Глава 9: Находка в лесу Я кивнул в знак того, что и в самом деле теперь понимал терзания своего гостя, и, желая продолжить беседу задал ему вопрос:
- Неужели, брат Чарльз, у вас так и не выдалось возможности, чтобы вернуться и проститься с преподобным отцом за все эти годы?
- Ох, если б она появилась у меня, друг мой, без промедления я непременно воспользовался бы ей, хотя чувство стыда за столь неблагородный уход, наверняка помешало бы мне и тогда. Ведь, коли вы вспомните, то я уж обмолвился ранее, что я думал, что у меня еще выдастся возможность проститься, поскольку странствия Геннарда Тейлора, так или иначе протекали в пределах границ ближайших государств. Но мог ли я предположить тогда, куда забросит нас замысел Божий немного спустя! Так, безо всяких слов прощанья и братских объятий с кем-либо, мы с Ардусом покинули монастырь навсегда.
Весна была в самом расцвете: лес вокруг просто пел, отвлекая меня от печальных мыслей своими яркими цветами и звуками. Звонко щебетали утренние птицы, то и дело мелькали, ловко перебегая от одного дерева к другому, лесные зверьки, шумела густая зеленая листва, колышемая теплым весенним ветром, в воздухе царила свежесть и ароматы распустившихся цветов и древесного сока, а кое где все еще виднелись наполовину сломанные и вовсе поваленные наземь деревья, напоминая о чудовищной буре месячной давности. Так проходил первый день нашего пути.
- Так, тут сделаем привал, - скомандовал Ардус, завидев неподалеку крохотную зеленую полянку посреди леса, усыпанную здоровенными хвойными иголками, создававшими приятную природную подстилку. Небольшая ее величина, тем не менее, позволила бы даже разместить палатку, если бы она имелась у нас.
Выбрав большую старую сосну, солдат привязал к ней своего коня, стащил с его навьюченной спины мешок с припасами и подошел ко мне.
- Вечереет в лесу быстрее, так что на сегодня лучше заночевать, покуда есть хоть сколько недурное место. А то как стемнеет хоть глаз выколи, а местечка подобающего таки не сыщешь.
- Как изволите, друг мой. Полагаю, в путешествиях и дальних переходах вы смыслите более меня, - ответил я. Мы отошли от лошади и прежде, нежели присесть за другим, приглянувшимся своим многолетним большим стволом деревом, и разделить трапезу, принялись соорудить костер. Сухих ветвей на деревах не было, поэтому все, что можно было найти - это старые сломанные ветки, лежащие на земле, возможно обломанные еще той самой бурей. Наспех наносив хвороста, найденного вокруг, мы с трудом разожгли небольшой костер в условиях сырого весеннего леса и сразу принялись запасти теперь дров покрупнее.
Наконец мы справились с подготовкой для костра и могли теперь приступить к ужину.
- Ну вот погляди-ка, покуда с огнем разобрались, таки темнеть уж и начало как! - Ардус присел на краю полянки, опершись спиной на толстый ствол дерева и поправил неудобно воткнувшиеся в землю ножны с мечом, которым был препоясан. Затем он достал из стоявшего рядом узла с провизией сосуд с водой и поставил его рядом с собой на землю. Достав оттуда же буханку хлеба и разломив ее на две части, Ардус, подал мне половину и заметил:
- Хлеб у вас, служитель, завидный в монастыре, покуда свежий. Ежели не страждешь смертельно, то лучше сегодня отужинать чем попроще, поскольку я не ведаю верно где сейчас господин наш с отрядом, а пока прибудем в окрестности Эльбинга, так там еще расспросить да разведать надо будет куда дальше нам путь держать, ежели не в городе Магистор будет.
Я возблагодарил Отца Небесного за пищу, дарованную нам, и уселся рядом под деревом. Услышав, как Ардус над чем-то снова усмехнулся, но ничего не стал говорить, я не обратил внимания и принялся за свою трапезу. Наверняка он усмехнулся над моей молитвой, произнесенной в благодарение за еду, поскольку не только балты, но и многие в те времена нас христиан не любили, однако и самого Спасителя не любили, а этот человек даже согласился помочь мне найти Геннарда Тейлора, и у меня не было никаких причин держать на него зла.
Периодически подбрасывая дров в горящий костер, мы молча ели хлеб с травами. Покончив с ужином, уставший от длительного пути, я вскоре так и уснул у дерева и проснулся лишь глубокой ночью от холода и страшного храпа моего спутника. Накрывшись плащом и накинув капюшон я снова задремал.
