Всего: 28887
Просмотр сообщений
1
Средневековье / Молот ведьм
« : 14 Ноября, 2008, 11:38 »
3 ноября 1324 года в Килкенни, Ирландия, была отлучена от церкви и сожжена заживо Петронилла де Митс — служанка состоятельной дамы Алисы Кайтелер. Этой казнью завершилось преследование Алисы Кайтелер епископом Оссорским, Ричардом де Ледреде, который в начале 1324 года выдвинул против нее сразу несколько обвинений: в отречении от Господа и католической церкви; в попытках узнать будущее через демонов; в связи с «демоном одного из низших классов ада» и принесении ему в жертву живых петухов; в изготовлении магических порошков и мазей, с помощью которых она якобы умертвила трех своих мужей и собиралась проделать то же с четвертым.
Леди Алиса была достаточно влиятельной, чтобы противостоять епископу, но все же ей пришлось переехать в Англию. Тогда «козлом отпущения» в этой истории стала ее служанка. И хотя под поркой Петронилла де Митс созналась во всем, что хотел услышать епископ: в посещении ночных оргий, принесении жертв демону, а также в том, что ее госпожа — искуснейшая из ведьм, — несчастную это не спасло.
Эта история стала одной из первых в печально известной охоте на ведьм, продлившейся несколько столетий и унесшей жизни, по разным оценкам, от 60 до 100 тысяч человек. Правда, в XIV веке колесо только раскручивалось и казни были относительно редкими. «Большая охота» началась в середине XVI века и продлилась примерно 200 лет — на этот период приходится около 100 тысяч процессов и 50 тысяч жертв. Своего апогея ведовская истерия достигла в Германских государствах, Швейцарии, Франции и Шотландии, в меньшей степени затронув Англию, Италию и Испанию, и почти не коснулась Восточной Европы и России. Лишь несколько процессов было в Америке, самый известный пример — Салемские события 1692—1693 годов.
Охота на ведьм многими воспринимается как символ «мрачного Средневековья», но, как видим, ее разгар приходится вовсе не на «безмолвные века», а на начало нового времени — на XVII и даже XVIII века. Кажется непостижимым, но людей сжигали во времена Ньютона и Декарта, Канта и Моцарта, Шиллера и Гете! Сотни тысяч «ведьм» пошли на костер в век научной революции, а среди судей были профессора университетов. Об охоте на ведьм историческая наука до недавнего времени знала очень мало, даже число жертв этой идеологической чумы не было известно. Лишь в последние десятилетия благодаря систематической кропотливой обработке судебных документов, монастырских и муниципальных архивов удалось воссоздать приблизительную картину событий.
Как все начиналось
Существует несколько версий относительно возникновения массовых ведовских процессов, ни одну из которых, впрочем, нельзя считать исчерпывающей. По одной версии, охота на ведьм стала лишь продолжением практики искоренения ересей. Сторонники этой точки зрения утверждают, что инквизиция воспринимала ведьм как членов организованной сатанинской секты, и относят начало охоты на них к XII веку, когда появляются сведения о секте катаров. XI—XII столетия, как известно, стали временем расцвета еретических движений богомилов, альбигойцев и вальденсов, и католическая церковь отреагировала на это созданием в 1215 году специального органа — папской инквизиции — для розыска и наказания еретиков. Однако инквизиция отнюдь не ставила своей целью уничтожение ведьм. Она преследовала подозреваемых в колдовстве лишь в случае их причастности к еретическому движению. При этом весьма высок был процент оправдательных приговоров.
В соответствии с другой точкой зрения, ведьмы преследовались как некий фантомный «внутренний враг» наравне с другими изгоями, прежде всего евреями и прокаженными. Действительно, еще в XI веке появляются первые гетто для евреев в Германии и начинаются их массовые убийства в Испании. В 1179 году во Франции издается закон против прокаженных и гомосексуалистов. В конце XII века из Франции изгоняются евреи. И, наконец, в XIV веке в этой же стране происходят массовые убийства прокаженных. Но такие сопоставительные ретроспекции не проясняют причин массовой охоты на ведьм, развернувшейся многим позже перечисленных событий.
