Посол царя московского

Итак, кто-то успел заметить (а кто-то и подать заявку) новенький творческий проект. Собственно, здесь представлены первые (точнее, около трети первых результатов) полученные результаты.

Казанская твердыня
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Весной 1551 года в 30 км к западу от Казани у впадения в Волгу р. Свияга в кратчайший срок была построена деревянная крепость — Свияжск. Основу русского войска составляла конница численностью 100 тысяч всадников. В тему также был факт создания в 1550 году постоянного, серьёзно вооружённого ополчения под названием стрельцы. Не оставаясь в стороне от технического прогресса, Иван Грозный организовал и «наряды» (артиллерия по-нашему). Остроумные военные пушки называли тогда не иначе, как «затинные пищали», «гафуницы» и «можжиры». К Казани их потащили 150 единиц, что говорит об основательности подхода.

ГЛАВА 1. КАЗАНСКАЯ ТВЕРДЫНЯ,

«Господи, да помоги грешным чадам своим, господи, помилуй».
Молитва священника, да и не его одного, летела как птица, как ветер, как истина над позициями и шатрами, канавами и ложбинами, над всем тем, что представляла собой в эти минуты единая масса под названием русское войско.
Сто пятьдесят тысяч человек, а может и больше. Такого еще не видали эти стены, такого не помнила и русская земля. Ни от отцов, ни от дедов не доводилось слышать о таком воинстве, которому, казалось бы, не стоит ничего теперь захватить, разграбить и уничтожить оплот всех своих бед.
Вот она, Казань, неприступная и гордая восточная красавица с высокими минаретами и голубыми шатрами мечетей. Вот она, твердыня, что не позволяла Московии дышать спокойно, что грозила ей набегами и враждой, что не покорялась, не смотря ни на что. Правда, так думало большинство, но далеко не все. Ведь правда она всегда куда глубже, чем то, что лежит на поверхности. Правда - она как роза, которая прячется в бутоне, и чтобы увидеть ее, надо подождать, пока она распустится, но ждать трудно, и не все готовы. Потому правда для всех была одна - есть мы, и есть они. И никак иначе, мы все вместе едины и сильны, за нами вера, с нами царь и бог. И нет силы, что остановит нас. Также думали и по другую сторону стен. Верили, что Аллах простер над ними крылья, и также верили, что надо умереть и забрать с собой как можно больше неверных, чтобы получить вечный рай в том, лучшем мире.
Но те, что стояли сейчас во главе своего воинства, куда лучше знали тонкости этого механизма под названием политика. Кто-то знал полностью и дергал куклу за ниточки, а кто-то просто видел эти ниточки и не понимал до конца, кто за них дергает. Одним из таких был князь Владимир Оболенский. Человек неординарный, из тех, о которых сердито говорили старики, что, мол, совсем не уважают они законы стариков и традиции предков. Но, в то же время, на него восхищенно глазели мальчуганы и юные девы. За его резвость, веселость духа и лихачество, которого у него, возможно, было даже с избытком.
Вот и сейчас, осеняя себя крестным знаменем, он нет-нет, да поглядывал на стены Казани, размышляя о том, какие богатства и каких женщин они хранят. Когда, наконец, заутренняя закончилась, он с облегчением глотнул воды, надел шлем и ловко взлетел в седло матерого степного коня. Конь радостно заржал, предвкушая скачку. Оболенский подбросил в руке острый османский клинок, перешедший ему в наследство от бати, и, полюбовавшись острой сталью, опустил его в ножны.
- Ох, барин, хорош ты витязь, яко с лубка срисован, любо дорого посмотреть, - оружейник Сава, пожилой мужик в мятом тельнике, не мог скрыть влюбленной улыбки, глядя на Владимира.
- Будет тебе, Сава, льстить мне, на перегар поди рассчитываешь монету стребовать с меня? – Владимир сурово сдвинул брови, взглянув на оружейника, но суровость изображать он был не мастер, а потому, гикнув, пустил коня рысью к царским стягам.
Он вздохнул полной грудью, испытав восторг и чувство гордости, хотя… даже не гордости, а бахвальства - уж больно приятно было ощутить себя частью этого большого события. Хотя, конечно, он догадывался, что все самое серьезное начнется завтра. А сегодня так тучи перед дождем. Он чертыхнулся, когда, задумавшись, въехал в толпу оружных воинов.
- Куды прешь, черт слепой!! - Выругался широкоплечий молодец. Оболенский прихватил узду, встретившись с суровыми глазами вояки. Хотелось ответить что-то резкое и грубое, но настроение утром было отличное и портить его пререканиями с каким-то смердом не хотелось.
Он взглянул на лагерный стяг и усмехнулся.  «Рязанцы, похоже, деревня деревней одним словом» – подумал он про себя и поспешил к царскому шатру.
У импровизированной изгороди из стрельцов пришлось спешиться, и отдать узду своего великолепного белогривого коня в руки слуг.
 – Гляди там аккуратнее, а то будет тебе.
Юный мальчуган поклонился, усмехнувшись, и повел коня, хитро обернувшись. Юный князь даже огорчился: ну что ты будешь с ними делать, с этими отроками, ну вот не ставят они его выше себя по жизни. Все смеются да шутят, все эта проклятая расположенность, как говорил дьяк Выродков. Да уж, инженер чертов, прав как ни крути, прав.
Он прошел внутрь к шатру, в котором уже все собрались. Воротынский, склонившись над разложенным на сундуке планом, что-то объяснял царю, который при входе Владимира лишь сурово свел брови на переносице, дав тем самым понять, что не доволен опозданием Оболенского.
Влад, впрочем, попытался просунуть голову, но, осознав, что это бесполезно, стал слушать. Точнее, делать вид, что слушает - ему было в целом все равно, каков гениальный план Михаила Воротынского, хотелось знать одно: пойдет он, наконец, в бой, или опять царь прикажет быть при нем.
- Успеем ли, закидать мостки эти все? А коль они опять вылазку сделают? – Царь озадаченно взглянул на воеводу.
- Успеем, государь, пушки уже навели, ядра все собрали, весь день лупить по супостату будем так, что головы не поднимет. Войска уже рвы закидывают, завтра по настилу, как рванет, и кинемся внутрь. – Голос полкового командира звучал спокойно и уверенно.
Влад встретился взглядом с Андреем Курбским. Молодой воевода лишь пожал плечами, ухмыльнувшись, указал кивком головы на Михаила Ивановича. Оболенский усмехнулся, сам дивился хитрым планам Воротынского и часто делал вид, что не разделяет его хитростей, но в душе был согласен, что хитрый прием лучше тупого навала, столь свойственного русскому человеку. Да, доблести в хитрости мало, но мужик он и на поле нужен, и в другой брани. А коли на большой войне всех класть под клинки вражьи да ядра, то много не навоюешь.
После совета царь в сопровождение братьев Курбских направился к епископу. Владимира с собой не позвал, давая понять, что сегодня он впал в немилость. Оболенский лишь порадовался возможности не натирать мозоли на коленях во время бесконечных молитв набожного товарища. Конечно, царя Московии, правителя сильнейшей державы считать товарищем дорогого стоило, но Оболенский этим не кичился, не в его правилах это было. Знал он, скромность порой лучше любого тщеславного поступка.
- Что, Владимир, скучаешь? - Иоанн Шереметьев в прочном доспехе прилаживал стальные нарукавники. – Может со мной до Арского редута? Да не думай не думай, с Михаилом Ивановичем говаривал уже, не против он, отпускает.
Владимир радостно кивнул.
– Ну коли командир пустил, грех не сходить до редутов-то, - Влад быстро последовал за резвым и бравым Шереметьевым. Формально Оболенский подчинялся Воротынскому. Входил в его полк, но командовать никем не мог, и был, по сути, помощником, а в силу дружбы с царем прибывал в основном при нем, а не при Михаиле Ивановиче, а потому пропустил молодой полукнязь много всего интересного.
Впрочем, в этом сам был виноват он, ведь еще два месяца назад на разведке, когда он вместе с Шереметьевым налетел на разъезд татарский, все поспешили назад, а он, ослушавшись, кинулся на врага. И лишь чудом жив остался, и хоть ранил двоих врагов, был примерно отруган и отправлен к Воротынскому, а тот почти задействовать его не успел. Даже во время штурма окраинных башен, ему и удалось разве что шмальнуть пару раз с пищали по бойнице, да отослать донесение царю. Хотя за донесение его шибко благодарили, ибо бежал Володя по местности открытой, а стрелки татарские не спали, и всех трех охранников, что Михаил Иванович отдал, они глаза зорки ухлопали.
А потому закрепилось за ним то, что уж больно он везуч да удачлив. Может от того и взял его Шмелев на валы. С которых завтра предстояло штурмовать Казанские укрепления. В самом деле, план был, бочки с порохом закладывались, но волнение не отступало, слишком тяжело давалась Казань и провал был не допустим.
Впрочем, рядовым воинам и простым рубакам было куда как труднее……..
*     *    *
«Война никогда не заканчивается. Мы все живем в мире так недолго. И не ценим этого.
Война истощает землю, кони вытаптывают весь плодородный дерн. Когда люди возвращаются на эту землю, ей приходится восстанавливаться долгие годы. Рушатся города, сжигаются деревни. Вряд ли предки строили их для того, чтобы нынешнее поколение юнцов просто все уничтожало.
После великих битв на полях остаются на радость воронью сотни, тысячи людей. Людей, у которых была семья, был дом, возможно земли, которые без должной обработки вскоре зарастут травой. Людей, чьи жены никогда не дождутся своих супругов, чьи дети никогда не увидят боле своего отца.
Сейчас на полях, что раскинулись вокруг этого славного татарского града, богатого и сильного, разбили свои лагеря великое множество людей. Около двух третей из них были дворяне. Ненавижу этих заносчивых людей. Сами когда-то вышли из грязи, продались за клочок земли, но ведут себя, что пуп земли. Сегодня, по крайней мере, трое презрительно отозвались обо мне, как о смерде. Таковым не являюсь.
Руси нужны новые земли, пространства, дабы унять растущий аппетит стремительно расширяющегося дворянства. Нужны люди, что будут яки рабы гнуть спину на жиреющую знать. Все это лежит на костях многих людей, трудящихся на царя и его пешек. А нужно ли это все народу? Готов поклясться, чем больше земель захватит его величество, чем влиятельнее станет наша священная Русь, тем хуже станет бытие основного народонаселения. Но мне, в принципе, плевать. Пока эта война приносит мне деньги, я не стану возмущаться. Еще бы. Возможно, когда-нибудь Прохоров возвысится… Да уж, учитывая его рвение и трепет к высшим слоям… И тогда, что маловероятно, вспомнит старого слугу и пожалует мне дворянский чин и поместье в придачу. А Я не против. Люди имеют обыкновение ненавидеть тех, кто выше, только до тех пор, пока сами этого потолка не достигнут. Пересматриваем принципы, да»
Ярослав провел грубыми пальцами по холодному лезвие клевца, висящего на его поясе. «Это оружие лишило жизни уже многих людей. Если бы я был одним из тех безумцев, что отмечают каждую свою жертву зарубками, на оружии бы уже живого места не было. А, так как клевец был сделан не самым мастеровитым кузнецом… А точнее, был бывшим в употреблении его «господином»… То это явно сказалось бы на его боевых качествах… Да. Когда-то я задумывался – а что сделал этот человек и какое право я отнимать у него жизнь, раз вернуть ее никому не под силу, кроме как Иисуса, господа нашего? Задумывался о том, ждут ли меня в аду эти несчастные, чтобы напоминать мне об всех грехах моих? Но, со временем, это перестало меня беспокоить. Если не я его, то он меня. Да и звон монет важнее жизни каких-то безбожников. Принципы изменились»
Ярослав с некоторой неприязнью взглянул на смердов, что чуть ближе от него к стенам начинали рыть подкоп. Ржавыми лопатами с тупыми лицами они одинаковыми размеренными движениями они раскидывали вокруг себя богатую казанскую землю. Всем этим управлял какой-то поставленный выше человек. Возможно, тот самый умник, дьяк с говорящей фамилией, а, возможно, и нет. Расстояние не позволяло увидеть воину все в подробностях, да и не слишком-то надо было. Ярослав успел заметить под навесом еще дальше от того места, где рыли подкоп, десятки огромных бочек. Логика подсказывала, что это был порох.
- Значит, опять грянет взрыв… - вздохнул воин, потерев брови, припоминая, как месяцем ранее в похожий подкоп вкатили с десяток бочек. Припомнил и жуткой силы взрыв, который он в своей жизни доселе ни видывал. А также быстрые разъяснения Мстислава Васильевича, что утверждал, что таким образом погань татарская от жажды попередохнет. Смерть, без сомнения, ужасная. Также взрыв еще большей силы грянул вчера, когда войска первый раз пошли на штурм. Город мог бы быть взят уже сегодня, но полки были не готовы. Но башня, что Ардская, таки осталась за осаждающими. Что облегчит дальнейшее взятие города. К сожалению, Ярослав со своим господином отсиделись в последних рядах атакующих, и успели лишь прибежать и, куда как более стремительней, сбежать из города, когда казанцы начали контратаковать
- Да, да… - послышался тихий голос за спиной воина. Ярослав обернулся, узнавая тонкий голос своего барина, Мстислава Васильевича Прохорова, дитя боярского и командующего их сотней.
- Доброго вам утра, Мстислав Васильевич, - глубоким кивком поприветствовал Ярослав своего командира, - не рано ли вы, барин, поднялись?
Знатный человек нахмурился. Хоть воин всегда относился к нему с некоторым почтением, регулярные уколы с острого языка Ярослава заставляли Прохорова сжать кулаки. И только. Сероглазый богатырь Ярослав был на полторы головы выше, куда шире в плечах и просто сильнее приземистого Прохорова. Да и было еще одно обстоятельство, весьма ограничивавшее действия барина по отношению к Ярославу. 
- Все идет к очередному штурму, - быстро произнес Мстислав, - сегодня грянет взрыв, а завтра наше доблестное войско очистит город от татар. Такие дела. Надеюсь, ты готов, мой верный боевой товарищ и слуга? – вопросил Прохоров, делая акцент на последнее слово, как бы ставя на место своего заносчивого знакомца. Воин сделал вид, что этого не заметил
- Живой щит всегда готов к бою, - не удержался от ироничного замечания Ярослав
- А… Да… Да ты… - разинул рот Мстислав, но, успокоившись, поправил кафтан и уже с присущим ему спокойствием и слащавой мягкостью в голосе, добавил, - держись ближе ко мне и попытайся сделать так, чтоб меня не отправили на тот свет.
- Ну, так, барин, я здесь для этого и нахожусь, - осклабился Ярослав, - похлопав по свисающему с пояса клевцу, - а…
- А также получаешь неплохие деньги, владеешь лучшим оружием и лошадью! – четко проговаривая каждое слово, ткнул пальцем с сияющим перстнем вверх низкорослый Мстислав
- Я помню, барин, не извольте во мне сомневаться, - кивнул Ярослав, провожая взглядом уходящего Прохорова. Воин был для дитя боярского кем-то вроде личного дружинника, каждый бой сопровождающий своего барина хоть в пекле битвы, хоть в тылу. Ярослав никогда не понимал, что такие люди, как его владыка, делают на поле брани. Им бы писарями к царю, вот там они бы весь свой потенциал раскрыли. А так Ярославу приходилось и за шкурой Мстислава Васильевича краем глаза следить, да и самому под удар не подставляться. Взамен воин получал достаточное количество монет и тьму обещаний благодарного господина после очередного спасения его жизни. Впрочем, все обещания на следующий день благополучно забывались.
Также, Прохоров говорил, что являлся хорошим другом главного командующего большим полком его высокоблагородия князя Михаила Воротынского. Князя, в отличие от заносчивого Прохорова, Ярослав уже успел начать уважать, после событий дня вчерашнего. Татарва, заметив, как воины, ушли на обед, повалила из города, и князю с частью полка пришлось их загонять обратно в их крысиную нору, что звалась Казанью. Сам князь был ранен в этой стычке, а множество воинов полегло. Барин решил благоразумно не спешить включаться в битву.
- Ну ничего, - усмехнулся Ярослав, говоря это самому себе, - судя по твоему кислому виду, Мстислав, мы теперь будет в первых рядах. Эх, всегда бы так. Небось, барин сейчас с думой, как от битвы уклонится, по палатке ходит. Что ж, пусть.
Правда, суть «дружбы» князя с Прохоровым, если судить по обычным рассказам барина, заключалась в том, что однажды Мстислав рассыпался в потоке лести перед Михаилом, а тот снисходительно кивнул. Да, такого рода приукрашения действительности были явно в духе господина. Ярослав был уверен, что, кабы на этого лилипута и подлизу один разок взглянул царь, он бы на весь родной город раструбил бы, что чаевничал с самим Иоанном.
Солнце восходило. Постепенно, воины русского лагеря вставали и начинали готовиться к скорому бою. Ярослав еще раз поправил кольчугу и взглянул на висящий на поясе клевец, да короткий в ножнах меч. Рядом с местом, где он коротал дни, также лежал грубо сбитый щит. Это было все вооружение воина. Ах, еще тощая кобыла, которую барин пожаловал Ярославу за хорошую службы… Я заодно и для того, чтобы воин поспевал за Мстиславом, оберегая его пусть отнюдь и не буйную, но по мнению барина чересчур дорогую и важную головушку. В чем заключалась эта важность, кроме как довольно неплохого ведения дел в поместье, Ярослав не понимал, да и не слишком понять хотел.
Ярослав кинул последний взгляд на обстреливаемый из орудий город, стены которого в этом районе уже больше напоминали руины, и, развернувшись, ушел, дабы помочь Мстиславу Васильевичу приготовиться к штурму. Хороший слуга всегда должен быть готов к тому, чтоб помочь господину начистить до блеска кольчугу.
*    *    *
Раздался приказ боярина: «Палить, палить нещадно, не жалеть ни ядер, ни пороху, не давать татарам и головы высунуть, разрушить стену до основания!». Такой славной песни Казань ещё не слыхивала. Чудесный чугунный хор запел в полторы сотни пушек, поливая Казанский Кремль ядрами. Над артиллерийскими позициями поднялся густой дым от грохочущего пороха. Выстрелы слышались один за другим, один за другим, не давая ушам отдохнуть. Казалось, грохот доходил до небес и содрогал их своей сонатой. Поток снарядов прокатился по Казани, руша стены, дома. Кремль стоял. Стоял под натиском всей артиллерии войска русского. Этот обстрел знаменовал лишь одно – последний штурм. Это понимали как казанцы, так и солдаты Иоанна. Близился конец.
Но сейчас Иван, молодой пушкарь, стрелял, «палил нещадно» по врагу своему, по Казани. В голове только приказ, городская стена должна пасть! Раз за разом они с Василием отправляли  наряд на стену, и раз за разом смотрели ему вслед. Башню, на которой они служили, решили отвести к орудиям, не дай бог, свои заденут.
- Иван! Иван! – кричал пушкарю Василий, – Бери выше, ядро не долетело, и левее.
- Хорошо, – кивнул Иван в ответ, – Давай!
Снова выстрел, снова звон в ушах, снова взгляд на стену. Ядро попало в основание. Оплот стоял, насмехаясь над попыткой артиллеристов. Наступал вечер, пушки все ещё не смолкали. Никто не мог сказать, сколько уже стреляют орудия. Но они продолжали палить. Подул сильный ветер, осложнив тем самым прицеливание. Ядра, словно черные вороны, подхватывались ветром и перелетали через стену. Василий грязно выругался. Алексеевичу становилось все грустнее, битый час он смотрел на деревянный Кремль татар, как на крепость всего темного на этой земле.
- Заряжа… - Ваня не закончил фразу, ибо раздался взрыв.
В тот же миг на Ивана посыпались обломки и щепки от стены башни. Он инстинктивно упал на пол и закрыл голову руками. «Прости, помилуй, господь всевышний, душу мою грешную убереги» - послышался шёпот Василия. Алексеевич тихонько поднял голову и осмотрелся. Внизу зияла дыра. Пол в углу накренился, ядра, стоявшие там, покатились вниз. Иван бросился к стене, ухватил одно, второму преградил путь ногой. Оно ударилось об лодыжку, по всему телу прокатилась волна боли, и Иван, не выдержал, закричал. Василий все ещё лежал на полу и молился.
- Вася! Помоги, ядра падают! – Василий тут же подошел, откатил ядро от ноги и начал перекатывать их на свою сторону.
- Что за черт, что произошло? – осматривал пробоину в стене пушкарь.
- Пушку разорвало, прямо под нами! – указывал пальцем вниз Василий, – троих положила, тварь чугунная. Не приведи господь беду на нас.
Оба пушкаря встали, сняли шапки и перекрестились. Иногда от давления в стволе металл не выдерживал. Вместо выстрела происходил взрыв, разрывая чугун в слабом месте. Происходило нечасто и чаще от некачественного литья самой пушки. Осколки разлетались во все стороны, раня или, что ещё хуже, убивая людей.
- Василий, живой ещё, не задело? – снизу послышался голос сотника
- Живой ещё, Сергей Матвеевич, нас легонько задело.
- Тогда продолжай, – Сергей Матвеевич указал на стену, повернулся и двинулся к раненым.
- Заряжай, – повторил Иван, оглядывая свою пушку. Страх заползал к нему в душу, отравляя мысли своим ядом.
Оба солдата продолжили ввести огонь, влившись в мелодию войны. Наконец, стена дала трещину. Казалось, каждый в душе облегченно вздохнул. Скоро, совсем скоро она свалится. Так и случилось, ещё десяток выстрелов, и середина стены развалилась и обрушалась на басурманские головы. Иван воспрянул духом и с надеждой взглянул на Василия. Тот плакал.
*    *    *
Повсюду разносился шум от выстрелов, эхо было слышно за много верст. Вся живность, будто чувствуя бурю, перебралась в другие края. Дым резал глаза и удушал, земля содрогалась, взрывы снарядов оглушали настолько, что, порой, неслышно было даже своего соседа.
Все ратники были взволнованы. Пять недель осады, и вот он, ответственный момент. В этот день решалась судьба татарской крепости Казани.
После каждого выстрела пушки, ветераны, повидавшие многое на своей службе, крестились.
- Эх, Матвей,- говорил ветеран, - слышишь, как грохочет? Был бы я помоложе, да не видел бы я смерть, так и помер бы на месте. Ух, как шумит.
- Грохочет сильно,- отвечал ему ратник, - да вот грохот есть, ядра летят, а ничего не рушится. Зря только молодых пугают. Смотри, вон как дрожат.
Матвей указал на отряд новоприбывших. Вид у них был жалкий. Одни плакали, не стыдясь, вторые молились так, как никогда в жизни, третьи старались отвлечься от неистового грохота и разговаривали на разные темы
- Ты слышал, у Андрия на шее шрам в форме креста?
- Стало быть, бог с ним ходит, и не погибнет он в этом аду. А мы с тобой, Петя, погибнем, грешники.
- Не помрем. Царь батюшка привел с собой стрельцов. Никак не налюбуюсь. Все в одной одежде, у всех блестящие сабли да бердыши и еще они с самопалами ходют. Да с такими…
- Это они все красивые да нарядные, а татары не будут любоваться ими. Посмотрим еще, как они бьются.
- Царь батюшка их привел, а значит, бьются они лучше нас с тобой.
А стрельцы не чувствовали себя лучше, чем новобранцы. После привычной патрульной жизни в Москве оказаться здесь, среди взрывов, было не по силам каждому.
Так же как и грешный Петя, стрелец Даниил старался отвлечь себя мыслями.
Даниил с детства любил петь и играть на инструментах, но он никак не мог предвидеть, что окажется здесь, что он будет штурмовать Казань.
Отец его, кузнец, привил сыну любовь к славе, а мать - к пению. Кузнечная стезя была не по нраву Даниилу, поэтому его зачислили в стрелецкий полк по дальним родственным связям. Перед ним вставал вопрос: каждый день трудиться ради монеты, или патрулировать город и получать жалование. Ответ был очевиден, так как Даниил был ленив. Два года он патрулировал Москву, пока всех стрельцов не отправили на осаду. Теперь он стоял в строю и вслушивался в пение снарядов.
“Как же страшно. Надо забыть об этих выстрелах. Набеги татар были не так страшны, чем канонада наших же пушек. Надо отвлечься. Помню, во время охраны пушкарей на нас напал отряд татар. Подстрелил одного, зарубил второго. Интересно, а сотник заметил меня? Хотя куда ему. Все в одинаковой форме, все на одно лицо. Ну, ничего, еще успею показаться. Эх, не нравится мне убивать. У татар ведь тоже есть семьи. Но если ты не убьешь, то тогда тебя убьют. Скорее бы все это закончилось”. Оглянувшись назад, чтобы посмотреть на лица своих знакомых и друзей, Даниил заметил яму, оставшуюся то ли от снарядов, то ли от чего-то еще. Даниил прикинул, как бы незаметно проскользнуть туда и переждать обстрел. Он начал обходить сослуживцев, попутно говоря, что ему нужно в туалет. Шагая к яме, Даниила перехватил сотник.
- Стрелец, у меня послание от царя батюшки, тебе должно отдать его пушкарям. Да поторопись, не то голову с плеч. Дело очень важное.
Сотник передал Даниилу письмо, сказав, чтобы берег пуще, чем себя. Стрельцу не хотелось идти к “пушкарям”. “Если за версту от них так гремит, то, что будет там?”- думал он, “ Ну, лучше уж оглохнуть, чем остаться без головы. Может, и отличусь чем”.
Стараясь не думать о штурме, Даниил подбирался к Артиллеристам. По пути он встретил молодого еще парня, лет двадцати – двадцати пяти. Шел он за снарядами. На нем был отличительный знак артиллериста.
- Слушай, служивый,- сказал Даниил, - у меня послание от царя батюшки. Ты, как я вижу, пушкарь. Вот, передай послание старшему. Приказ Царя батюшки. За неисполнение голову с плеч.
Пушкарь принял письмо, спросив у Даниила его имя. Чувствуя, что он тоже должен узнать имя артиллериста, Даниил спросил «А как тебя звать, служивый». Тот, уже подняв снаряды, ответил «Иван, меня зовут Иван».
*    *   *
Запах пороха, он пропитал это место, проникся вглубь. Выстрелы... Уже, казалось, невозможно было представить и минуты тишины. А служба походила не более чем на сон. Артиллеристы выдохлись, Иван шёл по позициям, и видел их уставшие глаза. Они продолжали заряжать и обстреливать израненную Казань. Иван подошел к одному, похлопал по плечу и, стараясь перекричать грохот орудий, кричал в ухо:
- Сергей Матвеевич здесь?!
- Нет, он ушёл уже, как раненых повезли, так и он за ними! – рассказал солдат.
- А куда повезли то их, не знаешь?
- Как не знаю, знаю! Ясно дело, к лекарям, вон там обозы стоят, а за ними палатки, там то ты их ищи,  – помахал в сторону солдат.
- Спасибо, храни Господь, - махнул на прощание и двинулся Иван к палаткам.
Он отдалялся от позиций орудий. Выстрелы ещё слышались, но среди звука пушек стал различать другой звук. «Да это же стоны» - перепугался Иван. И вправду, крики, стоны, неразборчивые мычания слышались все отчетливее. Среди этой симфонии слышались молитвы. Здесь другой воздух, он пропах кровью и гнилью. Возле палаток, на простынях, лежали раненые. Они пугали своим молящим взором. Другие, сжав в руках свои нагрудные крестики, молились. Вот и батюшка мимо прошел, его глаза – печаль. Иван увидел знакомое лицо.
- Дмитрий! Дмитрий! Балда! – Широкоплечий мужик повернулся, увидев Ивана, заулыбался.
- Здравия тебе Иван, что здесь делаешь. – подходил он ближе.
- Я сотника нашего ищу, Сергея Матвеевича, ты его не видел? – вблизи Иван увидел повязку из-под шапки, - это тебя так пушкой приложило?
- Меня то… а это… да, вот Егорку сильнее, с ним то сейчас наш сотник, вон та палатка, - Дмитрий повернул голову.
- Ладно, бывай, я пойду.
Иван приближался к палатке, указанной другом. Ещё пара шагов. Неожиданно занавес поднялся, и из палатки вышел сотник.
- Сергей Матв…
- Тише, шапку сними, за Егорку помолись, за упокой, – Иван снял шапку и замолчал. Так они вдвоем возле палаты и стояли, пока сотник не нарушил тишину.
- Так что там у тебя?
- Послание просили передать, навалился один из стрельцов и отдал, вот, примите, – Иван протянул послание
-Хорошо, а ты иди, возвращайся к Василию, он тебя уже потерял, наверное.
Иван откланялся и побрёл обратно к башне.

ГОСПОДА, НЕ ТОЛЬКО ЧИТАЕМ, НО И КРИТИКУЕМ. ИНТЕРЕСУЕТ ВАШЕ МНЕНИЕ, ЧТО НРАВИТСЯ, ЧТО НЕТ.

Хорошо, много мяса, много крови, много стрельбы. Завели, пойду играть в КС.

И было написано много, а отредактировано мало. Такие дела.

