Всего: 28882
Просмотр сообщений
1
Свободные художники / На изнанке войны
« : 16 Марта, 2013, 18:28 »
Читатели данного раздела, да и модераторы, уже наверное полны священного и праведного гнева, открывая мою уже черт-знает-какую по счету тему, но нижайше прошу прощения. Некоторые свои начатые произведения я сам считаю откровенно неудачными, поэтому многие из них просто отправляются в ад, некоторые еще задвинуты в дальний ящик, ибо пока тоже захлебнулись. Тема с небольшими рассказами будет пополняться нечастыми, но все же появляющимися короткими самостоятельными произведениями, а основные силы пока будут отданы именно этой повести и этой теме.
О чем пойдет речь в повести? Об истории деревенского парня Василия, попавшего на войну. Но главную роль будут играть не сражения, армии, их победы и поражения, осады и обороны городов, хотя и вообще без этого не обойтись. Основное место повести будет занимать судьба Василия, оказавшегося на самой изнанке этой войны. Видевшего ее не только снаружи, но и изнутри. Речь пойдет о временах смуты и русско-польской войны 1609-1618 годов. Сразу оговорюсь, что повесть не претендует на звание "абсолютно историчной", потому могут быть некоторые неточности и заблуждения по поводу вещей, подобных обмундированию всех видов войск в хронологическом порядке, воинских чинов и "добрых бояр". Но не будет, я надеюсь, и слишком вопиющих несоответствий. В любом случае, на исторические ляпы указывайте, тыкайте в них носом, буду исправлять - произведению это пойдет только на пользу.
Ну что же, предисловие мы одолели. Перейдем собственно к тексту.
О чем пойдет речь в повести? Об истории деревенского парня Василия, попавшего на войну. Но главную роль будут играть не сражения, армии, их победы и поражения, осады и обороны городов, хотя и вообще без этого не обойтись. Основное место повести будет занимать судьба Василия, оказавшегося на самой изнанке этой войны. Видевшего ее не только снаружи, но и изнутри. Речь пойдет о временах смуты и русско-польской войны 1609-1618 годов. Сразу оговорюсь, что повесть не претендует на звание "абсолютно историчной", потому могут быть некоторые неточности и заблуждения по поводу вещей, подобных обмундированию всех видов войск в хронологическом порядке, воинских чинов и "добрых бояр". Но не будет, я надеюсь, и слишком вопиющих несоответствий. В любом случае, на исторические ляпы указывайте, тыкайте в них носом, буду исправлять - произведению это пойдет только на пользу.
Ну что же, предисловие мы одолели. Перейдем собственно к тексту.
Гулкий звон колоколов разнесся над деревушкой, вспугнув стайку птичек, взлетевших с забора и устремившихся в синее небо. Купол церкви золотился под ярким летним солнцем, зеленая трава тянулась вверх своими стеблями, будто пытаясь дотянуться до самого светила, неспешно катившегося по небосклону на колеснице. Маленький Василий, мальчишка восьми лет от роду, выбежал из избы на улицу, радостный и непосредственный, как любой ребенок. Пробегая мимо высокой церкви, Васька неуклюже перекрестился, поклонился и продолжил свой бег к протекающей в небольшой низине речке, куда в жаркую погоду ходили купаться жители села. Василия родители воспитывали с самых малых лет, уча его уважения к царю-батюшке, вере в Бога и любви к Отечеству. И несмотря на то, что жизнь в деревне отнюдь не была легкой, и крестьяне по-прежнему тяжело трудились на земле, мальчонка верил во все эти идеалы и был счастливым ребенком. В этом сыграло свою роль некое везение в лице боярина Мальцева, который ценил крестьян и не морил их голодом, не заставлял работать до полусмерти. Такие бояре в России сейчас были крайне редкими, и жители села любили своего господина и искренне радовались его приездам, несмотря на довольно мрачное время опричнины и надвигающейся смуты.
Лучшим другом Васи был сын живших в деревне поляков Ежи, такой же озорной и шустрый, как и сам Васька. В те годы для них обоих мир был чем-то большим и неизведанным, полным загадок и тайн. И они вместе пытались познать эти секреты.
