Вечер в Константинополе.
Уставший город, задремавший,
В объятиях ветров и трех богов,
Уходит в дымке дней вчерашних,
Среди вечерних берегов.
Я был тут раньше, только молодым.
Я видел то же, но совсем иначе.
Зеленые холмы и синий дым.
Уступы стен и свет в далекой башне.
Здесь волны меряют седые облака,
Здесь торопливый шаг сливается с прибоем,
На пристани гудящая толпа,
И чайки парусов летят над морем.
Многоголосье языков, нарядов,
Повадок, пересудов, лиц,
Из Генуи, Руси, Багдада,
Торговых перелетных птиц.
Один привез меха, другой – пшеницу,
Тот дока в специях, а тот – в хмельном вине.
Ему, вот, выпало в Венеции родиться –
В муранском разбирается стекле.
Потом заходим в тишину строений,
Дворов и арок, лестниц, колоннад,
Столетья отражаются в виденьях,
Прошедших мимо, словно строй солдат.
Тропинки улиц, с площадями споря,
Ведут прохожих прямо к куполам.
Луна купается в ночном Босфоре,
Разрубленная саблей пополам.
Прохлада кипарисов манит снова,
Зовет булыжник гулкой мостовой,
Великий храм коленопреклоненный,
Кивает непокорной головой.
В кварталах жизнь течет неторопливо,
Стирая в вечность штукатурку стен,
Вот старый жид с еврейкой некрасивой
Беседуют о росте здешних цен.
Зайдем в таверну - там, за поворотом,
Я истину искал себе не раз,
На дне бутылки с зельем приворотным
Темно-зеленых с поволокой глаз.
Здесь царствует любовь другого сорта,
Отличной от молчанья при луне,
Неловкости и скромности притворной,
Виною искупается в вине.
Теперь наружу - время на исходе,
Уже почти дописана глава,
Уже заждались взнузданные кони,
И чуют приближенье седока.
Ночные тени водят хороводы,
Голодный пес застыл у ног моих,
Босфор несет сиреневые воды,
Верстая жизни непонятный стих.
Я снова здесь, как много лет назад,
Я снова здесь, как день уже вчерашний,
На спящий город устремляю взгляд,
На одинокие огни в далекой башне.