Воеводы ревели громко, чтобы люди ждали и не поднимали головы, но кто их слышал? Да и зачем - итак всех было не оторвать от земли. Когда взрыв страшной силы грохнул, все от мала до велика, упали на землю.
Оболенский зажмурился и, в то же время, не мог не испытать эйфории от того волнения, что он сейчас переживал. Вот оно - решающее начало, вот он миг, который будут помнить поколения! И он, Владимир Оболенский, бывший никто, здесь на передовой.
Вчера пушки отлично поработали, снеся немало защитных редутов врага, и как следует уничтожив большинство укреплений. А нынче же на рассвете, после того, как глупые татары отказались сдаваться, все помолились и приготовились.
Грянул второй взрыв, и разорванные тела защитников города взлетели в воздух. Испытывая невероятное воодушевление, Владимир выхватил саблю, поднявшись в полный рост.
- За тебя на черта рад, наша матушка Рассея!!
В едином порыве, подчиняясь бог знает как услышанному приказу, русские бросились в пролом, образовавшийся после чудовищного взрыва.
- С НАМИ БОГ!!! - Неслось над позициями, где-то взнесся деревянный православный крест. И все мчались вперед, за славой, за смертью, за первой порцией вражеского железа, но кого из них это волновало? Они бежали вперед, единые, уверенные великие воины и великие дети великого царя. Кто помнил сейчас лишения и беды осады? Сейчас впереди была Казань, как казалось, уже беззащитная.
Оболенский, не слыша никого и ничего, бежал вперед, страшно желая достичь первых рядов. Которые уже через мгновения, встреченные залпами и стрелами, потерявшие каждого второго не заметив, кинулись на врага. «Магомет! Все помрем за юрт!» - Взревели на стенах Казани татары, и уже в следующий миг вниз полетели горящие бревна, хлынуло горящее масло, и вопли обожженных и задавленных огласили окрестности. Владимир остановился, и в следующий миг на том месте, где он должен был быть, вонзилась стрела.
- Ай не лгали, когда говорили, что бог меня любит, - Оболенский, вздохнув, перекрестился.
- Эй, Владимир!! Давай сюда!.. Не угнаться за тобой, - Роман Курбский держал в узде одного из своих коней, с которым Владимир был знаком, а потому не рисковал, когда взлетал в седло.
Они обнялись от какого-то не понятного и потрясающего счастья, за которым был и страх, и гордость, и все вместе.
- За царя!!! За господа!! С нами Бог!! - закричали они, поскакав на соединение с ударным кавалерийским отрядом, который ждал, когда потеснятся защитники у ворот.
*    *    *
« … и послал тогда великий хан Улу-Мухаммед своих послов в страну далекую, дивный город Самарканд, чтобы тамошние мастера создали для него венец неземной красоты, какого не было ни у одного правителя в мире. Он не пожалел драгоценных камней из своей сокровищницы, лучшие из лучших пошли на создание символа ханской власти. Венец украсили смарагдами, сверкающими, словно зелень молодой листвы: они отгоняли от правителя злых духов. Хан приказал вплести в золотые ветви алмазы, чистые, словно слеза юной девы, дабы не знала казна его истощения, а на самой вершине мастера укрепили гигантский сапфир, знак могущества и власти Улу-Мухаммеда.
Камень не обманул своего хозяина, счастливая звезда сопутствовала ему. Однако не благословением Всевышнего, а карой за грехи обернулась власть для пришедших следом за ним. Много раз ханский венец вместе с головой слетал с плеч под ударом острой сабли.
Видно, прогневался Создатель на правителей Казани за пролитую братскую кровь, козни и предательства, и скатилась с макушки венца звезда ханов казанских — прекрасный сапфир Улу-Мухаммеда пропал безвозвратно. Тщетно пытался Сафа-Гирей найти замену волшебному камню - такого огромного сапфира цвета морской волны не рождала больше земля; и тогда он приказал увенчать символ ханской власти дымчатым топазом. Говорят, с тех пор и пришла беда на землю Казанскую. И не будет здесь более мира, пока не обретет покоя ханский венец».
Старая подслеповатая Василиса горестно вздохнула и подперла лицо ссохшимся кулачком. Она рассказывала длинную восточную сказку так, будто сидела у потрескивающей печки в родной деревне, а за окошком завывала суровая вьюга.
Изабель прислушалась. Звуки, доносящиеся снаружи, мало походили на потрескивания русского мороза. Шум все приближался. Уже можно было различить сабельный звон, отчаянное ржание погибающих коней и гремящее «С НАМИ БОГ!!!».
Обитательницы гарема испуганно прижимались друг к другу, периодически оглашая стены дворца жалобными стенаниями и горячими молитвами. Лишь старая русская рабыня, да молодая англичанка казались бесстрастными. Два немых евнуха холодно взирали на сверкающих влажными глазами женщин. В руках каждый из гигантов держал по обнаженной кривой турецкой сабле.
- Тебе не боязно, Базилиса? – сколь долго ни прожила девушка в стране руссов, легкий акцент всегда выдавал ее.
- А чего бояться-то, боярыня? Я свое уже отжила, да и возвращаться некуда. Зарубят меня нехристи, никто и слезинки не уронит. Мне, старой, все одно помирать скоро.
Изабель открыла было рот, чтобы возразить, но тут парчовая занавеска колыхнулась, и в комнату вихрем ворвался невысокий человек в разодранных шароварах, с ног до головы залитый кровью. Изабель узнала его - это был Ашан-Бек, ближайший помощник Нур-Али, хозяина гарема, где ее держали. Коротышка завопил что-то, срываясь на визг, развернулся и ринулся обратно, потрясая клинком. Евнухи синхронно шагнули в сторону женщин.
- Беги, девка, беги! – закричала Василиса, с неожиданной для своего возраста скоростью бросаясь на ятаган. Тело рассеченной пополам старухи рухнуло к ногам гиганта. Ни на секунду не задумываясь, Изабель опрометью кинулась в ту сторону, куда только что побежал Ашан-Бек. Ноги путались в широких шароварах, дыхание сбивалось, кровь билась в висках, но страх… страх и жажда жизни были сильнее сознания и заставляли девушку отчаянно бежать вперед, оставляя за спиной гибнущих под ударами палача женщин, так и не ставших подругами. Один из евнухов огромной бесшумной тенью метнулся следом. Смерть, неумолимая молчаливая смерть настигала несчастную беглянку. Сзади что-то дернуло – это рука убийцы дотянулась до легкой накидки, развевающейся за плечами. Отчаянным усилием Изабель дернулась вперед и прыгнула в неизвестность, выбивая телом узорчатую решетку небольшого окошка.
По счастью, пленницу содержали в покоях наложниц богатого сановника Нур-Али, на втором этаже дворца, находившегося неподалеку от городской стены, а не в одной из высоченных ханских башен, так что Изабель лишь слегка ушиблась, упав на что-то мягкое. Откатившись в сторону, она увидела, что это были лежащие вперемешку тела погибших воинов той и другой стороны. Но ужасаться и предаваться горю было некуда - на груду трупов тяжело рухнул проклятый евнух. Он распрямился ловким кошачьим движением, крутанул кистью, вращая ятаганом, ощерил крупные белые зубы. Сверкающие жгучей ненавистью черные глаза схлестнулись со стальным взглядом гордой дочери британских островов.
- Our Father, Who art in heaven
Hallowed be Thy Name;
Thy kingdom come,
Thy will be done,
Оn earth as it is in heaven…. – Голос девушки звучал звонко и чисто, вплетаясь в шум гремевшей на улицах города битвы.

Черный немтырь дрался ожесточенно. Его огромные руки, словно два щелкающих бича, наносили удары противникам. Могучее полуобнаженное тело было залито своей и чужой кровью. Саблю евнух потерял. Она валялась сейчас в полуметре от скорчившейся у колонны Изабель, а рядом лежало что-то черное. Девушка готова была поклясться, что отрубленная кисть еще несколько раз вздрогнула, сжимая пальцы, после того, как упала к ее ногам. Двое оставшихся стрельцов бросались на обезоруженного негра и наносили ему смертельные раны. Вокруг валялось несколько трупов в красных кафтанах. В голове англичанки вспыхнуло видение травли медведя.
Наконец, все было кончено. Поверженный гигант рухнул к ногам руссов. Изабель поднялась, доверчиво улыбнулась своим спасителям и…
Ах, почему она не бежала?! Жгучая обида охватила девушку, заставив отступить даже смертельный страх. Не помня себя от ярости и ужаса, англичанка извернулась и изо всех сил ударила одного из насильников. В руках второго сверкнул кинжал.
*    *    *
Болат крутанулся влево и с выдохом спустил тетиву. Натхо некогда было смотреть, попал он или нет; тугой татарский арбалет заело. Дернув раз-другой, он поднял глаза и решил, что лучше бросить.
- Штышты, - сдавленным голосом позвал коня. Цыба, сдерживавший себя и неспокойно переминавшийся у стены, сразу кинулся к Натхо. Тот прыгнул в седло прямо с повозки, сразу снарядил и вскинул свой короткий конский лук. Ловко бежавший в их сторону по крыше парень был вполне досягаем, но порыв ветра сбил стрелу, которой черкес целил ему в ноги (кольчугу отсюда бы вряд ли пробил), и та попала ему в сапог. Он кувыркнулся через плечо вниз и слетел за горящую ограду соседнего дома.
- Пора, Болат, - крикнул Натхо и послал коня к уже осевшим вбок воротам. Вырваться из превращающегося в западню подворья и по улочке к малоприметным воротам, ведущим к реке. Таков был план. "Но он вряд ли удастся", - с усмешкой сказал тогда Тлирае.
- Алихат, пошли! - крикнул Натхо по-турецки этому забавному парнишке, смотревшему на мир немного удивлёнными детскими глазами, которые он, как Натхо уже успел заметить, чуть что, сразу расширял - от удивления, понятно. Сейчас он прятался сред наваленных камней между повозкой и задней стеной гостиного дома, в котором, судя по звукам, уже шли грабеж и расправа. Здоровенный русский щит, за которым Алихат прятался, присев на корточки, скосился вбок и парень высунул башку на тонкой шее в съезжающей петюрке. Копьецо своё он неловко отставил в сторону.
Болат, не глядя на него, кинул своего Бацу к воротам, Натхо же придержал коня и кивнул татарчонку - "с нами давай, мол". Он как-то закричал. Черкес не понял слов, но догадался, что тот собирается остаться с повозкой. И он подался назад за щит, выглядывая расширенными испуганными глазами. Натхо посмотрел на Болата, уже пригнувшись скачком вылетающего в проём ворот, и полетел следом.
Он выскочил на ту сторону, светловолосый черкес приостановился на этой. Они не пустились сразу вскачь - боя и русов здесь не было. Битва и пожар шли за ними и впереди, на следующей улице, а в этом закуте было тихо, даже местные не бегали. Только оставшийся в подворье баран с парой овец громко блеяли среди звуков крушимого города.
Вверху улочки показался Тлирае. "Машаллах" - пробормотал Натхо усвоенное. Как он... вовремя. Он подскакал к ним наметом, как и следовало ожидать, без особых эмоций огляделся. Доспех его, панцирь и кольчужные брони, были в крови и рубцах, конь взмылен и зол, острый шлем в копоти, а за каштанового цвета бороду его, похоже, кто-то схватил в предсмертной муке.
Он повел обнаженным клинком и сказал:
- Мирза мертв, мы можем ехать. Мешок с тобой? - повернулся он к Болату. Тот кивнул, оглядываясь вместе с луком по сторонам.
Слегка усмехаясь, Тлирае тронул коня:
- Маржэ, уорки, вперед.
... Но перед воротами к реке уже были московы. Поставили повозки, выставили копья. С этой стены они мусульман уже, похоже, сбили. Хорошо оснащённые воины, как Натхо успел разглядеть. Опять же, не бегут грабить. Дружина.
Как раз выскочили из проулка. Коней придерживать не стали, наоборот, по примеру Тлирае, припустили, невелико кидая из стороны в сторону. Лучники русичей промахнулись, а Болат нет. Маленький, худой, похожий на местных лучник шлепнулся со стены над воротами, а Тлирае и черкесы следом за ним резко кинулись вперед и вбок, через невысокую ограду домишки какого-то, видать, бедняка. Позже Натхо думал, что будь они попроще - можно было ускакать в проулок, дальше, где шумела битва... Можно было бы сражаться с большей вероятностью выжить. Уходить без коней они бы все равно не стали. Но Тлирае судил иначе.
Они перелетели через загончик, и полуразвалившийся, но высокий забор спас нас их выстрела пищалей. Тлирае вылетел в оставшийся справа от ворот проем - прямо на кинувшихся навстречу ратников с копьями. Болат, бывший слева, резко бросил коня в сторону, а сам, выпрыгнув из седла, лётом врезался клинком в выскочившего из-за дома широкого бородатого москова в кафтане и с секирой, упав с ним на землю. Натхо помчался за Тлирае, который разом отмахнулся от подскочивших воинов с копьями и крюками и скакнул дальше, к повозкам. Оказавшись в проеме ворот, светловолосый спустил тетиву, второй от него рус получил стрелу в глаз, а первый, присев боком, кинулся под брюхо Цыбе. Натхо легко свесился, рубя русича наискось, тот споро отпрянул, а черкеса ударило стрелой. Черкесская кольчуга выдержала, но Натхо сильно толкнуло и тот, потеряв равновесие, завалился дальше на землю. Цыба быстро развернулся, закрывая светловолосого корпусом и получая пищальные выстрелы. Кажется, над головой свистнула еще одна стрела, а воздух разодрал боевой клич жанэ, пронзительный, протяжный, пробирающий... Натхо, распялив ноги, выбросил себя из седла и не оказался под упавшим конем. Его крик боли ударил черкесу в уши, когда тот вскочил, немного, правда, потеряв ориентацию на миг от удара.
Тот стлавшийся воин уже был рядом, метил в Натхо снизу бердышом, но тот крутанулся вокруг оси, чего русич видно не ожидал, и сократил расстояние достаточно, чтобы полоснуть его по оказавшейся незащищенной шее. Черкес все же поколебался телом от падения, и движения были не совсем верным - Натхо достал его лишь кончиком клинка, но кровь брызнула, а русич отшатнулся. Черкес прыгнул, пригибаясь к повозкам, вернее, к первым двум, потому как Тлирае через них уже перескочил.
- Живьём брать молодых, - крикнул по-русски зычно один из двух похожих друг на друга здоровых бородатых всадников в черных подбитых плащах поверх кольчуг и невысоких шлемах, кинувшихся в охват навстречу Тлирае, от которого шатнулись пехотинцы. Тлирае стлал коня рывками, пара, что ли, лучников на стене не могла поймать его, пешие шарахались, а он достал одного, затем замешкавшегося у повозки худого пищальника в рыжих кафтане и шапке, скорее всего, он тоже успел достать.
Но Натхо наверняка уже, наверно, не узнает. Потому как тем временем достали его.
Перепрыгнув по повозке, черкес размахами клинка заставил отшатнуться трех бросившихся к нему московов, но оказался рядом со всходнем на стену, а на ступенях там уже был замеченный краем глаза тип в похожем на местное боевом облачении, коий раскручивал в руке цепь с грузиком. Натхо такие видывал, изгибаясь, дергаными движением шагнул с повозки, где его уже поджидал, присев, светлобородый здоровяк с секирой наизготовку. Но что-то, видимо, Натхо не знал или не понял про полеты этих штуковин: посвист, рывок за ноги, удар под колено. В глазах искры. Прямо на секиру руса падал, но клинком успел махнуть тому в сторону лица. Да видно плохо махнул. Подался тут рус назад, не отступая, а на возвратном движении ловко принял висок Натхо тыльной стороной своего топора на секире. Темнота.

*    *    *
Вряд ли кто мог сказать точно, сколько шел бой. Все смешалось воедино, но русские стали давить, и казанцы медленно, но верно, вынуждены были отступать в город под тяжестью ударов. К тому же, воодушевленные появлением у стен царя, воины с удвоенной силой ударили по врагу. И не было силы и возможности сокрушить это могущество, казалось, еще чуть-чуть… Но злато, как известно, во все времена затмевало глаза своим блеском.
Владимир и братья Курбские ворвались внутрь, едва бойцы пробились через провал, и, погнав их по улочке, с ходу врубились в ряды немногочисленных защитников, которые не успели перегруппироваться. Оболенский ударил саблей, разрубив татарину плечо, в следующий миг его затоптал конь Романа.
Татары кинулись вперед, потом назад, поскольку на торговую площадь уже прорвались части тульского и муромского полка.
– Что они делают?! - Изумленно вскрикнул Оболенский.
-  Да что же это, Роман, Роман, черт тебя за ухо. Надо остановить это.
Роман, добивший, наконец, упорно защищавшегося за телегой мальчишку, утер со лба пот и взглянул на открывшуюся картину. Русские, увидевшие стоявшие азиатские ткани и свернутые украшения, привезенные на местные базары, забыв обо всем, кинулись грабить.
- Эй, остолопы, а ну становись, куда?! - Подбельский скакал по площади, стараясь организовать людей. Да куда там: все бросились за товарами, гремела посуда в лавках, на улицу летели подушки и диковинные тарелки. Увидев, что и десятники, и даже боярин Концевич кинулся за товаром, Оболенский махнул рукой. Он обернулся в поисках Курбского, но того не было нигде видно. Вояк на площади прибывало, где-то даже вспыхнули ссоры, а из одной лавки вылетел получивший в ухо худощавый стрелец. Владимир покачала головой, тревожно озираясь по сторонам. Рано, ой как рано занялись они грабежом, как бы ни было беды. Оболенский спрыгнул с коня, так как двигаться на нем все равно было бесполезно. И лишь тормознул нескольких ополченцев, злобно тащивших диковинного вида пленника, который был без чувств, и еще одного, который был в сознании, но сильно ранен.
– Эй, вы их куды?
- Как куды - вон на ту арку, вздернем; глянь, князюшко, какие на них знаки, видать важные птицы, пусть басурмане поганые поглядят на этих нехристей, покуда они качаться будут.
Владимир идею бородатого воина не одобрил. Тем более у того, что был без сознания, он увидел один знак, который, как он знал, принадлежал одной весьма беспокойной державе.
- Ну-ка, братцы, оттащите его к ставке Воротынского, скажите, я велел. И быстро, и чтобы никакого рукоприкладства к пленным. Мы ему еще язык развязывать будем.
Бородатый радостно улыбнулся и потащил пленных дальше.
Владимир, желая оглядеть, что делается, вбежал на широкое каменное крыльцо богатого дома. Тут валялось пару татарских тел, похоже слуг. Неожиданно он услышал истошный женский крик. Повинуясь любопытству, он вбежал и увидел, как за колонной двое в стрелецкой форме боролись с какой-то худощавой женщиной. Один держал сзади, а второй порвал частично одежду на плече и теперь, оскалившись, схватил блондинку за подбородок. Оболенский усмехнулся - и эти черти уже начали грабеж, но их он, в отличие от тех, что грабили рынок, понимал лучше. Все же взять женщину с боя всегда приятнее. Блондинка вдруг извернулась и врезала скалившемуся так, что он присел. Вскочив, мужик выхватил нож.
- А ну не дурите, черти!!! - Крикнул Оболенский. Он все мог понять, но бабу убивать-то зачем?

Стрельцы шарахнулись в сторону и, словно крысы, кинулись прочь. Изабель провела рукой по глазам. Перед ней стоял молодой русич с пышными светлыми усами и серьезными глазами, на дне которых таилась усмешка. Русич не делал попыток приблизиться. Судя по одежде и повелительному голосу, он был не простых кровей. Девушка попыталась расправить плечи, хотя после всего пережитого ей это давалось с трудом, одернула изодранный на плече восточный наряд, когда-то дорогой и прекрасный, но теперь безнадежно испорченный.
- Благодарю вас, сэр, что спасли меня от этих жестоких мужланов!
- Вы что, иностранка?
Бровь девушки удивленно изогнулась. Конечно, обстоятельства знакомства не располагали к долгим беседам, но все же юноше следовало бы вспомнить хотя бы элементарные правила этикета и представиться даме первым. Правда, англичанка была немного не в том положении, чтобы диктовать свои условия.
- Да, - коротко ответила она, надеясь, что молодой человек по суховатому тону поймет свою ошибку.
Но Оболенский, кажется, не до конца осознал происходящее, потому что наморщил лоб и открыл рот, явно намереваясь спросить что-то еще.
Князь, конечно, учился наукам и языку, но говор, что был у девицы, ему не казался знакомым. Однако, привычка охотится на юбки сыграла роль, и, подкрутив ус, он, ухмыльнувшись, скорее с сожалением, нежели с насмешкой, спросил
 - И какого же черта вы в таком наряде забыли в Казани? На работу приезжали? – Владимир, не выдержав, усмехнулся, взглянув на оборванное платье иностранки.
- Я попала в плен, - Вспыхнув, ответила девушка.
- Откуда вы?
- Я англичанка, - гордо поведя бровями ответила блондинка.
- Это в Ливонии? - География Владимира заканчивалась Любеком на западе и Стамбулом на юге.
Изабель возмущено что-то сказала на своем языке. Такой речи Оболенский не слышал ранее, хотя слова и были похожими на тевтонские и ливонские. Махнув рукой, он решил взять ее в лагерь. Во-первых вечером она его развлечет - на взгляд Владимира, она была, может, и не первая красавица, но точно не дурна собой. А во-вторых, он испытывал интерес ко всему неизвестному. А потому решил узнать побольше откуда она, и как сюда попала.
Оболенский схватил ее за руку.
- Иди за мной, я передам тебя людям - они отведут тебя в мой шатер. Там будешь ждать меня. А у меня дела, война на дворе

Не последовательно события идут, но необычно , буду читать.

Кстати, 2 октября была годовщина взятия Казани (2 октября 1552 г.)

"Взять же столныи градъ Казань благоверныи царь князь великии Иванъ Васильевичъ, всеа Руси самодержецъ христьянскии, въ лето 7060-го, Октября въ 2 день, на память святыхъ великомученикъ Киприяна и Устиньи, въ день неделныи, въ 3 часъ дни."

ПАДЕНИЕ КАЗАНИ
 Тысячи воодушевленных солдат бросались с именем Господним на блокады врага. Яростно, устрашающе крушили оплот татар. Бесчисленное число криков, звон холодной стали, выстрелы пищалей доносились до артиллерии. В этом море звуков нельзя было различить, были ли они русских или татар
После непродолжительного боя, длившегося всего около десяти минут, Ярослав вместе с группой бойцов и барином забежал в одну тесную и длину улочку, преследуя несколько десятков убегающих казанцев.
- Нешто это… - крикнул один из ратников, заприметив в одной из открытых дверей что-то, вероятно, весьма ценное, сразу же забежав туда. Спустя пару секунд, еще с пяток воинов разбежалось по домам, стремясь утомить жажду наживу. Через некоторое время – и это явно наблюдалось не только на этой улочке – большая часть войска русского предалась мародерству.
- Эй! Вы! Прекратить! – зычно заорал Ярослав, заприметив, как казанцы, реорганизовавшись, набегают на их группу, после чего, тряся барина, прошипел ему в лицо, - Ну ты ж сотник, да, скомандуй им встать в строй!
- Я не… - заплетающимся языком тихо попытался сказать Мстислав, но его речь прервала стрела, влетевшая в его плечо со спины. Ярослав, с ужасом вытаскивая снаряд из тела барина, попытался остановить кровь, но сразу же бросил это дело – учиться хирургии в условиях уличных боев явно не лучшее времяпровождение. Бросившись к одному из домов, воин, закинув показавшегося легким как перышко Мстислава, забросил барина в двери, удостоверившись, что врагов-татаров в жилище нет. Ярослав бросил взгляд на оставшихся воинов – около тридцати ратников с готовностью сжимали оружие, еще у десятка пяти на глазах явно читалось смятение – их дух уже был сломлен; некоторые из русичей уже начали бежать с поля боя
- Держать строй! – рявкнул Ярослав, решив взять на себя функцию командира, - Сокрушим татар!.. – воин прервался, чтобы подставить щит под летящую в его грудь стрелу. Снаряд пробил щит, - За веру, за отечество! С нами бог!
- С нами бог!! – крикнула большая часть ратников, но, когда три казанца накинулись и искололи ножами вышедшего с богатой добычей воина-мародера, пыл некоторых явно поугас, а парочка вообще бросила оружие и бросилась наутек. Ярослав сжал зубы и, решив своим примером воодушевить русичей, бросился на басурман.

Между тем, Оболенский услышавший, по звукам со стороны площади, что татары перешли в контратаку, занервничал, надо был скорее рваться назад, туда где гремел бой и гибли братья по вере.
Но бросить посреди толпы, хлопающую глазами девку не позволяла совесть и в какой-то мере жадность. Он поспешил к пролому и как раз увидел бородочей, которым он отдал. Одного они лупили ногами, а второй так и был без сознания. - ЭЙ ЧЕРТИ!!! Вы что творите-то рог вам бугаев под самое дышло!! Ополоумили?!! Я куда сказал, их отправить.
Бородач, видимо главный тут, изумленно развел руками. Оболенский склонился и вполне вовремя, кто-то из татарских лучников оставшихся в башне выпустил стрелу, которая пропела прямо над головой. Владимир усмехнулся вновь своему везению и склонился над черкесом. Досталось ему как следует, похоже сломали пару ребер. - На еще два серебрянника, обоих доставить князю Оболенскому до шатра. - Ах да, стойте ! - Окликнул он бойцов, когда те схватив раненных масульман собирались выйти через пролом наружу. - Вот еще. - Он подтолкнул Изобеллу вперед. - Ее тоже до шатра отведите, и чтобы никаких у меня глупостей там! - Владимир сурово погрозил пальцем воякам и поспешил было назад.
Между тем ситуация кардинально поменялась и мягко говоря очень резко. Татары, получившие передышку, благодаря тому, что русские кинулись мародерствовать, теперь разврнулись и ударили во всю мощь своих сил, кое где обратив отряды в бегство. Началось самое страшное, увидев бегущих слева товарищей, слева тоже побежали. - СЕКУТ НАС !!! ВСЕХ ПОСЕКУТ!! Кричали по всюду. Оболенский метался перед бегущими, стараясь остановить их,пару поймал но оттолкнув его они бежали дальше. - СТОЙТЕ БРАТЦЫ!! СТОЙТЕ ВЫ ЧТО!! Оболенский размахивая саблей бегал по улочке, пара бойцов остановились, пытаясь ему помочь. Владимира кто=то на бегу сшиб с ног, и он упав на землю, еле успел перекатиться, чтобы не быть затоптанным. Быстро он отполз к стене поломанной мазанки, пытаясь понять, как можно остановить это сумасшедшее бегство войск.
Однако беглецы нежданно почти закончились, а за оставшимися раненными бежали казанцы и секли и добивали их. - АЛЛА!!!! АЛЛА!!!! Неслось над улицей. Осознав, что дело плохо Владимир хотел было бежать за войсками, но понял что в давке он точно схватит копье в спину. Он повернулся размахнувшись саблей. Но татары бежали единым целым строем, потому единственное что отсавалось это вправо, где были не большие мазанки. Подобно белке Оболенский взлетел на крышу, и как раз вновь вовремя, поскольку в стену тут же врезалось копье, клинок и еще что-то. Владимир припустился, перепрыгнул на следующую крышу и оказался на следующей улице, где также но чуть более организованно отступали русские. - Шакал стоить !!! Владимир оглянулся увидев вскочившего на крышу татарина, он обернулся, готовясь к бою, но увидев, что за ним на крышу взобрались еще двое, не раздумывая Оболенский помчался вперед
        - Аргх, черти! – крякнул Ярослав, с мягким чвакающим звуком погрузив клевец в череп казанца, - их явно больше…
Воин уже успел пожалеть о своем необдуманном броске на толпу татар. Конечно, от троих наседающих басурман он отбился, но при этом получил чувствительный укол ножом в ногу. Ну, по крайней мере, русичи, что характерно, сохранив строй, держали напор казанцев. Татары были вооружены короткими ножами и саблями, дававшими им преимущество в битве на узкой улочке, но воодушевленные славяне, презирая боль и страх, все же уносили с собой в могилу по крайней мере троих татар. Но число их от этого не уменьшалось. На место одного басурманина сразу вставало два, и Ярослав уже даже не мог надеяться на то, чтобы их строй продержался еще хотя бы пять минут. Всего около трех десятков, может пяти, человек, изнуренных и обессилевших, частично подавленных, но все еще стойко, героически сохраняя строй, ни на пядь не отступая перед наступающим врагом, все равно не смогут остановить орды казанцев, почувствовавших слабину славян и новыми силами идущими в атаку, выкрикивая имя Магомета.
- С нами бог! – напрягшись, что есть силы, крикнул воин, - за царя!!!
Русичи вторили своему от безнадежности командиру, но крики их тонули в лязге оружия и стонам умирающих. Глубоко воткнув в плечо стоящего напротив татарина свое оружие, Ярослав со всей мощи притянул кричащего от боли противника и откинул того на его же соратников широким ударом щита, при этом спиной чувствуя, как за его спиной заносится клинок. Моментально взмахнув перед собой клевцом, Ярослав обернулся, надеясь на то, что он все-таки успеет отразить выпад татарина, но, удивившись, увидел лишь, как некий щуплый стрелец вытаскивает саблю из груди убитого басурманина. Встретившись взглядом с «краснокафтанником», Ярослав легонько кинул в знак благодарности, и развернулся, чтобы отвести клевцом удар сабли татарина. Почувствовав, как к его спине прислонился это стрелец, Ярослав решил сосредоточиться на двух противниках спереди, не беспокоясь боле за удары исподтишка. «Да, что ж я так яро кинулся на басурман», - клял себя воин, - «Теперь отрезан от отряда». Хотя Ярослав догадывался, что он, возвышаясь, как каланча, среди моря басурман, чуть-чуть да вдохновляет ратников на борьбу.
         Ярослав со всей мощи притянул кричащего от боли противника и откинул того на его же соратников широким ударом щита, при этом спиной чувствуя, как за его спиной заносится клинок. Моментально взмахнув перед собой клевцом, Ярослав обернулся, надеясь на то, что он все-таки успеет отразить выпад татарина, но, удивившись, увидел лишь, как некий щуплый стрелец вытаскивает саблю из груди убитого басурманина. Встретившись взглядом с «краснокафтанником», Ярослав легонько кинул в знак благодарности, и развернулся, чтобы отвести клевцом удар сабли татарина. Почувствовав, как к его спине прислонился это стрелец.
        Вдруг у воина в голове возникла мысль, несколько притормозившая его рефлексы – «А зачем мне, собственно, нужно погибать ради каких-то людей просто так? Барину уже не помочь – он, вероятнее всего, умрет, а я сам не дворянин, чтоб за царя гибнуть, мне здесь не место…», - но, отметая все эти мысли, Ярослав сам себе холодно ответил, - «Просто так надо».
Перехватив руку с саблей замахивающегося татарина, Ярослав резким и мощным пинком опрокинул его навзничь. Падая на землю, казанец увлек за собой еще двоих рядом стоящих соратников. Ярослав, услышав сдавленный крик за спиной, резко развернулся и, боковым зрением заметив угрозы мгновением ранее, остановил рубок сабли огромного басурманина, одного с богатырем Ярославом роста, десницей, в то же время кидая за землю щит левой рукой и вытаскивая ей за доли секунды короткий меч из ножен на поясе. Не меняя хват, воин мгновенно рубанул снизу вверх клинком, после чего, подкинув немного меч, поймал его лезвием вверх и моментально воткнул басурманину в чрево. Провернув свое оружие в ране татарина, Ярослав того развернул и сильным ударом руки отправил того в недолгий полет на землю. Казанский богатырь увлек за собой на грязную улочку еще парочку татаров, и Ярослав, наконец, смог взглянуть на стрельца. Тот, похоже, был в порядке, но лежал практически без сознания, готовый в любую секунду погрузиться в небытие. Ярослав, почувствовав себя обязанным этому парнишке, чертыхнувшись, подхватил щит и, встретив клевцом набегавшего на воина татарина, схватил товарища за его праздный кафтан, уже успевших испачкаться грязью и кровью, и побежал в сторону строя русичей.
          ...Следуя за князем, Огнезар с дружиной промчался по широкой улице, сходу преодолевая любое сопротивление казанцев. Казалось, будто вышедшая из берегов река затопила улицы города, неудержимо рвалась вперед, оставляя только трупы, сваленные бесформенными кучами вдоль стен. Впрочем, продолжалось это не долго. Опьяненные успехом, многие русские воины отставали от своих отрядов, соблазнившись на ценности или женщин. К моменту, когда войско с дружиной Курбского во главе прорубилось к главной площади его численность весьма уменьшилась, и, отнюдь, не из-за
боевых потерь. Здесь Огнезар, вероятно, и совершил свою первую ошибку: вместо того, что бы держаться поближе к князю, он повел свой отряд подворотнями да узкими улочками, рубя и кромсая одиночных защитников Казани, пока не вышел к площади с противоположной стороны. Курбский к этому времени уже вошел на площадь и рубился с наседающими басурманами.

- Ну что, братушки! - обратился Огнезар к дружине, - Вдарим по нехристи поганой, пособим князю?!
- Вдарим! Пособим! С тобой, Огнезар!
Огнезар гарцевал на взмыленном скакуне потрясая окровавленным мечом. Не одну и не две жизни он оборвал сегодня, но адреналин по прежнему хлестал через край, не оставляя места ни осторожности ни благоразумию.
- С нами Бог! - гаркнул он. - За царя!
- За царя! - подхватили воины.
Конница вылетела на площадь как раз в тот момент когда небольшой отряд казанцев принялся заходить сбоку княжескому отряду, пытаясь отрезать тому путь к отступлению. Не ожидавшие стремительной атаки с фланга казанцы в панике рассыпались, пропуская конницу как холст пропускает иглу. Не оглядываясь и не обращая внимания на разбегающихся из-под копыт его коня басурман Огнезар с ходу врезался в основные силы защитников города, собравшиеся на площади. Подпираемые теперь уже с двух сторон силы казанцев дрогнули. Казалось, еще чуть-чуть - и они побегут!..