Пути друзей разошлись с началом смутных времен. Ежи с семьей уехал в Польшу, деревенька потихоньку начала загибаться, пустеть... Только церковный купол все так же сверкал в лучах солнца, показывая, что Бог еще не до конца покинул эту деревню. Но царство Российское все глубже погружалась в пучину смуты, тьмы и безысходности. Поляки пытались захватить власть и подчинить себе все государство, начав войну под предлогом якобы надвигавшейся на них угрозы со стороны новообразованного русско-шведского союза. И Васька, которому было уже двадцать два года от роду, вместе с другими способными держать оружие мужчинами встал на защиту Отечества. Ему было суждено попасть в число солдат, стоявших гарнизоном в близлежащем Смоленске. Городе, который попал в двухлетнюю осаду в первый же год войны...
Лучшим другом Васи был сын живших в деревне поляков Ежи, такой же озорной и шустрый, как и сам Васька. В те годы для них обоих мир был чем-то большим и неизведанным, полным загадок и тайн. И они вместе пытались познать эти секреты.
Пути друзей разошлись с началом смутных времен. Ежи с семьей уехал в Польшу, деревенька потихоньку начала загибаться, пустеть... Только церковный купол все так же сверкал в лучах солнца, показывая, что Бог еще не до конца покинул эту деревню. Но царство Российское все глубже погружалась в пучину смуты, тьмы и безысходности. Поляки пытались захватить власть и подчинить себе все государство, начав войну под предлогом якобы надвигавшейся на них угрозы со стороны новообразованного русско-шведского союза. И Васька, которому было уже двадцать два года от роду, вместе с другими способными держать оружие мужчинами встал на защиту Отечества. Ему было суждено попасть в число солдат, стоявших гарнизоном в близлежащем Смоленске. Городе, который попал в двухлетнюю осаду в первый же год войны...
Развязка близится. Она уже почти постучала в дверь. Василий чувствовал это, сжимая в руках древко бердыша, доставшегося ему после смерти одного из стрельцов и сменившего сломавшуюся рогатину. Вместе с оставшимися двумя сотнями защитников он ждал последнего штурма. У оборонявшихся осталось примерно сорок пищалей и пистолетов на всех, дроби и того меньше. Кольчужный панцирь придавливал солдата к земле, вместе с надетым набекрень шеломом. Но у Василия не было сил поправить доспех. Силы нужно было беречь на последний бой... Хотя особого смысла биться Вася уже не видел. Все идеалы, все то, во что он верил всю свою жизнь, разрушилось здесь, в Смоленске. Все это упало гниющими листьями на бренную землю, залитую кровью и уже никогда не способную дать новую жизнь засыхающему дереву. Царь оказался самозванцем, Бог позволяет погибать зазря людям, которые жили на этой земле, работали на ней, растили на ней жизнь, а Отечество все объято пламенем, скорбью и тьмою. Мысли Василия сбивались, а глаза видели только приближавшихся к пробоине в стене поляков. Жаждавших крови защитников. Бряцающих саблями, целившихся из пищалей. Что-то злобно выкрикивающих. "Царь... вера... боженька... Отечество... вера... батюшка... трава зеленая... речка шумит... боженька... нет, не спать... как там маменька?.. Отечество... самозванец... смерть... вот же она, рядом..." Василия трясло одновременно от злости, жалости и страха, он чудом не выронил бердыш, но только крепче сжал его древко. Солдаты были готовы встречать неприятеля - оружием, руками, грудью пытаться рвать его на части... Тело и сознание Василия будто существовали отдельно. Безучастно внешне он смотрел на близившуюся смерть, но внутри, в душе накатывал волнами испуг, вспыхивал пожар ненависти, капало дождем чувство глубокого сожаления, что все усилия в итоге окажутся напрасными. Но где-то там, в глубине, еще теплилась надежда. Наверное, это она и зашептала устами Василия:
- Господи, спаси!..