- Вставай, бож-человек! - я открыл глаза и увидел напротив себя помятое, но насмешливо-улыбающееся лицо Ардуса, - Продрыхлись и в путь пора!
Я поднялся и умыл лицо. Повсюду слышалось пение птиц, на небе еще не было видно солнца, едва светалось, костер еще тлел, тихо вздымаясь кверху слабенькой струей дыма. Наскоро перекусив, мы снова собрали вещи, навьючили коня и отправились в путь.
- Смотрю, друже, божий человек вроде, а посох-то окованный! - вдруг усмехнулся Ардус, указывая пальцем на железное оголовье древка в моей руке.
- У Бога везде есть свои люди, друг мой, - отвечал я, - и среди братьев, которых я знал, были и воины, сражавшиеся во славу Господню.
- Аааай! - отмахнулся Ардус и, секунду подумав, снова сказал, - Тебе бы копье из него сделать, так толку-то более сыщешь, коль ты с древковым знаком отродяся. В Эльбинге кузница есть, там толковый старик-умелец, попрошу его наконечник копейный заместо оголовника сделать.
- Война моя прежде всего не против крови и плоти, друг мой, - заметил я, но солдат, посмеявшись своим хрипящим голосом, возразил, перебив мою речь:
- Кхе-хе! Божий человек, вот ежели примет тебя господин в свой отряд, так коль выживешь первый же бой, так поймешь в миг же, что не спрашивает там никто, али воин ты, али священник. Раз уж встретился на пути, уж изволь защитись иль пади! - гордо закончил всадник, но вскоре добавил, - А что говорю, так может службу тебе добрую-то сослужит. Гляди чего, а копьем и отбиться-то сможешь от пары бандюгов. У тех-то и вовсе уставов не писано!
- Благодарю за заботу, друг мой, сделаем как вы говорите, - согласился я, а солдат в ответ лишь махнул рукой.
Как и обещал, Ардус сменился со мной, предоставив теперь мне свою лошадь для езды. Я, поблагодарив его, влез на коня и, едва управляясь, иной раз не без помощи всадника, продолжил путь верхом. Тот день так же был ясный, а дорога спокойной, поэтому мы предпочли не делать привалов для обеда, чтобы не терять времени, перебивая аппетит хлебом и сушеным мясом прямо в дороге. Однако, когда начало смеркаться, мы не успели до темноты найти хорошего места для ночлега, посему пришлось разбить стан прямо в лесу, среди деревьев и без огня. Отужинав на сей раз немного плотнее вчерашнего, мы уснули рядом, чтобы согреться.
Резко проснувшись от чьей-то руки, плотно прижавшей мои уста, я вмиг оглядевшись взглядом, и поняв, что еще глубокая ночь, повернулся - это была рука Ардуса.
- Тихо! - едва слышно прошептав, он медленно убрал руку от моего лица и приложил указательный палец к своим губам, - Слышишь? - я принялся глубоко вслушиваться в звуки ночного леса и вдруг тоже расслышал странный гул. Через несколько мгновений я сообразил, что это топот спешно несущихся копыт не одной и не двух лошадей.
- Конный отряд? - вопросительно прошептал я.
- Угу. Вот только их светлости обычно не разъезжают темными ночами по лесным дорогам без веской на то причины, а ежели это не гарнизон какого-то князя, то и того хуже - бандиты!
- Сохрани нас, Господи! - осенив себя знамением креста Господнего, промолвил я, про себя благодаря Всевышнего, что мой проводник не спал и нас не застали по его громкому храпу. Мы залегли в траве, пряча головы за деревьями, но конь стоял привязанный к дереву чуть глубже в лес.
- Кабы только гнедая не выдала! - зачем-то держась обеими руками за ствол дерева, за которым он лежал, досадно прошептал Ардус.
Топот усиливался, становясь все отчетливее слышным. Начинали различаться какие-то голоса и, в особенности, крики, но понять, что происходит, все равно не было возможно. Испуганный конь, нервно фыркая и топча копытом, поворачивался на месте привязи.