Яростно крушащий врага Огнезар не видел, как на площадь со всех сторон стекаются защитники города. Изо всех улочек, примыкающих к площади, выбегали воины, с криками и воплями стремились на подмогу своим товарищам. Не видел он и того, что увлекшись атакой он вместе с головной частью клина оказался отрезанным от основного отряда, который подошедшие казанские подкрепления теперь теснили к углу площади. Кровавая пелена упала с глаз Огнезара и он понял, какую катстрофу только что допустил и в сколь ужасном положении оказался. Боевой задор мигом вышел, он немного растеряно озирался по сторонам уже не нападая, а кое-как отбиваясь от наседающего врага. У казанцев же, разъяренных бесчинствами и мародерством русских солдат, напротив, будто открылось второе дыхание. С той стороны, откуда пришло войско князя Курбского слышались вопли "Секут!", солдаты бежали, преследуемые татарами. Все это угрожало перерасти в избиение. Необходимо было пробиваться - либо к князю, либо к своим воинам, зажатым в ловушке.

- Пробиваемся к своим! - рявкнул Огнезар. Горло нещадно саднило, он порядком охрип от крика. Все же его услышали - воины начали прорубать себе путь в бушующем человеческом море, стремясь выбраться на свободное пространство. Им очень повезло, что они не успели глубоко врубиться во вражеские ряды. Углубись они еще немного, и ничто бы уже не спасло их от жестокой смерти. "Прости, князь!" - сквозь зубы бросил Огнезар, в последний раз бросив взгляд на Курбского, который рубился с наседающими нехристями, медленно отступая ко входу на площадь. Здоровенный басурманин бежал прямиком на князя, подняв в богатырском стрелецкия бердыш. "Князь, сзади!" - во всю силу легких заорал Огнезар, попутно срывая со спины заблаговременно взведенный самострел. Неловко выхватил болт и сумки, вложил в паз и выстрелил не целясь. Снаряд просвистел на расстоянии ладони от перекошенной яростью басурманской рожи. Ничего больше Огнезар сделать не успел, только прикрылся бесполезным теперь самострелом от удара татарской сабли. Деревянное оружи разлетелось в щепки. Бросив коня в сторону Огнезар ушел от одного противника, удар второго отбил мечем, третий принял на себя латный нагрудник. Сталь выдержала, на черненой, залитой кровью поверхности осталась только небольшая вмятина. Не глядя, наотмаш ударив врага клинком Огнезар стоптал конем некcтати выскочившего перед ним паренька и вырвался, наконец, на относительно свободное пространство. Рядом уже гарцевали его соратники, хоть как-то пытаясь прикрыть отходящих товарищей, потерявших своих скаунов. Дружинники, зажатые татарвой в угол также пытались прорваться к своим, но удалось это далеко не всем. Огнезар видел как Ивашку, совсем молодого еще парня, пару лет всего служившего в охране его отца, подняли на копья, как упал под копыта коней Азбек, сам наполовину татарин, сжимая руками торчащую из горла стрелу. Сжалось сердце и подкатила к горлу тошнота, когда он увидел, как Емельян, спешенный, вместе с наседающими на него тремя казанцами ввалился в горящий амбар, а, спустя пару мгновений, крыша рухнула, похоронив под
собой всех, кто находился внутри. "Отступаем!" - просипел Огнезар, но голос был окончательно сорван. Он только и смог, что выругаться себе под нос. Григорий, впрочем, услышал приказ своего барина. "Отступаем!" - грянул над площадью его голос. Гришка тоже видел, как погиб Емельян, и столько ярости и злобы вложил в свой вопль, что никто, даже самый трусливый человек, не расценил бы его как приказ к паническому бегству.

Конные и пешие, дружинники в меру возможностей организованно отходили вглубь улочки, отбиваясь от преследовавших их мусульман. Преследователей было, впрочем, немного - основной удар теперь держал Курбский с остатком своего воинства.
Отбившись, наконец, от казанцев, Огнезар с дружиной скорыми темпами стал продвигаться к выходу из города. Узенькие окраинные улочки теперь были пустынны, однако, по достигавшим слуха крикам можно было определить, что наступление русских захлебнулось. Быстрее, как можно быстрее теперь нужно было выбираться из проклятой Казани...

Когда до Ногайских ворот оставалось не больше пятнадцати минут хода, дружина нарвалась на отряд черкес. Их было меньше десятка, но бились они яростно, мастерски. Огнезар сцепился с одним, успел сделать лишь несколько ударов, как за спиной раздался крик Гришки: "Берегись, Огне...". Потом Огнезара будто тараном в спину ударило, он только успел что выдернуть ноги из стремян, и полетел на землю. Плечо пронзила жуткая боль. Он заорал, кое-как, спиной, отполз к стене, размахивая перед собой мечем... В голове немного прояснилось, и он едва успел парировать удар черкеса. Рубил тот со знанием дела: второй удар пришелся по груди, третий скользнул по плечу - Огнезар не смог их заблокировать. Ясно было, что скоро черекс нащупает брешь в его броне и тогда... Огнезар взвыл как дикий зверь. Страх за свою жизнь смешался в нем с яростью загнанного в угол животного. Не отдавая себе отчета в своих действиях он схватил черкеса за запястье, вывернув его под немыслимым углом, и начал наносить короткие рубящие удары по незащищенной шее. Бил до тех пор, пока голова не повисла на лоскуте кожи. В черненом доспехе, залитом кровью, в отблесках пламени он казался чертом, вылезшим из Ада полюбоваться на пиршество смерти, устроенное людьми. Он бешено озирался вокруг в поисках врагов, но вместо полчищ басурман увидел только Остапа, одного из своих дружинников, который боязливо подходил к нему, то и дело осеняя себя крестным знамением.

- Святый Боже, помилуй мя! Барин! Огнезар Андреич! Там это, Гришка...
Со стороны ворот внезапно раздался пушечный залп. Огнезар, вздрогнув, с трудом сбросил с себя оцепенение, посмотрел, куда показывал ему дружинник. На земле лежали несколько его воинов, в одном из которых он узнал Григория. По словам соратников, один из черкес метнул в него сулицу. Предупредить барина Григорий уже не успевал, сделал что смог - закрыл его своим телом. От мощного удара Григория откинуло назад, конь его встал на дыбы и вместе с седоком обрушился на спину Огнезару.

- Гришка! - Огнезар почти простонал, прижимая к груди недвижное тело, - Гришка!
- Отпусти, барин... Задушишь ведь... - просипел Григорий бледными губами...

Грохот нового залпа прокатился над разоренной Казанью...

... - Где лекарь?! - Огнезар схватил за грудки пробегавшего мимо стрельца.
- Знамо где, в лазарете! Тама вон! - стрелец махнул рукой в сторону располагавшегося в отдалении шатра.
Огнезар выругался, и торопливо направился в указанном направлении. За ним спешным шагом двигались дружинники, несущие на медвежей шкуре раненого Григория. Достигнув лазарета Огнезар помедлил. Здесь было еще хуже, чем на улицах Казани. Слышались страшные стоны, крики, нестерпимый запах крови и гнили заставлял сильнее стискивать зубы. Огнезар откинул полог шатра и заглянул внутрь.

- Здесь лекарь? Заносите его, братцы.
Несколько дружинников осторожно внесли Григория и, уложив его на пустующее место возле входа, поспешили на воздух. Из глубины шатра к вышел высокий молодой человек с перепачканными кровью руками. Не глядя на Огнезара он опустился на колени рядом с Гришкой, принялся осматривать глубокую рану под левой ключицей.
- Чем его?
- Сулицей. - мрачно ответил Огнезар и глухим голосом добавил - Жить будет?

Товарищ Рекетир забыл тащета мои более чем полкоммента (точнее, чуть менее, чем весь) вставить в повествование, в коем кроется несколько слов о прошлом моего героя. Эк неосмотрительно. Необязательно, но для восполнения пробелов читать

На следующий день, когда воин собирался будить барина перед генеральным штурмом, по пути в палатку, занимаемую барином, Ярослав, ухмыльнувшись, вспомнил, как поступил в охрану к этому сосунку. Помнится, около трех годов тому назад, Старый барин, Ярополк Святославович, приказал явиться подле него воина. Ярополк Святославович был человеком весьма уважаемым, но чересчур уж уважал и почитал традиции отцов, в отличие от своего непутевого племянника, был весьма мужественным человеком, прошедшим не одну битву. Ярослав сражался подле него, и барин был весьма благосклонен к своему верному воину. В тот самый день, насколько знал Ярослав, к своему дяде приезжал Мстислав Васильевич, сын покойного брата старого барина. На редкие вопросы Ярослава о племяннике, Ярополк сухо отвечал короткими фразами, из которых было ясно, что из родного Смоленска Мстислав уезжал в столицу то ли на учение, то ли на писарскую работу. Но точно никогда о племяннике старый барин не распространялся.
Когда Ярослав вошел в кабинет Старого Ярополка, то увидел низенького и хилого паренька, у которого только начал пробиваться пушок, а руки были белыми и мягкими. Мстислав, как верно догадался воин, изучал один из немногих манускриптов старого барина. Ярополк Святославович сам все, буквами писанное, не любил, да и читал весьма не охотливо. Когда старый барин вошел в свой кабинет, он представил своего племянника. Тот, презрительно взглянув на Ярослава, легонько кивнул головой в ответ на учтивый поклон. Старый барин сказал, что юному Мстиславу предстоят долгие военные походы (при этом племянник заметно побледнел), а ему, старому человеку, нужна гарантия того, что этот молодой болван не потеряет свою весьма умную голову в первой же стычке. После чего наказал Ярославу охранять молодого человека как зеницу ока. Говорил, что шкуру с воина спустит, коли узнает, что его племянника принесут на щите. Мстиславу же приказал держаться поближе к Ярославу, а коли узнает он, что его лучшего воина как то, иначе чем в битве, умертвили, то юному барину лучше самому не знать, что за участь ему грозит. Суть указания грозного старика была такова, что лучше он увидит их вместе в целости и сохранности, нежели поодиночке и с виноватыми глазами. Что, учитывая суровые нравы дяди, было равносильно худшему раскладу. Но три года, которые провел Ярослав с молодым Васильевичем, выдались довольно таки спокойными, да и Мстислав сам на передовую не рвался, предпочитая уют тылов шуму сражений.
Когда Ярослав подошел к палатке барина, на него буквально выкатился Мстислав. Воин мягко поймал падающего барина, после чего, оттряхнув тому одежду, аккуратно поставил.
- Что-то, барин, вы просыпаться стали рано, - с ухмылкой заметил Ярослав, - вы уж простите, но я себя чувствую несколько обделено, когда мне не приходится вас каждый день пробуждать.
- Как уж тут спать, Ярославушка, ежели мы ныне в бой идем… Возможно, в последний, - помрачнел Мстислав Васильевич.
- Не извольте беспокоиться, барин, просто не волнуйтесь и постарайтесь держаться за мной, - успокоил господина воин. Спустя некоторое время, проведенное за натиранием до блеска оружия барина, Ярослав услышал крики глашатая о том, что необходимо сейчас броситься на штурм Казани. Подняв на ноги обескураженного Мстислава и вручив тому блестящий на солнце клинок, воин пошел, ступая вслед за барином, к месту сбора. Подсаживая молодого барина на его коня, Ярослав услышал негромкий крик, который его явно насторожил. Через несколько секунд воин был оглушен ужасающей силы взрывом – то десятки бочек пороха рвануло в подкопе, разнося в щебень Арские врата и прилегающие стены. Небольшие кусочки ворот, казалось, долетали до места сбора русских войск. Ярослав моментально взгромоздился на своего коня, буквально за секунду до сигнала к атаке, и пустил его вскачь. Впереди их многотысячного конного войска ступали пешие воины с огромными переносными щитами, чуть ближе ступали стрельцы (сам Ярослав этих людей презрительно звал «краснокафтанники»… Воин никогда не принимал огнестрел и понять его не хотел, считая его оружием трусов. Хотя, с другой стороны, и знал его лишь из отрывистых рассказов барина).
- С нами бог! – закричал один из воинов, что был в первой шеренге
- С нами бог!!! – вторили другие воины, но их никто бы не услышал из-за адского грохота, когда русские взорвали бочки во втором подкопе. Облако пыли поднялось над землей, а войско русское все приближалось к Казани, все громче надрывая глотки, повторяя свой боевой клич.
- Вот ведь… - крякнул Ярослав, когда одна из случайных стрел свистнула неподалеку от него, сбив с коня скачущего позади него умудренного сединами всадника, после его сразу же удостоверился о целости его барина.
Градом посыпались стрелы на войско русское, внося смятение в ряды нападающих. Но ничто не могло сломить боевой дух людей, так долго ждущих того дня, когда над башнями казанских стен будут развиваться русские стяги. Все ближе были руины, бывшие некогда неприступными стенами, все приближались силуэты смуглых басурман, сжимающих в нетерпении свои кривые сабли.
- Магомет! Все помрем за юрт!!! – расслышал Ярослав крики татаров, когда в едущего подле него всадника влетело бревно. Воин с готовностью сжал в руке чекан, намечая себе первую жертву – воина, что смотрел на него горящими глазами. Боковым зрением приметив барина, который с ужасом несся на толпу татаров, услышав, как стрельцы начали стрельбу по противнику, Ярослав с готовностью занес для удара оружие и, в следующее мгновение резко ударив по басурманину. Лезвие чекана воткнулось татару в глаз, протащив пару шагов до того, как он упал замертво на землю, но, к ужасу воина, краем ока он заметил, как перед смертью казанец нанес режущий удар по ногам его лошади. Спустя мгновенье лошадь запнулась, а Ярослав почувствовал весьма непривычное для человека чувство полета. Больно упав на острый камень, возможно, сломав себе ребро, воин тут же вскочил, вслепую махнув перед собой клевцом. Похоже, небезуспешно – воин почувствовал, как лезвие по касательной ранило какого-то невезучего воина. Подняв глаза и бесхозный щит, воин, наконец, сориентировался в пространстве. Врезавшись во врага, часть войска пробила в обороне брешь и уже билась в Казани. Ярослав, сблокировав резкий рубок саблей, ответил широким ударом своего оружия, не шибко надеясь на успех. Заприметив группу воинов, Ярослав, лениво отмахиваясь от двух наступавших татаров, поспешил к русичам. Оглядевшись в группе воителей, Ярослав к своему облегчению заприметил своего барина, который, зайдя за одного из ратников, сжимал колотую рану на предплечье.
- Барин! Не извольте сомневаться, все будет хорошо! – крикнул в ухо Мстиславу воин, подставив под удар казанца щит, - держитесь ближе!
Барин, казалось, медленно кивнул, придвинувшись к Ярославу, а тот, повинуясь напору наступающей толпы, пошел в бой. Обернувшись, воин заметил, как, выхватив сабли и бердыши, на выручку ратникам бросились стрельцы. Стараясь одновременно и помочь наступающим войскам, и позаботиться о сохранности своего барина, и утолить свою жажду крови, Ярослав, следуя за первыми рядами, успел отправить к Аллаху (или в кого там верили эти басурмане?) тройку татаров. После непродолжительного боя, длившегося всего около десяти минут, Ярослав вместе с группой бойцов и барином забежал в одну тесную и длину улочку, преследуя несколько десятков убегающих казанцев.
- Нешто это… - крикнул один из ратников, заприметив в одной из открытых дверей что-то, вероятно, весьма ценное, сразу же забежав туда. Спустя пару секунд, еще с пяток воинов разбежалось по домам, стремясь утомить жажду наживу. Через некоторое время – и это явно наблюдалось не только на этой улочке – большая часть войска русского предалась мародерству.
- Эй! Вы! Прекратить! – зычно заорал Ярослав, заприметив, как казанцы, реорганизовавшись, набегают на их группу, после чего, тряся барина, прошипел ему в лицо, - Ну ты ж сотник, да, скомандуй им встать в строй!
- Я не… - заплетающимся языком тихо попытался сказать Мстислав, но его речь прервала стрела, влетевшая в его плечо со спины. Ярослав, с ужасом вытаскивая снаряд из тела барина, попытался остановить кровь, но сразу же бросил это дело – учиться хирургии в условиях уличных боев явно не лучшее времяпровождение. Бросившись к одному из домов, воин, закинув показавшегося легким как перышко Мстислава, забросил барина в двери, удостоверившись, что врагов-татаров в жилище нет. Ярослав бросил взгляд на оставшихся воинов – около тридцати ратников с готовностью сжимали оружие, еще у десятка пяти на глазах явно читалось смятение – их дух уже был сломлен; некоторые из русичей уже начали бежать с поля боя

АААА!!! Опять мясо, хорошо, жду продолжения

КИНЖАЛ В РУКАВЕ
Владимир Оболенский поспел очень вовремя, с другой стороны выбор был не велик, позади во дворах татары, впереди тоже, но впереди хотя бы были воины. Человека четыре, удачно вставших между двух домов отбивались от десятка, остальные спешили дальше изгоняя русских из города. Но судя по грохоту канонады и крикам царских бойцов, вновь верх начинали брать православные. Владимир, впрочем все это отметил вскользь и промчавшись по крыше он в миг оказался рядом с могучим воином, который с ног до головы был заляпан кровью, при чем по-видимому не своей. Как сражался это богатырь Владимир видел, и потому считал теперь делом чести сохранить этому молодцу жизнь.  Он налетел на татар очень вовремя, еще бы чуть чуть и не сносить бы было
головы славному молодцу. Но внезапное нападение дворянина, размахившего легкой саблей и раневшего троих, заставило отпрянуть казанцев, и позволило атаковать дружиннику.
        К счастью татарам вскоре стало не до них. Бегство началось в другую сторону. А на площадь ворвался царский полк, во главе которого скакали тяжело вооруженные бояре на конях.
        - Оба!! Оболенский, дружище!!! А ты уже в самом пекле!! - Засмеявшись, подъехал Роман Курбский. - Ой слыхал, говорят все из города бежали, но лишь Владимир Оболенский не только полон взял, но и бабу с гарема. Тут Роман заржал с уважением оглядев гору тел возле них. - Ты их всех Владимир? Ай удивил.
      - Нет нет, вот этот молодец, думаю он гривны царской заслуживает за дела свои. Один площадь держал. Не меньше десятка положил.
          Владимир обнял ширкоплечего воина, который еле держался на ногах.
- НЕ перевелись еще бойцы на земле русской нука присядь. - Оболенский отстегнул флягу и протянул ее воину. - Как звать -то тебя чудо-богатырь?
- Ярослав, - хрипло произнес воин, отбросив пустую флягу в сторону.
          Владимир хотел передать воина кому-либо и присоединиться к атаке кавалерии, но к нему нежданно подскакал Шереметьев и весьма сурово передал, что князя желает видеть лично государь.
         А потому Владимир, лишь с сожалением проводил взглядом, уносившуюся  по улицам царскую кавалерию и попросив воина идти за ним, пошел вперед.
         - Без него не пойду. - Вояка нагнулся и закинул на плечо тело худощавого стрельца, совсем молодого, даже чуть моложе самого Владимира. Суровые глаза воина, легко закинувшего на себя, эту безсознательную ношу, не позволяли другого ответа кроме. - Как пожелаешь.
         Они долго шли обратно, как казалось Владимиру целую вечность, он и не заметил, что уже сгущались сумерки, не знал он и о том, что вновь ему помогла удача, что в той атаке братья Курбские падут, а с ними и другие славные люди.
         Он шел вперед, слушая крики победителей и истошные вопли женщин, доносившиеся из домов, победители еще не добив врага у дворца, уже пировали.
       Все давно расслабились, особенно за стенами, где в окуржение стрельцов прибывал
сам царь. Оболенский увидел, что он с мокрыми от слез глазами глядел на поверженную Казань.
- НАША ПОБЕДА, БАТЮШКА ЦАРЬ - Оболенский не доходя до царя, пал на колено склонив голову.
 - Радость-то какая, вот взгляни, то богатырь истинный, лицно зарубил с десяток татар, да еще и людей спас.
Вот как велика земля наша верными родине и тебе батюшка царь, людьми.
          Иван Васильевич благосклонно взглянул на Ярослава. - За дела твои чадо, верь не будешь ты
обделен наградой.
            Ярослав низко поклонился, во все глаза глядя на государя, такими же изумленными глазами смотрел
на Ивана и очнувшийся стрелец. С перепугу юноша даже перекрестился, и теперь явно хотел снять шапку, но
снимать перед царем было нечего, ибо колпак свой стерлецкий он оставил в сече.
          - Что же, многие вои добром нычне послужили правде и отечеству. - государь нахмурился, глядя поверх
голов на поверженный город.
         - А вот, опять ведешь себя не надлежащим образом. - Иван нахмурился взглянув на Оболенского.
Владимир вздохнул, и жестом показал воину и стрелцу, что им пока лучше отойти.
         - Скажи мне Владимир, кто вернул тебе родовое имя дедов твоих?
Владимир склонил голову на грудь, тяжело вздохнув. - Ты царь батюшка.
- А, кому ты верностью клялся помнишь ли?
- ТАк как же, батюшка-царь не помнить-то, так я же вон живота не жалея...
- МОЛЧАТЬ!!! - Иван с силой ударил Оболенского по щеке. - Или забыл, ты с кем разговариваешь?
Владимир склонил голову, щека горела, а в сердце билась обида, которую он держал в кулаке, слушая слова царя.
- Смотри вокруг Владимир, это войска русские, вот они гремя сапогами да копьями покорили Казань
неприступную. Много их полегло, но еще больше поляжет, многие из них клясть меня будут, зато, что сурово я с ними обойдусь, многие на других войнах еще головы сложат, но все это ради величия царства нашего, да во имя веры истинной и спасителя нашего, что дал мне власть эту. Что дал мне слово и в руки мои крест и меч вложил. И жизнь свою, сердце свое положил я на благо волю божьей.
        Царь отвернулся, и кивком головы велел отойти в сторону боярину Шепяте.
Он нагнулся к уху Владимира и понизив голос проговорил. - Коли, каждый будет приказы мои
трактовать и переталмачивать на то,что ему удумается, много ли навоюем, как мыслишь?
        Владимир пожал плечами, не зная, что и сказать. - Порядка в душах у людей наших нет, а да откуда
быть ему, коли у командиров их головы на плечах нету? Коли веленно им с Воротынским быть, а они в пекло
лезут, отчего стало быть? А стало быть оттого, что голова эта на плечах им не надобна.
         - Не вели казнить государь!!! Дозволь кровью искупить вину пред тобой. - Владимир рухнул в ноги,
чувствую, что дело реально запахло, колом.
        - Искупишь , но не кровью. Поднимись!
 Владимир поднялся, склонив голову. - Прости государь, христом богом прошу.
        Иван Васильевич усмехнулся, с какой-то горечью поглядев на юного княза.
- Горяч ты Владимир, да глуп еще, хоть и при мне. Все лихачишь да головой не думаешь.
Поучиться бы тебе уму разуму. Ладно приведи ко мне воина того, что с тобой прибыл, да стрельца того.
Награду вручу им, достойную и щедрую.
        Ярослав опешил, когда Владимир повел его к государю, а стрелец, так вообще был не жив не мертв
от нежданной милости.  - Ну же пойдем, что ли? - Владимир схватил Ярослава за руку, но тот замер, глядя куда-то в сторону.
        Владимир оглянулся, но ничего интересного не увидел. Рядом с царем стоял боярин, вокруг были стрельцы.
А мимо них, укутанная в плащь, шла какая-то девчушка. Тонкий стан, ее прехваченный блестящим поясом, полуголый торс, все говорило
о том, что она танцовщица.
        Оболенский вновь взглянул на Ярослава, который не отрываясь смотрел на девушку, и тут его ударило холодом
Она шла одна, без конвоя и от нее до царя, оставалось всего несколько метров, и отделял ее, лишь сидевший спиной
и смеявшийся над шуткой соратника царский охранник. .......     
          Молодой барин попросил воинов выйти. «Чеканник» помог Даниилу встать, и, выйдя из палаты, они отыскали себе место, чтобы отдохнуть. Даниилу принесли воды и скудной снеди. После быстрой трапезы их снова позвали в шатер. Как не пытался стрелец услышать слова царя, но вместо слов слышался гул. По жесту царя, в палату внесли награды. Стрельцу дали новый красный кафтан и блестящую саблю. Что дали остальным Даниил не видел. В глазах его стояли слезы, он упал на колени и, опустив голову, благодарил бога за то, что оставил ему жизнь.
        Тем временем сквозь стрельцов подходила к царю красивая девушка.
Ее восточная юбка, со звенящими монетами, , да узкий корсет, только это видели под плащом воины. Ее спокойная походка, исполненная грации, покорный взгляд и мягкие движения, говорили, что она здесь для того, чтобы радовать северных завоевателей. Усатый стрелец на посту, оценивающе поглядел на нее сзади, другой усмехнулся, хороший кому-то достался трофей. А кому? Трофей, преодолел между тем расстояние до шатра, который укрывал царя. Вот, наконец, молодой воин в камзоле, отошел от него. Она на секунду прикрыла глаза - «Ашхаду анля иляха илля Ллах» Она выдохнула, он был с ней, она чувствовала сейчас эту тесную связь, также как чувствовала всегда, когда обращалась к нему.
Она медленно подняла голову, чтобы лучше увидеть свою жертву, это ее главное дело, никогда ее цель не была столь сильна и главное столь ненавистна. Царь неверных, царь рабов, грязных животных, знающих утехи в вине и хмеле, вы пришли сюда, по его воле. Она наклонила голову, и запустив медленным движением руку в плотную прическу, распустила волосы.
Острый как жало клинок лег ей в руку, длинные, блестящие, черные волосы, скрыли от захватчиков смертоносное лезвие. Она грациозно повернулась, улыбнувшись охраннику, семантик, улыбнулся во всю широкую улыбку и издал довольный звук. О, она знала, слабость мужчин, она могла заставить потерять бдительность своего хана, что уж говорить о подобном человеке. Прикусив губу, и дернув бровями она сделала изящный поворот, как не раз делала во время танца, часто, этот танец становился для врагов ее царства смертельным. Она с рождения служила своей земле, своему хану, и своей Казани. И теперь она выполнит последнюю волю хана. Она совершила еще один поворот грациозно выбросив вперед ногу, в ярком башмачке. Да, они смотрят на ногу, и на ее тело, но никто не видит клинка. Да и кому есть дело до простой танцовщицы.
Она встала на одну ногу, раскидав свои волосы, прогнулась, и сделала несколько грациозных шагов к царю. Ее отделяло лишь несколько метров. Ее черные глаза еще раз взглянули на царя, ресницы сомкнулись, она улыбнулась, и в следующий миг, как разогнувшаяся пружина, прыгнула легким кошачьим движением на плечо сидевшему охраннику в руке блеснул клинок, а перед глазами возникло лицо царя. – АЛЛА!! В последний миг перед смертью, он смотрел на нее и в очах его был ужас .
Но в тот самый миг, как она нанесла удар, чья-то более сильная и могучая рука схватила ее кисть. Сильный удар отбросил ее в сторону. Она вскочила, но на нее уже набросились, заламывали руки, она царапалась, рвала зубами захватчикам кожу, но не один из них не подарил ей смерть. Она была нужна живой.
      Как следует сжав руку убийцы, Ярослав удовлетворенно заметил, как пальцы разжались, а кинжал начал падать наземь, после чего как следует саданул хрупкую танцовщицу плечом, сшибая ее с ног. Отдышавшись, воин глянул, как на вырывающуюся и царапающуюся девушку набросились три непутевых стражника, из-за косоглазия которых Русь чуть царя не лишилась. Танцовщица выкрикивала проклятия на непонятном языке, но это уже мало кого заботило. Все, кто были здесь в данный момент, глядели на великана, что только что остановил покушение. Ярослав же глядел на царя. В глазах его читались и благодарность, и гнев, и недопонимание. Воин, покачав головой, решил взять на себя дерзость помочь Иоанну встать на ноги. Два раза легонько ударив по мантии царя, оттрясая того от пыли, Ярослав отошел. Царь, легонько кивнув, посмотрел на связанную татарку и громко сказал
- Казнить!
Парочка стражников уже вытащила из ножен сабли, дабы свершить быстро вынесенный приговор, но Ярослав, повинуясь мгновенно возникшей мысли, высказался
- Позвольте, царь, жизнь сохранить татарке, - вокруг воина воцарилась такое гробовое молчание, символизирующее крайний ужас, да что там: даже царь не смог ничего сказать в ответ. Воспользовавшись тем, что никто его не прерывает, воин продолжил, - Я пленил убивца, и прошу великодушного царя Иоанна сохранить татарке жизнь и передать ее мне как пленницу, - вздохнув, сказал так и уставился на царя воин.
          Иоан Васильевич был озадачен, в свои 22 года, этот молодой государь уже научился держать себя с достоинством и показной скромностью. Но все знали, что молодой царь горяч и если сорвется не сносить головы не кому. С детства он не верил людям, с детства готовился к тяжелой борьбе за цель, которую перед собой поставил. И всегда он боялся измены, особенно хорошо, он знал, что измены, бывает за деньги. И измену творят не стрельцы, не ополченцы, а такие вот профессионалы, умеющие переломить не только спину человека, но и порой исход битвы.
Оболенский молчал, видя как борется в Иван желание убить, из страха эту девочку, что едва не оборвала его жизнь и желание воздать воину по заслугам. - Сдается мне, государь воин такой трофей не упустит, а что ведь взял с боя ее, по воинской бы чести не плохо бы отдать врага в руки победителя. - Послышался позади знакомый голос князя Серебряного.
Василий Семенович - молодой лихой князь, был известен не только своим светлым умом и грамотностью, но и тем, что был известен меж воинов, за честь и воинскую справедливость. Сейчас это особенно хорошо читалось по глазам Ярослава.
Его серый камзол, поверх которого была кираса. на которой виднелись скользящие следы от рубящих ударов, его усталый взгляд и заляпанные кровью врагов рукава, все это говорило, о том, что князь прибыл из самого пекла.
- Быть по сему, служи верой и правдой, и будь верен всегда мне, как верен был сегодня. - Царь поднял персты и перекрестил голову воина. После чего последовал за Серебряным, который на уходя подмигнул Оболенскому, и похлопал себя по сабле, висевшей на боку. Тем самы она давал понять, что видел, как сегодня бился Владимир.
Оболенский присел рядом с Ярославом, и по-товарищески обнял того за плечо. - Эх дядя, славный ты муж и сдается мне любит тебя бог, не меньше чем меня, избранный ты.
- Да будет тебе, избранный, опытный то да. - Ярослав поднялся и подошел к корыту с водой.
Он скинул порубанную кольчугу. Снял кожанную подкладку и начал отмываться от чужой, своей крови и от пота.
- Что с ней-то делать? - Спросил один из воинов, которые по прежнему держали девушку лицом в землю.
Оболенский улыбнулся. - А ну ка отвдите ее к нему в шатер.
Телохранитель, крупнолицый, усатый парень изумленно захлопал глазами. - Да кто же его знает, к какому он полку приписан и где его шатер.
Оболенский засмеявшись подошел к парню. У него теперь твой шатер, а вы трое в полке, где он был приписан.
- Что?? - Усы у парня аж выгнулись от изумления.
- А ты что хотел? Цареву жизнь едва не проглядел, веди в шатер, прибирись и марш в полк, бой за город еще не окончен.
Оболенский подмигнул Ярославу. - Расслабляйся дядя, сейчас и порубать тебе принесут и вина. И бабу эту, но ты дядя конечно бесстрашный, я бы с такой этим делом бы да побоялся. - Сказав так Оболенский кивнул на валявшийся кинжал убийцы и сделал характерный жест.
Впервые за все это время Ярослав засмеялся. И от смеха этого у Оболенского по спине побежали мурашки.