И в этот же момент ночь вспыхнула пищальным огнем, громыхнувшим из неплотных рядов защитников почти в унисон. Скрестились клинки, звенел металл, вскрикивали раненые и издавали последние стоны те, кому судилось отправиться в лучший мир сразу, почти без мучений... Василий опустил бердыш на голову бросившегося на него с воплем и саблей наперевес поляка. На землю снова полилась кровь... "Зачем воюем... За кого? За царя-самозванца? За попранную веру? За горящее Отечество?" Тут же оружие выпало из рук ослабевшего Василия, его что-то сильно толкнуло и кольнуло в бок, и солдат повалился на землю, пытаясь отползти подальше от места сечи, чтобы не затоптали. "Не так должно быть, не так."
- Господь, где же ты?.. - Зашептал Василий, упорно, но медленно отползая в сторону.
Бой продолжал кипеть. Его исход был предрешен хотя бы количественным соотношением сторон - многотысячная армия поляков сметет и не заметит две сотни изможденных и ослабших последних защитников Смоленска. Поляк уже прорвался за стену, основательно прорвался, и все оставшиеся в живых обороняющиеся отступали к церкви. Василий слышал над собой шаги, но продолжал упорно двигаться вперед. Резкая вспышка - и солдат провалился в беспамятство.
Возвращение в этот мир было тяжелым и болезненным: в ушах настойчиво звенело, в глазах троилось, а голова жутко раскалывалась от пульсирующей боли в затылке. Спину холодило. Немного придя в себя, Василий наконец осознал, что у него связаны руки, и начал вертеть головой. Он сделал это зря - затылок взорвался новой порцией боли, и Вася, скривившись, прислонился к стене, закрыв глаза. Кроме него, в этой сараюшке лежали, сидели и стояли еще семь человек, включая командовавшего гарнизоном Шеина. Итого из четырех тысяч русских воинов осталось восьмеро...
Одно Василий понимал точно - он в плену, и из плена вряд ли выберется. Не казнят - с голоду помрет. Такие пессимистичные мысли имели вполне осязаемое основание - сомнительно, что в грязном, маленьком сарае, на сырой земле, подгнивающей соломе, смешанной со свиньими и коровьими испражнениями пленники протянут долго. Они скорее сойдут с ума, если не успели этого сделать еще в осажденном Смоленске. Оставалось только ждать. Пока непонятно, чего именно...
Вася сидел как раз на горке соломы, и уже успел ее немного нагреть. Дрожь потихоньку уходила, и оставались только периодические, но не такие сильные, как раньше, вспышки боли в затылке. Пленник посмотрел на свой бок, задрав рваную рубаху, и увидел большой темнеющий синяк и небольшую ранку, уже не кровоточившую из-за корки спекшейся крови. "Спасла кольчужка-то!" Потрогав синяк, Василий поморщился - он все еще немного болел. Закончив осматривать свои боевые ранения, паренек огляделся вокруг, но не видел ничего, кроме таких же пленных, грязи и узеньких просветов между неплотно сбитыми досками стен сарая. Вдруг его внимание привлекло цоканье копыт снаружи сарая и фырканье лошади. Послышались голоса, что-то говорившие на польском. Некоторые слова Вася разобрал, но толком понять все равно ничего не смог.
- Ile ich jest, Jerzy?
- Osiem. - Ответил какой-то странно знакомый Васе голос.
"Восемь? Это про нас спрашивали. Что же там такое?" Паренек понял, что приехал какой-то из польских офицеров. Или, может... "Нет, не сейчас. Гнать эти мысли!" Вася не хотел признавать, что их могут сейчас казнить. Он боялся именно такой смерти - на виду кучи народа, с позором. Поджилки паренька снова затряслись. Тем временем разговор снаружи продолжался.
- Wyświetla tutaj, chcę zobaczyć.
Из этой фразы Василий понял только то, что их хотят увидеть. Тут же дверь сарая со скрипом отворилась, впустив внутрь солнечный свет, ослепивший пленников, и грубый голос рявкнул:
- Wstań! Chodź ze stodoły!
Пленники, изможденные, в рваных рубахах, некоторые избитые или даже раненые, послушно встали, но неуверенно жались в углу кучкой, не поняв второй части приказа.
