веруете и учите несогласно с верованием и учением святой церкви».
Обвиняемый (поднимая глаза к небу с выражением энергичного протеста): «Сударь, вы знаете, что я невиновен и что я никогда не исповедовал другой веры, кроме истинной христианской».
Я: «Вы называете вашу веру христианской потому, что считаете нашу ложной и еретической, но я спрашиваю вас, не принимали ли вы когда-либо других верований, кроме тех, которые считает истинными римская церковь?»
Обвиняемый: «Я верую в то, во что верует римская церковь и чему вы публично поучаете нас».
Я: «Быть может, в Риме есть несколько отдельных лиц, принадлежащих к вашей секте, которую вы считаете римской церковью. Когда я проповедую, я говорю многое, что у нас общее с вами, например, что есть бог, и вы веруете в часть того, что я проповедую; но в то же время вы можете быть еретиком, отказываясь верить в другие вещи, которым следует веровать».
Обвиняемый: «Я верую во все то, во что должен веровать христианин».
Я: «Эти хитрости я знаю. Вы думаете, что христианин должен веровать в то, во что веруют члены вашей секты. Но мы теряем время в подобных разговорах. Скажите прямо: веруете ли вы в бога-отца, бога-сына и бога-духа святого?»
Обвиняемый: «Верую».
Я: «Веруете ли вы в Иисуса Христа, родившегося от пресвятой девы Марии, страдавшего, воскресшего и воcшедшего на небеса?»
Обвиняемый (быстро): «Верую»,
Я: «Веруете ли вы, что за обедней, совершаемой священнослужителями, хлеб и вино божественной силой превращаются в тело и кровь Иисуса Христа?»
Обвиняемый: «Да разве я не должен веровать в это?» Я: «Я вас спрашиваю не о том, должны ли вы веровать, а веруете ли?»
Обвиняемый: «Я верую во все, чему приказываете веровать вы и хорошие ученые люди».
Я: «Эти хорошие ученые принадлежат к вашей секте; если я согласен с ними, то вы верите мне, если же нет, то не верите».
Обвиняемый: «Я охотно верую, как вы, если вы поучаете меня тому, что хорошо для меня».
Я: «Вы считаете в моем учении хорошим для себя то, что в нем согласно с учением ваших ученых. Ну, хорошо, скажите, верите ли вы, что на престоле в алтаре находится тело господа нашего Иисуса Христа?»
Обвиняемый (резко): «Верую этому».
Я: «Вы знаете, что там есть тело и что все тела суть тела нашего господа. Я вас спрашиваю: находящееся там тело есть истинное тело господа, родившегося от девы, распятого, воскресшего, восшедшего на небеса и т. д.?»
Обвиняемый: «А вы сами верите этому?»
Я: «Вполне».
Обвиняемый: «Я тоже верую этому».
Я: «Вы верите, что я верю, но я вас спрашиваю не об этом, а о том, верите ли вы сами этому?»
Обвиняемый: «Если вы хотите перетолковывать все мои слова по-своему, а не понимать их просто и ясно, то я не знаю, как еще говорить. Я человек простой и темный и убедительно прошу вас не придираться к словам».
Я: «Если вы человек простой, то и отвечайте просто, не виляя в стороны».
Обвиняемый: «Я готов».
Я: «Тогда не угодно ли вам поклясться, что вы никогда не учили ничему несогласному с верою, признаваемой нами истинной?»
Обвиняемый (бледнея): «Если я должен дать присягу, то я готов поклясться».
Я: «Я вас спрашиваю не о том, должны ли вы дать присягу, а о том, хотите ли вы дать ее».
Обвиняемый: «Если вы приказываете мне дать присягу, то я присягну».
Я: «Я не принуждаю вас давать присягу, ибо вы, веря, что клясться запрещено, свалите грех на меня, который принудил бы вас к нему; но если вы желаете присягнуть, то я приму вашу присягу».
Обвиняемый: «Для чего же я буду присягать, раз вы не приказываете этого?»
Я: «Для того, чтобы снять с себя подозрение в ереси».
Обвиняемый: «Без вашей помощи я не знаю, как приступить к этому».
Я: «Если бы мне пришлось приносить присягу, то я поднял бы руку, сложил бы пальцы и сказал: бог мне свидетель, что я никогда не следовал ереси, никогда не верил тому, что несогласно с истинной верой».
Тогда он бормочет, как будто не может повторить слов, и делает вид, что говорит от имени другого лица так, что не принося настоящей присяги, он в то же время хочет показать, что дает ее. В других случаях он обращает присягу в своего рода молитву, например: «Да будет мне свидетелем бог, что я не еретик» И если его после этого спрашивают: «Поклялись ли вы?», то он отвечает: «Разве вы не слушали?».
Бернар Ги, 13-14 век, но это инквизитор доминиканского периода, работали тогда именно против ереси и вольнодумства, а не крестьянок по селам ловили… ну это и так видно, характер вопросов такой, что и сейчас не каждый просечет, куда уж средневековым крестьянам... да и масштабы не те, что у испанской инквизиции.
Шестнадцатый вопрос о времени и о втором способе допроса. Двенадцатый акт судьи. О последних мерах предосторожности, которым должен следовать судья
К вышесказанному надо прибавить, что допрос ведьм лучше всего производить в дни больших праздников – в то время, когда в церкви происходит богослужение. Надо предложить молящимся просить о ниспослании божьей помощи. Далее, надо надеть на шею ведьме те освящённые вещи, которые были нами указаны выше, а также и написанные на бумаге семь слов, произнесённых Христом на кресте. Опыт показал, что эти вещи весьма мешают ведьме действовать.
1) Ей даётся затем питьё натощак, о котором сказано выше. Не прекращая увещеваний, ведьму поднимают тогда на дыбах с земли, а затем, пока продолжается пытка, ей читаются показания свидетелей с указанием их имён. При этом судья прибавляет: «Вот видишь, твои преступления доказываются свидетелями». То же говорит он при очной ставке обвиняемой со свидетелями. Если она продолжает запираться, то пусть судья предложит ей доказать свою невиновность судом божьим через раскалённое железо. Все ведьмы согласны на это испытания, так как они знают, что дьявол предохранит их от ожога. Вследствие этого, однако, подобное испытание им не разрешается. Если ведьма продолжает упорствовать, то её следует освободить от пут и поместить в другую камеру заключения, но ни под каким видом не отпускать на поруки, так как она от этого станет ещё хуже и ничего не откроет. Заключённую надо хорошо кормить. Надо допускать к ней мужчин, достойных уважения, для того, чтобы они увещевали её сказать правду. Пусть придёт к ней и сам судья и пообещает ей милость. Если обвиняемая, наконец, призналась, то пусть ей пообещают, что она получит больше, чем просит. Это делается для того, чтобы она стала более доверчивой. Это первый приём.
2) Если обвиняемая продолжает упорствовать, то пусть судья допросит её подруг, но так, чтобы она об этом не знала, а затем, узнав от них что-либо отягчающее, пусть сообщит об этом ей. Следует показать ей также те мази и банки, которые были найдены при обыске в её доме, и спросить её, для чего она всем этим пользовалась.
3) При продолжающемся запирательстве судья подсылает ей в камеру достойного уважения мужчину, к которому она питает доверие. Этот мужчина заводит разговор о том, что может обличить ведьму. А в это время особые свидетели слушают за дверями и запоминают сказанное в камере.
4) Когда ведьма начинает признаваться, то судья ни в коем случае не должен прерывать её показания. Даже если она стала признаваться ночью, то он должен продолжать снятие допроса. Если это случилось днём, то пусть он не заботится о том, что придётся позднее позавтракать или пообедать. Надо дослушать её до конца в один приём, хотя бы и в общих чертах. Иначе она вернётся к запирательству и не откроет правды.
5) Если никакие меры побудить ведьму к признанию не помогают, то можно прибегнуть к следующему: обвиняемую переводят в цитадель. Через несколько дней кастелян делает вид, что уезжает. В это время к обвиняемой впускаются доверенные от инквизиции мужчины и женщины, близко стоящие к ведьме. Эти посетители обещают добиться её полного освобождения, если только она обучит их тому или иному колдовству. Многие обвиняемые, согласившись на это, были тут же обличены и принуждены были признаться в своих чародеяниях. Ещё совсем недавно, в страсбургской епархии, недалеко от города Шлеттштадта, в замке Кенигсгейме содержалась некая ведьма, которую никакими пытками не могли принудить сделать признание. Наконец, во время кажущегося отсутствия кастеляна к ведьме были впущены трое знакомых, которые пообещали ей добиться её полного освобождения взамен обучения их некоторым колдовским приёмам. Вначале она не согласилась на это и упрекнула их в том, что они хотят её очернить. Потом она всё же выразила своё согласие и спросила, чему же они хотят научиться. Один из друзей пожелал научиться вызывать градобитие, а другой – научиться покорять женщин. Чтобы научить градобитию, ведьма стала мешать пальцем воду, принесённую в миске, и произносить какие-то слова. Вскоре после этого над близлежащим лесом разразилась такая буря с градом, какой не было видно уже много лет.
Автор: Яков Шпренгер , Генрих Инститорис
http://www.loveread.ec/read_book.php?id=4787&p=80 (http://www.loveread.ec/read_book.php?id=4787&p=80)
Парафин в мочевом пузыре
Изуверский вид пытки, доподлинное применение которой не установлено.
Как это работает?
1. Свечной парафин раскатывался руками в тонкую колбаску, которую через мочеиспускательный канал вводили внутрь;
2. Парафин проскальзывал в мочевой пузырь, где на нем начиналось осаждение твердых солей и пр. гадости.
3. Вскоре у жертвы начинались проблемы с почками и она умирал от острой почечной недостаточности. В среднем смерть наступала через 3-4 дня.
Чудовищная участь ждала тех, кого жуаньжуаны (союз кочевых тюркоязычных народов) забирали к себе в рабство. Они уничтожали память раба страшной пыткой — надеванием на голову жертвы шири. Обычно эта участь постигала молодых парней, захваченных в боях.
Как это работает?
1. Сначала рабам наголо обривали головы, тщательно выскабливали каждую волосинку под корень.
2. Экзекуторы забивали верблюда и освежовывали его тушу, первым долгом, отделяляя ее наиболее тяжелую, плотную выйную часть.