P.S.  Проект является совместным творчеством нескольких авторов нашего форума, а также блогов на Mail.ru
      Следующие авторы развивают следующих героев:
Reketir - Князь Оболенский, Warlock - Ярослав, София- татарка София,
Дмитриева Лиза - Изабель, Егор- Евпатий, masquarade- Огнезар,
Trebian- Иван Миронов, Алим Шейкерз- Черкесы. Dantess- стрелец Даниил

ПОСОЛЬСКИЙ СБОР

- Ну что ж… Нет так нет… Молчи… - крякнул Ярослав завязав потуже лодыжки пленницы. Немного подумав, воин решился на крайние меры и, подойдя к столику, взял лежащий на нем клевец. Вернувшись к стоящей на коленях танцовщице, Ярослав посмотрел на нее. На ее смуглость лице явно читалось презрение и некая холодная готовность. Видимо, татарка уже все для себя решила. «Ну и пусть» - пожал плечами Ярослав, - «Смерти она все равно не дождется». Зайдя ей за спину, воин занес для удара оружие, перехватив его у лезвия, после чего резко опустил рукоять клевца на затылок женщине. Та, конечно же, упала без чувств. Ярослав, проверив пульс танцовщицы, облегченно вздохнул, радуясь, что в этот раз процедура успокоения пленника прошла гладко, а не как обычно, с побочным эффектом в виде смерти. Положив пленницу на живот, Ярослав пропустил оставшийся моток веревки через перевязанные руки и ноги, после чего, стянув их насколько возможно, перевязал концы веревки двойным узлом, чтоб наверняка. Ярослав не знал ни одного человека, который бы смог выпутаться из такого переплета. Хотя, бес их знает, этих татарок-цареубийц. Может, их и такому искусству учат.
В любом случае, Ярослав, уже не беспокоясь, что по возвращению он увидит кучу веревок, да сзади ему в шею воткнется отравленная игла, вышел из шатра. Намереваясь размяться в какой-нибудь стычке пожарче (хотя, учитывая перевес сил, любая стычка вскоре превращалась в бойню), воин подхватил щит, что подпирал одну из стен ближайшего дома. Пробежав пару кварталов, Ярослав к своему ликованию увидел пару десятков стрельцов. Несколько из них лениво отстреливали выбегающих из каменной пристройки, что была у стены, татар, остальные совещались, встав кружком, о плане взятия этого здания без всяческих потерь. Один предлагал татарву из пристройки выкурить, второй предложил пороха у пушкарей стащить и, поджигая, закинуть и тут же ворваться в суматохе. «Ох уж русская смекалка» - ухмыльнулся Ярослав, подходя к стрельцам. Сотника, али еще какого представителя власти средь не было, так что заминка была вызвана в первую очередь и этим. «О да, коли сотник бы им приказал, они бы как миленькие его наскоком взяли» - поглядел на здание воин, - «А уж коли не так, то конечно, надо бы подумать до утра, оно же мудренее». И правда, уже давно шел вечер, близилась глубокая ночь, а бои все шли. Старания вот таких вот задумчивых и вдумчивых стрельцов. «Ненавижу. Почти всех» – поправился Ярослав.
- Здрав буде, воины русские, - поприветствовал «краснокафтанников» воин. Те, уделив на изучение богатыря не больше секунды, продолжили, перебивая друг друга, предлагать планы захвата пристройки. Пока один из них не прошептал что-то второму. Вскоре это «что-то» передалось каждому, и «краснокафтанники» замолкли.
- Это не ты ли де спас батюшку-царя? – прищурившись, спросил первый. Ярослав согласно кивнул, не видя смысла в утаении правды, - а…
- И что же барин тут делает? – ехидно осведомился второй.
- Решаю ваши проблемы, молодцы. Вам бы в атаку пойти, - ткнул клевцом в сторону здания Ярослав
- Дык, нам бы, чтоб потом отпевать никого не пришлось, чтоб без… - растерялся третий стрелец.
- Коли вы так думать будете, вы тут просидите еще денька три, - покачал головой, - давайте так – я сейчас войду туда, а вы сразу за мной. Первый стрелец, который, судя по всему, считался у этой компании лидером, оглядел окровавленные руки Ярослава (кровь была воина. Из множественных ран и царапин все еще сочилась кровь, но это как то не особо волновало) и потерянно кивнул, - вот видите. А вы думали. Татар то там мало, всего то человек с десять, больше там просто не сможет оборону держать. Тебя звать как?
- Григорий… - замявшись, ответил стрелец
- Ну, значит, действуем, Григорий… - кашлянул Ярослав и, подойдя к пятерым «краснокафтанникам» с огнестрелами, наказал им, - вы по окошкам тем палите, чтоб татарва на подходе никак нам не навредила.
- Дык, басурмане и так не отстреливаются, огнестрела то нет, - улыбнувшись, ответил Гришка
- Ну и на том хорошо, - сухо ответил воин, перехватив клевец и направившись к двери.
Услышав возню за дверью, Ярослав чуть слышно вздохнул и резким пинком открыл дверь, вбегая в пристройку. Сразу развернувшись вправо, Ярослав в глубине души сильно порадовался за правильный выбор. Татарин притаился как раз справа. После скользящего удара по щиту, клевец Ярослава воткнулся в ногу казанца, защищенной лишь тонкими штанами. Тот взвыл, но крик его был прерван повторным ударом оружия в череп. Краем глаза заметив небольшого и юркого татарина в кольчуге и метательным ножом, Ярослав, повинуясь рефлексам, пригнулся. Услышав, как нож просвистел над его головой, как сзади послышался натужный вздох, воин повернулся.
- Гришка! – крикнул второй стрелец, нагнувшись к упавшему оземь товарищу. Нож воткнулся тому в грудь, так что шансов выжить и Григория не было.
- Пусть! Это война, стрельцы, в ней есть потери! В атаку! – прорычал Ярослав, бросившись к татарину, уже доставшему саблю. Приняв рубок кривого клинка щитом, воин сделал казанцу подсечку и уже лежачего добил резким ударом клевца, проломившего басурманину грудную клетку.
Несколько стрельцов с воодушевляющими кличами на устах ворвались в пристройку, налетая на басурман и попросту давя их числом. Ярослав ошибся в количестве татар – их было заметно меньше десяти, возможно даже вдвое. Во всяком случае, с пяток уже лежало на земле, изрубленные или Ярославским чеканом, или стрелецкими саблями. Пройдя в коридор пристройки, стрельцы и воин разбрелись по помещениям, дабы проверить наличие выживших. Проверив две комнаты, которые оказались абсолютно пустыми, Ярослав вошел в третью. Там стоял басурманин в полном боевом облачении. Как только богатырь вошел в комнату, взволнованный татарин схватил со стола свою саблю.
- Басурманин, значит, - ухмыльнувшись, подошел к казанцу воин. Тот в ответ крикнул несколько фраз на своем непонятном наречии и ринулся в атаку. Ярослав, приняв защитную стойку, подставил щит под два первых удара сабли. Воин, решив усложнить себе задачу (просто по натуре своей любил Ярослав трудности) отбросил в сторону щит и, подцепив концом лезвия клевца саблю татарина, как следует сунул ему в челюсть. Бросив клевец на пол, Ярослав перехватил кисть нападающего, воин резко ударил татарина коленом в живот и, уже согнувшемуся, добавил этим же коленом в лицо. Заломив руку басурманина, богатырь заставил казанца отпустить саблю. Подхватив восточное оружие, Ярослав усмехнулся
- Ох, много сегодня пленных у меня будет… Ах, много… - после чего расчертил на спине казанца две кровавые полосы.
Подняв с пола свой клевец, Ярослав повесил его за петлю на поясе, а после схватил басурманина за волосы и потащил его в коридор. То ли тот уже был без сознания, то ли у него был чресчур высокий болевой порог, но казанец стоически молчал. Когда Ярослав вышел с волочащимся следом татарином, он столкнулся лицом к лицу с неким корнастым человеком. Заросшее лицо и тело, покрытое рубцами и синяками – все говорило о том, что это был пленник татар. И, возможно, пробыл он в плену достаточно долго.
- Как звать тебя, земляк? – тяжело проговорил пленник, прихрамывая подойдя к воину.
- Ярославом зовут, - глухо отозвался воин, достав с пояса моток веревки и начав связывать татарину руки. Тот очнулся и попытался укусить воина, но громкая пощечина охладила пыл басурманина
- Разреши, Ярослав, мне поквитаться с обидчиком моим, - сказал пленник, кивая в сторону татарина, - Много горя он мне принес…
Ярослав поднялся и оглядел человека. Его тела представляло собой сплошной синяк. «Мда, тебе бы к лекарю, друже, а не месть творить» - заметил Ярослав, после чего, испытав некоторую жалость к пленнику, кивнул
- Ну бери, коли так.
- А разреши саблю взять твою?
Ярослав пожал плечами и протянул ему оружие татарина. С обессиленным пленником, в крайнем случае, можно справиться абсолютно голыми руками. Но в планы человека это явно не входило. Тот, тяжелыми движениями два раза опустив саблю на шею, посмотрел, как голова басурманина покатилась по полу, брызгая черной кровью. В глазах пленного читалось некоторое удовлетворение. Ярослав с некоторой обеспокоенностью взглянул на падающего без чувств пленника. Тот, облокотившись на стену, медленно сползал на пол.
- Что? Ну да, ну да… - крякнул от досады Ярослав, - стоит уже привыкнуть таскать на себе пленников и раненных. Или все сразу, - кашлянул он, закидывая на плечи человека, - тяжел, собачий сын.
Ярослав быстро побрел по направлению к лагерю. Увидав по пути молодого стрельца, воин спросил у него
- Эй, стрелец! Где тут лекаря найти можно?
- В лазарете, - указал он на длинный шатер поблизости и поспешил к местам, где шли баталии.
- Эх… - крякнул Ярослав, устроив коренастого пленника получше на своих же плечах и войдя в лазарет. Поблизости хлопотал молодой, судя по всему, пушкарь, который был по совместительству и лекарем. Сейчас он бегал вокруг стола, на котором лежал раненный в спину человек. Времени у лекаря явно было в обрез
- Эй! – крикнул Ярослав, сваливая на ближайшую лавочку едва дышащего пленника, - подлечи-ка человека, коли лекарь!
Тот уставился на него своими усталыми глазами. Его взгляд, казалось бы, готов был испепелить Ярослава
- Может быть, кто-то…
- Это уже не моя проблема, - покачал головой воин, прервав фразу пушкаря, - делай с ним, что хочешь. Режь, зашивай… Мне все равно.
И, с чувством выполненного долга, Ярослав вышел из лазарета и направился к своему шатру.
      Покуда воины тешили свою удаль, а князь Оболенский решал насущные дела, в его шатре, размышляла о жизни спасенная им англичанка. Ее участь была лучше, нежели участь татарки, но все же пока положение дел было не лучшим
     Англичанка огляделась - обычный осадный шатер – походный лежак для господина, застеленный медвежьим мехом (похоже, молодой наглец любит комфорт, иные и без шкур обходятся), кое-какая утварь, да ворох тряпья у входа, на котором расположились двое молодых воинов в диковинных нарядах, не похожих ни на русские, ни на татарские боевые одежды. Впрочем, расположились, это громко сказано – у обоих были связаны руки. Один лежал, не шевелясь, и, похоже был без сознания. Второй, сероглазый шатен, внимательно посмотрел на вошедших, но ничего не сказал.
- Располагайся, - хохотнул бородатый и ткнул пальцем в барское ложе.
Изабель гордо вскинула голову, насколько позволяла высота палатки и, проигнорировав «любезность» мужика, присела рядом с пленниками (но все же чуть в стороне чтобы не решили ненароком, что она с ними).
- Эх, хорошо, - крякнул ополченец, усаживаясь. Похоже, бородач был вполне доволен. Еще бы, рядом с собой он плюхнул увесистый мешок, из которого торчал кусок дорогой ткани – похоже, добычи на его долю хватило.
- Так значит, твой барин дозволяет своим людям грабить мирные дома? Хорош господин, нечего сказать! – Изабель насмешливо скривилась.
- Слушай ты! – взвился мужик. – Да барин…, да батюшка Владимир Романыч…, да молодой князюшка…, да он мне….
Но англичанка уже не обращала внимания на захлебывающегося возмущением холопа. Из всего невнятного квохтания она вынесла для себя довольно ценную информацию – ее спасителя, а по совместительству и пленителя звали Володимер Романовьич и был тот Володимер птицей высокого полета. Изабель начала было думать, как бы вытянуть из простоватого тюремщика что-нибудь более значимое, но тут лежащий пленник шевельнулся.
- Нэтхъуэ, - тихонько позвал его шатен. В его голосе слышалось беспокойство, а еще Изабель поняла, что парень растерян. - Альхамду лилля!
        Второй придвинулся ближе к товарищу и начал тормошить его, бормоча что-то непонятное. Изабель вздохнула, похоже, парню не жить.
В палатку вошел молодой ополченец, поглядел на пленников, перебросился парой слов с бородатым. Англичанка расслышала лишь «Барин приказал!» Бородатый поморщился, но полез за пазуху, достал оттуда флягу, бросил Изабель.
- Держи, девка, барин добрый у нас.
Девушка ловким движением подхватила сосуд с водой, выпростав руку из мехового тепла. Ощутив пальцами сквозь толстую стенку бульканье переливающейся внутри жидкости, Изабель неожиданно почувствовала мучительную жажду. Странно, а до этого, вроде, не замечала. Она кивнула головой охраннику:
- Благодарю. – Но бородатый не обратил на нее внимания, а прикрыл глаза и начал клевать носом. Вцепившись тонкими пальцами в крышку, англичанка не без труда ее вытащила. На несколько секунд она блаженно припала губами к горлышку сосуда. Вода была чуть тепловатой, согретой телом охранника, но все же это было самое вкусное, что Изабель когда-либо доводилось пробовать. Оторвавшись, наконец, от фляги, англичанка почувствовала себя неуютно. Она бросила взгляд на пленников. Лицо сидящего было невозмутимо, он казался погруженным в себя но что-то в его облике заставило Изабель почувствовать укол совести. Она вздохнула и протянула парню флягу. Тот глянул вроде как с недоверием, шевельнулся, но брать не торопился, Изабель кивком головы показала на лежащего:
- Ему нужно.
Парень согласно кивнул, взял флягу:
- Джаза-кя-Ллаху хайран!
Он попытался приподнять голову своего друга, но связанные руки мешали. Нет, так не пойдет! Изабель посмотрела на них, потом начала разглядывать свою одежду. Дорогие восточные тряпки были скользкими и легкими, они вовсе не годились для перевязки. Англичанка решительно встала, охранник вскинулся, недовольно хлопая глазами.
-Послушай, э..э…, твой хозяин вряд ли будет доволен, если его пленники умрут. А потому давай-ка, развяжи их. Все равно бежать некуда. Да и слабые они.
Бородач рассмеялся:
- А коня им не надо впридачу?
Англичанка возмущенно выгнула брови, но ничего не сказала. На некоторое время в палатке воцарилась тишина. Потом послышалось бормотание:
- А ну и впрямь помрут…, греха не оберешься…, батюшка Владимир Романыч гневаться будут…
Ополченец опять полез за пазуху (склад у него там, что ли?), вытащил оттуда более-менее чистую тряпицу, кинул девушке и кивком головы указал на лежащего:
- Перевяжи.
Изабель вновь поблагодарила охранника, помогла сероглазому шатену сесть поудобнее, вдвоем они с горем пополам напоили раненого. Потом девушка как смогла, перевязала парню голову, хотя и не была уверена, что это поможет.
Закончив, Изабель решила привести себя в порядок, немного прибрала волосы, оправила растрепанную одежду. В конце концов, когда придет время разговаривать со своим могучим избавителем, он должен понять, что, несмотря на бедственное положение, она настоящая леди.
Шатен, неловко держа флягу связанными руками, опрокинул остатки воды себе в рот. Потом он улыбнулся девушке и ткнул себя в грудь большим пальцем:
- Болат!
Изабель не совсем поняла – то ли это его имя, то ли они с перевязанным братья, но на всякий случай улыбнулась в ответ и показала на себя:
- Изабель.
      ..........................
     Из города слышались восторженные крики победы. Наконец этот
кошмар подошел к концу, артиллеристы вздохнули свободно. Еже ли не царская
дружина, смяло бы русских пушкарей под натиском басурман. Это было чудо для
них, настоящее, обыкновенное чудо. Все оставшиеся в живых из Морозовского полка
расположились у самоходной башней, за рвом.
Не чувствуя ног, лежа и глядя в небо, они благодарили бога  за спасение их жизней. Все закончилось - это
мысль не радовала людей, скорее приводило в оцепенение. Столько дней осаждали
Казань. Какой только страх они не испытывали. И вот теперь все кончено, что
дальше, снова обыденная жизнь, и забыть этот ужасный сон? Они не смогут, будут
помнить, не понимая, радоваться победе или оплакивать погибших товарищей. И все
же, им стало легче, все больше светлых лучей появлялось в их сердцах. Как будто
само небо посветлело и разогнало сковывающие тучи.

Тишину разорвало резкий голос:

- Лекари среди вас есть?! – кричал совсем молодой парнишка.

- Есть, чего надо тебе. – устало вопросил Иван. Мальчишка
быстрым шагом, перепрыгивая канавы подбежал к Миронову.

- Лекарей не хватает, раненых с Казани несут, числа им
невидна, того и гляди помрут все. – задыхаясь выпалил он.

- Веди малой. – Иван поднялся, вышло у него это неуклюже, и
побрел за юнцом.

Все та же известная дорога, вчера он уже шел по ней, как
посыльный, сегодня как лекарь. Это ирония немного рассмешила уставшего Ивана. С
раннего детства отец отдал своего старшего сына учиться грамоте и набираться
опыту у ученых людей в Монастырь. Странно, но за восемь лет пребывания в
монастыре, молодой Иван не проникся православием, наоборот, он стал человеком с
холодном разумом, и всегда рассуждал ясно. Когда батюшка спросил его : «Ты
веруешь в бога?», на что   Иванушка
ответил «Нет…», это смутило старца, но потом добавил « Я знаю что он есть,
зачем же мне в него верить». С тех пор его держали в ежовых рукавицах,
наказывая за малейшее непослушание, так же это относилось и к учёбе. Учили с
палкой в руках, и били ей по любой возможности, через пот и кровь Иван впитал в
себя науку. Выучили его людям помогать, вылечивать недуги и заживлять раны.
Учил его старый знахарь из небольшой деревушке, славный дядя был, чудной.
Нравилось Ивану слушать его, про тело человека, про травы лесные и про
заморские чуда. Не редкость было, что старик заговаривался и начинал
рассказывать сказки про страны иноземные и зверей невиданных. Больше всего
Ивану нравилось ходить в лес за  травами,
в эти дни были всегда светло и старик говорил что лес благосклонен к мальчику.

Вывел его из лабиринта воспоминаний , тот же резкий голос
мальчишки:

- Пришли, заходите вон в ту палатку, там дожидаются
раненные, а я пока батюшке расскажу. – закончив, паренек рванул с места и
скрылся среди раненых.

Миронов вошел в палатку, она пропахла кровью и гнилью. На
земле лежали несколько раненых, у всех в основном с рубленными ранами. Один
постанывал, и Иван решил осмотреть его первым. Так начался ещё один долгий
вечер. Действительно, раненные все прибывали и прибывали. Изредка заглядывал
мальчишка, узнать что нужно, как раненные, что передать. Полевые условия были
ужасны, в темной палатке стояла лишь одна свеча, озаряя пациентов тусклым
светом. Препаратов было очень мало, приходилось экономить, на жизнях. Слава
богу, на руки Ивану  не попало ещё ни
одного смертельно раненого пациента, и он надеялся что так и будет. Один за другим
вносили в палатку новых раненных. Как и сказал парнишка, числа им не видна.

Все же, Миронов человек, под закат его силы стали иссякать. Выйдя
из палатки глотнуть свежего воздуха, он увидел всюду раненных, они сидела
опираясь друг на друга, тихо постанывали, и усталым взором молили помочь. Ивану
стало дурно от этой картины и он зашёл обратно в палатку. «Неужели победа достается
вот  такой ценой.  Сколько же людей здесь, десятки, стони,
тысячи.» Иван отгонял одну мысль за другой. Ему предстояло ещё много сделать.

Невольно в  голове
всплывал образ чудного знахаря. Вечера за его книжками. На яву были окровавленные
руки, уставший разум, пелена на глазах.
Пальцы уже не слушались хозяина. Неожиданно вбежал Мишка, так звали
молодого парня, и своим, уже охриплым голосом, обратился к лекарю:

- Иван Алескеич, это прямо чудо какое то, все раненные,
прослышав о вас, идут к вам – невинные глаза сверлили Ивана.

- Лучше принеси ещё мне воды и бинтов, в который раз уже кончаются
– устало прошептал лекарь.

Мишка выбежал из палатки, как за ним же вошли четверо
здоровых людей. Двое держали раненного парня. Четвертый не отрывал взгляда от
места, где стоял Иван.  Раненого положили
наземь. Лекарь подошел осмотреть – смертельная рана, худшие ожидания сбылись.
- Чем его? – спросил Иван.
- Сулицей. – мрачно прошипел Четвёртый – Жить будет?
Иван жестом указал войну выйти.
Огнезар несколько секунд пристально смотрел на человека, склонившегося над Григорием. Он успел заметить, как помрачнело и без того изможденное лицо лекаря, когда тот увидел рану. Одна только мысль о том, что Гришка может умереть, причиняла Огнезару во сто крат большие страдания, чем боль в вывихнутом плече. Он крепко стиснул рукоять меча, но все же подчинился молчаливому приказу лекаря и покинул душный шатер. На улице было, впрочем, не многим лучше - десятки, если не сотни раненых, лежавших, большей частью, прямо на земле. Кто-то уже умер, кто-то метался в агонии. Огнезар медленно побрел мимо них, не направляясь никуда конкретно и боясь отдаляться от шатра. Он никогда не был доселе на войне. Да, всякое случалось: и стычки с разбойниками, и конфликты с нечестными конкурентами, был даже поединок с ливонским рыцарем. Но все это блекло, казалось
таким мелким по сравнению с пережитым сегодня. С пережитым... Огнезар невесело усмехнулся: да, ему повезло, неслыханно повезло. А вот многим его товарищам - нет. Перед глазами стояли Емельян, исчезающий за всполохами пламени и бледное Гришкино лицо. Зато мы победили, Царь-бтюшка со своей дружиной переломил-таки сопротивление казанцев. Огнезар зло сплюнул.

Мимо, явно направляясь в шатер-лазарет, пробежал мальчонка. В одной руке он тащил ведро с водой, другой прижимал к груди какое-то тряпье. "Тот же самый, который несколько минут назад выскочил из шатра перед самым его носом" - вспомнил Огнезар. Он схватил мальчишку за ворот рубахи.

- Этот лекарь он как, хорош? - спросил он, когда мальчик поднял на него встревоженный взгляд.
- Иван Алексеич-то? А то! Все к нему идут - сами поглядите.
- Ежели лекарь что скажет о человеке, которого я принес - немедля беги в шатер боярина Нарицкого, понял? - Огнезар легонько тряхнул паренька. - Я в долгу не останусь. Понял? - повторил он громче.
- Понял, барин, что ж я, блаженный?! - пискнул мальчуган и исчез за пологом шатра.У Огнезара немного отлегло от сердца - если мальчишка не солгал, может и выкарабкается Гришка с Божьей помощью?
       
Он добрался до своего шатра, не обращая никакого внимания на победное ликование, которое постепенно охватывало лагерь осаждающих. Больше всего ему сейчас хотелось упасть и заснуть беспробудным сном. Но было еще одно дело, не терпевшее отлагательства. Дело, о котором Гришка тихо шепнул на ухо перед самым штурмом.

Огнезар с трудом, морщась от боли, снял с себя доспех и, тяжело опустившись на шкуры, выстилавшие пол шатра, выудил из-под своей постели небольшой ларец мореного дуба. Открыв замок маленьким ключиком, который всегда носил на шее, Огнезар с интересом изучил содержимое ларца. Все было так, как и сказал Григорий - "они пришли". Письма.

Одно было от отца: в нем сообщалось, что батюшка его успешно заключил сделку, дано и тщательно подготавливаемую самим Огнезаром. В любое другое время он непременно бы зажмурился от удовольствия, блаженно, как до отвала наевшийся кот. Сегодня, однако, он не был способен уже не то что радоваться, а вообще испытывать какие бы то ни было эмоции. Батюшка так же справлялся о здравии своего сына, а так же о здравии слуг его - Григория и Емельяна. Что-то ответит он отцу, как обьяснит? Второе письмо пришло от дяди. В нем также сообщались добрые новости и, что неожиданно и приятно удивило Огнезара, содержалось несколько слов о его любезной панночке. Она, писал дядя, помнит и любит своего сокола всем сердцем, хранит его подарок и каждодневно возносит Всевышнему молитву за его здоровье. Какое-то время Огнезар лежал ничком, прижав письмо к груди и вспоминал те счастливые месяцы, что они с Марысей провели вместе. Кроме этих двух писем в ларце лежали различные грамоты - подробности торговых операций, совершенных от его имени в Киеве и Новгороде. Их Огнезар глянул лишь мельком - его внимание привлек небольшой свиток, лежащий на самом дне ларца. Он бережно развернул его: на свитке была гравюра - воин в похожем на русский доспехе обезглавливал толстого беса. В лапах бес сжимал белую голубку. Какое-то время Огнезар любовался искусно выполненым изображением, а потом, легонько проворачивая в пальцах одно из оснований деревянного ролика, на который крепился лист с гравюрой, снял его, наподобие крышки. Внутри
полого ролика содержалась свернутая в трубочку записка. Быстро развернув ее нервными пальцами, Огнезар несколько секунд напряженно вчитывался в мелкие строчки. Нахмурился, и некотрое время сидел не шевелясь, будто о чем-то размышляя. Потом вновь перечиталь записку, и процедил сквозь зубы невнятное: "Вот оно что... Ну-ну...". Наконец он поднес документ к пламени свечи: тонкий папирус вспыхнул и погас, оставив в пальцах хрупкую черную шелуху. Огнезар растер ее в ладони и сдул на пол черную пыль. "Ну-ну..." - повторил он. Выудил из-под шкур бурдюк с вином, ополовинил его залпом и, наконец, забылся беспокойным сном.

Ранним утром Огнезар пробудился, сам не зная от чего. Голова болела, в горле саднило, плечо нестерпимо ныло. Выбравшись из шатра, он первым делом опрокинул на себя ведро холодной воды, чтобы хоть немного придти в себя. Отряхнулся и нетвердой походкой направился в лазарет. Осторожно пробравшись в палатку, он опустился на колени рядом с Григорием и пристально вгляделся в его лицо. Выглядел тот едва ли не хуже вчерашнего, однако же был жив - об этом свидетельствовали трепетавшие ноздри и ходившие под опущеными веками зрачки.

- Григорий, эй, Гришка! - тихонько позвал Огнезар, но тот никак не отреагировал.

Рядом с Григорием, там, где вчера еще лежал воин с разбитой головой, сейчас покоился черноволосый
бородатый мужик. Все тело его, обнаженное до пояса, покрывали следы от страшных побоев. Да что там, он весь напоминал один огромный синяк. Углядев, что кожа на запястьях и шее мужика местами содрана, местами покрыта шрамами, Огнезар утвердился во мнении, что види перед собой освобожденного невольника. "Вот ведь изверги поганые, что с человеком сотворили" - зло прошипел он - "Попадись мне сейчас басурманин - с живого бы шкуру спустил...". Он огляделся в поисках лекаря - не терпелось узнать о состоянии Григория. Лекарь дремал сидя прямо на земляном полу в неудобной позе, привалившись спиной шесту, поддерживающему полог. В руке у него был зажат моток бинта.

- Эй, костоправ! - негромко окликнул его Огнезар. - Коновал, хватит храпеть!

Он уже поднялся, чтобы подойти и растолкать спящего лекаря, как вдруг полог шатра отдернулся и внутрь вошел князь Владимир Оболенский.
        Князь потянулся, сердито оглядев внутреннее убранство лазарета. Он взглянул на усталого воина, явно не из мужицкого ополчения, при том весьма знакомого на лицо. Тот учтиво кивнул, Оболенский ответил тем же.
- Ну что, подранки, чай худо вам? - Поинтересовался князь у раненых. Нахидившиеся внутри замычали, а уставший с мешками под глазами парень в пушкарьском комзоле поднял сонное лицо.
- Да, плохо без вас все растащат.
Раненные зашумели, некоторые приподнимались, кто-то заглянул с улицы, все видимо ждали, что имеет в виду князь.
- Вот покуда вы тут со вчерашнего вечера хаживали, авангардные силы наши татар извели, и лишь части их удалось уйти живыми. Батюшка наш, отец родный Иоан Василевич, решил, что за отвагу людей христианских, дарует он город и все имущество его и всех баб его простому воину русскому, что живота не пожалел. И три дня и три ночи дает он вам возможность наслаждаться и праздновать победу.
Такого громкого ликования Владимир не слышал, с тех пор как его побили у новодевичьего монастыря стрельцы, а было это лет семь назад.
Большей части раненных сразу полегчало. Впрочем Владимир знал, большинство бегут в лазарет, чтобы отлынивать от дел. А потому не без самодовольствия наблюдал теперь, как обгоняя друг друга, стонавшие еще пол часа назад в очереди бойцы, летели вперед.
Выждав, когда последний "несчастный" выбежал едва не снеся весь шатер, Владимир взглянул на оставшихся. В углу лежали двое, накрытых окровавленными одеждами, но они уже не могли помешать.
Еще лежало, четыре тяжелораныных бойца, старикан, в стрелецкой одежде, с перебитой ногой, он теперь завистливо смотрел на вход в шатер, да какой-то молодец, со знамомым лицом.
- А тебе, что парень особое приглашение надо? - поинтересовался Оболенский у молодца. Тот был высокий, головы на две выше Владимира, и главное с приятными, обоятельными чертами лица, что Оболенскому сразу не понравилось. Светловолосый князь привык быть номером один на любой деревне.
- Слуга у меня тут верный, оттого и здесь, не пристало людей своих в момент тяжелый оставлять. - Парень усмехнулся, глядя на Владимира.
Оболенский махнул рукой и подошел к лекарю. - Ты Иван из рода Мироновых?
- Я самый господин. Поранился что ли? - С трудом разлепив красные глаза, еле слышно проговорил лекарь.
- Стала быть ты тот самый, что в пушкари пошел, дабы к делу ратному быть ближе, но лечил со вчерашнего вечерм так, что все диву давались?
- Да, и что с того, я по науке лечить не пробовал, кровопускание, лишь смерть облегчает, а легче не становится. Я народную мудрость знаю, ей и лечу.
- То хорошо! Оболенский присел на корточки рядом. - Ну что, же с сего дня начнешь новую жизнь при мне будешь, в заморскую страну поедем, диво дивное смотреть, и дела для государства нашего хорошие делати.
Лекарь от неожиданности раскрыл рот, изумленно взглянув на Владимира.
- Ды ты, не дивись так, а то вон кукушка в рот порхнет. Я сам в шоке, - Владимир досадливо сплюнул на землю. - Но государь велел, значит надо.. Да не волнуйся ты, златом-серебром потом так одарят до старости жить сможешь безбедно. Если доживешь. - Правда последние два слова Владимир в слух не произнес.
...........
     Огнезар со сдержанной улыбкой наблюдал, как повскакавшие на ноги "умирающие" с энтузиазмом ринулись отмечать победу. Вот уж действительно, жадность - лучшее лекарство. Когда все чудесно исцеленные покинули лазарет, Оболенский поинтересовался у купца, почему тот не присоединлся к остальны. Впрочем, вряд ли его интересовал ответ Огнезара поскольку, выслушав его, князь только махнул рукой и, подойдя к лекарю, опустился возле него на корточки. Огнезара немного удивила такая непосредственность в поведении вельможи. Он уже встречался с Оболенским: около года назад тот купил у Нарицких роскошную упряжь, за бешеные деньги привезенную аж из Фарса. Тогда князь показался Огнезару куда более испорченным властью. К тому же, в определенных кругах Владимир Романович имел репутацию весьма охочего до женщин человека. Теперь же, глядя на князя, который о чем-то негромко преговаривался с врачевателем, Огнезар решил, что стоит приглядеться к нему повнимательнее и, вероятно, в какой-то мере изменить свое представление о нем. В этот момент князь закончил говорить и легонько хлопнул лекаря по плечу. Тот не отрываясь глядел на Оболенского широко открытыми глазами. Разговор их, по всей видимости, на данный момент был закончен и Огнезар решил, что
может, наконец, попытать княжеского собеседника на предмет Гришкиного здоровья. Он присел рядышком и спросил:

- Ну что, лекарь, как он? Жив останется?

