Здравствуй, гипотетический читатель. Название темы сегодня означает название цикла рассказов. Первые из них предлагаются вниманию. Всего предполагается шесть рассказов.
Параллель
Параллель.
Дверь открылась почти сразу же после звонка. Сквозь узкую щель между косяком и краем двери, на доктора взглянул блекло-синий глаз, наполовину скрытый челкой. Он на секунду остановился на лице врача и исчез за полотном двери. За дверью заскреблись, и она открылась шире. На пороге стояла молодая женщина со спутанными распушенными волосами, одетая в пестрый домашний халат.
- Здравствуйте, - как-то неуверенно начала она, глядя куда-то в район подбородка доктора. – Вы проходите… Обувь можете не снимать, у него там пыльно. – Она полуобернулась в узком коридоре, пропуская врача вглубь квартиры.
Женщина не обманула, в комнате и вправду было грязно. Да и комнатой было трудно назвать этот чулан без окон, с единственной лампой без абажура, свисавшей с потолка на проводе. Стены, некогда оклеенные обоями, сейчас стыдливо прикрывались их обрывками. Из обстановки в комнате были лишь стол на трех кривых ножках, нелепо щеголявший своей резьбой в свете пятидесятиваттной лампочки, и глубокое раскладное кожаное кресло, в котором лежал пациент – мужчина лет двадцати-двадцати пяти до горла укрытый пледом. На его осунувшемся, бледном лице контрастно выделялась черная полоса очков.
К бритому черепу мужчины в семи местах были прилеплены присоски, соединенными паутинкой проводов с черной коробочкой компьютера, стоящей на столике. Компьютер тихо гудел и мигал синим огоньком индикатора.
Врач поднял очки с лица мужчины. Глаза пациента бегали под закрытыми веками, как в фазе быстрого сна, сосуды на воспаленных веках набухли, из углов закрытых глаз текли слезы. «Давление пониженное, пульс замедленный, - подумал врач. – И ладно бы редкость, так нет - второй за день»
- Ну, тут все ясно, – обернулся он к женщине, стоявшей в дверях. – У вашего..
- Мужа, – подсказала она.
- У вашего мужа стандартная зависимость. У вас монитор в доме есть? – спросил он, впрочем, без особой надежды. Редко кому после изобретения этих присосок нужны были мониторы.
Но женщина кивнула и вышла, а через некоторое время вернулась с прозрачной пластинкой экрана.
Доктор быстро подключил экран к системному блоку, взглянул на него, и протянул жене больного.
- Вот, чем занят сейчас ваш супруг, – пояснил он, копаясь в своем чемоданчике.- Это я вколю ему сейчас, и мы без особого труда для нас и вреда для него, отсоединим его от игры, – он достал из чемоданчика одноразовый шприц и, сколов вершинку ампулы, набрал в него полупрозрачную жидкость. - А вот это, - он положил на столик второй пневмошприц с тремя дозами препарата. – Будете колоть ему раз в день, желательно ближе к вечеру. – Врач внимательно посмотрел в лицо женщины и, дождавшись короткого кивка, обернулся назад, к мужчине, расслабленно лежащему в кресле.
Тот, за все время пребывания в комнате медика, ни разу не сменил позы. Да и вообще, единственной движущейся частью его тела были глаза под веками. Врач откинул плед с груди на ноги игромана и взял его кисть в свою ладонь. «Вот, и кровоснабжение нарушено, - подумал было, доктор, ощутив ладонью холодную сухую кожу. – Стоп, а это-то что?» Рука медика, уже почти вогнавшая шприц в вену, остановилась. На плече мужчины, наполовину закрытый рукавом рубашки, белел свежий шрам.
- Давно он его получил? – спросил врач не оборачиваясь, но чувствуя на спине взгляд хозяйки дома.
- Раньше не было, вроде бы,- голос женщины звучал растерянно, но уверенность в своей правоте в нем звучала яснее растерянности. – Он, вообще, водителем работал, может, подлез неудачно…
- Шраму от месяца до двух недель. Раньше не замечали?
- Так он отсюда уже месяц не выходит. Только поесть раньше выходил, да по нужде, а теперь уж четвертые сутки пошли…
- Что ж раньше не вызвали? - спросил врач, задумчиво глядя на экран, лежащий на столе.