Существует и психоаналитическая интерпретация ведовских процессов, согласно которой они представляли собой массовую мисогонию — войну мужчин против женщин. Эту версию выдвинул французский историк Жюль Мишле, опубликовавший в 1929 году книгу «Ведьма и женщина». Эта оригинальная интерпретация и поныне вдохновляет идеологов феминистского движения. Но утверждать, что ведовские процессы были «женским холокостом», мешают два исторических факта — среди осужденных в колдовстве было около трети мужчин (а в Нормандии и Скандинавии даже подавляющее их большинство), а обвинителями очень часто выступали именно женщины.
По самой курьезной из версий, охота на ведьм была следствием массового психоза, вызванного стрессами, эпидемиями, войнами, голодом, а также более конкретными причинами, в числе которых наиболее часто упоминается отравление спорыньей (плесенью, появляющейся на ржи в дождливые годы) или атропинами (белладонной и другими растительными и животными ядами). Однако принять эту версию мешает длительность эпохи преследования ведьм и очевидная бюрократичность, даже рутинность процессов. Кроме того, тогда придется признать, что расстройством сознания страдали не измученные голодом и стрессами крестьяне, а ученые демонологи и судьи: историки доказали, что рассказы о полетах на шабаш и других невероятных вещах, якобы вызванные галлюцинациями, были не фантазией обвиняемых, а всего лишь ответами на прямые вопросы следователей, добивавшихся с помощью пыток подтверждения своих собственных представлений о том, что и как должны делать ведьмы.
Наконец, согласно одному из самых убедительных объяснений, распространению ведовской истерии способствовало появление демонологических ученых трактатов — инструкций по поиску и искоренению ведьм. Они базировались на авторитете Ветхого завета: «Ворожеи не оставляй в живых», — гласит книга Исхода (22:18). Одно из самых влиятельных руководств такого рода — знаменитый «Молот ведьм» монахов-доминиканцев Якоба Шпренгера и Генриха Инститориса — было издано в 1487 году по поручению папы Иннокентия VIII. В последующие 200 лет этот трактат выдержал 29 изданий и использовался для формализации судебных допросов. В XVI — начале XVII века появляется много изданий такого рода — «Демономания» Жана Бодена, «Демонология» короля Якова I Стюарта, «Демонолатрия» Николя Реми. Тон этих сочинений выдает глубокое внутреннее напряжение, которое находило выражение в конструировании кошмарной вселенной, где свирепствуют и предаются разгулу дьявольские силы. Из трактатов ученых демонологов в сердца и умы читающей публики постепенно проникал образ дьявольской служанки — ведьмы.
Образ ведьмы
При слове «ведьма» обычно представляют безобразную старуху (которая, впрочем, способна представляться прекрасной женщиной) с нечесаными волосами, редкими зубами и пронзительным взглядом, окруженную кошками и другой мелкой живностью. С помощью нечистой силы она вредит своим соседям, насылает болезни и смерть на людей, отбирает молоко у коров, вызывает непогоду, засуху и моровые поветрия, варит зелья, оборачивается разными животными и предметами, по ночам летает на метле или козле на ведовской шабаш — сатанинские оргии. Этот образ восходит отчасти к европейскому фольклору, отчасти — к творчеству демонологов начала нового времени. На многих картинах и гравюрах XVI—XVIII веков (от Питера Брейгеля-старшего и Альбрехта Дюрера до Франсиско Гойи) изображен один и тот же сюжет: обнаженные женщины, молодые и старые, в окружении магических книг, черепов, змей и жаб варят в котлах свое отвратительное зелье либо на козлах, собаках и ухватах летят на ночное сборище.
Образ ведьмы в трудах теологов XV—XVII веков формировался на основе древнего наследия — в образе злокозненной распутницы угадываются черты ветхозаветной Лилит, античной богини Дианы, Цирцеи, превратившей в свиней спутников Одиссея, Медеи и женских персонажей поэм Вергилия и Горация. Добавлением к этому образу стало новое истолкование необычных способностей ведьмы. Идея о том, что некоторые люди обладают сверхъестественными способностями, универсальна для всех народов Земли. Но в Европе позднего Cредневековья эти способности стали ассоциироваться с дьяволом — считалось, что ведьма приобретала свои умения в обмен на бессмертную душу. В результате на теле ведьмы якобы появлялась «дьявольская отметина» — неприметное пятнышко, нечувствительное к боли. Поиск этого пятнышка стал одним из стандартных следственных действий во время ведовского процесса. Другим «тестом» было испытание водой — предполагалось, что ведьма даже со связанными руками не тонет, потому что ей помогают ее домашние демоны и сам патрон. Стойкость на допросах, нежелание признаваться в злодеяниях тоже считались показателями ее нечеловеческой природы.