- Проклятье, чтоб тебя, кляча! - ударив по земле рукой, возмутился солдат. Через мгновение, отряд, следовавший по дороге, пронесся с такой скоростью, что наверное, пусть даже конь скакал бы вокруг своего дерева и пел бы псалмы, неизвестным путникам все равно было бы далеко не до нас. По Божией милости опасность миновала. Я поднялся на колени и, подняв глаза к небу, поблагодарил Бога, что Он сохранил наши жизни, а Ардус, не вставая перевернулся на спину и вымолвил:
- Фух! Слава богам! - и там же уснул, в отличие от меня. Я еще долго не мог уснуть, не сумев сдержать смыкавшиеся от усталости веки лишь за несколько часов до рассвета.
Рано утром мы, бурно обсуждая ночное происшествие, поспешно продолжили свой путь, согласившись в том, что необходимо во что бы то ни стало добраться до Кёнигсберга сегодня. Солнце стояло высоко и уже начинало даже слегка припекать. Дорога все тянулась вперед и упиралась в видневшуюся еще вдалеке опушку, означавшую край леса, как вдруг за плавным изгибом дороги, к нему ведущей, показался одиноко пасущийся запряженный конь без всадника. Мы прибавили шагу, чтобы осмотреть столь необычное зрелище.
Мне захотелось уточнить, что именно было необычного в увиденном Чарльзом зрелище и потому я спросил:
- Необычное в том, что это был не дикий, а запряженный конь, но без всадника?
- Да, именно так, и он спокойно себе пасся вдоль дороги, - ответил монах и продолжил, - хотя, подойдя ближе, мы поняли, что всадник все же был, но он был мертв. Застрявши одной ногой в стремени, он лежал на земле справа от коня и потому не был заметен издалека. Подойдя к телу всадника, Ардус перевернул его спиной вверх и только тогда обнаружил торчащий стальной арбалетный болт, сломанный наполовину. Длинный кровавый след тянулся вдаль на несколько стадий - очевидно конь протащил всадника еще на большое расстояние, после того, как тот упал от выстрела в спину.
- Дорогие болты, стальные, - заметил мой проводник, - такие, как известно, у простолюдин или разбойников встречаются редко. Видать на кого серьезного напоролся наш покойник, али дорогу кому побогаче перешел, за что его в спину так. Солдат вытащил ногу убитого из стремени и тут же принялся успокаивать взволновавшегося коня, настороженного вниманием незнакомца:
- Тише ты, ти-ихо! Хороший конь... - приговаривал он, потирая его по морде. Затем Ардус осмотрел коня, но на нем не было ни клейма, ни какого либо другого обозначения принадлежности, сбруя состряпана из простых кожаных ремней на заклепках, но конь был здоровый и норовистый.
Не имея представления кому же принадлежала найденная лошадь, Ардус решил оставить ее себе, предложив мне использовать в пути его собственного коня, после чего осмотрел вещи убитого. Но ни дорожной сумы, ни узла с вещами не было ни на коне, ни при нем самом, а только старый зазубренный фальшион, пара кинжалов и никуда уже не годный меч, без ножен, в кожаном чехле, а за поясом небольшой кожаный мешочек с несколькими сотнями динаров.
- Этак находка тебе в лесу! - удивился солдат, - Ну, стало быть не дворянин он, вообще похож на бандюгу, а коли вместе нашли, так справедливо и поделить. Ардус предложил мне забрать половину, но я отказался от чужих денег и убедил его, что так или иначе, лучше хоть как-нибудь похоронить убиенного. Спутник насмешливо махнул рукой, после чего мы оттащили тело и, присыпав его землей и ветвями, отправились дальше в путь, строя догадки, что же могло произойти.
Я вновь, воспользовавшись паузой, обратился к собеседнику:
- Может это как-то связано с тогдашним происшествием ночью на дороге, о котором вы рассказали?
- Возможно, - отметил Чарльз, - и мы с Ардусом тоже сошлись на этом, но почему-то не сразу догадались о таком варианте. Быть может, бандиты ночью напали на поселение, но крестьяне каким-то чудом успели обратиться за помощью к своему сеньору, который и отогнал их. Подумав об этом, мы не стали заезжать в деревню Каменисвинка, что на окраине леса, но объехали ее, дабы нас не приняли за возможных вчерашних грабителей.