- Я уезжала, там дела были, – она махнула рукой в неопределенном направлении. – Уезжала когда, так он вроде себя адекватно вел, а вернулась - и вот.
Не слушая последних слов женщины, врач взял со стола пластинку экрана и взглянул на нее. Фигурка человека в доспехе вышагивала по полю навстречу противнику. Слева, справа, сзади толпились войска.
***
Вегирские доспехи оказались вовсе не такими тяжелыми, как о них рассказывал Саня из Госплана. Да, поножи могли быть и поудобней, но всяко лучше, чем в кожане воевать. Правду говоря, хороший удар топором наверняка не сдержат, так ведь и соваться в гущу боя командиру не обязательно.
Лучники позади заняли холм и изготовились к бою. Кавалерия за холмом, в количестве пяти свадийских конников, ждала приказа к атаке. Пехота неровным рядом вытянулась навстречу врагу.
Родоки шли не торопясь, они понимали, что самонадеянный свадийский наемник уже никуда не денется, со своими шестью десятками, против их двух сотен тяжелой пехоты и арбалетчиков. Однако, родоки же первыми и ошиблись. Их стрелки вышли вперед и дали залп по свадийской пехоте. Пехота приняла волну болтов почти без потерь. Лучники же, стреляя по беззащитным стрелкам родоков, собрали немало жизней. Но стрелки не растерялись, отошли за стену из тяжелых павез пехоты, и, перезарядив арбалеты, дали залп уже по лучникам.
Полегло с десяток подчиненных свадийского командира. Мало того, один болт чиркнул по плечу, вызвав тупую боль. Но доспех выдержал, и пластина даже не дала скол.
***
- Отсоединять его сейчас, во время непосредственного управления, нельзя, можно психику поломать, как вы не понимаете, – раздраженно заявил врач, обернувшись к женщине. – Я уже вызвал специалистов, они прибудут в течение получаса. Надеюсь, он ничего за это время не натворит в игре.
Женщина взглянула на медика опухшими от бессонницы и высохших слез глазами.
- А что он может натворить?
- Да что угодно. Похоже, его мозг реагирует на повреждения, полученные в игровом мире. Другими словами, он чувствует боль от травм в игре, а мозг дает команды к их устранению. Вот здесь, - врач указал на левое предплечье пациента, перечеркнутое белым бугром абсцесса, - скопились тромбоциты, которые должны были свернуть кровь на ране. Это уже возможность тромба. Ну, а если он в игре умрет…
***
Осталось их всего ничего – десяток, против сотни с лишним родоков. Изрубленная, измочаленная наскоками и залпами пехота, да трое оставшихся в живых, спешившихся всадников. Но у них было преимущество – терять им было нечего. За ними не было ни власти, ни вассальных повинностей, за ними было только поле, не заполненное еще родоками, которые почему-то не торопились окружать врага. Может – боялись побить своих из арбалетов. А может просто не хотели возиться лишних половину часа.
А сейчас они стояли напротив друг друга, и арбалетные тетивы молчали. Свады и родоки, одного поля ягоды, рубившие друг друга уже сотню с лишним лет, жгущие деревни бывших соотечественников, захватывающие замки и города. И родоки боялись своего врага, а особенно – предводителя его, одетого в иссеченные вегирские латы, лишившиеся половины пластин, пробитые в двух местах болтами.
Из рядов родоков вышел тан Матеас – туника с гербом, поверх кольчуги, даже шлема не надел, как на параде, – в бою его не было до сего момента.
- Ну что, Вершинин, во второй раз не вышло тебе меня с малой дружиной поймать? – крикнул он через разделявшие их сотню шагов.
- Зато у тебя, Матеас, получилось, – ответил ему свадиец. – Что, спустишь на меня своих воинов, или сам попробуешь?
- Да на тебя, самозванец, даже руку не подыму! – высокомерно крикнул в ответ тан.
- Это ты зря, про самозванца, – сказал потише, чтоб слышали только свои, сказал Вершинин. Он выхватил арбалет у стоявшего по левую руку пехотинца, и почти не целясь, выстрелил в тана. Болт воткнулся в шею, и тан повалился в траву. «Хэдшот, - мелькнуло в левом нижнем углу, на границе зрения Вершинина. – Надо же, я думал, не засчитают». – Покажем им кузькину мать!!! – заорал он и, откинув арбалет, вытащив из ножен меч, повел свой отряд в последнюю атаку.