3. Поделив выю на куски, ее тут же в парном виде натягивали на обритые головы пленных. Эти куски словно пластырь облепляли головы рабов. Это и означало надеть шири.
4. После надевания шири шею обреченного заковывали в специальную деревянную колоду, чтобы испытуемый не мог прикоснуться головой к земле. В этом виде их отвозили подальше от людных мест, чтобы никто не услышал их душераздирающие крики, и бросали там в открытом поле, со связанными руками и ногами, на солнцепеке, без воды и без пищи.
5. Пытка длилась 5 суток.
6. В живых оставались единицы, а остальные погибали не от голода и даже не от жажды, а от невыносимых, нечеловеческих мук, причиняемых усыхающей, сжимающейся на голове сыромятной верблюжьей кожей. Неумолимо сжимаясь под лучами палящего солнца, шири стискивало, сжимало бритую голову раба подобно железному обручу. Уже на вторые сутки начинали прорастать обритые волосы мучеников. Жесткие и прямые азиатские волосы иной раз врастали в сыромятную кожу, в большинстве случаев, не находя выхода, волосы загибались и снова уходили концами в кожу головы, причиняя еще большие страдания. Уже через день человек терял рассудок. Лишь на пятые сутки жуаньжуаны приходили проверить, выжил ли кто из пленных. Если заставали в живых хотя бы одного из замученных, то считалось, что цель достигнута. .
7. Тот, кто подвергался такой процедуре, либо умирал, не выдержав пытки, либо лишался на всю жизнь памяти, превращался в манкурта — раба, не помнящего своего прошлого.
8. Выйной шкуры одного верблюда хватало на пять-шесть шири.
Вживление металлов
Очень странное средство пытки-казни применялось в средневековье.
Как это работает?
1. На ногах человека делался глубокий надрез, куда помещался кусок металла (железо, свинец и т.п.), после чего рана зашивалась.
2. С течением времени металл окислялся, отравляя организм и причиняя ужасную боль.
3. Чаще всего бедняги раздирали кожу в том месте где был зашит металл и умирали от кровопотери.
Эта ужасная казнь зародилась в Тайланде. Ей подвергались самые закоренелые преступники – в основном убийцы.
Как это работает?
1. Обвиняемого помещают в сплетенный из лиан балахон, и острыми предметами колют его;
2. После этого быстро разрубают его тело на две части, верхнюю половину тут же укладывают на раскаленную докрасна медную решетку; эта операция останавливает кровь и продлевает жизнь верней части человека.
Небольшое дополнение: Эта пытка описана в книге маркиза де Сада «Жюстина, или успехи порока». Это маленькая выдержка из большого куска текста где де Сад якобы описывает пытки народов мира. Но почему якобы? По мнению многих критиков, маркиз очень любил приврать. Он обладал незаурядной фантазией и парой маний, так что эта пытка, как и некоторые другие, могла быть плодом его воображения. Но не стоит поле этого относится к Донасьену Альфонсу как к барону Мюнхаузену. Данная пытка, на мой взгляд, если и не существовала раньше, то вполне реалистична. Если, конечно, накачать человека перед этим обезболивающими (опиаты, алкоголь и т.п.), что бы он не умер раньше, чем его тело коснулось бы решетки.
Ужасная пытка при которой человека накачивают воздухом через анальный проход.
Есть свидетельства, что на Руси этим грешил даже сам Петр первый.
Чаще всего так казнили воров.
Как это работает?
1. Жертву связывали по рукам и ногам.
2. Затем брали хлопок и набивал им уши, нос и рот бедняги.
3. В задний проход его вставлял мехи, при помощи которых закачивали в человека огромное количество воздуха, в результате чего тот становился похож на воздушный шар.
3. После этого затыкал ему задний проход куском хлопка.
4. Затем ему вскрывали две вены над бровями, из которых под огромным давлением вытекала вся кровь.
5. Иногда связанного человека ставили раздетым на крыше дворца и расстреливали стрелами до тех пор, пока он не умирал.
6. До 1970 года этот метод часто применялся в тюрьмах Иордании.
Неаполитанские палачи любовно называли эту пытку «полледро” — «жеребенок” (polledro) и гордились тем, что она впервые была применена в их родном, городе. Хотя история и не сохранила имени ее изобретателя, говорили, что он был знатоком коннозаводского дела и для усмирения своих скакунов придумал необычное устройство.
Только через несколько десятилетий любители поиздеваться над людьми превратили устройство коневода в настоящий пыточный станок для людей.
Станок представлял собой деревянную раму, похожую на лестницу, поперечные перекладины которой были имели очень острые уголы, чтобы, когда человека положат на них спиной, они врезались в тело от затылка до пяток. Лестница заканчивалась огромной деревянной ложкой, в которую, словно в чепец, вкладывали голову.
Как это работает?
1. С обеих сторон рамы и в «чепце” были просверлены отверстия, в каждое из них продевались веревки. Первая из них затягивалась на лбу пытаемого, последняя связывала большие пальцы ног. Как правило, веревок было тринадцать, но для особенно упорных число их увеличивали.
2. Специальными приспособлениями веревки натягивались все сильнее и сильнее — жертвам казалось, что, раздавив мускулы, они впивались в кости.
Это был весьма болезненный и медленный вид казни. Он был не так широко распространен, как другие методы, но использовался как в Европе, так и в Азии на протяжении 2000 лет. В хрониках описано три вида этой казни: во время первого – обреченного бросали в котел кипящей воды, смолы, масла. Так поступали по законам Ганзы с фальшивомонетчиками. Эти законы не делали скидок и женщинам – в 1456 в Любеке 17-летняя Маргарита Гримм была брошена живой в кипящую смолу за сбыт трёх фальшивых талеров. Такой способ был максимально милосердным – человек практически мгновенно терял сознание от болевого шока при массивном ожоге почти всей поверхности тела.
Во время второго вида казни, предварительно связанный осужденный помещался в гигантский котел с холодной водой. Палач разжигал огонь под котлом, чтобы вода медленно закипала. При такой казни осужденный оставался в сознании и страдал до полутора часов.
Однако существовал и третий, самый страшный вариант этой казни - подвешенную над котлом с кипящей жидкостью жертву медленно опускали в котел, так чтобы все ее тело варилось постепенно, в течение долгих часов. Максимально долгий срок такой казни был во время правления Чингисхана, когда приговоренный жил и страдал в течение целых суток. При этом его периодически поднимали из кипятка и обливали ледяной водой. По свидетельству очевидцев мясо начало отставать от костей, но человек был еще жив. Сходным образом, хотя и не столь долго казнили несчастных фальшивомонетчиков в Германии - их медленно варили в кипящем масле - "... сначала по колени, потом по пояс, потом по грудь и, наконец, по шею...". При этом к ногам осужденного привязывали груз, чтобы он не мог выдергивать конечности из кипятка и процесс шел непрерывно. Это не было пыткой, в Англии это было вполне законным наказанием за подделывание ассигнаций.
Во времена Генриха VIII (около 1531), это мера наказания была предусмотрена для отравителей. Известна казнь некого Ричарда Руза, который был поваром у епископа Рочестерского. Этот повар подложил яд в еду, в результате чего двое человек умерли, остальные получили тяжелое отравление. Он был признан виновным в измене, и приговорен к свариванию живьем. Это было прямым вмешательством светских властей в духовную юрисдикцию, но преступника это не спасло. Он был казнен в Smithfield 15 апреля 1532 года. Это должно было послужить уроком для всех преступников, задумавших подобное. Служанка в 1531 г. была сварена заживо на ярмарочной площади King's Lynn за отравление своей хозяйки. Маргарет Дави, служанка, была казнена в Smithfield 28 марта 1542 года, за отравление хозяев, с которыми она жила.
Колесование (Breaking on the wheel)
Изламывание на колесе было одним из видов пыток, а позднее и казней в Средние Века.
Колесо было похоже на обычное колесо от телеги, только больших размеров с большим количеством спиц. Жертву раздевали, руки и ноги раскладывались и привязывались между двумя крепкими досками, затем большим молотком палач бил по запястьям, локтям, лодыжкам, коленям и бедрам, ломая кости. Это процесс повторялся несколько раз, при этом палач старался не наносить смертельных ударов (вместо молотка могло использоваться окованное железом колесо).
По записям германского хрониста 17 века, после этой казни жертва превращалась "в гигантскую кричащую куклу, корчащуюся в ручьях крови, подобно морскому монстру с бесформенными кусками плоти, перемешанными с осколками костей". Затем жертву привязывали к колесу, пропуская через сломанные суставы веревки. Колесо поднимали на шесте, с тем, чтобы птицы могли клевать еще живую жертву. Иногда вместо колеса использовались массивные железные пруты с набалдашниками. Также существует легенда, что Святая Катерина Александрийская была казнена таким способом, и в последствии эту пытку/казнь стали называть "колесом Катерины" Это была жестокая пытка, сопоставимая по своей жесткости с позором для казенного. Как говориться в нидерландской поговорке opgroeien voor galg en rad ("попасть на виселицу и колесо"), т.е. быть готовым на любое преступление.
После повешенья, колесование было наиболее распространенным (и в тоже время самым чудовищным) видом казни в Западногерманской Европе с раннего средневековья до начала 18 столетия. Вместе со сжиганием на костре и четвертованием это была самая популярная по зрелищности казнь, которая происходила на всех площадях Европы. Сотни благородных и простых людей приходили посмотреть на хорошее колесование, особенно если казнили женщин.
Различные другие пытки и меры выбивания признаний.
Пытка насекомыми
Разные народы использовали разных насекомых для причинения мучений своим жертвам. Наиболее распространенными были мухи (см. ПЫТКА ПОДВЕШИВАНИЕМ, 1-я картинка) из-за их вездесущности. Жертву связывали, обмазывали чем-ибудь «вкусным» и оставляли на «природе». Через некоторое время к ней слитались рои мух, оводов и начинали свое пиршество.
Американские индейцы запускали в печень муравьев.
Советские НКВДисты использовали клопяной бокс. В темном дощаном шкафу разведено клопов сотни, может быть, тысячи. Пиджак или гимнастерку с сажаемого снимают, и тотчас на него, переползая со стен и падая с потолка, обрушиваются голодные клопы. Сперва он ожесточенно борется с ними, душит на себе, на стенах, задыхается от их вони, через несколько часов ослабевает и безропотно дает себя пить.