Уже поздней ночью, прибыв в Кёнигсберг, мы смогли наконец расслабиться и переночевать в местном постоялом доме. Город был небольшим, но молодым и быстро развивающимся. Постепенно отстроенное поселение располагалось в основном вокруг основанного в 1255-м году от Рождества Христова деревянного замка на холме, называемого по латински "Regiomonti*", который уже в 1257-м году, в том же, в котором совсем еще юноша Геннард прибыл в Ревель, принялись перестраивать в кирпичный. Теперь же на старом холме уже стоял величественный каменный замок, достроенный несколько лет назад, впечатлявший меня своей грандиозной архитектурой с высоко устремлявшейся к небу городской башней. Впоследствии он не раз служил местом сбора Тевтонских войск при походах.
На сей раз мы воспользовались услугами местной харчевни и отобедали там, после чего отправились напрямую в город Эльбинг, расположенный всего в дне пешего пути. Прибыв туда к вечеру, мы решили заночевать в городе, а на рассвете заняться необходимыми делами.
- Во, гляди-ка, говорил же, что сделает все, как надо! - разбудил меня голос Ардуса, который довольно улыбался, чуть ли не тыча мне в прямо в лицо копьем с новеньким острым четверогранным наконечником, которое, как я понял, еще вчера служило мне лишь посохом, - Древко ровное, крепкое. Плата пойдет в счет твоей доли, от которой ты отказался. Спал ты совсем как прибитый, поэтому сам я все сделал. А теперь уж вставай, в путь-дорогу пора: разузнал-таки я, где Магистор с моим господином шатаются, говорят отправились они вчера в Ковно, там враг собрался, к городу подступил. Ежели не боишься с дороги в сраженье сразу, так собирайся, поедем.
Я поблагодарил спутника за копье, взял свой узел, взгромоздил его на спину коню, а Ардус вновь обратился ко мне:
- Коня пока можешь оставить себе, все равно мне в походах второй не сдался, коли этот не сдохнет. А хороший попался, резвый, здоровый, нравится мне он.
- Благодарю вас, друг мой, я еще не совсем умело с ним управляюсь, но он - огромное подспорье в пути, хотя в войске Магистра, как и Геннарду Тейлору, мне скорее всего придется на время отдать его на попечение правительским конюхам при обозе. Как только он вам понадобится, я верну его, - я поклонился в знак благодарности и мы наконец отправились в Ковно. Не доехав полпути до города, на обозримом расстоянии перед нами предстал разбитый военный лагерь, а вдалеке слышался шум сражения: звон клинков, хруст копий, крики раненых и ржание лошадей. Подъехав чуть ближе, мы увидели Тевтонские флаги, развивавшиеся над станом и поняли, что это и есть гарнизон Великого Магистра, где я надеялся наконец найти Геннарда Тейлора. Приблизившись к лагерю, Ардус мгновенно растворился в рядах других всадников, узнавших его и готовившихся тотчас выступить подкреплением в бой, а я вскоре нашел господина.
Но нашел я его совсем не там, где ожидал больше всего увидеть - не в первых рядах в наступлении и не в разгаре бушевавшего боя. Он лежал недалеко от обоза, рядом с несколькими другими ранеными, двумя руками прикрывая резаную рану в боку, из которой струилась кровь, пробиваясь сквозь пальцы, и стекала на землю. Никто не оказывал ему помощи, несмотря на то, что каким-то чудом, его все же вынесли раненого с поля боя. Я мгновенно бросился к нему, спешившись с лошади и захватив с собой сумку с медицинскими принадлежностями, которые я взял из монастыря.
- Что с вами, господин? - встревожено вопросил я, не размениваясь ни на какие приветствия и объяснения.
- Чарльз?! Откуда вы...что вы здесь делаете, брат Чарльз, как вы тут оказались? - не скрывая своего огромного удивления, сквозь напряженное от боли выражение лица, спросил Геннард.
- Свят...Святой отец, помоги! - застонал лежавший рядом сержант-тевтонец, прослышав как господин обратился ко мне.
- Сейчас не время, Геннард Тейлор, но я бы даже сказал, что слава Богу, что я оказался здесь! - ответил я, - А сейчас позвольте я перевяжу вашу рану и помогу остальным, кому смогу.
Я достал из сумы длинную полоску и кусок чистого полотна, после чего разорвал его на множество кусков поменьше. Смочив один кусок ткани белым вином, смешанным с миндальным соком, я крепко приложил его к месту ранения, также полив вином, наказав Геннарду крепко держать сверток на ране. Затем я дал ему несколько глотков вина из кувшина, припасенного с собой, и бросился позаботиться о других раненых, лежавших рядом, хотя один из них, к сожалению, уже лежал совсем бездыханным. Управившись с остальными, кому я мог помочь, я вернулся к господину и, сменив сверток, крепко перевязал рану длинным куском полотна.