***
- Ваш случай – второй зарегистрированный. Можете подать в суд на разработчиков игры, или, если угодно, на изобретателей виртуальной реальности. Это мало что даст, но может быть… - седенький старичок в белом халате споткнулся на полуфразе и замолчал, глядя в заплаканное женское лицо. Потом быстро коротко кивнул, и вышел из квартиры. За ним следом вышли все, кроме похоронного агента.
Дом на Равнине
Дом на Равнине.
Над сухими песками Равнины дул ветер. Он нес с собой тонны песка и закрывал от солнца радиоактивную землю, даруя прохладу раскаленным просторам. Он дул уже второй день и прошел огромное расстояние между материками, оставив на поверхности Океанов огромную грязевую полосу. На пути ветра попадались разрушенные пустые города, но чаще он проделывал свой путь по пустынным равнинам, вроде этой.
Застрельщик наблюдал за ветром сквозь освинцованное стекло в двери. Он знал кого ищет этот ветер. Старик давно не выходил из своего дома, несмотря на то, что его часто вызывали. Нет, он не боялся ветра, просто не видел необходимости покидать надежное убежище из-за пустяков. В своем доме Застрельщик был хозяином и правителем – вне него он превращался в бродягу. Пускай и очень знатного бродягу.
Мутантов он тоже не боялся. Мутанты знали его не хуже, чем он их и не трогали Застрельщика, опасаясь его пулемета. Больше мутантов, Застрельщик опасался людей. За время его службы власть держащим Равнины, он успел завести немало врагов, и не раз успешно отражал их атаки в своем доме. Однако заручиться, что он сумеет отбиться от них на Равнине Застрельщик не мог. Люди хитрее и подлее мутантов. У людей есть механизмы, вроде Громил – огромных бронированных машин с пулеметами по периметру.
К тому же, дома Застрельщику было уютно и спокойно, в подвале его ждал огромный склад с консервами и скважина с водой. Снаружи дом почти под дверное окошко занесло песком и Застрельщик уже давно не боялся вторжения. Чтобы убить его, врагам пришлось бы долго откапывать дверь или окна, прикрытые бронепластинами.
Оторвавшись от глазка, Застрельщик вернулся в глубину дома из прихожей. День пока тек по привычному расписанию. Сейчас по рации его вызовет Коррал из Горного города, что в двух милях к северу. Поболтает, позовет на кружку выжимки и, когда помехи забьют эфир до предела, отключится. Потом Застрельщик возьмет в подвале консерву и сготовит чего-нибудь поесть. Да, не забыть сделать годовую отметку в календаре.
Кивая самому себе, Застрельщик спустился в гостиную, полуподвальную комнату, в центре которой стоял столик с рацией – единственная вещь, связывающая его с внешним миром. Застрельщик уселся в кресло и принялся ждать. Что-что, а ждать он умел. То полудремотное состояние, в которое он впадал, ожидая, не притупляло чувств, давая отдых телу. Так он просидел больше часа, пока рация, плюнув помехами, не заговорила. Слова местами пропадали в помехах, но Застрельщик был рад и этому.
- Прием, Горный на связи! Говорит Коррал, как слышишь меня старик? – донеслось из решетчатого черного динамика.
- Слышу тебя, Коррал. Давай рассказывай, чего там наверху без меня делается? – Застрельщик откинулся на спинку стула и приготовился слушать.
На юге Равнины какой-то парень устроил переворот, разгромив с отрядом фермеров хорошо охраняемую базу работорговцев, забиравших фермерских детей в качестве оброка. Как толпа не умеющих толком стрелять людей справилась с охраной базы – загадка, но теперь, когда парень на базе толком обустроился и зажил, фермы вокруг приободрились. Парень тот уже заказал у мастеров Горного города партию оружия и брони. Также он пустил клич по фермам, чтобы те оборонялись вместе, не поодиночке. Фермеры вроде как послушались, но заранее ничего сказать невозможно.
Радиоактивные поля на севере отвоевали у людей полосу, шириной в две мили. Ну это уже почти каждый год, неудивительно.
Потом последовало обычное приглашение в Горный от Коррала и рация зашипела на полуслове, погрузившись в помехи.