Иван бросил на него быстрый взгляд и устало качнул головой.

- Все что мог - сделал... Ежели веруете в Бога - молитесь, ибо теперь ваш Григорий в Его руках...

Огнезар резко схватил лекаря за ворот рубах и крепко прижал к деревянному столбу, о который тот опирался. Слегка придушенный Иван поглядел ему в глаза и увидел в их глубине очень нехороший блеск.

- Слушай меня внимательно, коновал... - прошипел Огнезар. - Ежели он теперь в правой руке Господа нашего, то ты, шарлатан, в левой. И заруби себе накрепко - один на тот свет Гриша не отправится.

Оболенский за его спиной резко поднялся. Огнезар буквально физически ощутил тяжелый взгляд, сверлящий ему спину. Он выпустил побледневшего Ивана и, мягко поднявшись на ноги, медленно обернулся, стретившись с князем взором.

- Пресветлый княже, - Огнезар начал учтиво, однако без подобострастия, даже с некоторой наглецой, едва ощутимым ехидством. Вовсе не потому, что хотел позлить князя, а по причине взвинченных до предела нервов, - а правду ли говорят, будто на Государя нашего намедни совершил покушение казанский убийца? И, слегка наклонив голову и прищурившись, Огнезар выжидательно уставился прямо в княжеские очи.
       Владимира вопрос застал врасплох, на языке были другие слова, на счет того, что лекарь теперь человек царский, и не гоже кому попало добро царское своими клешнями загребати. Но осведомленность купца подивила.
- А как же, много кто из магометян на царя-батюшку зуб имеет. Может кто и совершил, да верные люди царевы на то и есть, чтобы государя уберегать.
Огнезар понимающе кивнул, а Оболенский продолжил. - А с лекарем, вы по легче любезный, ибо под личным присмотром царя он отныне, и голова его по дороже многих нынче будет.
Сказав так Оболенский вышел из шатра, утреннее солнце к сожалению не грело. и Владимир зябко поежился, все же переутомленный организм да плохая погода, делали вероятным риск заболеть. Владимир решил все же отдохнуть часок другой и направился к своему шатру.
У шатра дремало два бородача, которых Владимир направил тогда с черкесами к палатке. Взглянув на них Владимир вздохнул, понимая, что придется дать еще серебрянник, а что поделать, если своих людей нет. Да, это был парадокс, и об этом мало кто знал, но на деле Владимир Оболенский был безземельным человеком. У него не было земель, людей и роскоши, был выделеный близ охотного ряда дом в Москве, да и тот был царев, захочет отнимет. А из всех людей было пару слуг на Москве, да верный дядька Вакула, да не выдержав похода, умер он с месяц назад. Конечно мало кто знал, об этой особенности князя, был он то с десятком воинов, а то и с сотней, но то были временные командования. И потому сейчас князь вынужден был благодарить стражников импровизированным серебрянником. Одна радость была, что батюшка-царь пожаловал ему в охранники доброго молодца Ярослава. Правда беседа эта была нынче ночью, а потому Ярослав о том доселе не слыхивал.
Владимир отдал серебряник бородачу, и показал на стены Казани, второй раз тому повторять было не надо. Оболенский зивнул, вошел в шатер и споткнувшись о лежащего пленника пролетел вперед, упав на груду барахла и от души приложившись плечом.
Сундук да походный лежак, да награбленные шкуры да вещи, вот и весь не хитрый скарб, да несколько больших кувшинов, хорошего вина.
Раненый на которого наступил Владимир тихо застонал. Оболенский вздохнув подошел к пленным и присел рядом на корточки. - Ну что навоевались черти магометянские? Тот что был в порядке злобо сверкнул глазами, сжав губы.
- Да не дуйся ты татарва, братов твоих сейчас как свиней режут по всему граду, так, что тебе повезло еще, ну пока по крайней мере.
Владимир поднял голову второго, тому было явно худо, он тяжело дышал и имел явные проблемы со здоровьем.
- Плохо ему совсем ему бы лекаря - проговорила позади Владимира светловолосая девушка.
Оболенский обернулся и подмигнув ей, приветливо улыбнулся. - Сиди, девка, все с ним хорошо будет. Я дела решу, посплю немного, потом, потом развлечешь меня.
Лицо девушки вспыхнуло гневом. - Я вам не просто раба из гарема, мои родители влиятельные люди как вы..
- Тихо, расслабься я тоже король Швеции. - Владимир выглянул из шатра в поисках потенциального слуги, и увидел того самого стрельца, которого днем ранее Ярослав вынес из Казанского пекла. - Эй, парубок, дуй ка сюды.
Стрелец нехотя приблизился. - Почто вам надобно?
Владимир нагнулся к его уху. - Про пушкаря-лекаря, Ваньку Миронова слыхал?
Тот радостно закивал. - А как же, я вчерася к нему заходил, мне повязку сделал с настоякой травяной, вообще боли нет и заростается как на собаке.
- Вот и славно, как звать-то тебя братика.
- Даниилом кличут. - Стрелец улыбнулся, видимо согретый дружеским словом "братишка".
- Вот что Данька, дуй ка ты до этого Миронова и вели сюда идти, скажи Владимир Оболенский приказал, ах да и еще, коли там кто соображает по турецким языкам, так и ему вели прийти.
Стрелец умчался, а Оболенский склонился над раненым. - Натхо! - произнес чернявый кивнув на раненого товарища. - Ну да, приятно познакомиться с Натхо. И хрен ли вы тут такие красивые забыли.. Откуда это?! - Владим

Откуда это?! - Владимир схватил висевший на шее знак желтого полумесяца на зеленой бляхе. - Откуда это у тебя казанец? Кто ты? - Но воин лишь отвернулся, взгляд его был спокоен, а сам он был невозмутим.
Вскоре вернулись стрелец, Миронов и к удивлению Оболенского Огнезар.
Пленника, того,что звали Натхо, смогли более мене привести в чувство, лекарь реально оказался мастером. Через час этот Натхо смогу и нормально мыслить и головой вертеть и общаться. При чем как выпытал Огнезар, он и по русски мог говорить. Правда из его рассказа выодило, что оба бойца в Казани были с дворянином, при котором были младичами. Тот по их заявлению приехал по заданию кого-то из Крыма вместе с крымским мирзой. Что стало с мирзой и куда он делся было не ясно.
- Спасибо, за толмачиство, я Владимир. - Оболенский протянул руку Огнезару, когда они вышли из шатра. Тот так же приветливо протянул руку, представившись.
- Как слуга твой? - Поинтересовался князь скорее из вежливости нежели из интереса.
- Да ничего, Ванька говорит выживет.
- Ладно, спасибо, а ты как вообще в языках-то много ли знаешь?
- Да уж как не знать. - Улыбнулся Огнезар.- У нас весь род языки ведает. И я тоже, коли нужен буду зови.
- Позову, обязательно. Ты тоже давай не пропадай, - шепнул Оболенский Миронову. После этого он сходил до ручья, налил ведро воды и вернувшись поставил его в шатре. Пленников конечно можн было бы уже отправить в раход, но Владимир решил оставить их пока, все же через них можно было выяснить, что за дела тут вел крымский мурза, да и вообще наверняка они помнили где и когда останавливался их владыка,покуда ехал до казанских степей.
Владимир кинул два пуховых одеяла, одно пленным, одно блондинке, и рухнув на лежак заснул богатырским сном..............
       Даниила выписали из лазарета. Особо его там не задерживали; тяжелораненых было много, а у стрельца, кроме ушибленной головы и пореза на груди, ничего серьезного не было. Врачевал в Лазарете знакомый Даниилу пушкарь, да еще и лекарь, Иван. Перевязав Даниилу рану и дав ему травяной настой, Иван сказал, что боль продет скоро.
Лежа в лазарете, Даниил думал о хрупкости человеческой жизни. Во время штурма погибло много людей с обеих сторон. Среди погибших был лучший друг Даниила Кирилл. Оба познакомились, когда еще только собирались стрелецкие отряды.
Кирилл всегда защищал Даниила от сослуживцев. Крепкая дружба связала двух разных по натуре стрельцов. Даниил любил всеобщее внимание, по вечерам гусли давали только ему, так как с детства он любил петь и играть на гуслях. Кирилл же напротив не любил выделяться, всю положенную на него работу выполнял добросовестно, без лишних разговоров.
Перед штурмом оба поклялись, что будут осторожны и останутся в живых. Кирилл не сдержал клятвы.… При зачистке города, в Кирилла всадили две стрелы – в грудь и живот. Сотник, находившийся рядом, передал Даниилу последние слова умирающего: «Прости Даниил…».
Всю ночь Даниил оплакивал друга, на следующее утро боль от утраты немного стихла. Иван осмотрев стрельца, сказал что он может идти на службу.
Одевшись в новый, подаренный царем, кафтан, стрелец отправился на поиски своего спасителя «Чеканника». Даниилу было стыдно оттого, что не удосужился узнать его имя. Боль в голове и груди, смерть друга, внимание царя к рядовому стрельцу – все это отвлекло от знакомства с ратником.
Проходя мимо палаток, стрелец заметил веселое расположение духа у ратников. Осада закончилась, все осталось позади. Впереди ждал богатый товарами и женщинами город.
Проходя мимо очередного шатра, стрелец увидел знакомое лицо. Оболенский выглянул и позвал его.
- Эй, парубок, дуй-ка сюды,- позвал стрельца барин. Стрелец нехотя подошел к барину. Обменявшись любезностями, барин наказал стрельцу отыскать лекаря и толмача. Вернувшись с Иваном и толмачом, стрелец поинтересовался у Князя, где находится «Чеканник».
Отыскав Ярослава (он чуть не забыл спросить у барина его имя) Даниил, сняв шапку, сказал.
- Добрый день, богатырь русский, спаситель мой.
- С чем пожаловал, непутевый?
- Я, Даниил, видел, как ты татаров рубишь. Сам-то я с саблей обращаться не мастер. Разве что в Москве мы… мы с другом пьяниц дубинкой огревали. Удели мне время, обучи меня, я к тебе в ученики хочу пойти.
- Да? Что же ты, собачий сын, получил от татаров, так еще хочешь биться? Сейчас я свободен, пойдем на поле, покажешь, что ты умеешь. И вот что, нытиков я не терплю, поэтому наберись терпения.
Ярослав и Даниил нашли удобное место для занятия, и, вместо махания саблей, Ярослав заставил Даниила отжиматься.
- Выносливость – главное качество хорошего ратника. Если не сможешь простоять на поле брани и часа, ты не вправе зваться стрельцом.
Эти три часа были самыми жуткими в жизни Даниила.

///*********«Вот это да…» - хмыкнул Ярослав, глядя на тяжело дышавшего отжимающегося стрельца, - «Вот они – повороты судьбы… Еще пару дней назад я безызвестным слугой у самолюбивого трусливого барина… А ныне довольно известная личность… Во всяком случае, я внес большой вклад в победу… Спаситель царя, все таки… Хотя все равно – царь как царь, ничего особенного в нем нет»
- Значится так… - кашлянул Ярослав, когда обессиленный стрелец плюхнулся на землю, - Выносливость – главное качество хорошего ратника. Если не сможешь простоять на поле брани и часа, ты не вправе зваться воином.
- Как мне поможет… это… в следующей стычке… с врагом? – тяжело дыша, вопрошал стрелец
- Так… Даниил… - хмыкнув, сказал воин, - если ты так хочешь, ты можешь встать и взять саблю. Если ты этого правда хочешь.
Стрелец, хрипя, встал и с трудом достал с пояса оружие. Даниил был худощав, можно сказать, даже хил, и потому такие упражнения давались ему непросто. «Похоже, этих стрельцов только и учат, что с пищалей палить, да стоять на постах в Москве покрасивей. Да уж…» - покачал головой Ярослав, и в его руке блеснул мгновенно взятый клевец. Сделав пару шагов по направлению к Даниилу, воин, испытав глубокое моральное удовлетворение, был остановлен стрельцом, который, опершись на саблю, воткнутую в землю, махал рукой.
- Стой… Стой… Подожди… - кряхтя, сказал стрелец, - это… Я же сейчас не могу… Я вымотан…
- Ага! – победоносно ткнул пальцем в Даниила Ярослав, неосторожным движением чуть не сбив обессилевшего ученика с ног, - представляешь, ты не всегда будешь вступать в бой со свежими силами!
- Почему?..
- Представь, что тебя пробудили посреди ночи и заставили биться, когда у тебя даже очи слипаются еще… Это явно не самое бодрое расположение духа, - улыбнулся воин, - а коли тебя, что этих казанцев, в осажденном городе поставят? И ты будешь, что татарва, пить воду плохую, да съедать в день по крошке? Как ты вступишь в бой? Тебе будет гораздо хуже, нежели сейчас!
- Ну пусть…
- Вот. И я могу привести тебе еще несколько подобных случаев. Потому ты должен быть достаточно вынослив, чтобы выдержать многочасовую битву, чтобы, проснувшись среди ночи, кинуться в битву не заснув на ходу. А умение без выносливости и силы недорого стоит.
- Ладно, я понял, хорошо, - кивнув, опустился на землю Даниил, пред этим бросив на землю саблю
- Знаешь… Завтра у тебя наверняка будет болеть все тело… Встать не сможешь… Ты же хилый экий… - усмехнулся Ярослав, подойдя к отжимающемуся Даниилу, - ничего… Потом только благодарен будешь, когда из боя живым выйдешь, голову не положишь.
- Потому я и здесь… - прохрипел Даниил.
- И да, в следующий раз не лезь в самое пекло… Хотя за помощь спасибо, - вспомнив недавний бой, сказал Ярослав, - но опасность большая слишком. Я то воин старый, опытный… Как-нибудь… А, ладно… Ты не прекращай, занимайся, - мирно сказал воин, заметив, как Даниил на мгновенье прервал упражнение, чтобы послушать.
Медленно, в глубокой тишине, изредка прерываемой наставлениями старого вояки, проходили часы. Даниил просто не мог прекратить, ибо сразу после этого Ярослав заставлял его вставать и пробовать драться с ним. Стрелец в таком состоянии не смог бы даже просто чего-нибудь выучить, скорее уж получить пару переломов и гематом. Потому Даниил вновь и вновь с натужным вздохом опускался на землю, а Ярослав вновь выдавал какое-нибудь сухое изречение.
- Позвольте! – послышался голос за спиной воина. Тот обернулся и увидел ратника, который бежал по направлению к месту воспитания солдата. Даниил, заметив заминку Ярослава, с облегчением рухнул.
- Чего тебе надобно? – недовольно спросил Ярослав
- Я с посланием… От князя Оболенского, - гордо выпрямился воин, - он приказывает вам немедленно явится к нему.
- Мда… Вот оно что… Вечно находится тот, кто хочет покомандовать мной… - тихо заметил Ярослав, - ладно уж… Сейчас… Давай, Даниил… Вставай. Нас ждет князь.
- Но он тебя… - попытался возразить стрелец, но Ярослав прервал его
- Нет, именно нас. Привыкай всегда учиться, - сказал несколько неуклюжую фразу Ярослав и побрел по направлению к шатру князя.

Re[2]: Сбор великого посольства
Князь выглядел куда более бодрым, нежели накануне, возле его шатра был разведен костер, у которого он усадил двух пленных и гаремную девку. Пленники кушали из мисок кашу, за которой в большой чане почему-то следил какой-то бородатый видавший виды парень. А Владимир сидел не по далеку на табурете напротив чудо-лекаря Ваньки Миронова.
- Ну здрав, будь, звал? - Ярослав был не доволен тем, что его вызывает молодчик, конечно не чета прежнему, но все же.
- Садись Ярославушка отведай кашки, вона я, какого себе кашевара нарыл? Владимир кивнул на парня, Ярослав не сразу его узнал, вымотая голова, да холщовая рубаха как-то не сразу позволили ему признать, того самого спасенного из плена парня.
- Кашка говоришь, из чего кашеварим? – Спросил он принимая миску.
- Да вот из пшена натурального, сегодня по боярски кушаем. – Владимир усмехнулся пододвинувшись на длинном табурете.
- Не годится так, давай еще плошку, я нынче не один, а с этим молодчиком. Ярослав подтолкнул до того, стоявшего в стороне Даньку.
Владимир пожал плечами и сделал кашевару знак, накидать еще миску.
         Когда прибывшие, наконец сели, Владимир кивнул на кашевара. – Видал, детина какой, мучался в плену у этих басурман, говорит чудо-богатырь его спас какой-то и такое про него сказывал….
- Батюшка, ты ли это, а я уже христа молил за душу твою, ой спаситель ты мой.
Оболенский улыбнувшись махнул рукой. – Да, Ярославушка, не удалось подивить тебя историей про богатыря, я вообще думаю, а чего мы все это время не знали, что ты есть в войске, дали бы тебе вон Данилку и думаю, вы бы на пару всю Казань и перерезали бы.
Ярослав довольно хмыкнул, но промолчал, наслаждаясь пищей. – Ты ешь не стесняйся, голодный воин не воин. А плохо тот воин, кто чужое брать стесняется!!
Данила науку понял и стал наворачивать куда как активнее.
- Вот, что Ярославушка, царь наш дай бог ему здоровья, поручил мне дело одно сильно важно, но как бы тебе это сказать, людей у меня своих верных нету, а те, что при царе давно при нем, и прижились, вот и решил царь тебя ко мне приставить, но коли сам того пожелаешь. Вот я и прошу тебя Ярославушка, поди ко мне на службу?
Ярослав зачерпнул ложкой кашки и задумался, потребляя еду. – Ты Славушка не спеши с ответом, я тебя не слугой до себя зову, не охранником просто, а соратником. Товарищем старшим, совету твоего спрашивать буду, и относиться буду с уважением и почетом.
- С почетом говоришь…- облизнув ложку, Ярослав наконец заговорил. – С почетом, он конечно все приятнее . Да только, не меня одного тогда бери, но и моего сотоварища Даниила.
Владимир радостно кивнул. – Именно, и Даниила, и хоть татарку твою коли хочешь. – Засмеялся Оболенский.
- А, что и татарку пожалуй тоже. – Ярослав протянул миску спасенному парню, которого кажется, звали Евпатий, как он помнил и подмигнул, чтобы добавил. Парень понял и улыбнувшись добавил каши своему вызволителю.
Улыбка с лица Оболенского сошла. – А, что ты про татарку пошутил поди?
Ярослав пожал плечами, изобразив абсолютное спокойствие. – Отчего же, сам говорил с уважением относиться будешь, вот уважь и позволь мне ее судьбу самому решить, девка она юная, не смышленая.
Владимир сидел, что называется раскрыв рот, то ли он чего не понимал, то воин этот оказался не так прост, но для мероприятия, что затевалось на его взгляд убийца из Казани была не к месту, ему еще предстояло решить, что делать с черкесами и кому отдать гаремную деву, но пока мысли на ум не шли. Однако, Ярослав был ему нужен и потому он согласился, надеясь, что быть может за эту ночь воин натешится и от девчонки избавится. – Добро, Ярослав будь по твоему. Ну что Ваня, а ты подумал над тем, что я тебе говорил? – Обратился князь к скромно сидевшему в стороне Ивану.
Тот кивнул. – Ну Ваня в общем дело такое, идем далече, когда вернемся одному богу известно, но то, что по возвращению жить тебе как сыр в масле это факт. Ты мне скажи главное, что тебе в дорогу надо, чего мне у людей и у царя для тебя просить? Мази какие или снадобья, или злата? Скажи чего хочешь?
        - Учили меня, княже, не мазями обходиться, а старыми рецептами, оставленные нам предками. Учил меня старый знахарь, растения целебные показывал, да строению тела человеческого обучал, не приучен я к новой медицине. Удивлен я , не скрою, её богу диву даюсь всему сказанному. Мысли разбегаются, не собрать. – помолчал Миронов и сказал- Лучше ты мне коня дай хорошего, и инструментов. – Иван оглядел собравшихся - Да и письмо отправить батюшке надобно, волноваться будет, еже ли подумает что убили сына старшого, совсем старый обезумеет. В прочем… и рад я буду покинуть это кошмарное место.
Иван повернул голову к Казани, молчаливая и спокойная. Покорившаяся краса востока.
        Изабелла внимательно наблюдала за происходящим вокруг, размышляя, стоит ли сейчас обратиться к князю или же подождать, пока они останутся наедине. Однако по здравому размышлению девушка решила, что когда они останутся вдвоем, Оболенский вряд ли станет ее слушать. Все же вокруг довольно много народу, а русский вельможа не таков, чтобы поганить свое доброе имя прилюдно. Наконец, англичанка решилась и, гордо выпрямившись, обратилась к своему освободителю:
- Володимер Романовьич, - Оболенский аж крякнул от удивления – и когда успела узнать его имя, - я очень благодарна вам за свое спасение. Я вижу, что вы благородный и честный человек. Мое имя Изабелла Хадченсон, я дочь британского подданного Томаса Хадченсона, ведущего дела торговые в Московии. То есть… батюшка мой преставился несколько месяцев назад и ныне некому меня защитить. Благородный князь, я искренне прошу вас не оставить меня своим покровительством, тем более, что жизнь моя в ваших руках, руках моего избавителя от плена татарского…
        Молодой русич размышлял, сдвинув брови. Изабель слегка прищурилась – пусть только попробует теперь посягнуть на ее честь – несмываемым позором покроет себя тот, кто обидит предавшуюся в руки его девушку.
         - Ээ, я не совсем понял, кто чей подданый, а че же вы сударыня молчали, что вы знатного рода, так сказать, иностранной державы представитель?
Девушка усмехнулась, но Оболенский и сам как-то догадался. А ваше это великое братание где находится?
- В общем-то там где и положенно быть морской державе. - Улыбнулась британка.
Владимир наморщил лоб, пытаясь вспомнить слова государя. "Помни Володя, задача эта важная, мы с тобой почти одного возраста, а потому и посылаю я тебя, а не Воротынского например. Ты входить в контакт умеешь, помни, очень нужен мне этот богом зыбытый остров, Англия не забудь по тебе о всех нас судить будет".
Про великую морскую державу, государь не говорил, но про великое братание,что-то было.
- Что же сударыня и где ваш батюшка и собственно чем бы я мог услужить вам?
Правда ответить девушка не успела из предночных сумерек вынырнул знакомый силуэт. - Здрав будь княже.
**********************************************************
Огнезар лежал на травке подле своего шатра, меланхолично грызя травинку, и рассматривал бегущие по октябрьскому небу облака. Он отчаянно скучал. Плечо все еще саднило, хотя молодой купец был скорее рад этому - хорошо, что хоть с рукой остался. Здоровяк Остап битый час вправлял ему сустав, работая так энергично и при этом неумело, что Огнезар едва не сжевал свой кожаный пояс, зажатый между зубов... Лучше было бы, конечно, обратиться за помощью к лекарю, хоть к тому же Миронову, но после утренней сцены Огнезар не горел желанием вверять себя его заботам...
Тем не менее, заняться было решительно нечем. "Сказание о мутьянском воеводе Дракуле" было дочитано, вникать в финансовые отчетности не хотелось, а приступать к написанию письма своему батюшке он пока не решался. Со вздохом поднявшись, Огнезар побрел по лагерю поглядывая по сторонам, в надежде найти себе развлечение. Проходя мимо стрелецких палаток, он смог наблюдать забавную сценку: черноволосый худенький паренек с покрасневшим от натуги лицом опираясь на руки медленно-медленно отрывал от земли свое тело, падал, вновь начинал подниматься. Над ним склонился здоровый детина, улыбаясь что-то неторопливо обьяснял
парню. Огнезар рассмеялся - вспомнил, как его самого когда-то начинал тренировать дядька Емельян. Ну точь в точь! Посмеиваясь, он двинулся было дальше, как вдруг его слуха достигли громкие выкрики и звуки скрещиваемых сабель. "Неужто деруться?" - подумалось Огнезару, и он, ускорив шаг, поспешил в направлении шума.
Драка действительно была. Точнее даже не драка, а эдакое состязание: двое мужиков двигались по импровизированной арене с обнаженным оружием в руках, время от времени кдаясь друг на друга, скрещивая клинки и вновь расходясь. Вкруг арены стояли и сидели воины, с азартом следящие за поединком. Огнезар, дюже заинтересовавшись, присоединился к зрителям. Какое то время страный танец фехтовальщиков продолжался (очевидно, те были почти равны друг-другу в мастерстве), однако, в конце-концов одному все же удалось выбить саблю из рук противника. Зрители заулюлюкали, принялись хлопать бойцов по плечам, поздравляя победителя и подбадривая побжденного. Громче всех орал здоровенный мужичина, сидевший по левую руку от Огнезара. Мужик был обнажен до пояса, а единственной растительностью на его круглой голове были роскошные русые усы. Здоровенное, поистине великое его пузо подпоясывал алый атласный кушак.
- Вот ведь щенята! - бушевал он, - Какого лешего вы крутитесь вокруг друг друга, вместо того, что бы рубиться, как подобает настоящим воинам?!

- Не слишком ли большое брюхо ты нажрал для настоящего воина? Или ты славный победитель жареных поросей и пивных бочонков? - весело спросил Огнезар, пихнув буяна в бок. Кое-кто из стоявших рядом рассмеялся, одобрительно хлопнув острослова по спине. Здоровяк перевел на наглеца взгляд налитых кровью глаз и некоторое время разглядывал его, свирепо покусывая ус. Потом молча протянул здоровенную лапищу, ухватил Огнезара за рукав кафтана и как кутенка швырнул в круг арены.
Тот, хоть и подозревал, что играет с огнем, не предполагал подобного развития событий. Растерянности своей он впрочем ничем не выдал, мягко вскочил на ноги и, легко выхватив из ножен прямой легкий клинок, выжидательно уставился на своего оппонента. Публика загудела,
предчувствуя новое зрелище. Гигант тем временем неторопливо выступил на арену. Своей степенной мощью он живо напоминал Огнезару медведя. Небрежно, будто соломенную игрушку, выхватил он из ножен внушительного вида саблю. Огнезар видел, как под слоем жира перекатываются могучие мускулы. "Кудыж ты лез, Огнезарушка!" - пронеслось у него в голове. - "Вот располовинит тебя сейчас этот богатырь - и правильно сделает". Противник значительно превосходил молодого человека в силе, обладая при этом куда большей изощренностью во владении оружием. Огнезару ничего не оставалось, как уйти в глухую оборону, блокируя мастерские выпады супротивника, большей же частью просто уворачиваясь и отступая.

- Ну что ж ты, собака?! - рявкнул гигант, - Или горазд только языком чесать? Али боишься, что тебя разделает победитель поросей и бочонков?!

- В твоей утробе только булат закалять! - крикнул Огнезар, уклоняясь от очередного могучего удара. Усач начал свирипеть уже не на шутку.

Огнезар даже и не пытался атковать противника - ни умением ни напором ему не совладать было с соперником. Оставалось только хитрить и отступать. Он медленно но верно выбивался из сил. Пот застил глаза, волосы слиплись и лезли на лицо. Он несколько раз оступался, только чудом удерживая равновесие. И все же парень вовсе не собирался сдаваться, то и дело поддевая соперника колким замечанием, а с его губ не сходила издевательская насмешливая улыбка. Зрители будто разделились на два лагеря: одни яростно поддерживали здоровяка, призывая того быстрее покончить с забиякой; другие, напротив, болели за Огнезара, выкрикивали различные обидности в адрес его противника и наперебой давали советы. Вдруг все разом затихли: Огнезар споткнулся о камень, неведомо как оказавшийся на арене, уставшие ноги подкосились и он рухнул на колени. Усач не собирался ждать, когда соперник подымется - подскочил и занес над головой саблю для единственного страшного удара. Кто-то из толпы, побоявшись как бы не
дошло до смертоубийства, крикнул ему, чтоб остановился. Но великан ничего не слышал. Красные глаза налились кровью, он скалил зубы а круглый живот, перетянутый алым кушаком, свирепо дрожал и блестел от пота. Казалось, у его молодого противника не осталось ни единого шанса уцелеть. Парень вскинул руку в жалкой попытке отразить удар, но клинок выскользнул из вдруг ослабевших пальцев... Громкий вздох пронесся среди наблюдавших за поединком... Никто толком и не понял, что же произошло в следующее мгновение: клинок, вместо того, что бы упасть в пыль арены, описал в воздухе дугу и оказался у парня в левой руке, подхватившей его у самой земли. Продолжив траекторию полета меча, Огнезар выписал им какую-то диковинную фигуру, и острое лезвие легонько ткнулось в правый бок опешившего усача, прочертило тонкую красную линию на натянутой как барабан коже живота и уперлось под солнечное сплетение.Великан ошеломленно переводил взгляд с острия клинка на Огнезара, с Огнезара на взбухшую царапину, с царапину снова на лезвие меча... Огнезар только пожал плечами и улыбнулся, мол : "Прости, дружище, но на этот раз, кажется, победил я." Первое удивление у публики прошло, и она взорвалась бурей эмоций. Сам здоровяк, оправившийся от шока, поначалу, опустив саблю, хмуро глядел на Огнезара, а потом, вдруг, швырнул оружие на землю и, расхохотавшись, саданул Огнезара по спине ладонью, едва не переломав хребет. Дружески так саданул.

- Ай да щучий хвост! - восторженно пробасил недавний противник. - Это ты где ж такой хитрости научился?
- Жизнь научила... - уклончиво ответил Огнезар, потирая спину. На самом деле этому финту его научила не жизнь, а один польский шляхтич, с которым судьба как-то свела молодого купца.
- Жизнь-то она да, лучший учитель. - согласился здоровяк, и протянул Огнезару пятерню. - Меня Миколой звать.
Огнезар пожал протянутую руку.
- Огнезар. - представился он.
- Пойдем, Огнезар, ко мне в шатер! Не спорь! Я тебе проиграл поединок - должен теперь уважить победителя! И ты меня уважь. Пойдем!

Сопротивляться было бесполезно, и Огнезар, отряхивая с кафтана серую пыль, послушно поплелся вслед за Миколой.

Шатер радушного Миколы Огнезар покинул только когда на лагерь уже опустились вечерние сумерки. Он бы и сейчас не смог улизнуть, если бы хозяин в этот момент не спал мертвецким сном в обнимку с полупустым бурдюком. Его богатырский храп был слышен даже снаружи. Оказалось, что Микола с Днепра, в Москву приехал по торговым делам и увязался за войском Иоанна Васильевича, не желая упускать такую возможность снскать себе воинскую славу и порубать басурманские головы. Еще Микола буквально заставил Огнезара пообещать, что если тот окажется в "их краях" то непременно разыщет его, дабы славный победитель поросей имел возможность "поквитаться" за сегодняшнее поражение. Огнезар, конечно, пообещал, а когда Микола захрапел - тихохонько выбрался на воздух и поспешил прочь. Выпил он не мало, но в голове было ясно - Огнезар вообще пьянел очень редко, и только с очень большого перепоя. Прогуливаясь по вечернему лагерю он с упоением вдыхал чистый прохладный воздух, напитанный удивительными ароматами осенней степи. Внезапно Огнезар услышал голос Оболенского и, приглядевшись, увидел князя, сидевшего подле костра неподалеку в компании каких-то людей. Заинтригованный этим необычнм собранием Огнезар подошел ближе и, в свойственной ему несколько небрежной манере, отвесил поклон князю и всем собравшимся:
- Здрав буде, княже!
           