- Вы снова преуспеваете в добродетели, брат Чарльз, - болезненно улыбнулся Геннард, - Так как же вы попали сюда?
- Ваш раненый всадник, находившийся в нашем госпитале на попечении, выздоровел и собирался вернуться к своему отряду. Но поскольку с вами пошел мой духовный брат Генри, и я долго обдумывая и размышляя, пришел к выводу, что я бы тоже хотел послужить Богу в вашем отряде, если у вас найдется для меня место, господин. Поэтому я попросил эквита Ардуса, чтобы он привел меня к вам. Сам он уже снова в строю, сражаясь за вас.
- А, брат Генри... Он же с кем-то и вынес меня с поля боя, но Бог был милостив и сохранил жизнь и ему самому, - Геннард Тейлор, сквозь боль улыбаясь, посмотрел за мою спину и в то же мгновение добавил, - Ведь вот и он сам!
Я, склонившийся над господином, повернулся головой и заметил подошедшего Генри, лицо которого выражало столько же радости, сколько и изумления от встречи со мной.
- Брат Чарльз?! Что ты здесь делаешь? - и не дожидаясь ответа, он бросился поприветствовать меня братским объятием. Я теперь пересказал и ему историю моего прибытия, в ответ на что он, внимательно выслушав и немного поразмыслив, задал мне тот же самый вопрос, что и вы, молодой человек.
Чарльз улыбаясь грустно-прищуренным лицом посмотрел на меня.
- Попрощались ли вы с отцом Стефаном? - робко предположил я.
- Да, друг мой, именно этот, - грустно заметил собеседник, - не только вас этот вопрос заинтересовал прежде всего, учитывая, что брат Генри знал и меня и аббата гораздо лучше, нежели вы. Так что вы - смышленый юноша! - добродушно с грустью в голосе усмехнулся монах, в ответ на что я лишь улыбнулся.
Четверо посетителей, звонко посмеиваясь и что-то громко обсуждая, покинули таверну, и через открывшуюся дверь я увидел, что уже смеркалось.
- Амелинда! - все еще смущенно улыбаясь, рукой показав просьбу своему собеседнику прерваться, я окликнул служанку.
- Да, хозяин? - отозвалась она, спустившись со второго этажа. Я рукой указал на покинутый стол, со стоявшими на нем кувшином и несколькими наверняка пустыми чашами, кое где со следами потеков, а то и явными "лужицами" под ними.
- Посетители вон с того стола только что ушли, приберите за ними пожалуйста, пока доски со стола еще не обязательно пускать на дрова, - с долей юмора попросил я. Служанка покорно поклонившись, с улыбкой ответила:
- Одно мгновение! - и принялась выполнить поручение. Амелинда всегда была очень вежливой и покладистой, во всяком случае на службе, поскольку другой ее жизни я не знал. Впрочем ее учтивое поведение лишь притягивало посетителей, поэтому в таверне к ней относились неплохо, хотя она и не отличалась особо приятной внешностью.
Снова возвратившись к беседе, я извинился перед путником:
- Прошу прощения, что приходится прерывать вас, господин, просто нужно все же отвлекаться на то, чтобы решать рабочие дела в таверне, ведь я все-таки здесь помощник хозяина.
- Что вы, я все понимаю, - возвразил Чарльз, - но исходя из того, как я услышал вас назвала служанка, вы недалеки от хозяина.
- Так и есть, - ответил я, - Мой отец - хозяин нашего заведения, а когда он уезжает или у него есть другие дела, он оставляет меня присматривать здесь за всем. Но уверяю вас: история, которую рассказываете вы, намного увлекательнее для меня, нежели рассказывать о себе и своих рутинных делах.
- Что ж, надеюсь вам действительно интересно, - ободрился Чарльз и продолжил:
- Брат Генри пришел тогда с добрым известием: напавшая на гарнизон Великого Магистра армия прусских повстанцев, хоть и превосходящая немного числом, была разбита, около полусотни сдались в плен, но гарнизон и сам изрядно пострадал и нуждался в пополнении и попечении о раненых. Поэтому Магистр прервал свое воссоединение с основными силами под Ковно, отправив туда гонца с посланием к главнокомандующему Генриху Ботелю и дарованием ему исключительного права принимать необходимые решения, а сам возвратился в свое имение в Эльбинге. Туда Магистр призвал позаботиться о раненых рыцарях знатного армянского лекаря, которого каким-то непонятным образом жизнь закинула в город Торн, а пока его люди получали помощь и набирали новые силы, я заботился о Геннарде Тейлоре. Впрочем он, слава Богу, быстро пошел на поправку и заражения не было. Дня три спустя воротился гонец, принеся известие, что оборона Ковно идет благополучно, армия Тевтонцев успешно сдерживает натиск и наши силы превосходят вражеские.