Застрельщик открыл глаза и отрешенно огляделся. Внизу, в подвале зазвенел колокольчик. Это было необычно – в доме всегда царила тишина, прерываемая только рацией в четко установленное время, да набегами Пустынников внепланово. Откуда колокольчику взяться в подвале?
Он мотнул головой, и мизинцем аккуратно, по-стариковски, прочистил ухо. Звона не было, да и никаких других звуков тоже, кроме шелеста лопастей вентилятора под потолком. Застрельщик еще какое-то время сидел в кресле, прислушиваясь всем телом к подвалу. Колокольчик молчал.
«Вот в такие моменты и жалеешь, что патефона нету» - подумал он, откидывая крышку люка, ведущую в подвал, и застыл в робости на первой ступени лестницы. «Бред какой !!! В своем доме боюсь в подвал спуститься. Опустился ты, старик!».
В подвале было прохладно и мрачно, несмотря на старание люминопанелей на потолке. Теплоизоляция делала свое дело уже пять лет, и почти полный погреб консервных банок давал надежду на спокойную старость среди песков.
Застрельшик уже выбрал банку тушенки и потянулся к ней, как вдруг колокольчик зазвонил снова. Тонкий, соль-диезный звон набатом отдавался в его голове, но теперь к нему добавились еще и голоса. «Ну, что ты можешь сделать? Мы пропали! Да выбрось ты свою жестянку!» - говорил первый, низкий, очевидно, мужской голос. «А зачем что-то делать, когда можно тут жить? Подвал болшооооооой, можно развернуться! Вот тут будет кухня, тут спальня, тут бассейн!». Минуты две старик стоял, обливаясь липким холодным потом, сжимая в руке жестянку, а потом рванулся из подвала.
***
Спасла его только старая выдержка и прирожденная удачливость. Он остановился ровнехонько на границе зараженной полосы. Счетчик на поясе мерно защелкал, напоминая об опасности.
Застрельщик усмехнулся, и пошел в обход. Выбегая из дома, он взял с собой фляжку воды, винтовку, слава богу, заряженную, и плащ с капюшоном. Забавно же он, наверное, выглядел в тапочках и плаще посреди пустыни, только вот когда он выбегал из дому, слыша за спиной звон, он ни о чем, кроме как о бегстве, думать не мог. Это сейчас, на ярком солнце, идея идти в Горный из-за галлюцинаций, казалась абсурдом, чистым бредом, и уже не раз и не два Застрельщик останавливался, переминался с ноги на ногу, но шел дальше.
До Горного идти километров десять-пятнадцать, особых проблем вроде бы и не должно было возникнуть. Мутантов на много километров вокруг быть не должно, он еще когда заселялся сюда проверил – нету тут живности, то есть совсем нету. Пустыня с разбросанными по ней каменными россыпями – не самое лучшее место для обитания, да и к тому же травоядным мутантам здесь есть нечего, а хищникам тем более.
Но чего не отнять – здесь был ветер. Он почувствовал, что его жертва вышла из убежища, которое он столько раз безуспешно пытался сломать, опрокинуть, смять, и потихоньку набирал силу, злорадно подвывая и дергая Застрельщика за полы плаща. Ветер набирал в свои воздушные горсти песок и готовился смести человека, засыпать его с головой.
«Скверно, - подумал Застрельщик. – Придется ночевать где-нибудь в пещере». Но он продолжал идти, правда уже внимательнеё осматривая скалистые россыпи в поисках укрытия.
***
Ветер к вечеру и вправду разошелся не на шутку. Сидя в темноте пещеры, и кутаясь в прорезиненную холодную материю плаща, Застрельщик усмехался про себя на ветер, от которого он снова ушел. Ветер ловил его повсюду еще с Великой Войны за последние целые города. Правильных названий их к тому времени никто толком не помнил, но, что самое главное – в них все дома были целыми, включая очистительные сооружения для воды.
«Один черт никому не достались. Диверсиями и боями покорежили города. А могли бы и жить себе. А теперь из Городов – только Горный тут в округе еще живет. Да и как город, пещеры» - старик зябко дернул плечом. Ветер в пещеру не задувал, но все равно было холодно – давал о себе знать сентябрь. «А все-таки Горный – город. И там тепло» - подумал Застрельщик, подбирая ноги под плащ.