 

Вот это самая прикольная глава

В ближайшее время выложим еще.

Ярослав вновь обвел взглядом всех присутствующих. Да уж, весьма разношерстная компания здесь собралась. После некоторой оценки всех собравшихся у костра, Ярослав вновь уткнулся в миску с кашей. Еда заканчивалась. Но двух порций воину вполне хватило. От внезапно пришедшей в голову мысли Ярослав чуть не поперхнулся от смеха. "Да я нынче не хуже барина какого... Вон, и ученик, и басурманка в услужение имеются... Уж вдвое боле люда, нежели у покойного Мстислава... Черт с ним... Теперь мне заграничные походы предлагают... Хотя, коли не барин, всего этого бы и не было. Да уж, обстоятельства...". В последний раз лязгнув ложкой об миску, Ярослав положил всю кухонную утварь на землю, благодарно кивнув бывшему пленнику и уставившись на приближающегося к огоньку человеку. Тот был высок, не выше Ярослава, но все же высок. Молод, одет в одежду не низшего сословия. Волосы у человека были длинные, доспехи богатые, дорогие, хорошие, не чета многократно чиненной и пробитой кольчуге Ярослава.
- Здрав будь, княже, - несколько вальяжно отвесил поклон всем присутствующим человек. Ярослав слегка кивнул, что было, разумеется, не замечено пришедшим. Князь начал что-то говорить в ответ, но Ярослав решил пропустить это мимо ушей, подозвав к себе Даниила
- Послушай-ка, Даниил... - прошептал тому воин, - сейчас тебе следует подойти к этому кашевару, взять тарелку каши, да накормить татарку, что лежит связанной в моем шатре...
- А почему я должен это делать, - нахмурился стрелец, - пленница то твоя
- Или сейчас же начать делать добрую сотню отжиманий, чтобы укрепить свой выбор учителя, так что...
- Я понял, - насупился стрелец и быстрым шагом направился к кашевару
"Это называется добровольно-принудительный способ обучения" - усмехнулся про себя Ярослав и решил послушать разгоравшийся разговор.
Даниил взял миску, ложку и, наложив каши, направился в шатер своего наставника.
«Тоже мне учитель. Ввязался на свою голову, вместо выпадов учит меня отжиматься»,- ворчал про себя стрелец. «Хотя, оно может и пригодиться. Месяц-другой отмучаюсь, и буду как он - богатырь Даниил».
Все тело ныло, ноги подкашивались, глаза слипались, так и хотелось завалиться спать. Войдя в шатер, стрелец почувствовал себя дискомфортно. Он здесь один, щуплый, вымотанный стрелец, с танцовщицей, едва не погубившей царя. Подойдя ближе, стрелец присел. В случае чего он готов был выбежать из палатки – не слишком хочется быть отравленным. «Что не говори, но она ничего». Даниил уже успел изучить все прелести пленницы, на что она ответила страшным взглядом. «Позже полюбуюсь, небось, спрятала кинжал или иглу где-нибудь. Засмотрюсь и поминай, как звали».
Поднеся ложку ко рту, пленница сначала противилась. Но голод все же взял верх, да и каша пахла так вкусно, что, ежели пленница была бы сыта, все равно не отказалась бы от добавки. Потихоньку, ложка за ложкой, каша была съедена. Даниил поднялся, и, не оборачиваясь, вышел из шатра. «Обернусь спиной, вот как есть убьет».
- Пленница накормлена, как вы и велели. Мне бы поспать чуток. Целый день отжимался и бегал, к вечеру наелся каши, веки так и стягиваются. Можно? - спросил Даниил у наставника.
- Перед сном, чтобы еда улеглась, отжимания и дюжину кругов вокруг вооон тех пяти палаток.
- Эх…. Слушаюсь.
«Нет, ну честное слово, убью».



Добавлено: 10 Января, 2010, 16:05Ипатьевский монастырь
Конь недовольно заржал, провалившись почти по брюхо в снег.
 Оболенский с ругательствами скатился  со спины животного рухнув лицом
 в снег.
- Ну что, князь, говорил я тебе, следом идти друг за другом али нет,
почто спешишь вперед каравана? – Спросил ехидно улыбаясь Ярослав.
          Владимир поднялся, стряхнул с красной шапки подбитой мехом
налипший снег, и разведя руками стал вытаскивать коня.
На выручку ему пришел Евпатий, он оставил обозную телегу и теперь
за повод вытаскивал лошадь Владимира.
        - Эх братцы, а ведь не успеем, сдается мне до рождества покинуть
родные края.
– Владимир вспрыгнул на телегу и сняв сапог, принялся высыпать из него
 снег.
        - Глянь Владимир Романович, вон и стены , верно мужики
 на мосту говорили, что меньше пяти верст до монастыря.
 
          Владимир перекрестился. – Ну братцы, не далече осталось, скоро обогреемся да отдохнем.
           Посольство московского царя, приближалось к монастырю. Уже три недели минуло с той поры, как отряд князя Оболенского, царя московского и всея Руси, представителя отбыл в Новгород. Оттуда предстояло князю и его свите, переправиться в неведомую ему Англию и передать письмом и словами важные мысли и пожелания государя Ивана, Елизавете Тюдор.  Хотя назвать свитой, команду князя Оболенского не поворачивался язык. Не было пышно разодетых, толстобрюхих советников, были лишь те, кого сам избрал для этого дела князь Владимир Романович.
         Был зоркий глаз, воинских дел мастер Ярослав, да его помощник Даниил, они на пару все время зорко следили и за следами на снегу и за лицами попадавшихся, по ходу движения людей. Проверяли любую дорогу и тропу, в общем с ними Оболенский был уверен в безопасности посольства. Правда, в случае чего любой в посольстве мог постоять за себя и коли решили бы тати какие или шильники напасть на царских людей мало бы кто из них дожило до дележа добычи.
         Царь для Владимира выделил все, что тот попросил, и хотя не очень он понимал, зачем Оболенскому некоторые люди в посольстве, спрашивать не стал, знал, порывист князь, взбалмошен, но интуиция у него хорошая, и дело царево умрет, но сделает.
        С посольством пришлось повозиться, но не долго, благо нужных людей под стенами Казани сыскать было не сложно, ибо вся Русь почти была тут.
        Владимир решил брать охраны по минимуму, а людей полезных побольше.  Сейчас взобравшись на телегу, он еще раз вспомнил, как отбирал людей для своего дела.
         После того, как он опредилился с охраной, взял он с собой славного медика Ваньку Миронова. Очень ловкий юнец оказался, но Володя знал парень ему нужен, не дай бог хворь какая или травма, нужен человек, которому можно доверять тем более в стране чужой да латинянской.
          Также волей случая взял он с собой и бывшего казанского узника Евпатия. Мужик он оказался простой, но душевный, мог и песенку на пару с Данилкой, учеником Ярослава спеть, и по хозяйству был ловок. И колесо у телеги, когда поломалось сам делал, и продукты все хранил как надо, и все у него было при деле. Правда, на этом фоне несколько напряженные у них были отношения с купеческим сынком Огнезаром. Этого Владимира вообще бы не брал, уж больно гордый, но знал Огнезар и языки разные и главное в делах торговых мастер был, такого не проведешь, от такого ворье западное да купеческое не одного грошика не утаит. Правда были в его отряде четыре человека, что взял он с собой по причинам и ему не до конца понятным. Ехала с ним в посольстве дочка какой-то английской шишки Изабель, в целом баба на взгляд Владимира в деле бесполезная, но англичанка, да наверное при связях, а это значило, что успеху миссии она способствовала бы. Конечно по мнению Оболенского, даму стоило бы отправить в Москву. Где она бы ждала решения по ней ее родовичей. Но Иван Васильевич, проведав о английсой деве из плена освобожденной, велел Владимиру ее довести в целости и сохранности, чтобы видели там в Лондоне, что взяв Казань царь Московский добро для всех сделал. Несколько смущала, а точнее пугала Владимира другая женская особа, юная казанская девушка София. Это на вид она сидела тихая и мирная и постоянно читала молитвы на своем магометянской языке. Вид у нее был жалкий, на плечах тельник, который был ей очень велик. На голове платок, да руках была цепь. Ибо как ловко девочка может убивать они знали, да и перед выездом она умудрилась вырваться, сбить с ног пятерых стрельцов и завладеть саблей, коли не поскользнулась бы она на ледяной тропке быть бы беде. Но Ярослава Владимир уважал и коли хотел тот ее с собой брать, Оболенский не противился. Хотя не разу не слышал он, чтобы тешился тот со своей пленницей. Но вот с двумя другими ребятами в его посольстве, что нынче ехали на лошадях позади всего отряда, Владимир вообще решил в последний момент. Почему взял он двух черкесов? Он и сам не знал, казнили бы их и всего делов, но Оболенский знал они еще не все сказали. И хотя Ярослав был против, чтобы их развязывали Оболенский настоял. В целом все равно знал он, что черкесы вряд ли убегут, бежать им по  Руси некуда не скроются от люда православного…
          - Эй православные открывайте людям царевым. – Крикнул Владимир , когда они достигли высоких стен монастыря.
***********************************************
         - Надо было нам в стране татаров дергать, куда мы от них теперь по снегу среди урысов, - сказал Болат, глядя на повозку с женщинами. Татарка не раз уже глядела на них, просто рассматривая, никаких знаков не давала вроде бы, говорить не пыталась. Хотя все они все время были на виду. Про её выходку со стрельцами Натхо понял из разговоров урысов. На них посматривали, и зачем они в отряде, было непонятно.
Натхо молча глядел по сторонам. Их одели в теплые ношеные татарские кафтаны, выдали мохнатые шапки, теплые сапоги, рукавицы. Пара татарских коньков с татарской же нелучшей сбруей. Оружия, ясное дело, никакого не дали, но и не вязали, даже на привалах. Особо с ними никто не общался, конязь больше не допрашивал. Даже откуда Натхо знает русский, что он несколько раз уже проявил по необходимости, никто пока не поинтересовался.
Странно все это было. Единственный кто относился к ним ровно и даже пару раз смотрел на Натхо приятственно, был лекарь. Благодаря его лечению они оправились уже через три дня. Хотя спина у Болата еще ныла какое-то время. Когда Натхо отвечал по-русски, лекарь смотрел на него с интересом, но пока тоже вопросов не задавал. Да теперь он уже и не подходил.
Болат постепенно заучивал слова урысов у Натхо.
*****************************************
Монахи несколько настроженно отнеслись к отряду, но видимо не увидев в них большой угрозы, ворота монастырские все же открыли. Ипатьевский монастырь Владимир раньше не посещал да и большинство в его отряде тоже. Хотя про обитель слышали много всего разного. Славился этот чудный монастырь не только красотой своего зодчества но и хозяйственной деятельностью, что объяснялось скорее пронырливостью семейства Годуновых, которые активно поддерживали это святое место.
Местные монахи свою обитель любили и как про них говаривали были они уверенны в том, что живут в месте богоизбранном. Владимир Романович когда они вошли внутрь аж присвистнул от удивления. - Глянька Ярослав, а ведь и правду говорили люди, не монастырь, а будто город целый.
Ярослав ничего не сказал, лишь пожал плечами, зорко продолжив оглядываться вокруг. Толстый монах в вольчьей шапочке сначала долго делал вид, что разместить гостей некуда, но когда Оболенский сунул под нос царскую грамоту и кулак, то уже через минуты две возле них оказался и настоятель и вся его свита. И тут же для "дорогих" гостей нашлось целое здание у восточной стены.
Правда надо заметить глаза настоятеля расширились от ужаса, когда он увидел двух ребят явно магометянского вида, и о ужас двух женщин. Пришлось еще не раз достават цареву грамоту, ругаться, объяснять что для дела надо, но в конце концов Оболенский проклиная доброту монахов, пожертвовал на монастырские нужды серебрянный рубль из государевых денег. Но благо Иван Васильевич и для таких нужды денежку выделил. Но все же, Оболенский сильно волновался, что царевых денег может не хватить. Тем не менее Софию и черкесов Владимир несмотря на сердитый взгляд Ярослава отправил на конюшню возле гостевого дома. Для англичанки пусть со вздохами и ахами но монах все же нашел отдельную комнату в доме том же но почти на чердаке. К счастью благодаря трубам от печи во всем доме на обоих этажах было тепло.
        Вдоволь наплескав руки в теплой воде, Изабель с удовольствием растерла их куском холстины, выданной в качестве полотенца. Конечно, хорошо бы и лицо погреть как следует, но девушка не могла себе позволить ходить красной и распаренной, как простолюдинка. Повесив полотенце на вбитый в деревянную стену гвоздик, англичанка поправила на голове платок.
Выходить во двор ей было строжайше запрещено, а по поводу дома ничего сказано не было, так что Изабель решила покинуть выделенную ей конурку и немного пройтись. Она спустилась вниз, где в общей комнате вокруг печки уже собралась большая часть отряда.
«Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй нас» - раздалось под дверью традиционное. Стоящий у печки князь изумленно поднял бровь. Странно, он что, не знает монастырских обычаев? К счастью лекарь Иван, который хвастал, что жил в монастыре, уверенно провозгласил «Аминь!» и в комнату вошли двое иноков, держащие на вытянутых руках подносы, от которых разливался соблазнительный запах. Общество явно оживилось.
Прежде чем занять свое место, Изабель вежливо обратилась к предводителю, спросив, накормлены ли пленники – ей было очень жаль бедную девушку, да и черкесские воины стали родными за время короткого совместного плена.
- Ваша доброта делает вам честь, сударыня, однако не стоит беспокоиться – гостеприимство настоятеля распространяется и на них, - сказав это, Володимер Романовьич приказал всем рассаживаться за столом. Утомленные путники дружно застучали ложками.
        Когда я ем я глух и нем, этой поговорке Владимир следовал всегда. Знал, еда самое лучшее время, чтобы расслабиться и подумать. Но после трапезы, когда все прочитали молитву, а появившийся отрок убрал со стола посуду Владимир, постучав пальцами по столу решил все же поговорить со своими. Действительно, за эти три недели, что они шли от Казани до стен Ипатьевского монастыря, на это почти не было времени. Поход, еда, дозоры, вот и все о чем говорили. А ведь так по сути, он князь никого из них не знал. А сейчас в печи приятно потрескивали дрова, в доме пахло деревом и было уютно. Потому Оболенскому захотелось чуть больше узнать хотя бы о ком-то из своих спутников, да и дать понять людям, что они делают общее дело тоже не мешало.
- Ну что, други, коли все пойдет хорошо, через пару седьмиц будем в граде Новгороде, признавайтесь ка, не страшно из земель росских выезжать да на чужбину ехать-то?
         Пока все собирались с мыслями, дверь приоткрылась и на присутствующих уставилась колоритная смуглая физиономия. Физиономия была брита наголо за исключением длинной пряди свисавшей на левое ухо. Вислые усы слегка скрывали классический нос "картошкой"
- Хо! А вы хто такие? - удивленно спросила голова, дыхнув сивухой и чесноком.
- Пшел вон… - буркнул кто-то в ответ не оборачиваясь.
- Ишь ты... Нешто можно божьего человека вот так, не спросивши гнать? - вошедший подбоченился.
- Божьего человека грех не приветить. Да только, мил друг, не шибко-то ты на божьего человека рылом похож. Креста-то, поди, и не носишь? - Огнезар, развалившийся на скамье в углу комнаты усмехнулся, и, прищурив глаза, рассматривал незнакомца с нескрываемым интересом.
Вошедший удивленно открыл рот. Затем опомнился и перекрестился на образа.
- Ты, мил человек, казака от нехристя отличить не можешь? – насмешливо переспросил он.
 *************************************************
ДАННОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ СОЗДАЕТСЯ ТВОРЧЕСКИМ КОЛЛЕКТИВОМ АВТОРОВ, КАЖДЫЙ ИЗ КОТОРЫХ РАЗВИВАЕТ СВОЕГО ГЕРОЯ В ОБЩЕМ СЮЖЕТЕ.
Warlock - Ярослав, Reketir - Владимир Оболенский, Ulsar- Казак Петро,
Елизавета Дмитриева- Изабель. София- София,
Masquarade- Огнезар Нарицкий, Trebian-Ванька Миронов. DanteSSS - Даниил. Егор- Евпатий.

Да вот это круть!!!Правда я не смог с вами поюзать роман.Дел много было.Но все еще впереди.

Продолжение следует? Или все, конец?
Интересно, с удовольствием почитал бы еще:)

Оболенский сердито сдвинул брови, еще не хватало, чтобы всякая рвань ему мешало. Вот вечно так, только он решил поговорить с людьми, как какой-то чуб внезапно появился в двери и главное так не вовремя.
Владимир взглянул на Ярослава, тот молча кивнул. Нет не гоже было в монастыре лупить этого человека.
- Ну чего хочешь, по делу или побираться зашел? - Зло бросил молодой князь.
- По делу говоришь... А может и по делу. - казак обвел всех внимательным взглядом - Да только дело не до всех. Монахи гутарили князь тут есть.
Петро лукавил, он давно уже порасспросил о странной компании, которая появилась в монастыре. И то, что он как бы ошибся дверью, никого не убедило. Надо было брать быка за рога.
- Ну так как? Кто из вас князь то?
- Ну я. Чего хотел? – спросил Владимир.
- Да вот видишь, какое дело, хочу к вам в попутчики напроситься. – Оболенский вновь нахмурился, - Да ты погоди серчать. Сам-то ты из под Казани, я слыхивал. Так я там тоже был. Нас атаман привел – Сусар Федоров, слыхал поди? Меня-то ты может и не видел. Да про сотню нашу слышать был должен. Мы Курбского почитай неживого до лагеря донесли. Жив он хоть остался?
- Да жив вроде.
- Добре… Мне видишь, на Дон ходу нет. Там порядки новые завели. Не по нраву. Воли все меньше и меньше. Решил я в другие земли податься Польшу али Ливонию… Возьмешь? Дороги-то они лихие, лишняя сабля не помешает.
Оболенский удивленно взглянул на казачка. Смелый народец, что с них взять да и наглый. - Взять то лихого человека можно бы, да как бы не обокрал ты меня да спутников моих, да и чем ты мне полезен можешь быть?
Петро усмехнулся про себя. «Знал бы ты… Красть…»
- Ни… не можно. Красть у путника последнее дело. Вот ежели в бою – тогда другое дело. А пригодиться… Как знать. Я почитай в седле уже годов тридцать. Где только не был. И с турками и крымцами рубились, ногайцев били. И татар да астраханцев то же. Правда, что греха таить, и вашего брата московита за чубы таскали. Но давненько. Ох и крепко же ваши хлопцы бьются. Вот у поляков да ливонцев не был. Пищаль тебе завтра покажу, янычарскую. Ох и тяжело она мне досталась… Да только не люблю я эту потеху огненную. То ли дело лук добрый. Тихо и без шуму. Я последние года в харктерниках ходил. Так что пригожусь.
- Что еще за характерники? – не понял князь.
- Это лучшая часть нашего войска. Пленника взять по тихому, в город какой пролезть, узнать чего, разведать в одиночку. Я вон Казань всю прошел, туда и обратно – ни царапины. Ну как подойду?
Да ты, я погляжу, на все руки мастер? - усмехнулся Огнезар. - Он, похоже, навроде твоей татарки, Ярославушка. Небось и зарезать кого по-тихому кишка не тонка, а?
Огнезар подмигнул гостю и, посерьезнев, продолжил:
- Ты не серчай, мил человек, коли задел тебя чем. Знавал я одного воина с ваших краев, Миколой Велетенем кличут. Ох и могуч, чертяка! Ежели на Дону все такие рубаки как он, княже, - обратился купец к Оболенскому, - то лишней сабелька этого молодца в нашем отряде точно не будет.
         - Это уж мне позволь решать, что лишним что не лишним будет в отряде нашем.- Оборвал Оболенский Огнезара. - Может и сгодится сей добрый молодец, да уж больно ушлый он, наемник одним словом.
- И что с того-то измумился совершенно искренне казак.
Владимир махнул рукой. - Что скажешь Ярославушка нужен нам такой выхухоль в воинстве.
Ярослав ничего не ответил лишь повел носом и настороженно прислушался.
- Дядька Ярослав ты чего?- Насторожился сидевший рядом ученик Данила.
- Дымком тянет, али не чуете? - Все кинулись к окну и вправду, горела пристройка и о ужас, горела правая сторона конюшни.
- Тушите!! Сгорит к черту все добро наше, телега внутрях!!! - Оболенский как сумасшедший кинулся на улицу, едва не сшибив застывшего в дверях казачка.
Почему запылала пристройка с конюшней Владимир сейчас не думал, в голове как шальная пульсировала жилка. Надо было спасать царево добро, особенно, то, что было припасено в подарок Елизавете Тюдор.
- Тушите братцы !!!! Раздался позади крик Евпатия.
Первым ринулся князь Оболенский, за ним Ярослав с Даниилой.
- Беги за ведрами! - рявкнул на стрельца Ярослав.
Даниил и Огнезар, забежав в некое подобие склада, взяли дюжину ведер - по пять на две руки. Благо большинство из них были целы, только на дне одного виднелась маленькая дырка. Каждый взял по ведру, дырявое ведерко Даниил оставил себе.
- Тушите! Обоз сохраните! - яростно кричал Владимир, поливая балки.
Даниила, набрав воды в два ведра, подбежал к Ярославу.
- Ярослав! Я набрал воды. - сказал Даниил
- Ты думаешь огонь сам потушится? Бегом! Спасай обоз! Не то Князь Владимир с тебя голову оторвет, а я ему в этом помогать буду!
"Вообще от рук отбился, щенок" - думал Ярослав.
"Боже мой, и здесь тренировки" - думал Даниил, подбегая к огню. Но во всеобщей суматохе, бедный стрелец споткнулся и обильно полил рядом стоящего Петро.
- Ах ты собачий сын! Да я тебя к коню привяжу и по сечи пущу на потеху казакам! - негодовал казак.
       У горящей конюшни уже вовсю суетились монахи, выводя коней и поливая из ведер занимающиеся бревна.

- Хватайте ведра, вон там, в пристройке! - крикнул длиннобородый инок с измазанным копотью лицом.

Огнезар вместе с Даниилом бросились за ведрами и, спустя минуту, пожарные работы уже вовсю кипели. Особого эффекта, впрочем, огнеборцам достичь не удавалось - пламя неудержимо расползалось, грозясь перекинуться на соседние постройки. Жар стоял неописуемый, тьму над монастырем разорвало алое зарево.

- Воды лейте на стену, сюда! Сейчас ведь на дом огонь перекинется! - кричал Миронов, тряся обоженной рукой.

Огнезар в бессильной злобе швырнул ведро одному монаху, который передал его дальше, принял полное от другого. Выплеснул на огонь, яростно гложущий деревянную стену конюшни. Огонь злобно зашипел на него, дохнул паром, но занятия своего не прекратил.

- Не потушим, Владимир Романыч! Обоз погорит, если еще немного провозимся! - что бы перекричать рев пламени, Огнезар орал почти на ухо Оболенскому. - Надо вытаскивать! Или потеряем все!

И, схватив за грудки пробегающего мимо монашка, рявкнул:

- Тащи тряпье, одеяла! Да не причитай ты, блаженный! Пшел!

Выплеснув в огонь новое ведро, Огнезар обвел взглядом ярко освещенный двор. Суматоха стояла необыкновенная, в борьбу со стихией, казалось, включились все обитатели монастыря. Даже англичанка, поначалу лишь со стороны наблюдавшая за пожаром, теперь стояла рядом с князем, подавая ему ведра с водой. Даже Петро, с промокшими от пота усами, яростно метал в ревущее пламя снег здоровенной лопатой. "А где черкесы?" - мелькнула в голове Огнезара тревожная мысль.
Оболенский и казак тем временем уже подхватили полено, готовясь вышибить ворота конюшни. Делать этого, однако, не потребовалось - изнутри раздался оглушительный треск (у Огнезара в этот момент оборвалось все внутри - уж не рухнула ли крыша? В голове отчетливо всплыла картина штурма Казани и лицо Емельяна,скрывающееся за алыми сполохами.) и ворота распахнулись. Князь и Петро отважно ворвались внутрь, Огнезар с Данилом последовали за ними.

- Огнезар, выводи этих, мы обоз вытащим! - крикнул Оболенский, и только тогда купец разглядел в дымных клубах три скрюченые фигуры. Черкесы и казанская горе-убийца уже изрядно наглотались дыма, но были живы и от огня, вроде, не пострадали. Даниил бросился к черкесам, хотя в помощи те не нуждались - не теряя времени даром, выбегали из горящего здания. Один из них - сероглазый шатен - хотел, было, помочь выбраться татарке, но Огнезар уже подхватил девушку на руки и, пригибая голову от жара, торопливо шагал к выходу.

- Ты в порядке?- поинтересовался он у девушки, оказавшись на улице. Она не ответила, плотно сжав губы, и безуспешно попыталась отстраниться от него. Огнезар держал крепко, хотя, возможно, не слишком бережно - обстоятельства не располагали к церемониям. Он удивился про себя, какая она оказалась легкая и хрупкая - действительно, совсем еще девченка. "Девченка, едва не погубившая нашего царя." - напомнил он себе.

Оставив татарку на попечение Изабель, Огнезар поспешил обратно в конюшню, на помощь товарищам, вызволявшим из огненного плена обоз. Те тоже зря времени не теряли. Вместе с подключившимися Евпатием и Огнезаром дело пошло совсем быстро, и спустя несколько минут телега была благополучно выкачена во двор монастыря.

- Берегись, сейчас обвалится! - крикнул один из монахов, указывая пальцем на крышу конюшни. И действительно, едва последний человек покинул горящее здание, как крыша, с протяжным стоном, обвалилась вниз, взметнув в ночное небо грандиозный сноп мерцающих искр...

Люди, засмотревшись на удивительное зрелище, на некоторо времяе даже прекратили борьбу с огнем.

- Не иначе Бог миловал... - прошептал за спиной Огнезара тот самый инок, который указал им с Даниилом на ведра, очевидно имея ввиду то, что спасатели обоза завершили свою миссию за мгновение до обрушения кровли.

- Миловал, не иначе. - грустно усмехнулся Огнезар. - Молись теперь, что бы Он монастырь ваш помиловал.

Неожданно для себя Огнезар обнаружил, что стоит рядом с леди Изабель. Она, накинув на плечи шубу, прижимала к груди юную татарку. Девушка хмурилась и все так же сжимала губы, однако вырываться, вроде, не торопилась.