Внезапно ко мне подошел Геннард с тренером Генри и спросил:
- Так что же вы хотели, брат Чарльз, когда прибыли ко мне? - они с Генри смотрели на меня очень серьезными лицами. Очевидно командир не помнил, что я ему сказал тогда при обозе, оказывая помощь, либо не приняв окончательного решения желал уточнить мои намерения, и я снова объяснил:
- Господин, я бы хотел присоединиться к вашему отряду, если у вас найдется для меня место, чтобы служить вам и Господу всем, чем смогу, - Геннард Тейлор в недоумении вопросительно приподняв брови на задумчивом лице спросил:
- А чем вы бы могли послужить, дорогой брат? - его вопрос звучал строго и обоснованно, но он усиленно старался своим тоном выразить сохранившееся уважение ко мне. Генри, скрестив свои массивные руки на груди, так же строго смотрел на меня в ожидании ответа, нахмурив брови.
- Мне не пристало хвалиться, господин, - отвечал я, - но аббатство дало мне образование, я знаю несколько языков и могу читать и писать, составлять документы, послания и летописи, а также я владею, хоть и не в совершенстве, но многими знаниями медицины врачевательной и военной, первой помощи, перевязки и хирургии. Если вам нужен врач, пусть и не столь знатный и профессиональный, но который бы перед Богом обещал заботиться о жизни и здоровье вас и ваших подданных, и, конечно же и более всего о душах ваших, то я мог бы предложить вам свое имя, господин.
- Брат Чарльз, я несомненно вижу, что вы богобоязненный и добрый человек и именно вы и ваш брат во Христе спасли мне жизнь несколько дней назад... - он задумчиво прищурился, опустив взгляд, - Но понимаете ли вы, что моя жизнь - это жизнь в постоянной опасности, постоянном осознании, что каждый день, каждый бой может стать моим последним и я тотчас же предстану перед Богом, а мой отряд - это воинский отряд, который живет совершенно такой же жизнью?
- Генри! - обратился господин теперь к своему приближенному, повернув голову в его сторону, - Чарльз - ваш духовный брат, вы были близкими друзьями и прекрасно знаете друг друга... Что вы скажете на это? - Генри, разомкнув руки, взялся левой рукой за затылок, медленно поглаживая волосы.
- Ваши впечатления о брате правдивы, мой господин, как правдиво и то, что вы сказали об опасностях своей жизни. Однако я вижу, что брат Чарльз настроен вполне решительно в своем намерении, а в наше время не всякий полководец может себе позволить иметь личного врача в своем гарнизоне, пускай и не самого известного и умелого, но все же...
- Вы принимаете это, дорогой брат? - спросил Геннард теперь меня немного спустя.
- Я не боюсь смерти, господин, хотя видел ее не раз и видел так же и множество ран и страданий, за время жизни в монастыре. Но самая страшная битва - это битва за души грешников. Всякое испытание, которое пошлет мне Господь на моем пути, я готов принять.
*(лат.) "Королевская гора"
Мне казалось, что это был самый долгий диалог в моей жизни. Не зная ответа, какой уготован мне на мое прошение, я в нетерпении ожидал его, томясь душой, но каждый вопрос порождал еще вопрос и складывалось ощущение, что эта беседа не закончится никогда. Между нами витало столь крепкое же напряжение, как в тот самый день, когда Геннард Тейлор призывал тренера в свой отряд. Но наконец господин поставил тяжелую и непоколебимую точку в этом разговоре:
- Так тому и быть, Чарльз, я приветствую вас в своем отряде! Обещайте же перед лицом Отца нашего Небесного, что вы верно будете служить Господу и мне, покуда пути мои прямы и намерения сердца благородны! - он частично повторил слова отца Стефана, сказанные ему на прощание, что на секунду повергло меня в ступор, напомнив о сомнительности правоты моего ухода. Но я собрался с мыслями и торжественно произнес:
- Я обещаю служить вам и Господу, храня Его заповеди. Беречь вашу жизнь и заботиться о душе вашей, доколе есть дух в моем теле, и дыхание в ноздрях моих, господин Геннард Тейлор!