Он уже начал клевать носом, пригревшись в углу между двумя камнями, как в перерывах между завываниями ветра послышались тихие звуки. Замерев, превратив даже дышать, Застрельщик прислушался, заранее зная, что услышит.
Тихий звон приближался из глубины пещеры, и оттуда же донесся голосок: «А что? Тоже неплохо! Тут будет дверь, чтоб не задувало, тут..», и второй, непрерывно бубнящий: «Чего тебе неймется? Мне вот все равно, где жить». Из стены пещеры вывалился синий прозрачный человек. Он поднялся на ноги, протянул в стену руку, и в пещере появилась такая же прозрачная женщина. Она степенно спустилась на пол по невидимым ступеням, и подняла руку, в которой держала китайский фонарик с подвешенным к нему колокольчиком.
- Тебе-то, конечно, все равно, мой дорогой, а вот я беспорядка не терплю. – женщина повернула голову в сторону мужчины, и Застрельщик, увидев её лицо, засучил ногами, пытаясь вжаться в камень. Это была Сьюзен Карт, которую он в бытность свою наемником, сжег заживо вместе с её мужем в их домике. Она тоже заметила старика, и удивленно подняла брови. – Кого я вижу! Эй, Джимми, взгляни!
Мужчина обернулся, проследив её взгляд, и тоже увидел старика. Он устало вздохнул и произнес:
- Сдался он тебе? Что с него возьмешь? Падаль. – Джимми щелкнул пальцами, и все пропало. Пещера, два призрака, темнота, звон колокольчика пропали, а вместе с ними и гул ветра. Зато появился шум прибоя, и Застрельщик почувствовал всем телом мягкую траву. Забытые ощущения.
Кто-то подошел сзади, и толчком ноги перевернул его на спину. Старик безучастно воззрился в небо. Где-то слева замаячило знакомое лицо. «нет уж, хватит на сегодня знакомых» - подумал старик и закрыл глаза. Кто-то взял его под руки и потащил по траве.
***
Старик сидел на берегу и рыбачил. Рядом стоял кувшин браги, к которому Застрельщик то и дело прикладывался. Клевало вяло. Рядом сидел паренек лет десяти, и мочил ноги в теплом море. Старик рассказывал ему о том, что весь мир состоит из их острова, а все остальное – мир призраков, что они пришли туда и выгнали людей на остров.
- А чего выгнали-то? Чего им, места мало? – простодушно спрашивал парень.
- Места много, дак ведь их тоже много. Почитай, пять миллиардов только в последнюю войну умерло, а там, за сорок тысяч лет, небось, тоже немало померло. Вот и повылезли они обратно. Кончилось видать место там… - старик дернул головой, и поймал себя на дрожи рук. «Старею, - подумал он, - Когда сюда выкинули мне уже почитай полста лет было. Да сейчас еще накапало. Помирать скоро». Он усмехнулся и подумал, как будет забавно вернуться жить в свой старый дом на Равнине.
Вахтын
Старая телега скрипела левым колесом, но шла ходко, влекомая за собой худой кобыленкой. Кобыла шла, никуда не торопясь, как и подобало ходить в её возрасте. На телеге сидело двое мужчин крестьянской наружности, еще четверо плелись следом за телегой, не забывая иногда попытаться на нее залезть. Повозчик отгонял их кнутом и крепким словцом. Мужики делали вид, что слушались, но через некоторое время лезли снова.
Вторым человеком в телеге был Вахтын – единственный грамотный из всей компании. Пользуясь своей привилегированностью, он сидел в телеге, и сверху вниз поглядывал на пеших крестьян. Те шли, и негромко переговаривались, не оставляя попыток штурма телеги. В миле впереди виднелись стены Брешти – крупного вегирского города.
Вокруг стояла зима, необычайно малоснежная, но морозная и солнечная. Деревья черными кистями торчали по обочинам дороги, снег лишь тонким слоем накрыл палую листву. Пешие крестьяне шли, грея руки под полами тулупов, а Вахтын и вовсе вытащил руки из рукавов, поджал под себя ноги, и выглядел как маленький, неопрятный шалашик. Сходство это усиливалось меховым колпаком, нахлобученным на его голову.