В глазах же европейских крестьян образ ведьмы был несколько иным — это не обязательно была женщина, главным был не пол, а внешность и поведение человека. Люди с физическими недостатками, одинокие, нелюдимые, злые и сварливые, пренебрегающие нравственными нормами или внезапно разбогатевшие, — вот кто рисковал приобрести репутацию ведьмы или колдуна. С ними уживались и даже старались обходиться как можно более вежливо, чтобы не навлечь на себя их гнев. Но как только что-нибудь случалось — ведьме угрожали, заставляли забрать назад порчу, даже били и царапали до крови (считалось, что это может снять заклятие). Не связь с дьяволом, не ночные полеты, а именно вредоносные действия ведьмы, колдовская порча — так называемая maleficia — пугали крестьян.
Вопреки распространенному стереотипу образ ведьмы как тайного врага, опасного для всего общества, более характерен не для католических, а для протестантских общин с их борьбой за идеологическую чистоту и категорическим отвержением всего, хоть отдаленно напоминающего магию. Католическая церковь более спокойно относилась к деревенским знахарям, она мирилась с существованием дьявола и его слуг, адаптируя таким образом дохристианские представления. В самом католичестве было много магии, клир и монастыри предлагали прихожанам и паломникам разные средства для чудесных исцелений и защиты от ведьм. Реформация отменила и эти средства, и мир в отношении всех инакомыслящих, будь то паписты или ведьмы. Инквизиция приговаривала ведьм к сожжению не за магию, а за ересь — договор с дьяволом и службу ему, протестанты же были гораздо более радикальны.
Было ли что-либо подобное в православии? Американская исследовательница Валери Кивельсон полагает, что ведовская истерия не коснулась России во многом из-за особого отношения к человеческому телу в восточном христианстве в отличие от католичества и тем более протестантизма. Хотя православие унаследовало иудео-христианское представление о женщине как сосуде греха, оно не приняло идеи падения Адама и первородного греха как основы христианского учения. Последствия были огромны: если для католицизма грехи плоти — основной порок и причина падения мужчины, а протестантизм относится к плоти как к косному «носителю» души, то в православии плоть воспринимается не как неизбежное зло, а скорее как благо, освященное воплощением Спасителя. Восточные теологи были меньше поглощены идеей греховности плоти, чем их западные коллеги, и, соответственно, женщина как телесное существо беспокоила и пугала православных христиан меньше. В России не было теологической теории колдовства, и оно не было окрашено в сексуальные тона. В ходе русских колдовских процессов о дьяволе, этом патроне западных ведьм, речь заходила очень редко.
Важно и то, что в России уголовное законодательство в отношении колдовства в допетровскую эпоху не было развито, а Петр I своим указом 1715 года против кликуш, обычных обвинителей колдунов, раз и навсегда перекрыл канал доносов. Православные священники были осторожны в своих проповедях на тему колдовства и порчи, в которые, безусловно, верили русские крестьяне и горожане, и стремились препятствовать народным самосудам над колдунами. К тому же православие не испытало того глубокого кризиса, который вылился на Западе в Реформацию и привел к затяжной эпохе религиозных войн.
Эффект «снежного кома»
Большую роль в превращении единичных процессов в массовые сыграли изменения в законодательстве — под влиянием папских булл XIV—XV веков в светские уголовно-судебные уложения попадают описания следственных методов инквизиции и статьи о наказании за колдовство. Колдовство признавалось исключительным преступлением — crimen exeptum. Это означало неограниченное применение пыток, а также то, что для вынесения приговора было достаточно доносов и показаний свидетелей. Пытки порождали эффект «снежного кома» — обвиняемые выдавали все новых и новых сообщников, с которыми якобы встречались на шабашах, и число осужденных росло в геометрической прогрессии. Так, например, в Салеме, небольшом городке, в котором насчитывалась всего сотня домовладений, за два года процессов было осуждено 185 человек.