- Что ж... - Геннард потянулся за пояс, достав оттуда свой кошель, - Как и всякому члену своего отряда, я обязуюсь платить одинаково и в срок подобающее жалование и вам. Получите и вы ваш наемный взнос, - он протянул мне четыреста динаров - ровно столько же, сколько он заплатил и опытному тренеру Генри! А брат Генри одобрительно похлопал меня по плечу, после чего они с командиром удалились по каким-то делам.
С того дня Геннард Тейлор стал моим господином, а я - капелланом и лекарем при его отряде. Хоть я и не был священником, мой господин велел своим людям обращаться ко мне "святой отец", а я изо всех сил старался оправдать столь велико оказанную мне честь, проповедуя Слово Божье, принимая исповеди, отпевая погибших и врачуя раненных в нашем отряде. Таким образом я и сам оказался на службе у его величества Великого Магистра и правителя Тевтонского Ордена, но самое главное, что с этого момента, я собирал свой рассказ не по крупицам, собранным с чьих-то сказаний, а имел привилегию наблюдать все своими собственными глазами.
В то мгновение я действительно понял, что это был в самом деле важный и переломный момент в рассказе старого монаха. Если до этого момента, я не мог понять: почему какие-то ситуации он рассказывал столь подробно, а какие-то - лишь одним предложением, либо и вовсе признавался, что не ведал, то теперь все стало на свои места. Я стал еще больше доверять его словам, поскольку и в ходе повествования, и в его тоне я слышал сказания, пережитые собственной жизнью, увиденные собственными глазами, которые теперь почти всегда были рядом с его героем, и это - бесценно. Внимательно слушая, я изо всех сил старался никоим образом не прерывать его рассказ, если только не происходило что-то срочное и важное... А он продолжал:
- Спустя еще несколько дней прибыл новый гонец от маршала Генриха Ботеля, на сей раз с утвердительным посланием полной победы, по коему поводу, Анно фон Зангерсхаузен не мог упустить возможности закатить огромный пир и призвать всех великих комтуров Ордена на праздник в свое владение в Эльбинге.
Праздники были одними из любимейших событий всего народа. Привычная вялотекущая жизнь города резко преображалась и привносила в жизни своих уроженцев радость, чувство спокойствия и иногда даже особые дарования от правителей и новые возможности. Праздники в городе означали особое благорасположение правителя в свои дни, что прибавляло простым людям, имевшим какие-либо нужды и прошения к государю, больше надежды на успешный исход. Особо милостивые и щедрые правители иногда могли даже одарить безвозмездно какой-то едой или устроить небольшую праздничную трапезу для горожан, разумеется тех, кто успевал ей воспользоваться. Стоит отметить, конечно же, что речь не идет о по-королевски накрытом столе, длиной в сотню саженей, а скорее просто о безвозмездном открытии на время своих придворных кладовых и дарования фруктов, хорошего хлеба, меда, эля, мяса и прочих слабо доступных простому населению продуктов, урвав которых, некоторые бедно живущие горожане могли бы и растянуть их на пару месяцев. Но случалось такое, конечно, крайне редко, в основном праздники проходили лишь в стенах замков и дворцов.
Во время праздников отряду жилось спокойнее всего - это означало обязательное расположение в городе, в тепле и уюте, все командующие были заняты, особых распоряжений не поступало, можно было отдохнуть и заняться своими делами, а при наличии свободных динаров - и самому себе устроить небольшой праздник хорошеньким обедом, или выпивкой, или воспользоваться распутством некоторых местных женщин, именуемых блудницами.
Геннард Тейлор на очень многое был готов ради своих людей, дорожа их жизнями, тратя деньги на отдых и заботу о раненых, постоянно пополняя запас провианта, не только следя за тем, чтобы он внезапно не иссяк, но чтобы там было и разнообразие. Почти всегда у нас в достатке было полезных овощей, напитков, фруктов, сыра, мяса, пригодного для длительной транспортировки, а иногда нам удавалось даже полакомиться финиками, свежим мясом, хотя оно быстро портилось и даже оливками. "Сытая и довольная армия - сильная армия!" - говорил Геннард Тейлор. Труднее всего в те годы было достать мед и почему-то капусту. Но вот чего господин на душу не переносил - это как раз блуда. Как настоящий христианин, он не только не пользовался сам услугами этих продажниц, но и отряду своему запрещал, что я, разумеется поддерживал, но чем была недовольна не особенно набожная часть его гарнизона. Впрочем в то время его гарнизон был значительно меньше, чем когда либо, и я уже рассказал почему.