- Wyjdzie! - Стараясь произносить слово как можно более похожим на русское "выйди", поляк показал рукой на дверь.
Василий неуверенно шагнул вперед первым, а за ним и остальные. Выйдя наружу, какое-то время глаза Васи не могли привыкнуть к солнечному свету, такому яркому, такому живому. Парень чувствовал себя ничтожным, слепым, щуря глаза, чтобы хоть что-то рассмотреть. Пленных выстроили в ряд, не спуская с них глаз и держа топоры и сабли наготове. Но никто и не собирался сбегать - не было сил. Русские солдаты стояли-то еле-еле, не говоря уже о попытках бегства... Перед узниками прошелся поляк в ярких, красивых одеждах с золотистым шитьем, окидывая их цепким взглядом и что-то себе ворча под нос, а иногда удовлетворенно хмыкая.
- Dobrze. Kto dowódca? - Обратился этот поляк к одному из стражников, стерегших сарай.
- To wojewoda! - Тот ткнул рукой в Шеина.
"Хорунжий, наверное..." Вася смотрел на приближавшегося к Шеину офицера, со злостью посмотревшего русскому воеводе в глаза.
- Odciągnąć do mnie. Chcę porozmawiać. - Спустя минуту безмолвного диалога двух врагов, процедил "хорунжий". Василий не разбирался в польских командирах и как их отличать, потому всех офицеров про себя называл "хорунжими".
Поляк кивнул на амбар, и пленников бросили туда снова. Всех, кроме Шеина, которого увели. Вася подергал руками, пробуя путы на прочность. Он знал, что не сможет их порвать, но все равно несколькими рывками попытался хоть чуть-чуть ослабить крепко завязанные веревки. Бросив тщетные попытки, Вася плюхнулся на ту же горку соломы, где сидел до этого. Ему даже удалось провалиться в полудрему, тревожный сон без сновидений.
Из дремы Василия вывел скрип двери и шум возни. Оказывается, Шеина уже вернули к остальным, бесцеремонно бросив его на пол. Все пленники смотрели на воеводу, отползшего к стене и плюнувшего в сторону двери, закрывшейся за поляками. Отдышавшись, Шеин сказал хриплым голосом:
- Плохи дела. Завтра нас казнят, на рассвете. Повесят или обезглавят - пока не знают.
Всех потрясла эта новость. Один солдат рухнул на колени, воздев руки к небу, и начал причитать. Вася отвернулся к стене, тяжело дыша и не желая принять эту новость. "Проклятая война... Проклятые смерти..." Васе вспомнился их деревенский священник. "И все... кто будет совершать грех убийства... все... попадут в геенну огненную..." С ужасом Вася осознал, что теперь ему путь туда же - в ад. Ведь он убивал людей. Защищая Отечество, но убивал... "Ну что же, похоже, вот оно, искупление." Вася вперил взгляд в стену, почти не мигая, пытаясь собрать в кучу мысли и хотя бы попытаться придумать план спасения, но ничего не выходило. Бросив эту идею, он тяжело вздохнул и собрался было снова задремать, но дверь сарая отворилась в третий раз. Вошедший караульный будто выискивал кого-то глазами. Остановив взгляд на Василии, он указал на него пальцем.
- Wstań. Ty.
Вася послушно встал, глядя на поляка, который поманил его за собой. Заведя паренька за амбар и воровато осмотревшись, стражник заговорил на плохоньком русском:
- Вася, это ты?
И тут Василий понял, почему голос ему показался знакомым в амбаре... Он узнал своего изменившегося друга.
- Ежи! Так вот ты где сейчас...
- Да, у нас нету czasu. Остальные по нужде отлучились. Вася, возьми. - Ежи всучил пареньку нож, помог его спрятать. - Ночью будет меняться караул. Может, один останется вас стеречь. Беги ночью, иначе казнят! Все, пошли обратно.