Особенно интенсивными ведовские процессы были на территориях, затронутых Реформацией. Восприняв как догму демонологические построения своих политических противников, протестантские наставники стали своими силами бороться с «посланниками ада». «Колдуны и ведьмы, — писал Мартин Лютер, — суть злое дьявольское отродье, они крадут молоко, навлекают непогоду, насылают на людей порчу, силу в ногах отнимают, истязают детей в колыбели... понуждают людей к любви и соитию, и несть числа проискам дьявола». И вскоре в лютеранских и кальвинистских государствах появились собственные, более суровые законы о колдовстве (например, был отменен пересмотр судебных дел). Пытаясь расколдовать мир, протестантские теологи породили массовую паранойю.
Так, в саксонском городе Кведлинбурге с населением в 12 тысяч человек за один только день 1589 года были сожжены 133 «ведьмы». В Силезии один из палачей сконструировал печь, в которой за 1651 год сжег 42 человека, включая двухлетних детей. Но и в католических землях Германии охота на ведьм была в это время не менее жестокой, особенно в Трире, Бамберге, Майнце и Вюрцбурге.
Свободный город Кёльн помнит ведовскую панику 1627— 1639 годов, когда было уничтожено около тысячи человек. В Теттванге (Вюртемберг) в 1608 году почтенный отец семейства умер в тюрьме от пыток, его жену истязали 11 раз, пока она не призналась. А их 12-летнюю дочь в течение целого дня пытали с такой жестокостью, что сам палач только через десять недель решил, что она достаточно поправилась, чтобы выдержать дальнейшие истязания.
Дурен, священник из Альфтера, в письме к графу Вернеру фон Сальму так описывал ведовские преследования в Бонне начала XVII века: «Кажется, вовлечено полгорода: профессора, студенты, пасторы, каноники, викарии и монахи уже арестованы и сожжены... Канцлер с супругой и жена его личного секретаря уже схвачены и казнены. На Рождество Пресвятой Богородицы казнили воспитанницу князя-епископа, девятнадцатилетнюю девушку, известную своей набожностью и благочестием... Трех-четырехлетних детей объявляли любовниками Дьявола. Сжигали студентов и мальчиков благородного происхождения 9—14 лет. В заключение скажу, что дела находятся в таком ужасном состоянии, что никто не знает, с кем можно говорить и сотрудничать».
Преследование ведьм в Германии достигло высшей точки во время Тридцатилетней войны 1618—1648 годов, когда воюющие стороны обвиняли друг друга в колдовской ереси. Но и в мирные времена политическая борьба и придворные интриги часто принимали форму взаимных обвинений в колдовстве. В Англии за это преступление были осуждены многие высокопоставленные лица, подозревавшиеся в политическом инакомыслии и тайном заговоре против короля. В 1478 году герцогиня Бедфордская была обвинена в чародействе. Ричард III в 1483 году обвинил бывшую королеву Елизавету Вудвилл в том, что она иссушила его руку. Супруга Генриха VIII Анна Болейн была казнена в 1536 году по обвинению в колдовстве.
Была еще одна причина того, что процессы стали массовыми — передача дел о колдовстве из церковных судов в светские ставила охоту в прямую зависимость от настроений и амбиций местных правителей. И если некоторые из них не допускали разгула процессов, то другие всячески их поощряли и даже сами выступали в числе рьяных охотников за ведьмами. Эпицентр массовых ведовских процессов был либо в отдаленных провинциях крупных государств, либо там, где центральная власть была слабой. В централизованных государствах с развитой административной структурой, например во Франции, охота на ведьм велась менее интенсивно, чем в государствах слабых и раздробленных. Иногда центральная власть сама начинала процессы, как в Испании, но они никогда не смогли бы достичь такого размаха без поддержки местной элиты.
Однако политические факторы сами по себе вряд ли сыграли бы решающую роль, если бы не сопутствующие обстоятельства. Судебные процессы против ведьм распространялись волнами, тесно связанными с кризисными явлениями — неурожаями, войнами, эпидемиями чумы и сифилиса, которые порождали отчаяние и панику и усиливали склонность людей искать тайную причину несчастий. По мнению историков, в конце XVI века число процессов резко выросло из-за демографического и экономического кризисов. Увеличение численности населения и долговременное ухудшение климата в течение этого столетия наряду с притоком серебра из американских колоний привели к революции цен, голоду и росту социальной напряженности.