Пытка звуком
В Московии при Иване Грозном людей пытали так: сажали под большой колокол и начинали в него звонить. Более современный метод — «Музыкальная шкатулка», использовался, когда человеку нежелательно было наносить увечия. Осужденного сажали в комнату с ярким светом и без окон, в которой непрерывно играла «музыка». Непрерывный набор неприятных и никак мелодически не связанных между собой звуков постепенно сводило с ума.
Пытка щекоткой
Щекотка. Не настолько эффективный метод, как предыдущие и потому использовался палачами когда им хотелось позабавиться. Осужденного привязывают или придавливают руки и ноги и щекочут в носу птичьим пером. Человек взвивается, у него ощущение, будто сверлят мозг. Или совсем уж интересный метод — привязыванному осужденному обмазывают пятки чем-либо сладким и запускают свиней или других животных. Те начинают лизать пятки, что иногда заканчивается смертельным исходом.
Другие экзотические методы казни.
Цивилизация усовершенствовала виды казни, но что касается изобретательности и оригинальности, то тут наши предки дадут нам сто очков вперед. Римский император Тиберий придумал следующий вид пытки-казни: с умыслом напоив людей допьяна вином, им, охмелевшим и беспомощным, перевязывали члены, и они изнемогали от задержания мочи. Другой император Гай Калигула применял перепиливание человека пилой. Когда вздорожал скот, которым откармливали диких зверей для гладиаторских зрелищ, Калигула велел кормить зверей преступниками из тюрем, не разбирая меры их вины.
Похоже «развлекался» русский царь Иван Грозный. Один из его любимых видов казни — зашить осужденного в медвежью шкуру (называлось это «обшить медведно») и затем затравить собаками. Так был казнен новгородский епископ Леонид. Иногда на людей натравливали медведей (естественно, в этом случае их не «обшивали медведно»). Иван Грозный вообще любил всякого рода нестандартные казни и казни с «юмором». Я уже говорил, что дворянина по фамилии Овцын он повесил на одной перекладине с овцой.
А вот нескольких монахов он приказал однажды привязать к бочке с порохом и взорвать — пускай, мол, они, подобно ангелам, сразу летят на небеса.
Врача Елисея Бомбелия по приказу царя казнили так: выворотили из суставов руки, вывихнули ноги, изрезали спину проволочными плетьми, затем привязали к деревянному столбу и разводили под ним огонь, наконец, полуживого отвезли на санях в тюрьму, где он и скончался от ран.
Главу иностранного приказа (министра иностранных дел, говоря современным языком) Ивана Михайловича Висковатого по приказу Грозного привязали к столбу, а затем приближенные царя подходили к осужденному и каждый вырезал у него из тела по куску мяса. Один из опричников, Иван Реутов, «неудачно» отрезал кусок, в результате чего Висковатый умер. Тогда Грозный обвинил Реутова в том, что он сделал это нарочно, чтобы сократить мучения Висковатого и велел казнить его. Но от казни Реутов уберегся, успев заболеть чумой и умереть.
Из других видов экзотических казней, применявшихся Грозным, следует назвать попеременное обливание осужденного крутым кипятком и холодной водой; так был казнен казначей Никита Фуников-Курцев. Современники рассказывают, что в конце июля 1570 г., когда на Красной площади в Москве состоялись массовые казни, царь приказал у многих «вырезать из живой кожи ремни, а с других совсем снять кожу и каждому своему придворному определил он, когда тот должен умереть, и для каждого назначил различный род смерти: у одних он приказал отрубить правую и левую руку и ногу, а потом только голову, другим же разрубить живот, а потом отрубить руки, ноги, голову».
Грозный любил «комбинированные» виды казни. Во время казней в Новгороде царь приказывал поджигать людей специальным горючим составом («пожаром»), затем опаленных и измученных, их привязывали к саням и пускали лошадей вскачь. Тела волочились по мерзлой земле, оставляя кровавые полосы. Затем их сбрасывали в реку Волхов с моста. Вместе с этими несчастными к реке везли их жен и детей. Женщинам связывали назад руки с ногами, привязывали к ним детей и тоже бросали в студеную реку. А там, в лодках плавали опричники, которые добивали тех, кто всплывал, баграми и топорами.
Еще один вид казни, применявшийся при Иване Грозном, — это кипячение в жидкости. Использовался он, главным образом, по отношению к государственным изменникам. Приговоренного сажали в котел, наполненный маслом, вином или водой, вдевали его руки в специально вмонтированные в котел кольца и ставили котел на огонь, постепенно подогревая жидкость до кипения. В средневековой Германии подобным образом расправлялись с фальшивомонетчиками.
Другим видом наказания для них, по т. н. Любекскому праву, было снятие с головы волос вместе с кожей.
Хотя Грозный и стремился к оригинальности в изобретении способов казни, в ряде случаев у него были предшественники, хотя, возможно, он не всегда знал об этом. Например, что касается отрезания от тела кусков мяса, — подобное было с неким юношей Филологом, предавшим своего учителя Цицерона. Вдова Квинта (брата Цицерона), получив право на расправу с Филологом, заставляла его отрезать куски мяса от собственного тела, жарить и есть их! Сдирание же кожи с живого человека издавна практиковалось на Ближнем Востоке — так был казнен азербайджанский поэт XIV века Насими.
Еще один вид экзотической казни-пытки описывает Адам Олеарий в путевых записках о Московии XVII века. «Жертву привязывают к спине сильного человека, стоящего прямо на ногах и опирающегося руками на особое приспособление, похожее на высокую, в человеческий рост, скамейку, и в таком положении наносят 200 или 300 ударов кнутом, преимущественно по спине. Удары начинают наносить пониже затылка и идут сверху вниз. Палач с таким искусством наносит удар, что с каждым разом отрывает кусок мяса, соответствующий толщине кнута. Подвергшиеся истязанию большей частью умирают». Подобная казнь применялась еще и в XIX веке, при Николае I, когда формально смертной казни не существовало.
Маркиз де Кюстин в книге «La Russie еn 1839» (в русском переводе — «Николаевская Россия») свидетельствует: «Смертная казнь не существует в России (ее отменила императрица Елизавета. — АЛ.), за исключением случаев государственной измены. Однако некоторых преступников нужно отправить на тот свет. В таких случаях для того, чтобы согласовать мягкость законов с жестокостью нравов, поступают следующим образом: когда преступника приговаривают более чем к ста ударам кнута, палач, понимая, что означает такой приговор, из чувства человеколюбия убивает приговоренного третьим или четвертым ударом». Некоторые виды экзотических казней дожили до наших дней. Например, в Иране в октябре 1987 г. казнили трех человек путем сбрасывания со скалы. Этот вид смерти им предложили на выбор. Альтернативными вариантами были: обезглавливание или задавливание насмерть. Несчастные выбрали прыжок вниз.
В XX веке тоже существовали весьма изощренные смертные казни. Вот некоторые из них.
Замораживание
Другим страшным видом казни, применявшимся в России во время гражданской войны, было обливание человека водой на открытом воздухе при сильном морозе. Центральное бюро партии эсеров выпустило заявление, где говорилось, что в Воронежской губернии, в селе Алексеевском и других селах сотрудники чрезвычайки (ЧК) выводят людей голыми на мороз и обливают холодной водой до превращения их в ледяные столбы. 24 декабря 1918 г. так был казнен Феофан (Ильменский), епископ Соликамский. Его раздели, заплели волосы в косы, связали их, продели в них жердь и на этой жерди опускали в прорубь на реке до тех пор, пока епископ не покрылся льдом толщиной в два пальца. Не брезговали этим и фашисты.
Растворение в кислоте
Подобная казнь, по свидетельству бывшего телохранителя Саддама Хусейна Карима (псевдоним, настоящее имя этот человек скрывает), осуществлялась в Ираке. Карим рассказывает, что узнал об этом, когда искал по тюрьмам Багдада одного человека (как телохранитель Хусейна он имел право входить в любую тюрьму). Поскольку человека, которого искал Карим, найти не удалось, сопровождающий офицер повернулся к нему и сказал:
—Может, твоего приятеля растворили в кислоте?
—Как это? — удивился Карим.
—Идем, покажу.
Они перешли в другое здание, где, как рассказывает Карим, «было помещение с бассейном 5Ч5 метров, окруженное оградой из кованого железа. Цемент в бассейне был темным. Над заполнявшей его прозрачной жидкостью стоял пар. Это была кислота. Я увидел останки, плавающие на поверхности, и офицер сказал: «Вот этого растворили два часа назад». Он объяснил мне, что сначала в кислоту погружали руки и ноги приговоренного, а потом уже его бросали туда целиком. Этот метод не был новинкой в регионе. Старые ливанцы вспоминают, что в 1958–1961 годах, во времена союза между Сирией и Египтом, сирийцы уничтожали таким образом оппозиционеров. Так погиб, например, Фарджалла аль-Хелу, Генеральный секретарь Ливанской коммунистической партии. Его жена тщетно требовала его тело целых 10 лет.
О.И. Тогоева
Казнь в средневековом городе: зрелище и судебный ритуал
Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 3. Человек внутри
городских стен. Формы общественных связей. - М.: Наука, 1999, с. 353-361.
Говоря о явлении публичной казни в средневековом городе, следует учитывать несколько важных обстоятельств. В первую очередь, это особенности самого города: именно в нем, особенно в городе крупном, торговом, интернациональном, создавались наиболее удобные условия для криминальной среды. Во-первых, там действительно было чем поживиться. Во-вторых, именно там, в городе, преступным элементам было легче остаться неузнанными. Эти элементы были ненавидимы бюргерами, ибо они посягали на установленный порядок, угрожая жизни и благосостоянию горожан. Именно они, с точки зрения судебных властей, представляли наибольшую опасность, ибо всегда оставались в тени, действуя исподтишка или под прикрытием ночи, и нередко не только случайные знакомые, но и соседи, и даже родственники не догадывались об их преступной деятельности.