Василий был шокирован. С одной стороны, такая удача - спасение! Ключ к нему! С другой, его лучший, старый друг Ежи теперь оказался по другую сторону баррикад. Хотя и не забыл своего товарища. А тот уже снова играл свою роль злобного надзирателя и затолкал Васю в сарай, но не запер дверь. Ежи знал, что ее вряд ли будут проверять - караульные были ленивыми и чуть ли не спящими на посту. Василий улегся у стенки, пробираемый теперь уже дрожью ожидания. Он не сказал ни слова о побеге остальным. На этот раз ему удалось уснуть покрепче.
А тем временем в лесу, буквально в трех километрах от этого небольшого имения, где и стоял небольшой польский штаб с охранением и держали Васю и остальных пленников, готовился к ночному нападению на имение отряд в сотню казаков и выживших солдат, которым командовал служилый князь из Рославля, сумевший укрыться от поляков и организовать вот такой отряд сопротивления захватчикам.
- Михаил Алексеич, все готовы. - Доложил князю один из казаков. - Основные силы поляков сейчас в Рубино стоят. В имении Рымникских их меньше полусотни. Но надо спешить, завтра они уже будут на пути в Рубино.
Михаил Алексеевич кивнул.
- Подождем. Скоро уже стемнеет.
Солнце уже клонилось к закату, а поэтому ждать пришлось не слишком долго. Только последние лучи скрылись за горизонтом, Михаил Алексеевич Мещерский повел своих воинов в бой. Преимуществом этого небольшого войска была мобильность - все были посажены на коней. Так же его не слишком большая численность позволяла быстро маневрировать, собираться, отступать и менять рисунок сражения. Мещерский понимал это, и надеялся, что сегодняшняя вылазка увенчается успехом. Подойдя к имению как можно ближе, Михаил Алексеевич пустил лошадей галопом, ворвавшись внутрь поселения и застав врасплох расслабившихся часовых. Ему повезло, что разведка не донесла до командования Речи Посполитой никаких сведений о подобных отрядах, и потому поляк был абсолютно спокоен в этом имении. Началась кровавая сеча, просыпавшиеся поляки выбегали на улицу и почти тут же находили свою смерть, успевая в лучшем случае выстрелить раз или два. Мещерский, обладая численным и тактическим преимуществом, уже не оставил шанса своим противникам...
Пробудился Василий уже от криков, ржания лошадей и первых выстрелов. Переполошившись, и думая, что опоздал, он достал нож и стал судорожно пытаться перерезать веревки как можно быстрее. Наконец, спустя несколько минут путы поддались. Бросив их в угол, Вася уже направился к двери амбара, но его остановил оклик одного из пленных товарищей.
- Василий, ты куда? Ты как освободился?
- Освободи нас!
Нестройный хор ослабших голосов просил, умолял... Но Вася не хотел терять время, освобождая всех. Ведь неизвестно, кто напал на имение, и сарай вполне могут сжечь вместе со всем остальным, если это бандиты. Поэтому Василий, несколько мгновений посмотрев на своих соотечественников и поколебавшись, бросил на пол нож со словами:
- Освободитесь сами.
Открыв дверь, Вася еле успел рухнуть наземь, чтобы ему не снесло голову саблей всадника, проносившегося мимо. К счастью, он не заметил выбравшегося на свободу паренька и поскакал дальше с громким свистом. Вася увидел вокруг себя очередную картину ужасов войны - поляки, сонные, некоторые даже в исподнем, выбегали на улицу, прямо под копыта или сабли всадников. Василий узнал знакомые окрики, знакомую русскую речь... "Не бросили нас!" Но тут же сообразил, что эти казаки скорее всего не знали о пленниках, и могут принять Васю за такого же поляка, как и те, что сейчас лежат на обагренной кровью земле. Именно поэтому Вася вскочил, и, несмотря на босые ноги, побежал в сторону оврагов и редколесья, падая и снова поднимаясь, сбивая ноги и цепляясь рубахой за кусты, окончательно разрывая ее, сдирая кожу и царапая тело о разные колючки. "Бог услышал... услышал..." А позади него уже вспыхнуло имение, и даже здесь еще были слышны крики умирающих и изредка истошное ржание лошади...
- Господи, спаси!..