Психологи утверждают, что в ситуации стресса, экономической нестабильности, социального и идеологического кризиса может возникать так называемый архаический синдром — интеллектуальный регресс, когда человек или общество оказываются в странном мире оживших призраков и материализованных фобий. Страх усыпляет разум, а сон разума, по выражению Гойи, рождает чудовищ. В такой ситуации естественный способ устранения страха и паники — порождение образа «внутреннего врага», чтобы, изгнав его, символически изгнать причину страха.
Эта история стала одной из первых в печально известной охоте на ведьм, продлившейся несколько столетий и унесшей жизни, по разным оценкам, от 60 до 100 тысяч человек. Правда, в XIV веке колесо только раскручивалось и казни были относительно редкими. «Большая охота» началась в середине XVI века и продлилась примерно 200 лет — на этот период приходится около 100 тысяч процессов и 50 тысяч жертв. Своего апогея ведовская истерия достигла в Германских государствах, Швейцарии, Франции и Шотландии, в меньшей степени затронув Англию, Италию и Испанию, и почти не коснулась Восточной Европы и России. Лишь несколько процессов было в Америке, самый известный пример — Салемские события 1692—1693 годов.
Охота на ведьм многими воспринимается как символ «мрачного Средневековья», но, как видим, ее разгар приходится вовсе не на «безмолвные века», а на начало нового времени — на XVII и даже XVIII века. Кажется непостижимым, но людей сжигали во времена Ньютона и Декарта, Канта и Моцарта, Шиллера и Гете! Сотни тысяч «ведьм» пошли на костер в век научной революции, а среди судей были профессора университетов. Об охоте на ведьм историческая наука до недавнего времени знала очень мало, даже число жертв этой идеологической чумы не было известно. Лишь в последние десятилетия благодаря систематической кропотливой обработке судебных документов, монастырских и муниципальных архивов удалось воссоздать приблизительную картину событий.
Как все начиналось
Существует несколько версий относительно возникновения массовых ведовских процессов, ни одну из которых, впрочем, нельзя считать исчерпывающей. По одной версии, охота на ведьм стала лишь продолжением практики искоренения ересей. Сторонники этой точки зрения утверждают, что инквизиция воспринимала ведьм как членов организованной сатанинской секты, и относят начало охоты на них к XII веку, когда появляются сведения о секте катаров. XI—XII столетия, как известно, стали временем расцвета еретических движений богомилов, альбигойцев и вальденсов, и католическая церковь отреагировала на это созданием в 1215 году специального органа — папской инквизиции — для розыска и наказания еретиков. Однако инквизиция отнюдь не ставила своей целью уничтожение ведьм. Она преследовала подозреваемых в колдовстве лишь в случае их причастности к еретическому движению. При этом весьма высок был процент оправдательных приговоров.
В соответствии с другой точкой зрения, ведьмы преследовались как некий фантомный «внутренний враг» наравне с другими изгоями, прежде всего евреями и прокаженными. Действительно, еще в XI веке появляются первые гетто для евреев в Германии и начинаются их массовые убийства в Испании. В 1179 году во Франции издается закон против прокаженных и гомосексуалистов. В конце XII века из Франции изгоняются евреи. И, наконец, в XIV веке в этой же стране происходят массовые убийства прокаженных. Но такие сопоставительные ретроспекции не проясняют причин массовой охоты на ведьм, развернувшейся многим позже перечисленных событий.
Существует и психоаналитическая интерпретация ведовских процессов, согласно которой они представляли собой массовую мисогонию — войну мужчин против женщин. Эту версию выдвинул французский историк Жюль Мишле, опубликовавший в 1929 году книгу «Ведьма и женщина». Эта оригинальная интерпретация и поныне вдохновляет идеологов феминистского движения. Но утверждать, что ведовские процессы были «женским холокостом», мешают два исторических факта — среди осужденных в колдовстве было около трети мужчин (а в Нормандии и Скандинавии даже подавляющее их большинство), а обвинителями очень часто выступали именно женщины.