Подъехав к воротам, повозчик ткнул Вахтына рукояткой кнута в бок, и указал повернувшейся в его сторону голове на стражника, стоящего в проезде перед мордой лошади. Шалашик оживился, под тулупом началась возня, и Вахтын, не удержавшись на телеге, свалился на землю. Мужики, шедшие за телегой, разразились громким смехом, к ним присоединился и стражник. Вахтын встал, и не глядя на крестьян, двинулся к стражнику. Достав из-за пазухи две монеты, достоинством в динар каждую, он протянул их воину. Тот, не сдерживая улыбки, принял их и вошел в караулку.
Рынки в вегирских городах – отдельная история, на них присутствует самый разнообразный народ. Бродят меж рядов пьяницы. Таверны до полудня ещё закрыты, но это не мешает им отыскать брагу или, чем черт не шутит, даже эль, тут же, на базарной площади. Одеты такие пьянчуги всегда не по погоде, летом в дырявые тулупы, зимой – в холщовые рубахи да портки, и жаждут двух вещей: выпивки и хорошего собутыльника. Если же собутыльник попадается плохой, может начаться и драка. Тут же, откуда ни возьмись, на базаре появляется избежавшая рекрутчины молодежь – ребята крепкие и охочие до драки. Тут уж в драку невольно попадает всяк проходящий, и подоспевшая стража не может разобрать, кто зачинщик, кто потерпевший, и отпускает всех, проявляя внешнее великодушие. Сами стражники уже давно перестали воспринимать такие драки всерьез – любого сильно пострадавшего тут же обступала толпа зевак, а какой-нибудь пьянчужка сидел и утешал побитого. Драка вокруг понемногу утихала, и когда приходил лекарь, все уже толпились вокруг места происшествия, и собирали в шапку медяки на лечение пострадавшего.
То тут, то там на таких рынках можно увидеть крестьянина, впервые бывшего в городе, и на всех глядящего исподлобья. Обычно такие люди сидели рядом с телегами, нагруженными товарами, и не зазывали покупателей, как другие торговцы, а ждали, пока люди сами к ним подойдут, однако, товары у таких угрюмых продавцов расходились быстрей, чем у торгашей – они не брали лишнего, и не подсовывали вместо сапога портянку.
Вахтын въехал на площадь верхом на телеге, и тут же заметив, что трое крестьян, сопровождавших телегу, повернули к открытым дверям таверны, окликнул их. Один мужик обернулся и сложил из трех пальцев внушительных размеров кукиш. Вахтын хотел было слезть с телеги, и догнать их, но повозчик остановил его:
- Сами справимся. Дай отдохнуть мужикам, небось, не часто отдохнуть выпадает.
- Так он мне фигой тычет!! – обиженно воскликнул Вахтын.
- И чего, у тебя глаза видеть перестали? Вернутся – разберемся, - заявил его спутник и остановил лошадь. Спрыгнув с козел, он распряг лошадь, и отвел её к коновязи, к компании двух молодых меринов, рядом с которыми престарелая кобыла казалась пауком, настолько она была худа.
Вахтын между тем откинул бортик телеги и расставил утварь так, чтобы не видны были мелкие сколы и трещинки. Торговля пошла бойко.
К вечеру вернулись из таверны мужики, на удивление трезвые, хоть и несло от них брагой за версту. Возмущенные голоса слышны были с тех самых пор, как они вышли из дверей питейного заведения.
- Видали, чего городские придумали? Брагу самогоном разбавляют!!! И пьют ведь, и нам наливают!!! – крикнул один из них через всю площадь, тыча большим пальцем себе через плечо.
Люди на площади невнятно загудела, и из-за одного из прилавков раздался ленивый крик:
- Ты того, не ори тут, не в деревне своей!!!
- Это он зря, - тихонько шепнул на ухо Вахтану извозчик. – Щас драка будет, давай-ка, оттащи телегу, а то весь товар побьют.
Вахтын кивнул, и оттащил телегу в переулок между двумя домами, примыкавшими к площади. Увидев, что к телеге подошел с непоколебимо спокойной лошадью на поводу его спутник, парень бросился обратно на площадь.
Там царило необычайное оживление. Торговцы убирали с прилавков товар, якобы по случаю вечера, однако всем было ясно, что они просто прячут товар подальше от драки. Крестьяне стояли там же, где их настиг крик торговца, вокруг них уже собралась крикливая толпа сочувствующих, а из-за прилавков доносились все новые оскорбительные крики. Правда кричала уже молодежь, в предчувствии потехи, собравшаяся на площади.