Сложность поимки уголовного преступника и доказательства его вины - вот причина, по которой каждый успешный судебный процесс должен был получить максимальную известность. Эта известность достигалась именно через процедуру наказания, которая всегда принимала в городе публичный характер. Для городских жителей эти зрелища были привычными. На протяжении своей жизни они присутствовали на многих подобных экзекуциях. Например, в Авиньоне в первой половине XIV в. ежегодно происходило до 15-20 казней. В Дижоне и Лионе в начале XV в. проводилось по одной, а в Ферраре - по 4-5 экзекуций в год.
353
Публичное наказание человека, нарушившего плавное течение городской жизни, являлось своеобразным ритуалом очищения от скверны и восстановления изначальной чистоты в отношениях между людьми. Именно ритуальный характер церемонии позволял судебным чиновникам надеяться, что она будет правильно воспринята окружающими, что ее жестокость не стимулирует насилие, присутствующее в обществе в латентном состоянии, а, напротив, усмирит его.
Впрочем, нельзя принимать во внимание только вынуждающее или запрещающее действие такого культурно-исторического ритуала, как процедура публичного наказания. Хотя в любую эпоху он предписывался и освящался надличностным законом, обусловленным традицией и культурой, он при этом неизменно сохранял характер "любимой привычки". Созерцания мучений преступника на эшафоте, костре или виселице обусловливалось не только обязанностью, но и личным желанием того или иного человека, его любопытством и - даже - стремлением поразвлечься. Как отмечал Н. Элиас, жители средневековых немецких городов специально собирались посмотреть на повешенных мужчин-преступников, у которых в момент казни наступала эрекция. Пристрастие к подобного рода зрелищам объяснялось их ярко выраженным общественным характером. Ритуал выступал здесь как активный стимул поведения всех членов общества.
Это становится ясно при рассмотрении тех целей, которые мог преследовать ритуал в процедуре публичного наказания. Первая из них -передача сообщения - служила мостиком к двум другим, в осуществлении которых, собственно, и проявлялась особенность ритуала как носителя
354
стимулов поведения. Этими целями были отведение агрессии, ее сдерживание и формирование дружеских связей (или хотя бы взаимопонимания) между членами сообщества. "Сведение множества разнообразных возможностей поведения к одному-единственному, жестко закрепленному действию, несомненно, уменьшает опасность двусмысленного сообщения", - указывал австрийский этолог К. Лоренц, специально занимавшийся проблемой агрессии.
Эти и некоторые другие вопросы, связанные с ритуалом публичного наказания, будут рассмотрены ниже на примере смертной казни через повешение. Этот вид уголовного наказания был отнюдь не самым распространенным в городах Европы в период позднего средневековья. Тем не менее, на его примере мы сможем последить все этапы и особенности процедуры, поскольку казнь через повешение следовала практически за все уголовные преступления - убийство, воровство, а также за политические преступления (lèse-majesté). В некоторых случаях применялось сожжение заживо (за колдовство или скотоложество), утопление (за детоубийство), но в связи с относительной редкостью таких преступлений источники содержат слишком мало сведений о процедуре наказания.
Что же касается казни через повешение, то она рассматривается в данном очерке на материале Французского королевства ХIV-XV вв., с привлечением примеров из судебной практики других европейских стран.
Как отмечалось выше, церемония в качестве ритуала должна, в частности, нести функцию сообщения, то есть передачи однозначной информации. В случае публичного наказания адресатом сообщения становилась толпа горожан, окружавшая преступника и его стражу на пути от тюрьмы до места казни. Проблема передачи информации о виновности человека и справедливости вынесенного ему приговора заключалась для судебных чиновников в том, чтобы сохранить полностью ее смысл и быть уверенными в правильном его понимании, учитывая порой весьма ограниченные способности обывателей к восприятию.
В любом культурно-историческом ритуале подобная задача решалась через усиление и утрирование оптических и акустических элементов церемонии. В нашем случае таким элементом становился внешний вид приговоренного к смерти. Первое, с чем мы сталкиваемся здесь, это постепенное расставание преступника с теми земными благами, которые он успел получить в жизни. Знаком такого расставания было последовательное изменение внешнего вида осужденного на протяжении всей процедуры. При выходе из тюрьмы и проходе по улицам города осужденный на смерть человек был одет в свое обычное платье и, следовательно, нес на себе знаки социальных, должностных и прочих различий, которые в прежней жизни выделяли его из толпы. Так, например, начальник финансов французского короля Жан де Монтегю в день своей казни 17 октября 1409 г. был одет, в соответствии со своим рангом, "в ливрею", красно-белый широкий плащ, такую же шапку, в одну красную туфлю и одну белую". А Колине дю Пюизо, сдавший мост Сен-Клу арманьякам в 1412 г., был проведен по улицам "в чем был схвачен", т.е. в облачении клирика.
355
Таким образом, внешний вид приговоренного к смерти ни в коем случае не отождествлялся с видом кающегося, который представал пред всепрощающим Господом в одной белой рубашке. Хотя некоторые религиозные элементы могли дополнять облик осужденного (например, он мог нести крест в руках или просить своих стражей остановиться для молитвы перед церковью), они играли второстепенную роль. Указание на общественное положение преступника "в прошлой жизни" свидетельствовало о том, что за противоправное действие может быть наказан любой. Однако чаще всего обычный костюм осужденного на смерть дополнялся такими элементами, которые давали ясное представление о составе совершенного преступления. Именно так, по мнению судей, достигалась большая информативная точность всего ритуала. Каждое конкретное преступление накладывало на внешний облик приговоренного свой отпечаток. Так, например, человек, обвиненный в умышленном убийстве, должен был быть протащен за ноги по улицам города до места экзекуции. Виновный в случайном убийстве шел сам, но его руки были связаны спереди. Королевский чиновник, уличенный в изготовлении фальшивок, бывал клеймлен цветком лилии, а его голову украшала корона из сфабрикованных им документов. За политическое преступление (например, измену королю), как в случае с Жаном де Монтегю, человеку отрубали голову, а тело вешали на виселице.
Наибольший интерес вызывают дощечки с надписями, которые помещали на голове или на животе преступника. Там в краткой форме "большими красными буквами" был изложен состав преступления, обстоятельства его совершения и мера наказания, выбранная согласно этим обстоятельствам. Памятная надпись могла быть также установлена около места казни или на месте преступления. Такая дощечка являлась своеобразным итогом всего следствия и суда и должна была, по замыслу чиновников, напрямую знакомить обывателей с принятыми нормами права. Часто надпись появлялась, даже когда преступнику удавалось бежать: в этом случае она служила горожанам напоминанием, что этот человек объявлен вне закона, ему нет места в родном городе, и всякий, кто окажет ему гостеприимство, сам автоматически станет правонарушителем.
Но здесь возникает некоторое противоречие. Надпись, т.е. записанная информация, должна была быть прочитана. Неграмотность части (подчас значительной) городского населения создавала определенное препятствие для визуального контакта, следовательно, было необходимо использовать и устное сообщение о составе преступления. Вслух причину смертного приговора произносил как сам преступник, так и судебные чиновники - в зависимости от решения суда. Это могло произойти и во время продвижения процессии по городу, и уже на месте экзекуции. Устное сообщение носило, таким образом, характер повторяющегося ритуализированного действия, усиливавшего его информативную ценность.
356
Внешний вид и действия преступника на пути к месту казни представляли собой лишь первую составляющую строго разработанного ритуала, где каждый элемент был подчинен правилам, требующим неукоснительного исполнения. Проходя по улицам города, приговоренный к смерти все еще принадлежал к миру живых и на своем последнем пути вступал с ними в контакт, сравнимый с действиями актера на сцене - актера, выходящего на суд публики. Как актер, преступник проживал за один раз всю свою жизнь: кем он был и кем становился с каждым шагом, приближающим его к виселице. Диффамация личности в этот момент достигала, по-видимому, своей высшей отметки, поскольку ожидание казни дополнялось нравственными страданиями. Так, во Флоренции XV в. у жителей было принято сопровождать такого рода процессию громкими негодующими воплями, возгласами ужаса и даже слезами. Устные издевательства часто сменялись избиениями и даже членовредительством, поскольку горожане обычно бывали вооружены, несмотря на многочисленные запреты. К примеру, в Венеции или Оксфорде чаще всего в ход шли ножи для резки хлеба, которые вообще за оружие не считались, и в задачи стражи, окружавшей преступника во время прохода по улицам города, входило не столько предотвращение возможного побега осужденного, сколько защита его от нападений толпы и от попытки самосуда.
Чтобы привлечь к действию побольше зрителей, время и место смертной казни были четко обозначены и практически неизменны. Процессия должна была пройти по определенным улицам, поскольку, как утверждают тексты судебных регистров, любое изменение маршрута могло быть истолковано как нарушение закона. Включенность особенностей городского ландшафта в процедуру публичного наказания лишний раз подчеркивала ее значимость. Так, в Венеции преступник должен был пройти вдоль всего Большого канала, а затем выйти на площадь Св. Марка, где его ожидала виселица, воздвигнутая между двумя символами городской власти: дворцом дожей и собором. В Лионе казнь совершалась у моста через Рону, куда осужденный в сопровождении судебных чиновников и палача шел по главным городским артериям: по мосту через Сону, соединяющему центр города с окраинами, и по улице Мерсьер. Важно отметить и то обстоятельство, что местом казни обычно избиралось место, где совершалось наибольшее количество преступлений в городе. В Париже это были Гревская площадь, площадь Les Halles и свиной рынок. В Тулузе - площади Сан-Жорж и Сан-Этьен. В Венеции - площадь Св. Марка и мост Риальто, где в 1360 г. властям пришлось увеличивать число ночных патрулей, поскольку 37% всех зарегистрированных преступлений приходилось именно на эти два места.
Постоянство места способствовало наибольшему стечению народа. (Вспомним, что и балаган с заезжими актерами или театр марионеток сначала ехали по улицам, собирая любопытных, которые бежали за ними до самой площади). Зрителей привлекали крики глашатаев, звуки труб и барабанов. В особо важных случаях горожан собирали специальными постановлениями. Время также выбиралось наиболее удобное для большинства жителей города. Церемония всегда происходила днем, а не ночью, что явилось бы грубым нарушением ритуала казни. В 1405 г. прево Парижа было предъявлено обвинение в казни нескольких воров "вечером, тайно, под покровом тьмы". Раннее утро также исключалось, "так как еще никто не проснулся".