По самой курьезной из версий, охота на ведьм была следствием массового психоза, вызванного стрессами, эпидемиями, войнами, голодом, а также более конкретными причинами, в числе которых наиболее часто упоминается отравление спорыньей (плесенью, появляющейся на ржи в дождливые годы) или атропинами (белладонной и другими растительными и животными ядами). Однако принять эту версию мешает длительность эпохи преследования ведьм и очевидная бюрократичность, даже рутинность процессов. Кроме того, тогда придется признать, что расстройством сознания страдали не измученные голодом и стрессами крестьяне, а ученые демонологи и судьи: историки доказали, что рассказы о полетах на шабаш и других невероятных вещах, якобы вызванные галлюцинациями, были не фантазией обвиняемых, а всего лишь ответами на прямые вопросы следователей, добивавшихся с помощью пыток подтверждения своих собственных представлений о том, что и как должны делать ведьмы.
Наконец, согласно одному из самых убедительных объяснений, распространению ведовской истерии способствовало появление демонологических ученых трактатов — инструкций по поиску и искоренению ведьм. Они базировались на авторитете Ветхого завета: «Ворожеи не оставляй в живых», — гласит книга Исхода (22:18). Одно из самых влиятельных руководств такого рода — знаменитый «Молот ведьм» монахов-доминиканцев Якоба Шпренгера и Генриха Инститориса — было издано в 1487 году по поручению папы Иннокентия VIII. В последующие 200 лет этот трактат выдержал 29 изданий и использовался для формализации судебных допросов. В XVI — начале XVII века появляется много изданий такого рода — «Демономания» Жана Бодена, «Демонология» короля Якова I Стюарта, «Демонолатрия» Николя Реми. Тон этих сочинений выдает глубокое внутреннее напряжение, которое находило выражение в конструировании кошмарной вселенной, где свирепствуют и предаются разгулу дьявольские силы. Из трактатов ученых демонологов в сердца и умы читающей публики постепенно проникал образ дьявольской служанки — ведьмы.
Образ ведьмы
При слове «ведьма» обычно представляют безобразную старуху (которая, впрочем, способна представляться прекрасной женщиной) с нечесаными волосами, редкими зубами и пронзительным взглядом, окруженную кошками и другой мелкой живностью. С помощью нечистой силы она вредит своим соседям, насылает болезни и смерть на людей, отбирает молоко у коров, вызывает непогоду, засуху и моровые поветрия, варит зелья, оборачивается разными животными и предметами, по ночам летает на метле или козле на ведовской шабаш — сатанинские оргии. Этот образ восходит отчасти к европейскому фольклору, отчасти — к творчеству демонологов начала нового времени. На многих картинах и гравюрах XVI—XVIII веков (от Питера Брейгеля-старшего и Альбрехта Дюрера до Франсиско Гойи) изображен один и тот же сюжет: обнаженные женщины, молодые и старые, в окружении магических книг, черепов, змей и жаб варят в котлах свое отвратительное зелье либо на козлах, собаках и ухватах летят на ночное сборище.
Образ ведьмы в трудах теологов XV—XVII веков формировался на основе древнего наследия — в образе злокозненной распутницы угадываются черты ветхозаветной Лилит, античной богини Дианы, Цирцеи, превратившей в свиней спутников Одиссея, Медеи и женских персонажей поэм Вергилия и Горация. Добавлением к этому образу стало новое истолкование необычных способностей ведьмы. Идея о том, что некоторые люди обладают сверхъестественными способностями, универсальна для всех народов Земли. Но в Европе позднего Cредневековья эти способности стали ассоциироваться с дьяволом — считалось, что ведьма приобретала свои умения в обмен на бессмертную душу. В результате на теле ведьмы якобы появлялась «дьявольская отметина» — неприметное пятнышко, нечувствительное к боли. Поиск этого пятнышка стал одним из стандартных следственных действий во время ведовского процесса. Другим «тестом» было испытание водой — предполагалось, что ведьма даже со связанными руками не тонет, потому что ей помогают ее домашние демоны и сам патрон. Стойкость на допросах, нежелание признаваться в злодеяниях тоже считались показателями ее нечеловеческой природы.