И в этот же момент ночь вспыхнула пищальным огнем, громыхнувшим из неплотных рядов защитников почти в унисон. Скрестились клинки, звенел металл, вскрикивали раненые и издавали последние стоны те, кому судилось отправиться в лучший мир сразу, почти без мучений... Василий опустил бердыш на голову бросившегося на него с воплем и саблей наперевес поляка. На землю снова полилась кровь... "Зачем воюем... За кого? За царя-самозванца? За попранную веру? За горящее Отечество?" Тут же оружие выпало из рук ослабевшего Василия, его что-то сильно толкнуло и кольнуло в бок, и солдат повалился на землю, пытаясь отползти подальше от места сечи, чтобы не затоптали. "Не так должно быть, не так."
- Господь, где же ты?.. - Зашептал Василий, упорно, но медленно отползая в сторону.
Бой продолжал кипеть. Его исход был предрешен хотя бы количественным соотношением сторон - многотысячная армия поляков сметет и не заметит две сотни изможденных и ослабших последних защитников Смоленска. Поляк уже прорвался за стену, основательно прорвался, и все оставшиеся в живых обороняющиеся отступали к церкви. Василий слышал над собой шаги, но продолжал упорно двигаться вперед. Резкая вспышка - и солдат провалился в беспамятство.
Возвращение в этот мир было тяжелым и болезненным: в ушах настойчиво звенело, в глазах троилось, а голова жутко раскалывалась от пульсирующей боли в затылке. Спину холодило. Немного придя в себя, Василий наконец осознал, что у него связаны руки, и начал вертеть головой. Он сделал это зря - затылок взорвался новой порцией боли, и Вася, скривившись, прислонился к стене, закрыв глаза. Кроме него, в этой сараюшке лежали, сидели и стояли еще семь человек, включая командовавшего гарнизоном Шеина. Итого из четырех тысяч русских воинов осталось восьмеро...
Одно Василий понимал точно - он в плену, и из плена вряд ли выберется. Не казнят - с голоду помрет. Такие пессимистичные мысли имели вполне осязаемое основание - сомнительно, что в грязном, маленьком сарае, на сырой земле, подгнивающей соломе, смешанной со свиньими и коровьими испражнениями пленники протянут долго. Они скорее сойдут с ума, если не успели этого сделать еще в осажденном Смоленске. Оставалось только ждать. Пока непонятно, чего именно...
Вася сидел как раз на горке соломы, и уже успел ее немного нагреть. Дрожь потихоньку уходила, и оставались только периодические, но не такие сильные, как раньше, вспышки боли в затылке. Пленник посмотрел на свой бок, задрав рваную рубаху, и увидел большой темнеющий синяк и небольшую ранку, уже не кровоточившую из-за корки спекшейся крови. "Спасла кольчужка-то!" Потрогав синяк, Василий поморщился - он все еще немного болел. Закончив осматривать свои боевые ранения, паренек огляделся вокруг, но не видел ничего, кроме таких же пленных, грязи и узеньких просветов между неплотно сбитыми досками стен сарая. Вдруг его внимание привлекло цоканье копыт снаружи сарая и фырканье лошади. Послышались голоса, что-то говорившие на польском. Некоторые слова Вася разобрал, но толком понять все равно ничего не смог.
- Ile ich jest, Jerzy?
- Osiem. - Ответил какой-то странно знакомый Васе голос.
"Восемь? Это про нас спрашивали. Что же там такое?" Паренек понял, что приехал какой-то из польских офицеров. Или, может... "Нет, не сейчас. Гнать эти мысли!" Вася не хотел признавать, что их могут сейчас казнить. Он боялся именно такой смерти - на виду кучи народа, с позором. Поджилки паренька снова затряслись. Тем временем разговор снаружи продолжался.
- Wyświetla tutaj, chcę zobaczyć.
Из этой фразы Василий понял только то, что их хотят увидеть. Тут же дверь сарая со скрипом отворилась, впустив внутрь солнечный свет, ослепивший пленников, и грубый голос рявкнул:
- Wstań! Chodź ze stodoły!