357
Оптимальным временем считался полдень, желательно, в рыночный день. В 1403 г. в Каркассоне истцы протестовали против исполнения смертного приговора в пятницу, поскольку "принято" (on a accoustumé) это делать "по субботам и в рыночные дни, между 11 и 12 часами дня". Полностью исключались для казни дни религиозных праздников (т.е. почти половина всех дней в году).
Итак, процессия достигала места казни. Именно здесь происходило окончательное расставание преступника с миром живых. Если на улицах осужденный находился в толпе зрителей, хоть и отделенный от них стражниками, то теперь он оставался один на один с палачом. На последнем этапе процедуры публичного наказания между зрителями и осужденными пролегала граница, которая лишь условно носила материальный характер: место казни окружалось стражей. Эшафот в средние века применялся исключительно в случаях измены королю, когда преступнику, прежде чем вздернуть его на виселице, отрубалась голова. Виселица же устанавливалась прямо на земле.
Отношения между ссуженным и палачом заслуживают особого внимания. Именно ответственность палача за правильное исполнение приговора являлось основой и сущностью последнего этапа публичного наказания в средние века. Она имела непосредственное отношение к ритуалу казни и его второй функции - направлению агрессии в безопасное русло. Палач встречал осужденного перед виселицей или эшафотом и сам переодевал его в белую рубашку смертника. Расставание с одеждой символизировало окончательное прощание с жизнью и, прежде всего, с тем местом в общественной иерархии, которое ранее занимал преступник. Такое переодевание было неотъемлемой частью ритуала и имело место всегда, даже если палач очень торопился. Вновь громко сообщался состав преступления, за которое человек должен был проститься с жизнью. В редких случаях приговоренному могла быть дарована особая милость: о его преступлении объявляли после казни. Так, например, прево Парижа Пьер дез Эссар, казненный в 1413 г., "молил всех господ [судей], чтобы его дело не было бы оглашено прилюдно до того, как его обезглавят, и ему было разрешено".
Казалось бы. момент смерти неотвратимо приближался. Однако преступнику, строго в соответствии с установленным ритуалом, в последний раз предоставлялась возможность оспорить решение суда. Порой осужденный на смерть имел право затеять борьбу со своим палачом. Хотя чаще всего такой "поединок" бывал совершенно фиктивным, в случае победы преступник мог рассчитывать на изменение своей участи. Например, в 1403 г. в Сан-Квентине во время борьбы палач упал на землю, и толпа горожан потребовала от королевского прево освободить победителя, что и было сделано. Безусловно, такая схватка имела непосредственное отношение к Божьему суду, и ее исход, в представлении средневековых обывателей, да и самих судей, зависел от решения Свыше. Казнь могла прерваться и совсем уже чудесным образом - или веревка обрывалась, или лестница оказывалась слишком коротка для виселицы. Все это истолковывалось как божественный знак невиновности осужденного. Во Франции существовал также обычай, по которому любая девушка могла заявить о желании взять осужденного на смерть преступника в мужья, и в таком случае, при полном одобрении окружающих, их брак заключался прямо у подножия виселицы.
358
Все возможности избежать наказания подчеркивали, что правом простить преступника обладал только Бог, и никакая светская власть не была в состоянии оспорить его решение. Однако, нужно отметить, что подобных примеров в источниках позднего средневековья все-таки очень мало, и обычно действие доходило до своего логического конца.
Следующим необходимым по ритуалу этапом процедуры было прощение, даруемое жертвой своему палачу. "Когда он увидел, что должен умереть, он преклонил колени перед палачом, поцеловал маленький серебряный образок на его груди и весьма кротко простил ему свою смерть", - описывал казнь Жана де Монтегю парижский буржуа. Этот жест крайне символичен и важен для понимания всего ритуала экзекуции. Прощение осужденного должно было как бы примирить палача с собравшейся публикой. Конечно, к Х1У-ХУ вв. для обывателей была в общем ясна разница между частным лицом и представителем официальной судебной власти, ясен характер казни как официального акта. К тому же присутствие судебных чиновников, прево или его лейтенанта было обязательным при исполнении каждого смертного приговора. Абсолютная законность действия как бы лишала его характера частного явления и сводила на нет возможные проявления агрессии или мести. Гарантом же законности смертной казни выступала толпа зрителей, присутствовавших при экзекуции. В противном случае палач, приводящий в исполнение смертный приговор, мог бы рассматриваться как убийца, а это, в свою очередь, открывало возможность для мести со стороны родственников или друзей "убитого". Прощение преступника предотвращало это, и, в какой-то мере, возможно, подчеркивало положение палача как официального лица, а казни - как официального акта. К тому же, прощение убийцы убиваемым предусматривается христианскими заповедями.
Как уже отмечалось, горожане собирались вокруг преступника, влекомого к месту казни, постепенно, по мере продвижения процессии. Важно учитывать то обстоятельство, что сам осужденный был крайне заинтересован в наибольшем числе зрителей, так как к ним в случае необходимости он мог обратиться за поддержкой. Для своего спасения преступники шли на различные уловки. Удачнее всего было притвориться клириком, поскольку закон запрещал применение смертной казни к людям духовного сана. В 1406 г. некий вор из Сан-Квентина на пути к месту казни кричал "Я - клирик, я - клирик!" так громко, что собралась "толпа в тысячу человек", которая требовала немедленного пересмотра дела. Регистр уточняет, что совет подала преступнику жена тюремщика, велев кричать не у выхода из тюрьмы, "поскольку там недостаточно людей, а посреди города, перед зданием суда".
Таким образом, именно зрители становились свидетелями точного исполнения ритуала, являясь одновременно как бы последними судьями преступника на этом свете. К их помощи взывал он при победе над палачом, на их поддержку рассчитывал в случае с женитьбой. Толпа на-
359
блюдала чудеса, происходящие с орудиями палача - веревкой или лестницей, - и могла подтвердить невиновность осужденного. В такие моменты горожане, как бы вовлекались в судебную процедуру, с их мнением чиновники обязаны были считаться. Если же этого не происходило, толпа могла взбунтоваться и помешать проведению казни. Видимо, именно такие действия толпы побудили парижского прокурора заявить в 1406 г.: "Те, кто мешает казни приговоренных к смерти, совершает тягчайшее преступление (hault crime maxima)".
Впрочем, свидетельство зрителей о божественном вмешательстве в дела светского суда не сразу освобождало преступника от уголовной ответственности. Горожане в данном случае были всего лишь свидетелями и могли требовать не отмены смертного приговора, а пересмотра дела, т.е. продолжения следствия. Однако единство мнений судебных чиновников, выносивших приговор, и горожан, собравшихся посмотреть на его исполнение, было необходимо. И те, и другие должны были прийти к выводу о необходимости и справедливости смертной казни в каждом конкретном случае. Только так достигалась третья цель подобной процедуры - единение разобщенных индивидов с целью защитить жизнь свою и своих близких от опасности, исходящей от мира преступников.
Присутствие зрителей при экзекуции требовалось не только осужденному. В неменьшей степени оно было необходимо и судебным властям, ибо наказание не оканчивалось в момент смерти преступника на виселице. Душа умершего человека продолжала страдать и после окончания официальной процедуры. По закону труп нельзя было похоронить на кладбище, и он оставался на виселице по многу лет до полного разложения. (Незнание этого обычая нередко порождает мнение, будто в средние века смертная казнь была распространена наиболее широко, что свидетельствует об особой жестокости правосудия той эпохи. Действительно, виселицы редко пустовали, но по другой причине).
В особо важных случаях, когда состав преступления того заслуживал, тело осужденного на смерть подвергалось расчленению, что символизировало невозможность воскрешения даже в Судный день. Например, уже упоминавшемуся Колине дю Пюизо были отрублены голова, руки и ноги и выставлены на всеобщее обозрение "на главных воротах Парижа", а тело в мешке вывешено на виселице. Части тела могли также отправить на непосредственное место преступления, как поступили в конце XIV в. с несколькими французскими сеньорами, перешедшими на сторону англичан. Их тела остались висеть в Париже, а головы "были отправлены в Нант в Бретани для того, чтобы выставить на воротах за предательство по отношению к этому городу и на вечную память (à perpétuel mémoire)".
"Вечная память" о свершившемся преступлении и наказании за него не только возвращала горожанам уверенность в том, что они восстановили нарушенный порядок, покарали виновного и вновь обрели мир и спокойствие. Созерцание на протяжении долгих лет полуразложившегося трупа на виселице в первую очередь должно было служить напоминанием о недопустимости повторения подобного преступления другими людьми. Смертная казнь в
360
средние века выступала, таким образом, не только как примерное наказание одного человека, но и как наказание примером - примером для всех остальных жителей города. Собственно, весь ритуал смертной казни свидетельствовал о том, что основное внимание судей было уделено не преступнику, а именно зрителям. Для них создавалась особая атмосфера церемонии: почти театральная зрелищность атрибутов, нарочитая медлительность процедуры, исключительная доходчивость символики. Жестокость наказания не отталкивала зрителей, напротив, она притягивала, вызывая чувство торжествующей справедливости.
Городские судебные власти решали таким образом двойную задачу. Во-первых, они пытались предотвратить рост преступности на вверенной им территории; во-вторых, укрепляли собственный авторитет. Прибегая к ритуалу, следуя в точности его правилам и призывая в свидетели своей справедливости все тех же горожан, власти убеждали их в законности насилия, применяемого по отношению к преступникам. Результаты этой деятельности не замедлили сказаться. Уже с конца XIV в. королевские суды в городах Англии и Франции получили исключительное право самостоятельно возбуждать уголовные дела, не используя доносы и слухи, а ссылаясь лишь на собственное мнение об имевшем место нарушении закона. Смертная казнь в качестве одного из видов наказания становилась орудием власти по управлению подданными. Та же ситуация наблюдалась в Испании, где набирали силу суды Инквизиции, и в Италии, в некоторых городах которой, по выражению хрониста, попадалось "больше отрубленных голов, чем дынь на рынке".
Охраняя свою сущность, свою целостность, свою безопасность, средневековый город, как и все общество, на насилие отвечал насилием.
Так у древних скифов бытовал обычай брать с собой на войну маленькие медные или железные серпы, чтобы оскопить попавших в плен. Поскольку у этого народа женщины сражались бок о бок со своими мужьями и любовниками им зачастую отдавался этот унижающий противника ритуал.