- Are you allright? - обратился купецкий сын к англичанке на ее родном языке.
- Oh yes, sir! - улыбнулась Изабель. - А с вами все в порадке?
- Лучше, чем у царя на пиру. - ответствовал Огнезар и широкая белоснежная улыбка осветила его грязное, покрытое копотью лицо.
        Монахи и отправленный с ними Даниил разбирали завалы до самого вечера, а вот остальные проверив обоз, занялись делами более важными и насущными. Князь проверял целостность вещей, остальные ему в этом помогали. София же, когда пришла в себя омыла лицо и руки, и попыталась собраться с мыслями. Аллах пощадил ее вновь, более того, в самый последний момент словно чья-то воля подсказала ей выход. Она знала это не просто так. Возможно дело в неверных в том куда они идут. Видимо ей суждено последовать за ними, чтобы предостеречь беду, когда они ее надумают.
Эти люди были врагами, но врагами тогда, когда ей было, что защищать, теперь этого ничего не было. На губах остался запах волос англичанки, что в непонятном порыве прижала ее к себе. Софию тогда этот жест поразил, но она не стала отталкивать женщину, чтобы вновь не оказаться в руках у высокого человека, что вел себя так, же гордо, как князь.
- Ну что, я вижу твой, алла тебя любит?! – Раздался позади нее насмешливый голос Ярослава. София повернулась и, не поднимая глаз, кивнула.
- Ну вот, я все это время, в общем, не сомневался, что ты понимаешь мой язык. – Он приблизился и она, не вольно вздрогнула, вспомнив тот миг, когда он легко обезоружил ее, а после связал, оставив в своем шатре на целые сутки. Этот сильный урусут явно жаждал подавить ее волю. Но он просто не понимал ее, она это знала.
- Все волком смотришь, да зубов нет, чтобы кусаться. – Ярослав усмехнулся, подняв пальцем ее подбородок, и заглянув ей в глаза. – Иди в дом, ты будешь спать сегодня там. В женской келье. – Добавил Ярослав после паузы.
София покорно проследовала в дом, но у крыльца остановилось. – Это было не прошто так Ярцелаф, нас подожглы.
Ярослав усмехнулся. – Наверное, кто-то пришел тебе за прошлые дела отомстить, не поленился и добежал, аж до этой глуши. - Но по глазам его София поняла, что это была для него не новость, и он уже давно на эту тему думал.
Ближе к вечеру, покуда князь и все остальные были на улице ей и двум пленным дали еду, они ели молча, о том, что случилось не вспоминали.
Поев, девушка собрала посуду, после чего скорее по привычке тщательно вымыла ее в стоявшей для этого кадке.
- Вот это дело так уж дело, ну спасибо тебе сударыня, а то я уже было думал, что мне сейчас этим заниматься, а раз уж ты посуду сию вычистила , то я наверное спать пойду. – Весело усмехнулся широкоплечий заросший бородой парень. София была не уверена, но кажется, его звали Евпатий. – Вон ведь как получается, то вы меня как пса гоняли, а нынче тебя, через всю Русь гонят, вот ведь воля божья, как все менять любит. – Евпатий, закончив мысль, задорно засмеялся, взглянув на девушку. София молча посмотрела на его лохматую голову, подумав, что этот парень не плохо сохранился после казанского плена. Обычно урусы долго не жили, если плохо работали, а если работали хорошо, то тоже жили не долго, поскольку работа была тяжелая.
- Нет Ярослав, я хочу знать почему эта чертова конюшня пустила красного петуха, после того лишь, как там встал наш обоз. – Голос, звучавший за дверью, принадлежал князю Оболенскому. – А может это вообще твоя пленница подпалила эту конюшню, чтобы сбежать?! Что ты так удивленно смотришь на меня Ярослав, а почему бы ей не сделать этого?
- Хотела бы сбежать, бежала бы, я так думаю. – Суровый голос Ярослава, охладил пыл князя. Оба вошли, бросив настороженный взгляд на татарку и на Евпатия.
- Ну давайте ка спать оба, завтра день, завтра дела, каждый день простоя, это потеря времени. – Сердито отрезал князь.
София кивком головы дала понять, что покоряется и последовала наверх. Наверху, в комнате было тепло, девушка не вольно, заулыбалась от чувства комфорта и теплого воздуха, которого ей так не хватало теперь. Из-за угла, на звук закрывшейся двери, вышла белокурая иностранка, она была в белой женской одежде, что латинянские женщины носили, когда ложились спать.
София поклонилась и присела в углу, на ковер.
         Ранним утром София проснулась, как и пологалось, для совершения утреннего намаза. Блондинка еще спала, но правда услышав звуки молитвы испуганно проснулась, и выглянула из-за своей кровати.
София же после молитвы спустилась вниз, в обеденной никого не было, Евпатий и Иван, что спали тут сейчас отсутствовали, впрочем, судя по звону колоколов, они ушли на заутреннюю. София обрадовалась такому повороту событий и с наслаждением потянулась, после чего медленно, держа дыхание, она растянулась на шпагате, а затем, упав на спину, закинула ноги за голову, дотягиваясь мысками до пола. Неожиданно открылась входная дверь, и девушка, лишь успела порадоваться, что никто из неверных не видит ее сейчас, поскольку ее закрывает стол.
Она неслышно перекатилась под стол. У входа, она лишь увидела пару сапог, видневшихся из под монашеской рясы. Ноги медленно прошли и остановились у не большого походного сундука князя. София выглянула. Не высокий широкоплечий монах выругался и закрыл сундук, не найдя внутри того, что искал. Наверху послышались шаги, проснулась Изабель, монах вмиг перестал быть медлительным и долгим. И через мгновение выскочил за дверь. Похоже это был не просто вор, он явно что-то искал, подумала София открыв крышку сундучка. Внутри было несколько серебряных монет, кусок ткани и какие-то мази. Если бы монах был вором, он бы не оставил серебро. Сказать или не говорить урусам? София решила найти ответ на этот вопрос сама, она приоткрыла дверь, набросила на себя тельник черкеса, прожженный в нескольких местах и оставленный, накануне на крыльце, замотала никаб и пригнув голову, скользнула на монастырский двор, ей очень хотелось узнать кем был этот человек.
         После заутрени, Петро возвращался в свою комнату-келью, которую ему предоставили монахи.
Вчерашние знакомые остались во дворе возле церкви, обсуждая пожар. То, что это поджог, не сомневался никто. Только Петра это мало беспокоило. Его скарб был совсем в другом месте. Беспокоило его совсем другое. «Возьмут или не возьмут» - думал он, шагая по коридору. Слишком долго он засиделся в этом божьем месте – «Скоро ладаном пропахну – в самый раз чертей пугать». Он подошел к своей двери и вздохнул взявшись за ручку - «Не возьмут – прийдется сидеть, ждать следующей оказии». Он уже открыл дверь и был одной ногой у себя, как вдруг услышал быстрые шаги в коридоре. Кто-то в подкованных сапогах. Решив, что это тот парнишка, что окатил его водой вчера пришел с посланием, Коцур, скорчив приветливую мину выглянул в коридор. Однако увидел только коренастую фигуру в монашеском одеянии быстро скрывшуюся за дальним изгибом коридора.. «Монах в сапогах…» - пришел в голову каламбур. «Может искал кого» - подумал Петро. Пока он в задумчивости стоял в пороге – дверь в конце коридора отворилась и из нее выскользнул невысокий человек в какой-то мешковато сидевшей одежде. Что было на голове у него Петро не разглядел – было темновато и далеко, а вышедший двигался совершенно бесшумно и быстро. Заметил только, что голова обмотана чем-то непонятным. «Что за бесовщина…» - Подумал казак. Затем прикрыл дверь, оставив небольшую щель и решил понаблюдать еще. Как оказалось не зря…
..........Хорошо шагалось Изабель по хрусткому снежку. Над головой плыл колокольный звон, созывавших добрых христиан на службу, небо на востоке уже светлело, обещая новый ясный день. О ночном происшествии напоминал лишь резковатый запах гари, все еще окутывавший монастырь, но и он не пугал, а просто щекотал ноздри, горяча молодую кровь. Ах, как дивно было бы сейчас вскочить в седло, взвизгнуть и помчаться наметом по нетронутому снегу. Впрочем, такое поведение недостойно настоящей леди, по крайней мере, на людях, так что девушка приструнила сама себя, поджала губы и прибавила шагу, потому как по ее представлением в соборе уже читали третьи часы (ВНЕ ИГРЫ – вид богослужений, определяющих конкретное время, типа как на корабле «склянки бьют», третьи часы – примерно девять утра), так что стоило поторопиться. Тем более что женщине, да еще и иностранке, требовалось сначала просить благословения на присутствие на службе. А значит, надо найти настоятеля. Но он скорее всего вместе с братией готовится, да еще бы неплохо князя Володимира предупредить, но его еще надо найти. В доме Оболенского не оказалось.
Как на грех, монастырь в этот час был довольно пустынен – все уже собрались на литургию, и уточнить было не у кого. Внезапно из-за угла братского корпуса вынырнула невысокая широкоплечая фигура в подряснике и какой-то тужурке. Обрадованная Изабель поспешила наперерез – вот у него-то точно можно все выспросить.
- Эй, брат! – Тихонько, чтобы не нарушить покой святого места, окликнула она стоящего в нескольких шагах человека.
От звука ее голоса коренастый монах шарахнулся в сторону, вытаращился испуганными совиными глазами. Странно, может, он дал обет молчания? Или Изабель совсем не идет этот платок?
- Простите, что потревожила вас, брат, но не могли бы вы сообщить мне, где я могу найти конязя Оболенского. – Несколько церемонно, но с огромным дружелюбием в голосе спросила она.
Монах еще пару раз хлопнул веками, потом подобрал полы подрясника и опрометью бросился прочь, скрывшись за обгорелыми развалинами.
Англичанка недовольно покачала головой – ну что за нравы в самом деле?! Сразу видно, монастырь захолустный… вон и мусор какой-то понабросан. Изабель снова недовольно покачала головой, присев на корточки рядом с тем местом, откуда только что сорвался странный бегун. На снегу лежала грязная тряпка, от нее неприятно пахло.
- Да ты ж дывысь, якой прыткий! - Внезапно раздавшийся рядом голос заставил англичанку вздрогнуть и вытаращить глаза не хуже давешнего монаха. Но это был всего лишь Петро, тот самый казак, с которым давеча князь говорил. Коцур наклонился, взял вонючий предмет руками, растер в пальцах стекающую с нее коричневую жидкость, понюхал, даже, вроде как, лизнул. Изабель поморщилась.
- Поджог! – коротко резюмировал казак. Девушка ткнула пальцем в сгоревший сарай, вопросительно изогнув брови. Воин кивнул, потом задумчиво посмотрел на снег, украшенный явственными следами кованых сапог, цепочкой уходящими за порушенное здание.
- Знаешь что, дывчина… - Он очень чуднО говорил, сочетания звуков казались англичанке знакомыми, но смысл речи она ухватывала слабо. Например, что значит это «иди-в-чи-на»? Куда идти? Зачем идти?
- Ты, дывчина, вот что, иди до князя Владимира, да сюда приведи его.
Изабель улыбнулась, что ж, похоже она начала понимать «иди-в-чи-на» значит «иди найди князя». Она ткнула себя пальцем в грудь и церемонно провозгласив «Я иди-в-чи-на», повернулась и скорым шагом направилась к собору, где по ее представлениям, должен был сейчас быть Володимир Романович.
- Дывчина-то, дывчина, только дюже странная! – вздохнул казак и пошел в противоположную сторону. В голове его вертелся вопрос - куда делся подозрительный преследователь не менее подозрительного монаха.
 *****София присела за поленницей, казачок заметил ее, это было не кстати, если он отправится следом, то лучшее, что ей следует сделать это спрятаться, и шайтан да заберет этого странного монаха. Любопытство не стоит того, чтобы вызывать к самой себе повышенный интерес. Она прислушалась, казачка сзади не было, и в мгновение она оказалась на углу, присев, София выглянула из-за угла, странный монах повернул возле подобия хлева, как понимала ассасинка, идти там было некуда, по другую сторону была стена, вздохнув, она быстрой кошачьей прытью долетела до деревянного навеса, возле которого присела. Навес был возле не большого домика. А по другую сторону этого навеса она услышала голоса.
София вздохнула по глубже и медленно выдохнула, она старалась, чтобы сердце не билось слишком громко, и чтобы порывистое дыхание не помешало ей. Все же три недели без действий не пошли на пользу ее телу.
- Ну что нашел что-нибудь? …. Плохо, очень плохо, а что тебе помешало? – Голос принадлежал не самому молодому человеку, но был весьма мягок и как посчитала татарка, он был достаточно красив. Голос же лжемонаха был куда менее приятным, звонким и немного дребезжащим.
- Я заглянул, но там наверху кто-то спускался, мне пришлось скрыться, ведь меня бы могли поймать.
- Да кому ты нужен, сказал бы пришел от настоятеля. Хотя в таких сапожищах, ты не очень походишь на братию.
- Простите меня, владыка, я не подумал.
- Что же, думаю за тебя обычно я, сними эти сапоги уже, и носи валенки, что выделил для нас настоятель. Да и еще – продолжил после паузы голос. – Не приближайся пока к ним, без моего на то указа, вчера ты их хорошо переполошил, однако я не могу понять, почему ты не проверил есть внутри люди или нет? Хотя ладно, какой с тебя спрос, если еще раз ты провалишься, мне придется подумать о твоей замене.
Софии показалось, что лжемонах испуганно всхлипнул, она выглянула из-за навеса, но обладателя голоса не увидела. Ей пришлось спрятаться вновь, поскольку снег захрустел и мимо нее прошел монах, он возвращался. София хотела было последовать за ней, но поняла, что ей куда интереснее знать, обладателя такого взрослого, властного и красивого голоса, она всегда знала, что голос просто так людям не даруется, и если есть в нем нотки подобные этим, то это не просто так. В отличие от неверных ей было ведомо, что сила человека не в его мышцах и росте, а в духе и уме. Никакие мышцы не могли спасти от иглы или укуса змеи, это она знала прекрасно.
Татарка выглянула из-за угла, но не увидела никого, человек был в этом небольшом одноэтажном домике, но входить внутрь она не рискнула, пока ей надо было решить, что делать с полученной информацией. Раздумывая, над этим она решила вернуться.
*************************************************
ДАННОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ СОЗДАЕТСЯ ТВОРЧЕСКИМ КОЛЛЕКТИВОМ АВТОРОВ, КАЖДЫЙ ИЗ КОТОРЫХ РАЗВИВАЕТ СВОЕГО ГЕРОЯ В ОБЩЕМ СЮЖЕТЕ.
Warlock - Ярослав, Reketir - Владимир Оболенский, Ulsar- Казак Петро,
Елизавета Дмитриева- Изабель. София- София,
Masquarade- Огнезар Нарицкий, Trebian-Ванька Миронов. DanteSSS - Даниил. Егор- Евпатий.

Хорошее начало, но до конца к сожалению ещё не дочитал. Дочитаю, отпишусь.

Всем доброго здравия!
Давно уже читаю этот форум, но до регистрации все руки не доходили...

Вот этот рассказ собственно и сподвиг меня на неё ))))

Читаеться классно, как будто хорошую книгу читаю. Очень жду продолжения...
Впрочем восторги словами не описать ))) Пишите еще ... у вас отлично получаеться!

ЧЕЛОВЕК В РЯСЕ


02:58Хор каторжников - То не ветер ветку клонит (1910)
Хор каторжников То не ветер ветку клонит (1910)

- Эх хорошо поешь Даня, эх рвешь душу чертов сын. - Владимир смахнул набежавшую
 слезу. Уж больно хорошо спел Данила. - Ух тебе бы друже не клевцом махать, а
искусству обучаться.
 Талант у тебя до сего есть. - Владимир забросил ногу на ногу внимательно изучая
 ученика Ярослава.
        Данька очень вовремя заглянул в горницу, Владимир как раз сидел в одиночестве и
размышлял о делах насущных, а они были ой какие не радостные.
       - Вечереет Данила, ну ка садись.
 Данила замешкался. - А ну садись кому говорят. - Стрелец, послушно присел за стол на против
князя, не доверчиво скосив на того глаза.
         Владимир извлек из под стола кувшин и подмигнув, плеснул из него себе и Данилке в кружку.
- То Данилка перевар, давай ка выпей что ли с князем.
       Данила испуганно отстронился. - Да не Владимир Романович, будет тебе, грех в монастыре.
- Да будет тебе Данила, я этот "квас" у монастырских и купил, не так они безгрешны, как кажется.
Данила перекрестился и выпил, сморщившись, перевар был действительно жесткий.
        - Извини Данил, о закуске не подумал,. - Владимир задумчиво взглянул на свечу.
 - Ну ка Данил, спой еще что-либо, а я коли знаю подпою.
         Данила вздохнул и затянул старорусскую знакомую тягучую песню. Оболенский молчал,
 слушал, глядел на огонь и думал, о произошедшем. Накануне загорелась конюшня, где были лошади
припасы, а также подарки для Елизаветы Тюдор. Сегодня днем, он и Огнезар увидели казака Петро и Софию.
        При них была тряпка, которую использовал ранее поджигатель. Петро утверждал, что видел некую темную фигуру,
и кричал, что София что-то знает. Но татарка молчала, и не говорила, даже когда Владимир намотав ее волосы на руку с силой
ударил ее по лицу.  Она так и не проронила не слова.
        Для надежности князь запер обоих в сарае, и приставил на охрану Миронова и Евпатия. Одно плохо было в этом, поссорились
с Ярославом, он был не доволен тем, что князь поднял руку, на его девку. А когда князь велел ее вместе с Петро в сарай засунуть, он
картинно так развернулся и ушел, и ходит до сих пор где-то. Леди Изабель возмущенная его не благородным обхождением с женщиной
ушла гулять в сопровождение Огнезара, который типа объяснял ей мотивы поведения князя.
          Оболенский стукнул кулаком по столу, Данька замолчал оборвав песню на высокой ноте и удивленно взглянул на князя.
- Выпьем еще Данила. - Он быстро плеснул еще себе и Даньке. - Они быстро выпили.
        - Вот скажи мне стрелец, как ты мыслишь верно я сделал, что засадил Петро да татарку эту в сарай?
Данила занюхал рукавом и удивлено развел руками. - По что же знать мне княже, то тебе виднее, ты у нас командуешь.
- Ну а ты как мыслишь? - Владимир с интересом взглянул на стрельца. - Да почто же мне знать, но я так мыслю, что коли
человек виноватый, то его в поруб не грех засадить, а коли не ведаешь того, то наверное не хорошо.
         - А коли не знаешь, что виноват но подозреваешь? - Владимир пытливо уставился на Данилу, быстро подлив еще раз себе и ему.
- Ну тады, тоже хорошо засадить куда, чтобы еще чего не наделал.
- ВООТ!! - Владимир поднял указательный палец вверх. - А твой наставник, на меня обижаться удумал. А князь я или помет собачий?
       Владимир рухнул головой на стол и захрапел.
- Князь я или не князь - передразнил стрелец допив. - Не за то он на тебя обиделся, а за то, что ему не веришь и поручительству его за
татарку свою. ..........
        Но Оболенский уже спал пьяным сном на столе. И виделся ему во сне батюшка его, что сидел на печи да сапог подбивал, и эдак не
довольно глядел он на сына своего да кочал кудрявой головой. - А почто же ты сына зелье поганое пьешь, чай празник у тебя какой.
        Сын виновато опустил голову и взглянул на мать, что вышивала в углу при свете лучины, но она также не одобрительно поглядела на него.
- А что сына, можно ли доверять тебе дела важные, коли ты вместо того, чтобы решать их горю предаешься? Не знал, что ответить ему Владимир Оболенский.
*********
- Зачем я пил с князем? Моя воля, всю дрянь вылил бы.
Весь оставшийся день стрелец был угрюм: в отряде были разногласия, да и еще мрачные воспоминания детства.
Даниил вышел наулицу подышать воздухом и "отчиститься от дряни внутри его". По пути он встретил Миронова, тот тоже был не в духе.
"Князь он или не князь. Собрал бы всех в кучу да гаркнул. На то он и друг царя батюшки".
- Эй, Даниил. Готовься к завтрашнему дню. Биться будем, проверить тебя хочу.
Даниил обернулся и увидел Ярослава. Наконец-то настала возмжность отомстить за все отжимания, беги и прочие физические нагрузки.
***********
Сарай был не очень большим. Собственно сарай как сарай. В нем Петро уже был, ночью, когда брал лопату и багор. Бревенчатые стены, с узкими прорезями, вместо окон. Ворота на две створки, которые заложили снаружи толстым брусом. Невысокий, дощатый потолок, без выхода на чердак. Пахло старым сеном и мышами. В дальнем углу валялся всякий ненужный хлам. На стене висели хомуты, веревки какие-то старые шкуры. Вдоль стен валялось несколько старых оглобель и колес с выбитыми спицами. Потолочную балку подпирал столб, увешанный старыми сетями с остатками рыбьей чешуи.
Петро ходил взад и вперед по сарайчику, не обращая внимания на Софию. Проходя мимо столба он от души вымещал на нем злость за несправедливую обиду. «Князь… Язви его в душу!» - Бум! – удар в столб. «Бисов сын… Человечьего языка не розумеет.» - Бум! «На кой мне их жечь? Мне отсюда тикать надо. А он…» - Бум! На голову посыпалась какая-то труха. Петро вспомнил, как доказывал Оболенскому – показывал вонючую тряпку, следы от сапог. Говорил, что девка-татарка должна была все видеть. Не помогло. Молодой княжич только съездил по лицу татарке, потом глянул на следы и на сапоги Коцура, и не разбираясь отправил обоих сюда. ЧуднАя дивчина, со странным выговором, видно онемела и не проронила ни слова. Хотя вроде то же видела того монаха. Странно повел себя тот, кого называли Ярославом – начал так заступаться за чернявую, что Коцур даже засомневался, кто из этих двоих князь. И не смотря ни на что – он здесь. «Ну погодь… погодь…» - Бум! Тут Петро вспомнил Азмана. В памяти, как наяву всплыло смуглое, спокойное лицо атамана. «Ну чего всполошился? Можно подумать тебя в крымский зиндан сунули. Уймись, сядь подумай.» - будто снова услышал он рассудительный голос смягчающий каждую гласную. Петро встал как вкопанный. Огляделся. Скинул на пол несколько шкур, присел на них, обхватив колени и задумался. «И правда. Что с того что в сарай сунули? Руки-ноги не повязали. Рожу не излупцевали.» - он кинул взгляд на затаившеюся в другом углу татарочку, - «Девка вон есть…». Правда получив в ответ на свой взгляд гневно сведенные брови отбросил эти мысли. «Да ну ее… Еще кинется чего доброго… Как ей князь вдарил – а она ничего, ни слезинки. Гром-девка.». Посидев еще Петро вспомнил про поджог. «А ну ежли и эту хибару запалят? Куда ховаться?». Коцур обвел глазами помещение – ховаться было некуда. «Так не годиться. Бежать отседова еще рановато – князь совсем решит, что я его обоз спалил, а вот лазейку какую надыбать не мешает» - казак поднялся и начал обход помещения. Потыкав кулаком в стены и поковыряв носком сапога мерзлую землю у стен он уставился в потолок. Взял у стены оглоблю. Тут совсем кстати на колокольне начали перезвон монастырские колокола. Петро поудобней ухватил дрын и с ударом басового колокола саданул им в потолок. Когда перезвон закончился, ему удалось сорвать три доски с одного края. Глядя на потолок, Коцур прикинул, каково ему будет туда пролезть. Затем выразительно глянул на татарку и опять на потолок. «Поняла или нет? Ей-то пролезть легче будет. А там веревку скинет – и я пролезу. Захочет бежать – держать не буду. Мне-то пока рановато…»
*************
- Что это ты Владимир Романович нажрался-то? - Спросил Огнезар взгромождая на себя пьяного молодца. - Ну ка Данила подсоби. - Данька шмыгнул носом, и принялся помогать.
Князь приоткрыл глаза и взглянул удивленно на распухшую щеку Данилы. -ЫЫ, то где это тебя?
- Поединок с учителем провел, - Смеясь сказал Огнезар, подхватывая князя.
- Поединок это хооо.бэээ!!- Князь выпустил часть потребленного пойла на пол, чем вызвал недовольный возглас купеческого сына.- Ну ты жорло княжье. - Дотащив предводителя посольства до комнаты Огнезар положил его на койку, попросив, Изабель притащить деревянный таз.
Князь, впрочем не стал поправлять ситуацию, понимая сквозь пьяный угар, что утром ему будет наверное стыдно. Засыпая он подумал о черкесах, что не плохо бы утром с ними поговорить, может и они тоже видели чего-то.
************
- Аы-ы-ы-ы-ы! – простонал князь Оболенский, прикладывая к голове кувшин с ледяным квасом. Мутными глазами он с ненавистью смотрел на выносящую остатки его мозга англичанку.
- Так вот, любезный князь, я даже готова закрыть глаза на ваше бесцеремонное поведение с бедной девушкой, хотя вам следовало, конечно, помнить о христианском милосердии и благородных манерах. Володимер Романовьич, вам должно быть стыдно! Вам не кажется, что мы злоупотребляем гостеприимством настоятеля этого святого места? Мало того, что мы явились сюда незваными гостями, нарушив покой святой обители, привезли с собой иноверцев, по нашей вине произошел пожар, чуть не погубивший монастырь, Ярослав на глазах у кротких монахов устроил избиение своего ученика, да еще и вы теперь напились как… - Князь начал тяжело подниматься, словно разбуженный медведь-шатун, но слегка потерял равновесие и ухватился за стол. От печки, где расположился Огнезар, раздалось короткое покашливание, а может, это был смешок. Изабель осеклась, поняв, что пора переходить к делу. – Впрочем, вы предводитель, вам решать. Однако мне кажется, что, ослепленный гневом, вы обратили мало внимания на мои слова. А вам следовало бы к ним прислушаться, прежде чем бросать в поруб несчастного казака и колотить бедную девушку.., - заговорившись, Изабель как-то не подумала, что сама тоже могла бы пойти следом. Огнезар снова хмыкнул. – Так вот, княже, я повторю, что тоже видела этого монаха в черном подряснике, видела, как у него выпала тряпка с остатками горючей жидкости. Более того, мне удалось рассмотреть его лицо, и знаете что? – Изабель сделала паузу, но, не дождавшись от собеседника ответа, торжествующе подняла палец и звонким голосом провозгласила. – Его лицо показалось мне знакомым!
На физиономии Оболенского отразилась вся гамма чувств человека, попавшего на колокольню в весенний благовест. Он напрягся и выдавил:
- А че ж вы раньше-то не сказали, су…суд.. арыня?
Огнезар заржал в кулак.
- Я говорила!!! Только вы, видимо, были так заняты расправой над бедной девушкой, что не обратили внимания на мои слова. Вам следовало бы помнить о христианском милосердии и благородных манерах… - Изабель явно пошла на второй круг. Князь опять рухнул на лавку.
Внезапно дверь растворилась и на пороге возник раскрасневшийся от бега Миронов.
- Княже, тебя отец-настоятель к себе требует!
Выпалив это, Ванька участливо посмотрел на страдающего предводителя и ласково сказал:
- Да не торопись князюшка, он после литургии зайти сказал, а отпуста не было еще. Сейчас я тебе отварчик один дам, как огурчик будешь… - лекарь захлопотал вокруг Оболенского.
Изабель замолчала и с кротким видом уселась на свое место.
**********
- Ну что же, пожалуй пройдусь до настоятеля нашего. - Владимир решил ухватиться за спасительную возможность, и бросив гневный взгляд на сидевшую, в позе мадонны англичанку, вышел на улицу.
Он обтер лицо снегом и потянувшись пошел вперед, приостоновившись возле сарая. На посту сидел Евпатий, скучая чистивший сапог.
- Добро дня тебе князь, как отсыпалось?
- Не плохо, спасибо за отвар Ванюше, как пленные буянят поди?
- Да не, тихо сидят, волки в засаде.
- Ну тогда отворяй давай, поглядим.
Дверь со скрипом отворилась, и князь зашел внутрь поморщившись от сырости. Петро сидел на сене и грыз соломинку, сердито взглянув на князя.
- Нус, как спалось узнички? - Стараясь, как можно радушнее говорить, Оболенский шагнул внутрь.
- Ты любезный государь давай аккуратнее там, парашу не опрокинь. - Сплюнув, казак кивнул на ветро с нечистотами.
Оболенский поморщился. - Петро, ты это не обижайся если чего, ты ко мне на службу набивался проверить тебя желал. Понимать должен.
Казак поднялся, крутанул ус и хмыкнув подтянул штаны. - Ну да, понимаю, хотя испытание так себе, знай княже, надо было бы ушел. - Казак ткнул пальцем вверх и вышел из сарая на свежий воздух. Князь оценивающе взглянул на дырку в потолке, и досадливо прикусил губу.Что-то ему подсказывало, что с настоятелем разговор будет тяжелый.
- Эй девка,- ты тож можешь выходить. - Крикнул князь, сидевшей в углу фигурке, в платке. Но татарка не шевельнулась. - Можешь выходить, татарка, ау! - Девушка лишь отвернулась никак не отреагировав на князя.
Ну коли нет таки нет, подумал Оболенкий, лишь бы не убила потом. Перекрестившись князь направился прямиком к настоятелю.
Монахи на дворике кололи большие чурки на четыре и складывали в паленницы. Перекрестившись Владимир вошел в небольшое помещение, где как ему сказали был настоятель.
Внутри было тепло, Оболенский толкнул не большую дверь, помещение освещалось слюдяным окошком наверху, но настоятель, тучный старик, читал при свете двух свячей. Владимир отметил, величину свечей и то, что воск в них был хороший ганзейский.
- Мир тебе владыко. - Оболенский низко поклонился согнувшись в поясе. - Долго жить тебе и здравствовать. Процветания монастырю твоему да ..
Владыка прервал Оболенского поднятой вверх рукой. - Процветание.. сын мой.. нужно вам людям мирским да суетливым. - Настоятель повернул к Владимиру морщинистое лицо, под глазами у него были мишки, что свидетельствовало о не спокойном состояние души владыки.
- Хотел отблогодорить тебя батюшка за гостеприимство монастыря твоего и братии.
Батюшка улыбнулся. - Почто же нам не оказать-то гостеприимства добрым христианам.
Лицо настоятеля посуровело и он оперевшись на поручни деревянного кресла, поднялся. Чувствовал себя отец настоятель по видимому не очень хорошо, это было видно, по напрягшимуся лицу священника, когда он поднимался.
- Добрый христианин, он всегда гость желанный, - сказал настоятель взглянув на князя. - И не важна княже, кто он бедняк ли последний, али князь, важно, чтобы добро было в сердце его, и чтобы зло, то что несет в себе , здесь в молитвах сердце его отпускало. С тобой же.... - Настоятель поморщился.- с тобой же княже выходит не по доброму как-то.
Оболенский напрягся, не любил он натаций заумных. И в отличие от государя или Воротынского он не считал, что мудрость вековая сильно может быть полезна. Все эти старые маразматики Владимира всегда раздражали. Зачем они ему эти умудреные опытом? Он сам лихой да молодой, молодой прут, всегда больнее старого сечет.
- Ты княже молодой, да дело видать у тебя серьезное, коли государь наш, храни его господи, тебе сие дело получает. Садись молодец, разговор есть.
Разговор был долгий, когда Оболенский вышел, было уже время обеда, и почувствовав голод, прибывая в серьезной задумчивости он направился к гостевому дому.
         В небольшом доме для гостей висела напряженная атмосфера. Недавняя выходка князя выбила всех из клеи и каждый старался держаться подальше от всех. Сплоченность стала зыбкой, а моральный дух упал. Изабель крайне чувствительно отнеслась к произошедшему, и ранее пышный факел превратился в догорающую свечку. Словно призрак напоминала она о себе живым спутникам. Ярослав же, он был вне себя, его зубы скрипели как старая дверь, а лицо ощетинилось взглядом ярости. И уже проклиная тот день, когда он согласился на предложение Владимира Романовича, сотрясал бранью монастырский воздух . Хоть и выплеснув всю злость на бедного Даниила, он ещё пугал соратников, черт его знает о чем он думал. Похоже только Иван да Евпатий, приняли шалость Романовича как должное: Евпатий по опыту, Иван по пониманию.
В коридоре послышались шаги, за ними раздался стук в дверь. Дверь вела в комнату настоятеля Ипатьевского монастыря.
- Да, войдите – раздался старый, побитый временем голос.
- Здравия вам батюшка – В проходе стоял Миронов, изрядно не выспавшийся и потрепанный. Комната, оказалась светлой и уютной. Для Ивана, обстановка была не самой удивительной. Те же священные писания, те же подставки под свечи, иконы и другая утварь богослужения.
- Что привело тебя ко мне, сын мой.
- Батюшка, не могли бы вы спасти душу Князеву, горяч ещё Владимир Романович, не сдержал свой пыл вчера. Лукавый его спутал, да с дороги нашей, единой свел. Ошибку княже осознал, да стеной гордость стоит, и принять её не позволяет. Помоги заблудшему, прошу. – Иван поклонился и насторожил уши. Настоятель промолчал, пристально взглянул в глаза Ивана :
- Обучался светлым наукам?
- Да.
- Хорошо, я поговорю с молодым Князем, но… - старец встал, и подошел к Миронову- … я здесь святой службой обязан и всегда при Князе быть не смогу, ты же, по руку иди с ним, да советом помогай, благословляю и отпускаю, иди. – Миронов поклонился и вышел из комнаты.
На монастырь опустилась бордовая заря, раскрашивая стены, окна, двор небесной краской. Тени выросли, и как зловещие прислужники повторяли жизнь хозяев. Тишина гуляла по двору и невнятным шепотом давала о себе знать. Жизнь внутри стен замирала. Иван легкой поступью направлялся на указанное место казаком. «Ещё раз взглянуть, да здравым умом оценить», мысли всплывали в голове одна за одной. Раздался лязг метала, монах, случайно задевший Миронова укоризненно взглянул, поправил рясу и затопал быстрее. Миронов не мешкая продолжил движение в том же направлении. Дождавшись, когда монах скроется за угол, Иван резко обернулся и направился за ним. Стараясь держаться на расстояние, Алексеевич не выпускал звонкого незнакомца из виду, и куда бы тот не пошел, всюду следовал за ним. Наконец, незнакомец нырнул в погреб, тут Иван решил подождать на улице. Не торопясь, он присел на лавочку и стал дожидаться преследуемого, хотел оценить реакцию монаха на себя. Ожидание продлилось недолго, тот вылетел из склада. Он нервничал, совершая ошибку за ошибкой, впопыхах не заметя Миронова. Небо уже потемнело, и различать фигуру стало труднее. Глаза ,лекаря плохо видели в темноте, приходилось по долгу всматриваться в очертания фигур. Как и ожидал Миронов, незнакомец спешил уехать из монастыря. Взобравшись на лошадь он галопом выскользнул за стены и ускакал во тьму.
Пришло время возвращаться к себе. Легким бегом Иван достиг гостевого дома. Успокоился, выровняв дыхания, вошел в дом. Наступило время ужина, Князь сидел за столом и уткнулся в рядом стоящую кружку кваса. Миронов уцепился взглядом за Оболенского, вобрал побольше воздуха и мягко произнес:…
- Князь.. хвост у тебя аки петух рязанский, красный да вертлявый, зоркий, да коварный.
- Оболенский поднял голову- тяжело уставившись на лекаря. - Ваня, ты по-проще говори, ты прости уж, о я народные присказки не всегда понимаю.
- Эх князь, видел я монаха того, о котором столько шума за последнее время было.
Оболенский с любопытством наклонился к Ивану. - Ну и что же ты видел?
Миронов быстро поведал собравшимся, о том, что произошло на улице, как выследил он странного монаха, который таковым совсем не оказался.
- Странный монах, не спорю, но прямых доказательств тому, что он со злыми намерениями у тебя ведь нет?- Князь испытывающе взглянул на лекаря.
- Княже, прости что вмешиваюсь, но вороны просто так над полем не кружат, только если пожива будя, или сеча большая намечается. - Подал голос, сидевший до того молча, и казалось дремавший, в углу Ярослав.
Все изумленно посмотрели на него, это было первое слово, которое проронил Ярослав, с момента инцедента с его татаркой.
- Ну и чего вы предлагаете то ? - Осведомился князь, оглядев присутствующих.
- Ухо держать восторо, да не расслабляться, а ты княже, подумай, кому вред посольству начинить надобно.
- Да с чего вы взяли, что этому монаху вред посольству надо сделать?- Изумился совершенно искренне князь. - Да о цели нашего похода никто не ведает. Это принималось в очень узком кругу решение. Вообще мало кто знал, для чего царь собирал подарки, точнее для кого, и для чего меня направлял.
- Есть князь у купцов одно правило. - Улыбнувшись вступил в разговор Огнезар. - Коли конкурент твой, куда засобирался, засуетился, или барыш у него вдруг рости резко начал, то надобно выяснить, откуда берет бырыши и куда едет. Иначе всем другим торговцам станет тяжко.
- Не божий вы народ одним словом. - Оболенский опрокинул в себя кружку кваса. - Ладно, нынче спать всем, а завтра на рассвете уйдем. Тем более наш настоятель мне нынче в прямом разговоре очень прямо на это намекнул.. - Оболенский вздохнул, вспомнив беседу с настоятелем и пошел спать.
**********
Re: Человек в рясе
Снегопад, начавшийся еще заполночь, к утру только разошелся. Тяжелые белые хлопья падали с низкого неба, ложились поверх наста толстой пуховой периной. Зима теперь окончательно вступила в свои права.
Огнезар пробудился, когда небо на востоке только-только тронулось холодным румянцем восхода. Очнувшись ото сна он какое-то время сидел неподвижно в деревянном кресле, глядя на белый бред за окном, и ловил в памяти осколки тревожных снов. Не снов даже - болезненных воспоминаний, тяжелых и мутных, как болотная вода. Перед внутренним взором проплывали неясные образы: высокий мужчина средних лет - его отец - втревоженно говорил о чем-то человеку в одежде священника; другие лица, бледные, напуганные, и между ними черноволсая, растрепанная Евфросинья - повивальная бабка, деревенская знахарка. Она держит отца за руки и горячо о чем-то твердит ему. "Не реки дитятю христьянсим именем для людей! Бо страсти накличешь и на него, и на себя, и на люд, что подле него будет, и что далече от него будет" - причитает женщина. "Окстись, окоянная!.." - голос отца ломается от волнения и ярости. Потом все образы пропадают в дикой огненной круговерти, и слышатся лишь причитания Евфросиньи: "Багр смага, багр смага, черна стезя, по коей брезг грядет, лих орь, внеже денницу везет! Багр смага, багр смага, пожирати дитя, коли не получит свое, но блюсти его буде, коли отдашь по добру. А бог твой его не оставит, бо не его то вина и не его то ярмо. Багр смага, багр смага..." И далеким, долгим эхом разносится голос отца: "Огнезаром нарекаю!"