Так начались и потянулись неспешно два долгих года нашей верной службы Великому Магистру Тевтонцев. За все это время каких-либо особенно значимых событий не происходило, я помню лишь несколько моментов, оставшихся навечно в моей памяти. В целом же - сражение за сражением сменялись периодом отдыха в замке или крепости, затем снова ждал какой-нибудь долгий путь или патруль, снова сражения, снова отдых и небольшие перерывы, которые Геннард Тейлор брал для налаживания новых производств и разрешения дел с уже имеющимися. Господин потихоньку приобретал известность и накапливал состояние, а я - свои первые шрамы.
Помню, как старый мой знакомый Ардус пришел за своей лошадью, поскольку тот самый конь, которого мы нашли некоторое время назад на лесной дороге, оказался подбит в очередном бою.
- Ну, бож-человек...то есть, святой отец! - неловким тоном обратился ко мне он тогда, - Сдохла конина моя. Эх, резвая была, зараза, хоть и не живучая оказалась! Придется мне попросить все же свою клячу живехонькую обратно, - Я с благодарностью вернул ему коня, хотя за то время начинал уже что-то смыслить в верховой езде, и это было не на шутку большой подмогой в пути. Тогда Геннард Тейлор решил, что пора бы полностью пересмотреть мое снаряжение. Он дал мне белый стеганный акетон, поверх которого я надевал привычный мне плащ монаха, прочные кожаные рейтузы, кольчужные рукавицы, кольчужный койф и самые хорошие сапоги из тех, что он мог тогда себе позволить. Свое копье-посох я тогда пожелал оставить, оно было мне привычнее всего, но для осад, в которых приходилось биться пешим, и очень близких стычек, от копья было мало пользы, поэтому он вручил мне трофейный круглый литовский щит и вот этот меч...
Чарльз чуть подался назад, отодвинувшись от стола, и уверенным движением руки переместил ножны с видневшейся из них треугольной резной рукоятью, характерной для северных мечей, с левого бедра на середину пояса. Затем он наконец с характерным скрипучим звоном вынул из ножен небольшой длины меч и бережно протянул мне его, держа двумя ладонями, как подают наверное его только что посвященному в рыцари юноше, стоящему на коленях.
- Можно? - осторожно спросил я.
- Разумеется! - ответил монах дружелюбно улыбаясь, а затем добавил, - Только не прирежьте меня ненароком.
Я аккуратно взял меч, протянутый мне собеседником и пристально осмотрел его, держа двумя руками перед собой. Обтянутая кожей рукоять с характерно блестящими на свету гладкими пятнами, выглядела изрядно потертой от неоднократного усердного сжатия. На его сером от постоянной чистки и шлифования лезвии виднелось множество зазубрин, которые однако были спилены и заточены в единое целое со спусками клинка, выдавая себя лишь заметными прорехами в режущей кромке, которая когда-то представляла из себя прямую и непрерывную линию. Острие его было скруглено, но так же остро заточено, издавая едва слышный металлический шерох, соприкасаясь с поверхностью пальцев. Вне всяких сомнений - этот меч много повидал, как впрочем и его хозяин, бережно хранивший его все эти годы, что выдавало его нынешнее состояние. Я вернул меч хозяину.
- Тогда он был еще новенький, - продолжил Чарльз и с глухим скрипом лезвия, трущегося о железное устье ножен, вложил клинок обратно в ножны, - Господин рассказывал, что отнял его у какого-то датчанина, который напал на него при входе в местную таверну в Риге. Был ли это наемный убийца или просто местный разбойник мне неизвестно. Зато меч оказался не таким уж плохим и с тех пор лежал у него как трофей, до тех пор, пока не попал ко мне в руки. Он всегда извинялся:
- Это лучшее, что я могу вам сейчас предложить, святой отец, - как будто я, сам напросившийся к нему в войско, имел право рассчитывать на что-либо вовсе. Я был приятно поражен таким отношением. После этого он купил мне собственную небольшую верховую и наши странствия продолжались.
Голосование
Тема: "Последний Крестоносец". Основано на реальных игровых событиях (Прочитано 24645 раз)