Во времена Римской империи применение этого наказания достигает одного из пиков: после разгрома восставшей Иудеи, пленные мужчины были оскоплены раскаленным железом, ослеплены на один глаз и загнаны в африканские каменоломни добывать мрамор. Римские патриции очень часто использовали евнухов. Не лучше обстояло дело и в Византийской империи, когда в роскошных женских покоях прислуживали десятки евнухов. Как описывал историк Кавказа, «в те времена в Аланских горах правили князья из ромеев (византийцев). Это были волки, а не правители. Они кастрировали красивых мальчиков и продавали их в рабство». Надо отметить, что в те времена, да и в более поздние на Востоке начинают создаваться два типа евнухов. В первом случае, когда операцию проводили в детстве, удаляли все — оскапливали, при этом в результате жестокой операции погибали сотни красивых рабов. Их обычно покупали для гаремов, когда владельцы боялись, что скучающие жены и наложницы смогут развлекаться и с таким любовником. В зрелом возрасте удаляли только мошонку с яичками. Такой мужчина был способен совершить половой акт, но забеременеть от него женщина господина уже не могла. Таких евнухов часто приобретали для публичных домов, где их заставляли обучать девушек любовным играм.
Не уходил в забытье этот варварский обычай и в Средневековье. Очень часто оскоплением наказывали за изнасилование или прелюбодеяние. Во многих арабских странах в те времена за супружескую измену забивали камнями провинившуюся женщину, мужчина «подлежал лишению своего естества под ножом палача». Как писал Низами, «даже великий визирь не мог взять мужнюю жену под страхом быть битым палками по пяткам и лишению мужества».
Почему это наказание было так распространено, надо вспомнить, что большинство народов обожествляло мужской орган, знаки фаллоса, стоящего мужского члена, встречались по всему миру. Зачастую от сексуальной силы мужчины зависело и его общественное положение. Так, в ряде африканских стран, вождя племени убивали, когда он не мог удовлетворить определенное число женщин. Например, в Библии (во Второзаконии, если не ошибаюсь) говорилось «у кого раздавлены ятра или отрезан детородный член не может войти в Царство Божье». Даже в общении с Богом отказывалось тому, кто был оскоплен. Лишенный мужских частей становился как-бы изгоем, парией в обществе.
Когда в XIV веке состоялось так называемое дело «Нельской башни», обвиненные в совращении бургундских принцесс — жен принцев Франции, рыцари д’Онэ были приговорены к страшному наказанию — им перебили ноги и руки железным ломом, оскопили их и «палачи, рассчитанным одновременным движением, высоко подбросили в воздух то, что ввергло братьев д’Онэ в смертный грех», затем с них заживо содрали кожу и, наконец, обезглавили. Их тела обвязали под мышками веревкой и повесили на виселице, чтобы их расклевали птицы. Оскопление входило в дьявольски жестокую «квалифицированную казнь» в Англии.
Иногда оскопление применяли, как орудие варварской расправы — прославившаяся своей жестокостью и распутством меровингская королева Франции Фредегонда, если любовник не совсем удовлетворял ее приказывала вырвать ему половые органы. Не менее жестокая сестра турецкого султана Селима, Тейше, еще в XIX веке, заманивала к себе молодых красавцев, а после бурной ночи либо приказывала их утопить, либо «при помощи известной операции сделать так, чтобы Тейше осталась последней женщиной в их жизни». Те, кому повезло умереть не избегали этой позорной участи.
Во время печально известной Варфоломеевской ночи во Франции д’Обинье описывал, как толпы придворных дам «своими нежными ручками снимали с убитых мужчин одежду, дабы удостовериться, сколь велики их принадлежности». Эти, славящиеся своей порочностью, красавицы не удовлетворялись простым зрелищем, некоторые уродовали трупы, отрезая им мужские части. В Древней Ирландии описывалось, как после боя оскверняли трупы убитых врагов, отрезая причинные места мужчинам, трупы женщин (которые в этой стране сражались, как и у скифов, рядом в мужчинами в роли колесничьих или лучниц) насиловали, втыкали в их влагалища разные предметы. Даже в наше время и германские нацисты и их более восременные последователи не упускали случая засунуть в рот убитому его отрезанный член.
Кастрация мужчин была широко распространена в древности и в средние века для подготовки евнухов (хранителей гарема), а также у мальчиков-певцов для сохранения у них детского голоса (сопрано). Кастрация применялась как средство мщения и наказания пленных не только в древние и средние века, но и во время Великой Отечественной войны немецкими фашистами.
Некоторый интерес представляет собой эта операция, производившаяся ранее с религиозной целью у скопцов. Так, среди жрецов финикийской богини Астарты (войны и половой любви) бытовал обычай самокастрации, такой же ритуал существовал в древнеегипетских мистериях оплодотворения Изиды. В России оскопление лиц обоего пола применялось приверженцами религиозной секты скопцов, появившейся еще в XVIII в. В первое время существования скопчества ими применялось так наз. «огненное крещение», заключавшееся в том, что адепту данной секты производилось удаление яичек с частью мошонки с помощью раскаленного железа. В дальнейшем для этой операции стали применять разного рода режущие инструменты, а раскаленное железо — лишь для остановки кровотечения. Эта операция удаления яичек, по скопческому учению, представляет собой «первое очищение» или «малую печать». «Большая», или «царская печать», представляет собой сочетание удаления яичек с отнятием полового члена. Операция эта обычно производится в сидячем положении оперируемого и после предварительной перевязки основания мошонки и полового члена. После этих операций остаются обширные и весьма характерные рубцы.
Последствия, обусловленные кастрацией, в организме мужчины в большой мере зависят от возраста, в котором производилась данная операция. При кастрации в детском возрасте до полового созревания отмечается недостаточное развитие полового аппарата. Как показали вскрытия трупов евнухов, семенные пузырьки и предстательная железа у них атрофичны, половой член мал и недоразвит. Волосы на теле скудны, на конечностях и у заднего прохода отсутствуют. В подмышечных впадинах и на половых органах волосистость мало выражена. В области лобка волосы растут по женскому типу. На голове у кастратов волосы густые, и они почти не лысеют (на это указывал еще Аристотель). Лицо безбородое, на щеках и на верхней губе небольшой пушок; в пожилом возрасте на подбородке и на углах губ отмечается рост бороды, как у некоторых старых женщин. После кастрации, произведенной до полового созревания, происходит усиленный рост костей в длину в результате длительного сохранения зоны роста костей. Рост длинных трубчатых костей влечет за собой несоответствие между длиной конечностей и туловища. Поэтому среди кастратов (евнухоидов) довольно часто встречаются люди высокого роста. Череп кастратов мал, челюсти сильно развиты, надбровные дуги выпячены, корень носа запавший, выступ затылочной кости сглажен. Таз вследствие роста костей широкий. Голос высокий, к старости — более низкий. Гортань останавливается в своем развитии, выступ ее (адамово яблоко) сглажен, так что кадык похож на женский. Выражение лица обычно постоянно усталое, безразличное, темперамент очень спокойный и вялый (может быть этим была обусловлена кастрация строптивых рабов). Если кастрация была проведена в зрелом возрасте, то половое влечение сохраняется в течение длительного времени, часто сохраняется даже способность к половому акту (тут работают гормоны желез, расположенных внутри тела).
К.А. Левинсон
Палач в средневековом германском городе:
Чиновник. Ремесленник. Знахарь
Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 3. Человек внутри городских стен. Формы общественных связей. - М.: Наука, 1999, с. 223-231.
Фигура городского палача, знакомая многим по описаниям в художественной литературе, становилась предметом внимания историков гораздо реже, чем, скажем, многие из тех, кому пришлось на себе испытать искусность мастеров дыбы и эшафота.
Ниже предпринимается попытка, во-первых, дать некоторую общую информацию о палачах в городах Центральной Европы - об истории возникновения и бытования этой профессии, о функциях палачей и об их положении в городском сообществе; во-вторых, выяснить, как и в связи с чем сложилось и видоизменялось то неоднозначное и пронизанное разновременными веяниями отношение к фигуре палача, отголоском которого является сохранившееся по сей день брезгливо-пугливое отвращение.
Палач не упоминается в средневековых источниках вплоть до XIII в. Профессиональной должности палача тогда еще не существовало. В эпоху раннего и высокого средневековья суд, как правило, устанавливал условия примирения между потерпевшими и обидчиками (точнее, теми, кого признавали в качестве таковых): жертва преступления или ее родственники получали компенсацию ("вергельд"), соответствовавшую ее социальному положению и характеру правонарушения. Смертная казнь и многие другие телесные наказания, таким образом, заменялись уплатой определенной суммы денег. Но даже если суд приговаривал обвиняемого к смерти, приговор приводил в исполнение не палач. В старом германском праве смертную казнь изначально вершили сообща все те, кто судил преступника, либо исполнение приговора поручалось самому молодому заседателю, либо истцу, либо сообщнику осужденного. Часто осужденный препоручался судебному приставу, в обязанности которого, согласно "Саксонскому зерцалу", входило поддержание порядка во время судебных заседаний: вызов участников процесса и свидетелей в суд, доставка сообщений, конфискация имущества по приговору и - исполнение наказаний, хотя из текста источника и не ясно, должен ли он был делать это сам или только следить за исполнением.