Пленники, изможденные, в рваных рубахах, некоторые избитые или даже раненые, послушно встали, но неуверенно жались в углу кучкой, не поняв второй части приказа.
- Wyjdzie! - Стараясь произносить слово как можно более похожим на русское "выйди", поляк показал рукой на дверь.
Василий неуверенно шагнул вперед первым, а за ним и остальные. Выйдя наружу, какое-то время глаза Васи не могли привыкнуть к солнечному свету, такому яркому, такому живому. Парень чувствовал себя ничтожным, слепым, щуря глаза, чтобы хоть что-то рассмотреть. Пленных выстроили в ряд, не спуская с них глаз и держа топоры и сабли наготове. Но никто и не собирался сбегать - не было сил. Русские солдаты стояли-то еле-еле, не говоря уже о попытках бегства... Перед узниками прошелся поляк в ярких, красивых одеждах с золотистым шитьем, окидывая их цепким взглядом и что-то себе ворча под нос, а иногда удовлетворенно хмыкая.
- Dobrze. Kto dowódca? - Обратился этот поляк к одному из стражников, стерегших сарай.
- To wojewoda! - Тот ткнул рукой в Шеина.
"Хорунжий, наверное..." Вася смотрел на приближавшегося к Шеину офицера, со злостью посмотревшего русскому воеводе в глаза.
- Odciągnąć do mnie. Chcę porozmawiać. - Спустя минуту безмолвного диалога двух врагов, процедил "хорунжий". Василий не разбирался в польских командирах и как их отличать, потому всех офицеров про себя называл "хорунжими".
Поляк кивнул на амбар, и пленников бросили туда снова. Всех, кроме Шеина, которого увели. Вася подергал руками, пробуя путы на прочность. Он знал, что не сможет их порвать, но все равно несколькими рывками попытался хоть чуть-чуть ослабить крепко завязанные веревки. Бросив тщетные попытки, Вася плюхнулся на ту же горку соломы, где сидел до этого. Ему даже удалось провалиться в полудрему, тревожный сон без сновидений.
Из дремы Василия вывел скрип двери и шум возни. Оказывается, Шеина уже вернули к остальным, бесцеремонно бросив его на пол. Все пленники смотрели на воеводу, отползшего к стене и плюнувшего в сторону двери, закрывшейся за поляками. Отдышавшись, Шеин сказал хриплым голосом:
- Плохи дела. Завтра нас казнят, на рассвете. Повесят или обезглавят - пока не знают.
Всех потрясла эта новость. Один солдат рухнул на колени, воздев руки к небу, и начал причитать. Вася отвернулся к стене, тяжело дыша и не желая принять эту новость. "Проклятая война... Проклятые смерти..." Васе вспомнился их деревенский священник. "И все... кто будет совершать грех убийства... все... попадут в геенну огненную..." С ужасом Вася осознал, что теперь ему путь туда же - в ад. Ведь он убивал людей. Защищая Отечество, но убивал... "Ну что же, похоже, вот оно, искупление." Вася вперил взгляд в стену, почти не мигая, пытаясь собрать в кучу мысли и хотя бы попытаться придумать план спасения, но ничего не выходило. Бросив эту идею, он тяжело вздохнул и собрался было снова задремать, но дверь сарая отворилась в третий раз. Вошедший караульный будто выискивал кого-то глазами. Остановив взгляд на Василии, он указал на него пальцем.
- Wstań. Ty.
Вася послушно встал, глядя на поляка, который поманил его за собой. Заведя паренька за амбар и воровато осмотревшись, стражник заговорил на плохоньком русском:
- Вася, это ты?
И тут Василий понял, почему голос ему показался знакомым в амбаре... Он узнал своего изменившегося друга.
- Ежи! Так вот ты где сейчас...
- Да, у нас нету czasu. Остальные по нужде отлучились. Вася, возьми. - Ежи всучил пареньку нож, помог его спрятать. - Ночью будет меняться караул. Может, один останется вас стеречь. Беги ночью, иначе казнят! Все, пошли обратно.