В конце концов, кто-то из крестьянского лагеря, поскользнувшись, упал на мостовую, и все закричали: «Наших бьют!!! Бей городских!!!». Со стороны молодежи не замедлили ответные крики: « Бей деревню!!!», и драка началась, причем сразу деревенские, привычные к тяжелой работе, потеснили городских на край площади, но потом подошла стража, и расстановка сил изменилась. Дрогнувшие защитники деревни отступили почти до центра площади, но увидев, что стражники вооружены только длинными деревянными шестами, принялись вооружатся вырванными из прилавков досками. И снова отбросили город к выходу с площади. Тут наблюдающий со стороны Вахтын почувствовал, тычок кнутом в бок и подскочил на месте, но увидев повозчика, успокоился.
- Пойдем, давай, наших утащим отсюда, - кивнул он на площадь, заполненную стонущими людьми. – Сегодня больше торговли не получится, да и продали мы почти все.
Перетащив своих сопровождающих в телегу, они покинули город тем же путем, каким въехали утром. Повозчик решил остановиться в придорожной харчевне, а не ехать ночью; тем паче, что морозы по ночам, бывало, загибали такие, что лед сковывал даже самые быстрые реки, а хозяева по утрам не могли выйти из домов – двери вмерзали в косяки.
Харчевня оказалась наизауряднейшим местом для пригорода, в ней в равных долях смешаны были горожане, селяне, странного вида головорезы и затхлый запах трухи, непонятно как сохраняющийся в помещении, дверь которого открывалась каждые две минуты. Внутри было людно и сумрачно, частью из-за еле чадящих масляных ламп, частью из-за табачного дыма, закрывающего их свет.
Повозчик снял за три динара комнатенку на ночь, и вместе с Вахтыном перенес в нее не успевших очнуться вояк. По пути они успели прийти в сознание, но через пару минут пути снова улеглись на дно телеги, сморенные сном, не обращая внимания на холод. На их лицах при свете масляной лампы ясно были видны следы кулаков и легких обморожений.
Свали всех троих на пол в углу снятой комнаты, Вахтын с повозчиком спустились в зал. Как уже говорилось ранее, он был забит под завязку, а потому они взяли эля и вернулись в комнату, где достали из дорожного мешка нехитрую трапезу, и совсем было собрались перекусить, когда послышался стук в дверь.
На пороге стоял огненно рыжий парень лет двадцати с открытым добродушным лицом, наполовину потонувшим в столь же огненной щетине. Он улыбнулся открывшему дверь Вахтыну, и без лишних прелюдий, войдя внутрь комнаты, уселся на низкий стул.
- Вы откуда едете, позвольте узнать? – поинтересовался он, обращаясь как будто в потолок, хотя глаза его были устремлены в угол, на спящих.
- А твое какое дело? – ответил ему повозчик, отодвигая кружку с элем в угол стола. В кармане тулупа, накинутого на спинку его стула, был спрятан широкий нож, и сейчас рука повозчика пыталась его отыскать.
- Мое дело маленькое. Вы же крестьяне? – спросил свадиец, переводя взгляд с Вахтына на повозчика. – Возьмите меня с собой, мне в деревне какой-нибудь нужно пару недель переждать. Я заплачу, конечно же, – торопливо сказал он, заметив, наконец, поиски своего собеседника.
- Ну, это не нам решать, можно тебе у нас жить, или нельзя, – сказал Вахтын. – По-хорошему, надо с головой нашим говорить, а там уже смотреть.
- Ладно, бог с ним, вы мне просто скажите куда идти, там я сам как-нибудь. Я просто нездешний, мест не знаю. Вот, сегодня на этот трактир вышел…
- Как так - вышел? Плутал, что ли? - спросил повозчик, прекратив шарить в кармане. Новый знакомый, похоже, не собирался устраивать неприятности.
- Да нет, просто шел по дороге, ну, и вышел.
- Вышел он. Врать бы научился! У этой дороги два конца – один в Варне, мы как раз оттуда будем, а другой в Брешти. Так что шел бы ты, пока не дали, – усмехнулся Вахтын свадийцу.
Тот, однако, не обиделся, а просияв, попрощался и ушел.
Вахтын с повозчиком посмеялись, поужинали и легли спать.