В позднее средневековье власти стали активнее включаться в уголовное судопроизводство. Имперское законодательство, устанавливавшее всеобщий мир, не могло бы обеспечить прекращения кровной мести, междоусобиц и прочих насильственных действий, если бы публичная власть не представила альтернативы частной расправе в виде телесных уголовных наказаний. Теперь преступления расследовались не только по искам потерпевших, но и по собственной инициативе того, кому принадлежала юрисдикция в данной местности: на смену аккузационному процессу пришел инквизиторский, т.е. такой, при котором правоохранительные органы брали на себя возбуждение уголовного дела, ведение расследования, арест подозреваемых. Не полагаясь более на традиционные в раннее средневековье формалистические
223
доказательства, такие как очистительная клятва или ордалии ("божий суд"), судебные власти начали расследовать обстоятельства преступлений и допрашивать обвиняемых с целью получения признания. В связи с этим интегральной частью системы уголовного судопроизводства стала пытка. В XIII веке, т.е. задолго до того, как стало сказываться влияние рецепции римского права (конец XV в.), в Германии наблюдается распространение помимо новых юридических процедур также и более сложных телесных наказаний, которые стали типичными для уголовного процесса на протяжении всего раннего нового времени, вытеснив вергельд как форму воздаяния за преступление. Хотя наиболее частыми видами казни остались повешение и отрубание головы, широкое применение стали находить колесование, сожжение на костре, погребение заживо, утопление. Эти казни могли быть ужесточены дополнительными пытками, которым осужденные подвергались на лобном месте или по пути к нему: бичеванием, клеймением, отсечением конечностей, протыканием раскаленными прутьями и т.д. Эти новые процессуальные нормы были результатом стремления публичной власти умиротворить общество, сосредоточив монополию на легитимное использование насилия в своих руках. Таким образом в XIII в., в связи с новой регламентацией телесных наказаний и смертной казни по закону о мире в стране (Landfriedengesetz), появилась постоянная необходимость осуществлять все больше различных пыток и казней, требовавших уже известной квалификации, - и тогда появились профессиональные палачи на государственной службе. Но монопольное право на исполнение смертных приговоров закрепилось за ними только к концу XVIв.
Новый тип уголовного судопроизводства утвердился раньше всего в городах, С одной стороны, поддержание мира и порядка в городской среде было весьма насущной задачей, с другой - городские власти с их разветвленной бюрократией и отработанными рутинными управленческими техниками легче могли освоить новые судебные процедуры, нежели территориальные государства Империи, отстававшие от них в процессе формирования административной машины. Впервые в немецких источниках мы встречаем упоминание о профессиональном палаче именно в своде городского права ("Stadtbuch" вольного имперского города Аугсбурга 1276 г.). Здесь он предстает перед нами как муниципальный служащий с четко определенными правами и обязанностями.
Прежде всего законами города устанавливается монопольное право палача на исполнение смертных приговоров и "всех телесных наказаний".
При вступлении в должность палач заключал такой же контракт и приносил такую же присягу, как остальные чиновники, подчинявшиеся городским властям - в зависимости от статуса города либо его совету, либо сеньору; от них он получал жалованье, квартиру и прочее довольствие наравне со всеми другими городскими служащими. Его работа оплачивалась по таксе, установленной властями: за каждую казнь на виселице или на плахе он должен был получать по пять шиллингов (это данные из агусбургских законов, но такса в разных городах и в разное время бывала разная). Кроме того, палачу доставалось все, что было наде-
224
то на осужденном ниже пояса - эта традиция сохранялась и на протяжении последующих столетий. Когда с возрастом или после болезни палач становился слишком слаб, чтобы исполнять свое дело, он мог уйти в отставку и получать пожизненную пенсию. При этом первое время он должен был помогать тому мастеру, который приходил на его место, "добрым советом и верным наставлением", как это было принято и на всех других постах в коммунальной администрации. Во многих городах, где существовала униформа для муниципальных служащих, она полагалась и палачу. Но о масках или колпаках с прорезями для глаз, которые часто можно видеть в исторических романах и фильмах, в позднесредневековых источниках нигде не упоминается.
Итак, палач был профессионалом казни и пытки. Но поскольку, если не считать экстраординарных случаев массовых репрессий, работа эта не занимала все его время, а также не приносила дохода, на который можно было бы существовать, палач, кроме своего основного занятия, осуществлял в городском хозяйстве еще и другие функции.
Во-первых, надзор за городскими проститутками. Палач был фактически содержателем публичного дома, следил за тем, чтобы женщины вели себя соответственно правилам, установленным для них властями, разбирал конфликты, которые возникали между ними и гражданами. Проститутки обязаны были каждую субботу платить ему по два пфеннига, и палач не должен был "требовать большего". Проституток, не имевших разрешения жить в городе или высланных за нарушения правил, он обязан был выдворять из города, как, кстати, и прокаженных, - за это ему платили по пять шиллингов каждый раз, когда собирались городские налоги.
Функцию содержателя борделя палач, похоже, сохранял за собой на протяжении всего XIV, а во многих городах и XV в. Так, в баварском городе Ландсберге эта практика сохранялась до 1404 г., пока палача не уволили за то, что он участвовал вместе со своими подопечными в избиении конкурентки, не имевшей разрешения на занятие своим ремеслом в этом городе. В Регенсбурге публичный дом, которым заправлял палач, располагался в непосредственном соседстве с его жилищем, а в некоторых других городах проститутки жили и прямо в доме палача, как например в Мюнхене, пока герцог Баварский не повелел в 1433 г. устроить для них муниципальный бордель, в который они и переселились в 1436 г. В Страсбурге палач надзирал не только за промыслом "жриц любви", но и за игорным домом, имея с этого тоже некоторый доход. В 1500 г. он был отстранен от этой обязанности, но в качестве компенсации ему было положено получать еженедельную доплату из городской казны. В г. Мемминген власти еще в начале XV в. наняли специального человека на должность содержателя борделя, но и он регулярно платил палачу определенную сумму. В Аугсбурге палач уже в XIV в. был не единственным, кто контролировал проституцию: в источниках упоминается бандерша по имени Рудольфина; к концу XV в. функция содержателя муниципального борделя окончательно перешла там к специальному чиновнику. Так же и в других городах постепенно, начиная с середины XV в. и особенно после Реформации, когда по религиозно-этическим мотивам бордели в протестантских регионах закрывали, палачи лишились этой должности, а вместе с нею и источника дохода, который был заменен прибавкой к жалованью.
225
Второй общераспространенной функцией палача в городах была чистка общественных уборных: она сохранялась за ним вплоть до конца XVIII в.
Кроме того, палачи были живодерами, ловили бродячих собак, удаляли из города падаль и т.д., если в муниципальном аппарате не было специального служащего, который специально занимался бы этим. Живодеры, в свою очередь, зачастую были помощниками палачей в их работе на лобном месте (при исполнении приговоров и последующей очистке места казни), и им за это тоже полагалась определенная плата. Нередко представители этих двух профессий - а также могильщики - были связаны между собой отношениями свойства, ибо найти жениха или невесту среди "честных" людей они, как правило, не могли. Так возникали целые династии палачей, служивших в одном или соседних городах.
Встречаются упоминания и о довольно неожиданных - после всего перечисленного - функциях: так, в Аугсбурге, согласно вышеупомянутому своду обычного права 1276 г., им поручалась охрана зерна, сложенного на рынке. В раннее новое время, после сооружения в городе хлебной биржи, мешки с зерном стали хранить в ней и стерегли их специальные служители.
Коллизии, возникавшие в связи с палачами, могли быть совершенно однотипны тем, которые случались по поводу, например, таможен или других институтов со спорным подчинением. Так, скажем, после того как бамбергский палач Ганс Бек попросил у Совета отставку и получил ее, новый палач Ганс Шпенглер, прибывший из другого города, принес присягу не городскому Совету, а князю-епископу (точнее, его министру). После этого он получил от Бека ключи к дому, "где всегда жили палачи" и вселился в него без ведома Совета. Когда бургомистры спросили его, будет ли он присягать им (тем более, что раньше он уже служил этому городу), он ответил, что не будет. На этом основании они отказались выплачивать ему жалованье из городской казны и 226
выдать ему униформу, как другим служащим, занятым в области юстиции и охраны порядка. Князь-епископ Бамберга вызвал бургомистров к себе для объяснений, и они аргументировали свое решение так: "прежние князья-епископы не препятствовали тому, чтобы Совет города Бамберга при необходимости нанимал палача, который был обязан (т.е. присягал) только ему и никому более, поэтому ему платили жалованье из городской казны. По новому закону об уголовном судопроизводстве князь-епископ отобрал это право у города и оставил его исключительно за собой. Это вызывает большое недовольство и пересуды среди граждан: поговаривают, что забыто, как при принесении присяги князю он дал обещание сохранить за бамбержцами их исконные права. Если же палач теперь никак не будет связан с Советом, а тот будет тем не менее платить ему жалованье, тем более, что и оба лобных места, для казни мечом и для повешения (с позволения сказать при Их Княжеской Милости), возведены и содержатся из коммунальных средств, то за такое Совет перед гражданами отвечать не может".
Выполнение таких работ, как пытка и казнь, требовало не только соответствующего оборудования и большой физической силы, но также изрядных познаний в анатомии и практического навыка. Ведь в одном случае необходимо было причинить допрашиваемому более или менее тяжкие страдания, но при этом не убить его и не лишить способности мыслить и говорить; в другом же - если судом не было определено никакое отягощение казни — палач должен был максимально быстро и без лишних мучений умертвить осужденного. Поскольку казни были массовым действом, приходилось считаться и с реакцией народа: за неудачный удар палач мог быть растерзан толпой, поэтому согласно, например, бамбергскому законодательству, перед каждой казнью судья провозглашал, что никто, под страхом наказания, телесного и имущественного, не должен палачу чинить никакого препятствия, и если удар у него не получится, то никто не смеет поднимать на него руку.
человек, решивший стать палачом (потому ли, что отец его занимался этим делом, или для того, чтобы избегнуть уголовного наказания), сначала перенимал у старшего мастера его науку, работая при нем помощником, а чтобы самому стать мастером, он должен был исполнить "шедевр" - хорошо обезглавить осужденного. Обычаи, как видим, те же, что и в других ремеслах. В литературе встречаются сведения о цехоподобных корпорациях, в которые объединялись палачи, хотя мне информация о таковых не попадалась: возможно, именно они осуществляли надзор за качеством работы новичков.
Многие категории государственных служащих помимо исполнения приказов начальства оказывали на вполне легитимной основе услуги частным лицам и корпорациям, получая за это некоторую установленную плату. Применительно к палачам этот принцип реализовывался несколько иначе: ввиду монополии публичной власти на судопроизводство и исполнение наказаний только она могла поручить мастеру совершить пытку или казнь. Поэтому "заказчиками" выступали не частные лица или корпорации, а органы
227
юстиции - местные суды различных инстанций, - хотя оплату услуг палача производили частично казна, а частично — обвиняющая сторона в процессе (если в качестве таковой не выступала сама местная власть). По заказам же от населения палачи осуществляли ряд других промыслов, которыми они занимались как частные лица и с которыми государство не имело и не хотело иметь ничего общего, а порой даже стремилось их пресечь.