Василий был шокирован. С одной стороны, такая удача - спасение! Ключ к нему! С другой, его лучший, старый друг Ежи теперь оказался по другую сторону баррикад. Хотя и не забыл своего товарища. А тот уже снова играл свою роль злобного надзирателя и затолкал Васю в сарай, но не запер дверь. Ежи знал, что ее вряд ли будут проверять - караульные были ленивыми и чуть ли не спящими на посту. Василий улегся у стенки, пробираемый теперь уже дрожью ожидания. Он не сказал ни слова о побеге остальным. На этот раз ему удалось уснуть покрепче.
А тем временем в лесу, буквально в трех километрах от этого небольшого имения, где и стоял небольшой польский штаб с охранением и держали Васю и остальных пленников, готовился к ночному нападению на имение отряд в сотню казаков и выживших солдат, которым командовал служилый князь из Рославля, сумевший укрыться от поляков и организовать вот такой отряд сопротивления захватчикам.
- Михаил Алексеич, все готовы. - Доложил князю один из казаков. - Основные силы поляков сейчас в Рубино стоят. В имении Рымникских их меньше полусотни. Но надо спешить, завтра они уже будут на пути в Рубино.
Михаил Алексеевич кивнул.
- Подождем. Скоро уже стемнеет.
Солнце уже клонилось к закату, а поэтому ждать пришлось не слишком долго. Только последние лучи скрылись за горизонтом, Михаил Алексеевич Мещерский повел своих воинов в бой. Преимуществом этого небольшого войска была мобильность - все были посажены на коней. Так же его не слишком большая численность позволяла быстро маневрировать, собираться, отступать и менять рисунок сражения. Мещерский понимал это, и надеялся, что сегодняшняя вылазка увенчается успехом. Подойдя к имению как можно ближе, Михаил Алексеевич пустил лошадей галопом, ворвавшись внутрь поселения и застав врасплох расслабившихся часовых. Ему повезло, что разведка не донесла до командования Речи Посполитой никаких сведений о подобных отрядах, и потому поляк был абсолютно спокоен в этом имении. Началась кровавая сеча, просыпавшиеся поляки выбегали на улицу и почти тут же находили свою смерть, успевая в лучшем случае выстрелить раз или два. Мещерский, обладая численным и тактическим преимуществом, уже не оставил шанса своим противникам...
Пробудился Василий уже от криков, ржания лошадей и первых выстрелов. Переполошившись, и думая, что опоздал, он достал нож и стал судорожно пытаться перерезать веревки как можно быстрее. Наконец, спустя несколько минут путы поддались. Бросив их в угол, Вася уже направился к двери амбара, но его остановил оклик одного из пленных товарищей.
- Василий, ты куда? Ты как освободился?
- Освободи нас!
Нестройный хор ослабших голосов просил, умолял... Но Вася не хотел терять время, освобождая всех. Ведь неизвестно, кто напал на имение, и сарай вполне могут сжечь вместе со всем остальным, если это бандиты. Поэтому Василий, несколько мгновений посмотрев на своих соотечественников и поколебавшись, бросил на пол нож со словами:
- Освободитесь сами.
Открыв дверь, Вася еле успел рухнуть наземь, чтобы ему не снесло голову саблей всадника, проносившегося мимо. К счастью, он не заметил выбравшегося на свободу паренька и поскакал дальше с громким свистом. Вася увидел вокруг себя очередную картину ужасов войны - поляки, сонные, некоторые даже в исподнем, выбегали на улицу, прямо под копыта или сабли всадников. Василий узнал знакомые окрики, знакомую русскую речь... "Не бросили нас!" Но тут же сообразил, что эти казаки скорее всего не знали о пленниках, и могут принять Васю за такого же поляка, как и те, что сейчас лежат на обагренной кровью земле. Именно поэтому Вася вскочил, и, несмотря на босые ноги, побежал в сторону оврагов и редколесья, падая и снова поднимаясь, сбивая ноги и цепляясь рубахой за кусты, окончательно разрывая ее, сдирая кожу и царапая тело о разные колючки. "Бог услышал... услышал..." А позади него уже вспыхнуло имение, и даже здесь еще были слышны крики умирающих и изредка истошное ржание лошади...