В глазах же европейских крестьян образ ведьмы был несколько иным — это не обязательно была женщина, главным был не пол, а внешность и поведение человека. Люди с физическими недостатками, одинокие, нелюдимые, злые и сварливые, пренебрегающие нравственными нормами или внезапно разбогатевшие, — вот кто рисковал приобрести репутацию ведьмы или колдуна. С ними уживались и даже старались обходиться как можно более вежливо, чтобы не навлечь на себя их гнев. Но как только что-нибудь случалось — ведьме угрожали, заставляли забрать назад порчу, даже били и царапали до крови (считалось, что это может снять заклятие). Не связь с дьяволом, не ночные полеты, а именно вредоносные действия ведьмы, колдовская порча — так называемая maleficia — пугали крестьян.
Вопреки распространенному стереотипу образ ведьмы как тайного врага, опасного для всего общества, более характерен не для католических, а для протестантских общин с их борьбой за идеологическую чистоту и категорическим отвержением всего, хоть отдаленно напоминающего магию. Католическая церковь более спокойно относилась к деревенским знахарям, она мирилась с существованием дьявола и его слуг, адаптируя таким образом дохристианские представления. В самом католичестве было много магии, клир и монастыри предлагали прихожанам и паломникам разные средства для чудесных исцелений и защиты от ведьм. Реформация отменила и эти средства, и мир в отношении всех инакомыслящих, будь то паписты или ведьмы. Инквизиция приговаривала ведьм к сожжению не за магию, а за ересь — договор с дьяволом и службу ему, протестанты же были гораздо более радикальны.
Было ли что-либо подобное в православии? Американская исследовательница Валери Кивельсон полагает, что ведовская истерия не коснулась России во многом из-за особого отношения к человеческому телу в восточном христианстве в отличие от католичества и тем более протестантизма. Хотя православие унаследовало иудео-христианское представление о женщине как сосуде греха, оно не приняло идеи падения Адама и первородного греха как основы христианского учения. Последствия были огромны: если для католицизма грехи плоти — основной порок и причина падения мужчины, а протестантизм относится к плоти как к косному «носителю» души, то в православии плоть воспринимается не как неизбежное зло, а скорее как благо, освященное воплощением Спасителя. Восточные теологи были меньше поглощены идеей греховности плоти, чем их западные коллеги, и, соответственно, женщина как телесное существо беспокоила и пугала православных христиан меньше. В России не было теологической теории колдовства, и оно не было окрашено в сексуальные тона. В ходе русских колдовских процессов о дьяволе, этом патроне западных ведьм, речь заходила очень редко.
Важно и то, что в России уголовное законодательство в отношении колдовства в допетровскую эпоху не было развито, а Петр I своим указом 1715 года против кликуш, обычных обвинителей колдунов, раз и навсегда перекрыл канал доносов. Православные священники были осторожны в своих проповедях на тему колдовства и порчи, в которые, безусловно, верили русские крестьяне и горожане, и стремились препятствовать народным самосудам над колдунами. К тому же православие не испытало того глубокого кризиса, который вылился на Западе в Реформацию и привел к затяжной эпохе религиозных войн.
Эффект «снежного кома»
Большую роль в превращении единичных процессов в массовые сыграли изменения в законодательстве — под влиянием папских булл XIV—XV веков в светские уголовно-судебные уложения попадают описания следственных методов инквизиции и статьи о наказании за колдовство. Колдовство признавалось исключительным преступлением — crimen exeptum. Это означало неограниченное применение пыток, а также то, что для вынесения приговора было достаточно доносов и показаний свидетелей. Пытки порождали эффект «снежного кома» — обвиняемые выдавали все новых и новых сообщников, с которыми якобы встречались на шабашах, и число осужденных росло в геометрической прогрессии. Так, например, в Салеме, небольшом городке, в котором насчитывалась всего сотня домовладений, за два года процессов было осуждено 185 человек.
Особенно интенсивными ведовские процессы были на территориях, затронутых Реформацией. Восприняв как догму демонологические построения своих политических противников, протестантские наставники стали своими силами бороться с «посланниками ада». «Колдуны и ведьмы, — писал Мартин Лютер, — суть злое дьявольское отродье, они крадут молоко, навлекают непогоду, насылают на людей порчу, силу в ногах отнимают, истязают детей в колыбели... понуждают людей к любви и соитию, и несть числа проискам дьявола». И вскоре в лютеранских и кальвинистских государствах появились собственные, более суровые законы о колдовстве (например, был отменен пересмотр судебных дел). Пытаясь расколдовать мир, протестантские теологи породили массовую паранойю.