Утро выдалось тяжелым для трех выпивох. Все как один кляли таверну, в которой вчера пили, её хозяина, разбавлявшего брагу самогоном, и вообще все прекрасное зимнее утро. Особенно досталось яркому солнцу, брызнувшему в глаза, как только они вышли на улицу.
На этот раз в телегу влезли все шестеро крестьян, и лошадь, все также равнодушно взирающая по сторонам, тронула телегу домой. Не успели они отъехать от таверны и двух сот ярдов, как из её дверей выскочил давешний рыжий свад. Он что-то закричал и бросился вслед за телегой. А из леска, ярдах в трехстах перед телегой высыпал небольшой отрядец людей.
Первой среагировала, как ни странно, кляча. Она просто встала на месте, и замерла, вяло вильнув хвостом. Повозчик нашарил в кармане нож, а один из крестьян потащил со дна телеги длинный дрын.
Свадиец догнал телегу и подошел к повозчику.
- Дорогу-то покажете? - спросил он, жадно втягивая воздух.
- Вон, туда смотри. Они тебе и дорогу покажут, и ношу облегчат, – кивнул повозчик в сторону людей на дороге.
- Да нет, они со мной, – пояснил свадиец и улыбнулся.
- Вчера ты вроде один был, – удивился из телеги Вахтын.
Свадиец молча пожал плечами.
- Да и черт с тобой, залазь в телегу. Только они вон, - извозчик снова кивнул, - пойдут пешком. Мне лошадь живая нужна.
***
Хлопнула дверь дома головы и на пороге показался Вахтын. Голова вздохнул, и отложил ложку.
- Съездили? – спросил он, смотря в глаза вошедшему.
- Съездили, – кивнул Вахтын.
- Продали?
- Продали. Вот только…
- Что «вот только»? Я уже боюсь его от тебя слышать, это твое «вот только», – поморщился голова.
- Погляди в окно.
Голова приподнялся со стула и выглянул в прорезь в стене, затянутую бычьим пузырем. На улице царила суматоха, народ толпился на площади.
- Что ты там опять натворил? – устало спросил голова, садясь на место.
- Там два десятка свадов сидит. Говорят, хотят у нас в деревне жить.
- Да я вижу, что свады, а не свиньи, – устало усмехнулся голова. - Ну что ты за человек, Вахтын, ничего тебе доверить нельзя!! Где ты их нашел только?
- Дак, это они нас нашли. Главный у них в сенях стоит, позвать, может? – спросил Вахтын.
Голова махнул рукой и Вахтын крикнул: «заходи» в приоткрытую дверь. Вошел рыжий детинушка, весь в щетине, с яркими зелеными глазами – типичный свад, в общем.
- Ну и? – спросил голова после минутного молчания. Он вообще был человек конкретный, и не любил тратить время попусту.
- Мы жить у вас хотим! – тут же ответил свадиец.
- А сами-то вы откуда? Какая нелегкая вас к нам занесла? – поняв, что собеседник вполне уверен со своими нуждами, спросил голова.
Свад потупился, но улыбаться не перестал, и неопределенно взмахнул рукой, мол, издалека. Голова обреченно вздохнул и провел по лицу ладонью.
- В общем, так. Пока пусть поживут по домам у наших, договорись там с постоем, – голова кивнул Вахтыну, и обратился к гостю. – Озоровать будете – наши вас на вилы посадят, так что тихо там. Лесов вокруг полно, никто за ними не следит, дома есть из чего строить. Частокол перенесете. Ясно дело, что это не за одну неделю сделается, ну да ладно, с миру по нитке, соберем хозяйство. Только учтите все – работать летом и осенью придется как проклятым.
Свадиец посерьезнел, кивнул и вышел из хаты. Через минуту снаружи послышались ликующие крики.
- А ты чтоб ни слова никому про них! – прикрикнул голова на Вахтына. – Слышал я, что недавно, когда наши бояре из похода пришли, пленные от них сбежали.
- Ну, так и что? – непонимающе вскинул голову Вахтын.
- Ну, так и то, дубина ты. Наши-то с кем воюют?
- Со свадийцами.
- Вот то-то и оно….
Голова опять выглянул в окно. Свадийцы болтали с селянами, некоторые уже уходили с площади, таща за собой пожитки в холщовых мешках. Как будто и не воюют сейчас на границах свады и вегиры.