Так, палачи торговали частями трупов и разными снадобьями, приготовленными из таковых: им приписывались разнообразные целебные свойства, они использовались в качестве амулетов. Более того, сплошь и рядом палачи практиковали как лекари: они могли диагностировать и лечить внутренние болезни и травмы не хуже, а зачастую лучше других специалистов в этой области - банщиков, цирюльников, даже ученых медиков.
Поскольку палач много имел дел с человеческим телом в самых разных его состояниях, он в результате длительных наблюдений мог приобрести значительный опыт в способах анализа состояния его органов. Разумеется, эти знания приобретались не во время пыток и казней, они требовали отдельного специального изучения человеческого организма: положение палачей имело то преимущество, что у них был неограниченный легальный доступ к трупам, которые они могли препарировать в познавательных целях, в то время как врачи долгое время были лишены такого права - для анатомических штудий они тайно покупали трупы у тех же палачей. Борясь с серьезной конкуренцией, медики регулярно требовали от властей запретить палачам врачебную практику. Эти усилия, однако, как правило, не увенчивались долговременным успехом: репутация "заплечных дел мастеров" как хороших лекарей была высока, и среди их клиентов были в том числе представители знати, которые сами же саботировали запреты, издаваемые теми органами власти, в которых они заседали.
Помимо соматической медицины, которой промышляли палачи, они же бывали экзорцистами. С этой функцией связана и сама идея пытки или казни в средневековье: с помощью воздействия на тело изгнать злого духа, побудившего человека на преступление. Искусство причинения страданий телу, которые не убивали бы человека, но позволили бы его душе освободиться от власти демона, имело свое применение и вне уголовного процесса, в медицинской практике.
Это последнее положение подводит нас к вопросу о положении палача в городском обществе, об отношении к нему тех, кто сосущество-вал с ним в узком пространстве города и потенциально был кандидатом в его пациенты или жертвы.
Несмотря на то, что палач был официальным лицом, его персона не пользовалась достаточным иммунитетом, и ему полагалась охрана, когда он ходил по городу или за его пределы. Об "опасности для жизни", которой они подвергаются, мы постоянно читаем в прошениях от палачей и профосов. Очевидно, посягательства на личность или на жизнь палача были нередки. В Бамберге тот, кто вызывал палача (если его услуги требовались на территории епископства, но вне города Бамберга), вносил определенную сумму в залог того, что тот вернется целым и не-
228
вредимым. В Аугсбурге особенно опасным для себя палачи почему-то считали время, когда там проходили рейхстаги. Возможно, дело было в том, что приезжало много чужих людей (в частности, вооруженных солдат) и ситуация в городе становилась несколько анемичной. Среди наиболее вероятных мишеней в случае взрывов насилия были, видимо, представители социальных низов, маргиналы, и в первую очередь те, кто вызывал страх и ненависть.
Вопрос о принадлежности палачей к категории "бесчестных" является довольно сложным и дискуссионным. Положение было в этом смысле несколько двойственным. С одной стороны, различные функции палача были связаны с грязными, унизительными и "бесчестными" (unehrlich) занятиями, что однозначно указывает на его низкий статус. И в общественном мнении во многих регионах Европы палач ставился на одну доску с другими презираемыми и преследуемыми социальными группами: евреями, фиглярами, бродягами, проститутками (последние назывались "varnde freulin", дословно - "бродячие девки") - и таким образом, хотя и жили постоянно на одном месте, приравнивались по статусу к бродягам. Иметь дело с ними было неприемлемо для "честных" людей, поэтому надзор и был возложен на палача как фигуру, статусно близкую к ним.
Но в средневековых нормативных текстах, как это ни покажется странно, палач нигде не причислялся эксплицитно к "бесчестным" людям и нигде мы не находим указаний на ограничения его правоспособности или иную дискриминацию, которые наблюдаются в отношении "бесправных людей" (rechtlose lewte) в таких кодексах как Саксонское и Швабское "Зерцала". В списке аугсбургского городского права 1373 г. палач назван "шлюхиным сыном" (der Hurensun der Henker), но и здесь мы не видим никаких юридических последствий, вытекающих из этого низкого статуса.
Только в конце средневековья и в самом начале раннего нового времени в правовых нормах других городов и территорий Империи мы находим примеры ограничений правоспособности палачей, связанных с их бесчестием. Один из наиболее ранних примеров этого - регламент, изданный в Страсбурге в 1500 г.: здесь палачу предписывается вести себя скромно, на улице уступать дорогу честным людям, не прикасаться на рынке ни к каким продуктам кроме тех, которые он собирается купить, в церкви стоять на специально отведенном месте, в тавернах не подходить к гражданам города и другим честным людям, не пить и не есть рядом с ними. В Бамберге по новому закону (начало XVI в.) палач не должен был пить ни в каком доме, кроме своего обиталища, и не должен был нигде и ни с кем играть, не должен был держать никакой "бедной дочери" (то есть, служанки, работающей за харчи), кроме своих, не должен был быть сварливым, но быть "с людьми и повсюду" мирным. В церкви палачу предписывалось стоять сзади у двери, при раздаче причастия он подходил к священнику последним. Отлучен он, как правило, не был (хотя в некоторых регионах практиковалось и такое), но помещался на самом краю общины - в прямом и переносном смысле.
229
Эта регламентация поведения, перемещения и местопребывания палача, по всей вероятности, не была абсолютным новшеством: она скорее всего отражала представления о должном, существовавшие и раньше. С известной осторожностью мы можем предположить, что в значительной мере она действовала как неписаный закон и в XV в., а может быть, даже и раньше, но документальных свидетельств об этом в нашем распоряжении на данный момент нет, поэтому самое большее, что можно утверждать - это что в конце средневековья, видимо, усилились настроения, отграничивавшие палача от остального общества и сближавшие его с другими представителями маргинализованных ремесел, что нашло свое отражение в изменении законодательства.
Интересен характер той регламентации, которой подвергалось поведение палача в этот период. Она, как можно заметить, была весьма подробной (что, впрочем, вообще характерно для эпохи "ордонансов" и "регламентов"), причем нацелена она была не просто на укрепление дисциплины, но, на мой взгляд, также - или в первую очередь — на предупреждение потенциально опасных контактов палача с "честными" людьми. Мы видим, что многие нормы призваны исключить саму возможность конфликта с его участием. Дело тут было, с одной стороны, в том, что, как уже говорилось выше, палач очень легко мог стать жертвой аффективных действий, с другой - в том, что и другим людям приходилось его опасаться. Своими знахарскими искусствами (от которых один шаг до колдовства) он мог сильно навредить обидчику; более того, уже одно только прикосновение "бесчестного" было само по себе бесчестящим. Тот, кто побывал под пыткой или на эшафоте, даже если он был потом оправдан или помилован, почти никогда не мог восстановить свое доброе время, потому что побывал в руках палача. Даже случайное прикосновение, тем более удар или проклятие, полученные от палача на улице или в трактире, были бы фатальны для чести - а значит, для всей судьбы человека.
Ситуация эта, впрочем, не устраивала власти, которые вскоре начали активно "возвращать" в лоно честного общества маргинализованные группы: выпускались законы, отменявшие правовые ограничения для представителей ремесел, считавшихся дотоле бесчестными, равно как и для евреев и других изгоев общества. Имеется свидетельство, что в начале раннего нового времени палач - по крайней мере в Аугсбурге — уже мог иметь права гражданства: два прошения, написанные нотариусом, подписаны "бюргер". Более того, в них говорится, что Совет города заверял палача Файта Штольца "во всякой милости и благорасположении". На одно из прошений ответ палачу передавал лично бургомистр.
Мы видим, таким образом, что палачи одновременно существовали в сфере отношений, с веберианской точки зрения, рациональных (служба) и иррациональных: они были орудием правосудия и занимались полуколдовской практикой, являлись постоянной мишенью аффективных действий и были вообще в сильной степени мифологизированной фигурой, хотя сами часто подчеркивали сугубо естественный, ремесленный характер своей деятельности, будь то работа на эшафоте или медицина.
230
Набор терминов, обозначающих палача, например, в немецком языке позднего средневековья и раннего нового времени, является прекрасной иллюстрацией того, какие коннотации были связаны с этой фигурой в представлениях современников: Scharfrichter, Nachrichter, Henker, Freimann, Ziichtiger, Angstmann, Meister Hans, Meister Hammerling, - эти разные названия отражают разные стороны его социальноправового и культурного статуса. Он - орудие правосудия (одного корня со словами "суд", "судья"), он - тот, кому дано право "свободно" убивать, тот, кто "наказывает", тот, кого "боятся", и "мастер", т.е. ремесленник. Именование "мастер Хеммерлинг", кстати, встречается также в фольклоре рудокопов, где оно относится к таинственному существу, обитающему под землей. В астрологии палачи имели тот же знак Зодиака, что и кузнецы - и те, и другие были людьми, через работу с огнем и железом связанными с хтоническими силами.
На границе же двух этих областей имела место своего рода "диффузия", то есть иррациональные массовые представления о месте палача в сообществе и о поведении, подобающем ему и по отношению к нему, перенимались частично в нормативную, более рационализованную сферу, после чего следовала реакция, и рационализирующая сила государственной власти пыталась "расколдовать" и реабилитировать фигуру палача, что ей, впрочем, не удалось до конца, так что настроения, против которых были направлены законы XVI в., сохранились и по сей день.
ЛИТЕРАТУРА
Dulmen R. van. Theatre of Horror: Crime and Punishment in Early Modem Germany. Cambridge. 1990.
Keller A. Der Scharfrichter in der deutschen Kulturgeschichte. Bonn; Leipzig, 1921.
Schattenhofer M. Hexen, Huren und Henker // Oberbayerisches Archiv. 1984. Bd.10.
Schmidt E. Einfiihrung in die Geschichte der deutschen Strafrechtspflege. Gottingen.1951.
Schuhmann H. Der Scharfrichter: Seine Gestalt - Seine Funktion. Kempten, 1964.
Stuart K.E. The Boundaries of Honor: "Dishonorable People" in Augsburg, 1500-1800. Cambridge, 1993.
Zaremska A. Niegodne rzemioslo: Kat w spotoczenstwe Polski w XIV-XV st. Warszawa. 1986.