Так, в саксонском городе Кведлинбурге с населением в 12 тысяч человек за один только день 1589 года были сожжены 133 «ведьмы». В Силезии один из палачей сконструировал печь, в которой за 1651 год сжег 42 человека, включая двухлетних детей. Но и в католических землях Германии охота на ведьм была в это время не менее жестокой, особенно в Трире, Бамберге, Майнце и Вюрцбурге.
Свободный город Кёльн помнит ведовскую панику 1627— 1639 годов, когда было уничтожено около тысячи человек. В Теттванге (Вюртемберг) в 1608 году почтенный отец семейства умер в тюрьме от пыток, его жену истязали 11 раз, пока она не призналась. А их 12-летнюю дочь в течение целого дня пытали с такой жестокостью, что сам палач только через десять недель решил, что она достаточно поправилась, чтобы выдержать дальнейшие истязания.
Дурен, священник из Альфтера, в письме к графу Вернеру фон Сальму так описывал ведовские преследования в Бонне начала XVII века: «Кажется, вовлечено полгорода: профессора, студенты, пасторы, каноники, викарии и монахи уже арестованы и сожжены... Канцлер с супругой и жена его личного секретаря уже схвачены и казнены. На Рождество Пресвятой Богородицы казнили воспитанницу князя-епископа, девятнадцатилетнюю девушку, известную своей набожностью и благочестием... Трех-четырехлетних детей объявляли любовниками Дьявола. Сжигали студентов и мальчиков благородного происхождения 9—14 лет. В заключение скажу, что дела находятся в таком ужасном состоянии, что никто не знает, с кем можно говорить и сотрудничать».
Преследование ведьм в Германии достигло высшей точки во время Тридцатилетней войны 1618—1648 годов, когда воюющие стороны обвиняли друг друга в колдовской ереси. Но и в мирные времена политическая борьба и придворные интриги часто принимали форму взаимных обвинений в колдовстве. В Англии за это преступление были осуждены многие высокопоставленные лица, подозревавшиеся в политическом инакомыслии и тайном заговоре против короля. В 1478 году герцогиня Бедфордская была обвинена в чародействе. Ричард III в 1483 году обвинил бывшую королеву Елизавету Вудвилл в том, что она иссушила его руку. Супруга Генриха VIII Анна Болейн была казнена в 1536 году по обвинению в колдовстве.
Была еще одна причина того, что процессы стали массовыми — передача дел о колдовстве из церковных судов в светские ставила охоту в прямую зависимость от настроений и амбиций местных правителей. И если некоторые из них не допускали разгула процессов, то другие всячески их поощряли и даже сами выступали в числе рьяных охотников за ведьмами. Эпицентр массовых ведовских процессов был либо в отдаленных провинциях крупных государств, либо там, где центральная власть была слабой. В централизованных государствах с развитой административной структурой, например во Франции, охота на ведьм велась менее интенсивно, чем в государствах слабых и раздробленных. Иногда центральная власть сама начинала процессы, как в Испании, но они никогда не смогли бы достичь такого размаха без поддержки местной элиты.
Однако политические факторы сами по себе вряд ли сыграли бы решающую роль, если бы не сопутствующие обстоятельства. Судебные процессы против ведьм распространялись волнами, тесно связанными с кризисными явлениями — неурожаями, войнами, эпидемиями чумы и сифилиса, которые порождали отчаяние и панику и усиливали склонность людей искать тайную причину несчастий. По мнению историков, в конце XVI века число процессов резко выросло из-за демографического и экономического кризисов. Увеличение численности населения и долговременное ухудшение климата в течение этого столетия наряду с притоком серебра из американских колоний привели к революции цен, голоду и росту социальной напряженности.
Психологи утверждают, что в ситуации стресса, экономической нестабильности, социального и идеологического кризиса может возникать так называемый архаический синдром — интеллектуальный регресс, когда человек или общество оказываются в странном мире оживших призраков и материализованных фобий. Страх усыпляет разум, а сон разума, по выражению Гойи, рождает чудовищ. В такой ситуации естественный способ устранения страха и паники — порождение образа «внутреннего врага», чтобы, изгнав его, символически изгнать причину страха.