Огнезар вскрикунл и окончательно проснулся. Крякнув, он выбрался из кресла, в котором просидел всю ночь, поднял с пола раскрытую книгу и бережно положил на стол. Он увидел, как из гостевого дома на мороз выскочил Петро, голый по пояс, схватил пригоршню снега и принялся яростно им натираться. Молодой купец поддался было искушению самому выбежать вот так на улицу, упасть нагишом в свежий, пушистый снег, чтобы смыть с себя остатки липкого привязчивого кошмара...
Благоразумие, однако же, одержало верх над минутным порывом, и Огнезар, сладко потянувшись, не слишком твердой походкой направился прочь из книжной палаты.

На последний завтрак в Епатьевской обители собрались все вместе. Трапеза прошла в молчании. Невыспавшиеся, угрюмые лица красноречивее любых слов говорили, что на душе у каждого скребут кошки, невысказанные вслух опасения и тревоги витали в воздухе подобно дыму чумного костра. Участники посольства с мрачным усердием поглощали кашу, не поднимая взора на товарищей. Один только казак находился в приподнятом расположении духа и, хитро поглядывая на сотрапезников, время от времени дергал себя за ус. Даниил, опустошив половину своей миски, принялся выводить по каше какие-то символы, орудуя ложкой как пером. Негоже было так относиться к пище, но замечания ему никто, разумеется, не сделал. Остался безучастным даже суровый Ярослав, который, отправляя в рот порцию за порцией, не раз и не два так прижал зубами деревянную ложку, что несчастный столовый прибор начал опасно похрустывать. Изабэль бросала в пространство душераздирающие взгляды, вяло мешала сметану в глиняной мисочке, и размышляла о бесчувственности и дикости русских мужиков. Огнезар, совершенно разбитый, вообще не притронулся к еде. Он отрешенно рассматривал естественный древесный узор на крышке дубового стола и потягивал клюквенный квас из большой берестяной кружки. Какая-то мысль, неясная, зыбкая, но очень важная, крутилась в его голове и он никак не мог ухватить ее за хвост.

Наконец князь нарушил гнетущую тишину, резко отодвинув от себя пустую миску. Взгляды всех присутствующих мигом устремились на него. Оболенский еще какое-то время медлил, собираясь с мыслями, потом заговорил:

- Что ж, спасибо этому дому - теперь пойдем к другому. Загостились мы в святой обители. - он грустно усмехнулся. - Нынче же, до полудня, выдвигаемся.
- И куда мы теперь? - поинтересовался Петро. От князя не укрылся акцент, сделанный на слове "мы".
- В Господин Великий Новгород, через Ярославль... - Оболенский неопределенно махнул рукой.
- Настоятель сказал, что сани нам выделил, заместо телеги. - подал голос Миронов. - На телеге-то по снегу - ей-Богу, неудобно.
- Сани - это хорошо. Тогда нужно переместить весь обоз...
- Дак уже, Владимир Романович! Монахи вчера до ночи таскали наш скарб...
- А мне почему не доложил? - зыркнул князь на Миронова.
- Дак ведь я приглядывал, Владимир Романыч. И Евпатий вот, со мной... - стрелец оглянулся на Евпатия.
- Как есть, приглядывал! - прогудел тот из кружки, выпучив на князя глаза.
- Ну, коли так...
- Похоже, настоятель с братией жаждет с нами распрощаться не меньше, чем мы с ними... - криво усмехнулся Огнезар.
По наступившей тишине он понял, что задел больную тему. Действительно, что скрывать - два дня, что провели путники в монастыре, нельзя было назвать ни радостными ни спокойными. Странный пожар, едва не уничтоживший их обоз и не погубивший пленников, подозрительный монах, который оказался вовсе не монахом - все это было непонятно и абсолютно не ко времени. Или наоборот, слишком ко времени? Среди монахов тоже начали ходить всевозможные толки: куда и с какой целью направлялись эти странные люди, везущие с собою нехристей и латинянку? Верно ли, что от Царя едут? А не послать ли к Царю гонца, узнать, правда ли? И ладно бы с добром приехали - так нет, привели за собой пожар, а беда - она ведь, как известно, не приходит одна... И так далее, в том же духе. Словом, никто бы не обиделся, если бы компания князя Оболенского покинула гостеприимные стены монастыря как можно скорее. Компания, в свою очередь, тоже не горела желаниям растягивать свое пребывание в обители даже на несколько лишних часов. Однако же...

- А как вы думаете, господа, тот странный монах - он действительно может быть связан с пожаром? - вопрос, который вертелся на языке у всех первой рискнула высказать вслух белокурая англичанка. Заметив, что, внимание мужчин всецело обращено к ней Изабэль невинно улыбнулась и скромно потупила взор. Наживка, впрочем, была успешно заглочена. Теперь, когда печать молчания была сломана, все заговорли разом, предлагая всевозможные версии случившегося.

- Я вам говорю, шел за нами от самой Казани!
- Да так уж и от Казани, ты что ж, следопыт аль зверобой? Коли он за нами от Казани шел, как он здесь вперед нас очутился?
- Верно, не иначе из разбойников местных - увидел обоз и проник в монастырь, прикинувшись монахом.
- А поджигал тогда зачем?
- А вот пес его разберет! Может это и не он вовсе поджог учинил?
- А кто тогда?
- Тот, который за нами от Казани шел. Я ж вам говорю...
- А что...
- А если...
- Да коли...

- А ну цыц! - рявкунл вдруг Ярослав, хранивший доселе хмурое молчание. - Ракудахтались, как старые квохчи! И ты, князь, хорош! Как девку по лицу лупить - тут ты первый, а как к порядку людей призвать - так твоя хата с краю, верно?
- Се есьм блядь. - тихо произнес Оболенский, усилием воли заставляя голос звучать ровно. - И ты, Ярославушка, это прекрасно знаешь. Мы все сейчас на нервах, разрядка необходима...
- А, разрядка? - зловеще проговорил Ярослав. - Так чего ж, я вон вчера Данилке такую разрядку устроил... И еще устроить могу, кому больно требуется. Ну хочется вам умом своим блеснуть - дождитесь, пока уедем! Так нет же! В бы еще про цель нашего путешествия в Анг... - он осекся и опасливо повел взглядом. Потом кашлянул и закончил: - ...Болтовню развели...
- Лепо ты глаголеш, Ярослав, да только не к столу яство. - с ехидцей произнес Огнезар. - Обиду на князя держишь - право твое, а напускаться на честных людей - последнее дело.
- Это ты-то честный? - хмыкнул Ярослав, усаживаясь на место и придвигая к себе здоровенную кружку с квасом. - Ну, может поделишься с нами своим мнением? А то сам-то ты больше молчал в тряпочку...
- Своим мнением я с вами обязательно поделюсь. Только сперва утвержусь в нем, чтобы не пустобрешить, а для этого нам требуется добраться до Новгорода. Впрочем, ты прав - говорить здесь на щекотливые темы не стоит. У стен есть уши, а в монастыре и подавно.
- На том и порешим! - Оболенский поставил кубок на стол и поднялся. Остальные последовали его примеру. - Давайте поблагодарим настоятеля за радушный прием да и отправимся восвояси.

Примерно час спустя две санные упряжки в сопровождении семерых всадников минули Выездные ворота Старого города и вскоре растворились в белой мгле, что захлестнула, казалось, весь мир. Ипатьевский монастырь высился среди этого безумия подобно черной скале, вздымающейся над бескрайними просторами седого северного океана. Будто последний оплот человечества пред беспощадной и необоримой стихией.
Настоятель еще какое-то время вглядывался в белесую муть, потом начертал перстами крест в том направлении, где скрылся отряд Оболенского. Чуть помедлив, он развернулся и, осенив себя крестным знамением, побрел в свою келью. У него было еще очень много дел.

Быть может, выдвигаться в такую пургу и не самое мудрое решение. Но задерживаться под сводами обители не было никаких сил. Огнезар, щурясь от слепящего ветра со снегом, ехал в голове отряда, вместе с казаком. Они пристально вглядывались в снежную пелену перед собой, пытаясь разобрать за ней дорогу. "...Для этого нам требуется добраться до Новгорода" - он усмехнулся про себя. Осталось всего-ничего - собственно, добраться до Новгорода. А сказать было куда как легче, чем осуществить сказанное. Огнезар, как и полагается купцу, обладал развитым чутьем на все, что может принести прибыль или неприятности. И сейчас чутье явственно говорило ему, что и пожар, таинственный монах, и даже эта метель - лишь малая толика того, что ждет их впереди. Тихие бубенчики на узде бледного коня, что неумолимой иноходью следовал за ними по пятам. Багр смага, багр смага...

*************************************************
ДАННОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ СОЗДАЕТСЯ ТВОРЧЕСКИМ КОЛЛЕКТИВОМ АВТОРОВ, КАЖДЫЙ ИЗ КОТОРЫХ РАЗВИВАЕТ СВОЕГО ГЕРОЯ В ОБЩЕМ СЮЖЕТЕ.
Warlock - Ярослав, Reketir - Владимир Оболенский, Ulsar- Казак Петро,
Елизавета Дмитриева- Изабель. София- София,
Masquarade- Огнезар Нарицкий, Trebian-Ванька Миронов. DanteSSS - Даниил.

Написано хорошо      ждем продолжения      сам люблю читать книги на исторические темы         

ДОРОГА НА НОВГОРОД

Вечерело. Уже по зимнему убранный лес, засыпал вздрагивая припорошенными снегом ветвями. Немногочисленная живность затихла. Над лесом нависли сумерки, обещающие тихую, темную ночь. Самое время для охоты. Что еще нужно охотнику? Добычу и азарт погони.
На небольшую опушку не спеша вышел волк. Вожак. Стая, не мешая ему, почтительно замерла позади. Волк принюхался, повел в сторону лобастой головой. Где-то впереди скрипел снег – там была возможная добыча. Давно они уже не выходили туда из леса – еды пока хватало и здесь. Но теперь холодно и лес опустел. Вот поэтому он и собрал стаю. Пора выходить из леса. Волки двинулись через опушку к последней границе отделяющей их мир от мира людей.
Вот уже больше недели как монастырь остался позади. Остались за спиной шумный Ярославль и тихий Углич. Вчера утром они покинули небольшой городок Бежечи с его удивительно красивыми церквями. Теперь догоняли обоз, саней в двадцать, тащившийся где-то впереди. Дальше начинались совсем безлюдные места, ехать в одиночку, по которым было небезопасно. Снег поскрипывал под полозьями саней и копытами лошадей. Петро мерно покачивался в седле укрытом мягкой овчиной, иногда задремывая и клюя носом.
Он уже пообвыкся в незнакомой компании, в которой его принимали скорее за добровольца-наемника. Впрочем, его это вполне устраивало. Он только посмеивался в усы, видя как регулярно гоняет Данилку Ярослав. Коцур уже думал, как бы при случае помочь парнишке. К Ярославу относился же настороженно. Удивлялся: за каким лешим весь отряд тащит за собой аж троих пленников, которые вроде пленниками и не были, судя по обращению. Так и не разобрался со странной дивчиной, называвшей себя еще более странным именем - Изабель. То ли полячка, то ли литовка, то ли еще кто. Случая поговорить толком еще не было – князь торопил всех.
Коцур потянулся – засиделся уже в седле. Решил хлебнуть малость для сугреву. Достал из-за пазухи заветную баклагу и с удовольствием приложился к ней. Верный Шах – конь казацкий, вздрогнул, шевельнул ушами, напрягся. Коцур замер и изменился в лице. «Вот бесовщина, не успели догнать обоз.» - подумал он. Настороженно глянул в сторону близкого леса. Медленно закрыл баклагу и сунул ее на место.
- Стой, князь! – негромко, но отчетливо сказал он Оболенскому, ехавшему впереди, через Огнезара.
- Ну что такое? – недовольно обернулся Владимир.
- Стой. Дело есть.
- Сто-о-ять! – крикнул Оболенский, подняв руку, - Ну, что там у тебя?
- Держите коней! – казак отъехал немного в сторону. Сел боком в седле, лицом к лесу. Растер снегом лицо. «Как не вовремя. Сколько ж вас там?» - Петро понимал, что деваться некуда. Шах не мог обмануть или ошибиться. Там в лесу затаились перед рывком охотники-волки. В минуту-другую они настигнут их отряд и начнется хаос. Испуганные лошади понесут, опрокинут сани, начнут скидывать седоков. Никакими выстрелами не отогнать тех, кто отважился напасть на людей. А люди… Да, большинство его спутников были воинами не из последних. Но они привыкли биться с людьми. Здесь же, за кромкой темного леса, свернутой пружиной изготовилось к броску другое войско. И останавливать его надо было по другому.
«Только бы получилось. Иначе…» - Петро сосредоточился. По спине не смотря на холод, потекла струйка пота. «Как же учил старый Байда? Только бы не ошибиться…» Затем казак как-то хитро сложил ладони, поднес их ко рту и вдруг завыл, леденящим кровь волчьим воем. Все лошади вздрогнули и дернулись было в сторону. Все кроме Шаха, на котором сидел Петро. Коцур прислушался, опять сложил ладони и завыл снова, поворачиваясь в седле назад от отряда. Звук пронесся вдоль леса и канул вдали. Лошади начали рваться. У Огнезара конь взвился на дыбы. К казаку подлетел Оболенский.
- Ты чего творишь?! Нашел время шутки шутить! – накинулся он было на него.
- Тихо, княже. Во, дывись туды. – Коцур показал на лес, вытирая шапкой выступивший на бритой голове пот.
Из леса выскочил волк и помчался вдоль его кромки, взрывая пушистый снег. За ним еще один, затем еще и еще…
- Больше трех десятков. – сообщил подъехавший Огнезар, - Приличная стая.
А волки уходили друг за другом все дальше и дальше от отряда.
- Ну и что это было? – резонно спросил Владимир.
- Волки. Неужто не понял? – съехидничал Петро.
- Да не дурак, вижу что волки. Чего они на нас не кинулись? Почему ушли?
- Почему… О! Глянь, обоз! – показал вперед Петро.
- Где? – обернулся Оболенский, - Врешь ведь. Нет там ничего.
- Вру. – легко согласился Коцур, - И им соврал. – он посмотрел туда, где скрылась стая. Можно было перевести дух.
Через некоторое время отряд двинулся дальше. Петро не замечая никого, снова начал дремать в седле.


Из полудремы Коцура вывел чей-то голос.
- Петро, а Петро, расскажи мне, где ты так научился говорить? – к нему подъехал молодой стрелец. В глазах был испуг и любопытство.
- Тебя с детства научили что ль, или сам? – допытывался он.
- Что дрожишь-то? – усмехнулся казак, - ВолкИ далеко уже, да и я тебя не съем. Бо не шибко голоден. – пошутил он.
- Ага… Эвон какая жуть от воя твоего. Разве может божий человек завывать то так? – страх сменился недоверием.
- Да тю на тэбе. Ты хлопче янычар-турок не слыхивал. Вот кто воет – душа в пятки ховается.
- Это волки такие? – любопытство стрельца было безмерным.
- Ни. Это вояки такие лютые. Их сызмальства от мамки беруть и воинскому делу учат. Не боятся сучьи дети ничего. На копье пузом висеть будет, а до тэбе все одно - доберется. Коли не издохнет. – объяснил Коцур.
- Вон оно как. А волки то чего выскочили? Ты их на своем языке позвал? – не унимался Данил.
- Волки… Их вон Шах – казак кивнул на коня, - почув. А был у нас в сотне старый Байда. Казак – не казак не ведаю. Только он все зверье за версту чуял. Бывало, едем по степи. Трава – всадника по самый чуб скроет. Чув… птичка в небе заливается. Байда послушает и к атаману. Гутарит – не можно дальше ехать. И точно. Сховаемся, глядь - крымцы проехали. От он мене и научив.
- По волчьи говорить? – распахнул глаза стрелец.
- Ни. Есть клич, что волков в стаю сбирает. Есть который в напуск их ведет. А есть тот, что их о другой стае предупреждает. Ежели бы у тех волков вожак матерый был – шиш бы чего вышло. А тут свезло. Надул я его. В другой раз может и не выйти. – казак подергал себя за ус.
- А я уж грешным делом думал оборотень ты. – слегка разочаровано протянул Данил.
- Га… Небось и кол уже состругал? – засмеялся Петро, - Мы ж с тобой у церкви почти рядом стояли. Забыв? Ты лучше скажи, чего тэбе вон тот хлопец гоняет? – Петро кивнул на Ярослава.
Данил пустился в объяснения рассказав, и про Казань, и про царя, и про изнурительные, унижающие тренировки. Видать накипело у парня. Петро только языком прицокивал.
- Ишь ты. Оно конечно добре. Воинскую науку то знать надо. Да только через зад ее вколачивать… Ты хлопче попозжее надпомни мене коли я забув – я тэбе одну штуку покажу. Шоб учиться легче було. Лады? – предложил Коцур.
- Лады. – улыбнулся стрелец.
- Ну и добре.
Вскоре князь решил сделать привал. Петро попытался было настоять на том, что надо бы догнать обоз, но у Оболенского видно были свои резоны. «Обоз недалече, если что – доскачем.» - отмахнулся он. Коцур отстал. Пока суть да дело, сготовили поесть. Что бы замять «волчий» инцедент, Петро подсел к самой недоверчивой компании – Ярославу с Даниилом. Чуть погодя подошел Евпатий.
….
- От еще:
Пришов казак к кузнецу и говорит:
- Добрый у мене конь, вот только вскачь нейдеть, усе шагом ходит. Может пособишь?
Кузнец побачил, побачил, да и отвечает:
- Так и быть, помогу тебе, казак. Заводи своего коня на пригорок за кузней, а я сейчас приду...
Привел казак коня на пригорок, смотрит, кузнец из кузни с молотом выходит, подходит к коню и ка-а-ак даст ему промеж ног. Конь взвился и в степь. Казак хватается за чуб и говорит кузнецу:
- Ах ты бисова детина! Пропал ведь конь, як я его теперь словлю, где шукать буду???
А тот ему отвечает:
- А ты не кручинься, казачек, лучше становись-ка на пригорок!
Петро как мог, смешил спутников, внимательно наблюдая за остальными. Вот поднялся Владимир и пошел к саням с чем-то в руках. Вот сидит Огнезар и крутит в руках кинжал, бросая взгляды на пленников. Петро насторожился.
- Хлопцы, погодьте малость. – Коцур поднялся и пошел за деревья.
Он давно приглядывался к пленным. Похожие на них люди часто приходили к казакам. Принимали православие и были хорошими воинами и добрыми друзьями. Да что говорить, атаман Сары Азман, как он себя называл, был похоже из черкес. Петро сильно уважал и любил этого человека, и горько переживал его потерю. Коцур осторожно обошел лагерь и притаился за деревом, недалеко от пленных.
Он был готов в любой момент кинуться к Огнезару чтобы остановить его. Петру казалось, что тот решил убить пленников. Однако, услышанный разговор успокоил его и казак решил было уже присоединиться.
- Скажи мне, Натхо... Зачем вы, все-таки, были в Казани? – услышал он вопрос, и решил повременить

Натхо не оглядывался на Болата. Тот, поглядев на подошедшего, отвернул взгляд к лесу справа, слегка покривив углом рта. Натхо ответил с легким акцентом:
- Не обидится бы тебе, добрый господине, коли спрошу, кто есть ты, что спрашиваешь нас? Конязь Володимир ужо говорил с нами.

Огнезар усмехнулся. Еще бы они ему доверяли... Да и с чего бы? Впрочем, давить на черкесов он не собирался. Да и резона в том особого не было.
- Конязь с вами говорил, а я толмачествовал. - улыбнулся купец, и, склонив голову, бросил на Натхо пристальный взгляд. - Да только что проку толковать кривду? Кто ж тебе, родной, из Крыму-то мог приказать с мирзой к Едигер-хану ехать? Да еще и под самую осаду, под русские пушки да пищали?
Черкес промолчал, однако Огнезару показалось, что взгляд голубых его глаз стал острее и внимательнее. Неужто в точку попал?
- Ладно, не хочешь - не говори. Храни свои тайны, хъоршэр. - Нарицкий подмигнул Натхо и поднялся. - Хотя, думается мне, у нас будет еще не один повод поболтать.
Он направился к своей палатке, и уже сделал несколько шагов, когда голубоглазый черкес его окликнул:
- Ты забыл свою вещь, добрый господине.
Нож по прежнему торчал из ствола дерева, ловя булатными гранями алые отблески костра.
- Хороший купец никогда ничего не забывает, друг мой. - наставительным тоном произнес Огнезар не оборачиваясь. Он улыбнулся про себя, и неторопливо зашагал к своей импровизированной постели под разлапистой елью.

"Интересно, не показалось ли и урысу, что кто-то подслушивал их?" Болат окинул взглядом стоянку: это могли быть и Даниля, и этот, десятник или кто он там, и тот что с оселедцем.
- Что он сказал тебе? - спросил Болат у Натхо.
- Что хороший купец ничего не забывает.
Натхо посмотрел на нож. Болат, не подавая виду прислушался. Он не мог понять, ушел ли тот притаившийся. Или его не было вообще? Вряд ли то мог быть Даниля, он не смог бы так нешумно ходить что по лесу, что по снегу.
Натхо перевел взгляд на стоянку. Выждав ещё чуть, Болат встал и пересел, оказавшись там где сидел купец. Выдернул нож, оглядел. На астраханский похоже, то ли рыбе брюхо, то ли человеку горло резать. И куда его совать? Приладил справа за поясом, подтянул кушак. Ненадежно как-то.
- Дадим знать князю (Болат сказал по адыгски - пши), попросим ножны.
Натхо посмотрел на него.
- Молодой барс в болоте.
Болат хмыкнул, эту песню он знал, хотя в краях Натхо её пели больше. Он придвинулся к спутнику, они накинули на плечи шкуру, оставленную купцом, поворошили костерок.
- От примятого вставший боком пятясь ветер ловил, мне показалось, пока новая собака лаяла.
Натхо чуть склонил голову набок, повел от пламени взглядом окрест. Он был с Шхагуаше и жанеевскую речь так хорошо, чтобы сразу понять условный язык Болата, не разумел. Но собственные подозрения помогли. Ему тоже показалось что кто-то был неподалеку пока они общались с купцом.
- Убрел уже, видимо, - сказал он.
Они помолчали.
ПРомеж себя они так и не обсуждали беседу с конязем Володимиром. Когда он неявко пришел к ним в монастыре, он сумел так поставить, что когда Натхо предложил Болату поведать что знают, тот кивнул.
Русский князь предложил им честь, предложил то с чем можно вернуться домой со славой, а не позором. Им было бы лучше погибнуть, чем возвращаться на родину с пустыми руками. Или же податься куда, под чью руку. На худой конец, к тем, с кем был раньше этот Петыро. Не зная за Болата, сам Натхо хотел домой. В Крым же, где осталась дружина, они не хотели точно оба.
- Так значит, ты из русов, Натхо, полоняник? - спросил перед уходом конязь с легкой усмешкой. Натхо, сделав легкое утвердительное движение лицом, смотрел на него. Володимир посмотрел ему в глаза, удержал что-то не молвив, повернулся, взялся за дверь.
- Коняже - сказал Натхо.
Тот оглянулся через плечо.
- Я адыга, коняже, - сказал Натхо, встав. - Моя родина там.
Конязь чуть пожал плечами, сказав негромко "Бог с тобой", вышел.

**********

София по плотнее завернулась в медвежью шкуру и пододвинула ноги в валенках к костру. В этой обуви ей было страшно не удобно, тем более, что валенки были размера на четыре больше чем ноги девушки. Весь вечер она смотрела на костер, пытаясь как учили ее найти связь с лесом и природой, расслабиться и услышать слова аллаха направленные ей, но слов она не слышала.
Ночь взяла в свои цепкие руки время, и теперь один за другим спутники и пленители тени татакого хана ложились спать. У дальнего костра закончили говорить черкесы и тот кого звали Огнезар. она видела, как он тоже ушел спать и по плотнее накрылся шкурой.
София вздрогнула, от внезапного хруста за спиной, это Петро справив нужду вернулся к костру, и присев, стал помешивать палочкой уголь.
Она взглянула на него, типичный житель сечи, такие служат за деньги, воруют дев и жгут и грабят ради удовольствия, самые страшные из неверных. Все сильнее становится их вольница и все опаснее становятся казаки для правителей этого мира. София знала, что такие как они совершал в былые века большие нашествия, которые разрушали великие государства.
Казак о чем-то думал глядя на пламя и София сама не зная почему спросила.
- Скучаешь по родной земли?
Петро поднял голову, ухмыльнувшись в ус. - Где она земля казацкая, знаешь татарка?
София кивнула. - Знаю где ваш земли, о таких как ты много знаю, служите кто платит и придаете их же, по первому желанию.
Казак усмехнулся, взглянув на девушку.

Петро хмыкул мысленно. «Надо же. Басурманка, заговорила. То молчала, а то на тебе… Уж думал не розумиет по нашему.» Из-под шкуры, поблескивая отсветами костра, на него в упор уставились черные, как смоль глаза. «Ишь зыркает. Ну погодь…».
- Всякий люд в казаки ходит, да не всяк казаком становится. А что до денег… не за деньгами к вам шли. – тут казак мысленно перекрестился «Ежли только некоторые» - поправился он мысленно. А вообще, не в бровь, в глаз попали горькие слова.
- А в земли мои мне дорога заказана, как и тебе в твои. – решил уйти от неприятной темы Петро, - Только я по своей воле, а вот тебе-то как? Град разорили, родни поди нет. Как дальше-то будешь? Нешто так за обозом? – глаза девушки заблестели от навернувшейся влаги. Но как и раньше – ни слезинки Петро не увидел.

- Родни моей и раньше не было, со мной аллах и мой повелитель, этого мне достаточно, в этом мире или в ином я исполняют то, что мне предначертано. - София собралась, но предательский комок в горле никуда не ушел.
- Как дальше буду то видно станет, на все воля аллаха. Меня с боя взяли, пусть и неверный, но жизнь мою оставил, потому я покуда не смею его кровь лить. А далее как будет, увидим. - София прищурилась взглянув в лицо кузака, ей не хотелось, чтобы он видел ее внутренние мысли.
- А ты чай умеешь и юшку добывать?- Усмехнулся казак, явно не ведая всех способностей Софии. Татарка накланилась к нему еле слыно прошептав. - Я казак, умею многое. - Она сверкнула на него глазами мягко откинувшись обратно.

Коцур только брови задрал. Мысли слегка попутались. Воспоминания… теперь только воспоминания. Однако, вспомнив про Аллаха, он нахмурился и очнулся. Видел он этих сынов без матери – лютые звери были. Вот дочь впервые увидал. «Тут надо сторожно.»
- Да далече твой Аллах. Да и ты девка не торопилась бы к нему. То завсегда успеется. А что спасителя своего уважила – то добре. – тут нехорошая мысль пришла в голову казака.
- Погодь. А остальные что ж? Им что ль кровь лить можно? – Петро бросил взгляд на пленницу, «Про какой бой гутарит? Нешто она в городе билась? Чудно…»

На следующее утро вьюга, достовавшая путников ранее, прекратилась и посольство двинулось дальше. Ровно бежали лошадки по плотному снежному покрою, летели сани и казалось будто не на большое дело едут люди, а будто мчится свадебная процессия.
Да и Ванька Миронов, Данилка и Евпатий ловко так да с душей запевали в походе этом красивые песни. В три горла у них так здорово получалось, так что Владимир Романович, задававший темп процессии порой одергивал коня, чтобы послушать как переливаются под серыми сводами ноябрьского неба три русских глотки, что так петь умеют, да слагать, что кажется еще немного и вырвется душа из тела и полетит над бескрайними полями да лесами земли русской.
Один лишь раз за тот день останавливались они на обед, а потом снова летели дальше, уж больно хороша была погода да дорога, да резвые кони, что несли их все дальше на северо-запад.
Когда стало смеркаться, они заехали на постоялый двор, откуда, как сказал им хозяин всего-то день- два до Новгорода. Расположились, сели, придвинулись к печке, вместе будто старые друзья. Правда черкесы и татарка немного сторонились, но и их вскоре затянули внутрь круга у широкой русской печи, где Петро стал такие рассказы рассказывать да такие шутки отмачивать, что даже суровый Ярослав крякал в кулак. Да татарка прятала не раз улыбку в воротнике одежды. Всем хорош был тот вечер. Правда не знали путники, что через пол часа остановились на дворе том два всадника, оба в серых армяках, да на крепких сытых конях, с каждым по одному запасному коню.
Лица их были закрыты, и разглядеть их хозяин двора не успел да и не стал, тем более, что гости были людьми щедрыми. А то, что не добрыми то хозяин смекнул, добрые люди лиц не прячут, но уж больно хороша она копеечка серебряная государя московского двора чеканного.
А утром когда уехало посольство эти двое тоже уехали, и уже к обеду дня последующего хозяин постоялого двора о них вообще позабыл.

ДАННОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ СОЗДАЕТСЯ ТВОРЧЕСКИМ КОЛЛЕКТИВОМ АВТОРОВ, КАЖДЫЙ ИЗ КОТОРЫХ РАЗВИВАЕТ СВОЕГО ГЕРОЯ В ОБЩЕМ СЮЖЕТЕ.
Warlock - Ярослав, Reketir - Владимир Оболенский, Ulsar- Казак Петро,
Елизавета Дмитриева- Изабель. София- София,
Masquarade- Огнезар Нарицкий, Trebian-Ванька Миронов. DanteSSS - Даниил.

Господин Великий Новгород.
С утра, наскоро позавтракав на постоялом дворе, вся компания двинулась в путь. Как водится, морозец, окрепший за ночь, начал покусывать путников, заставляя прятаться их в меха. Петро замучался в своей казацкой шапке с ярким, синим верхом. Если усы еще как-то спасали нос от мороза, то куцая шапка едва-едва прикрывала уши своего владельца. Данил уже не раз подъезжал к казаку с шикарным бараньим треухом, но Петро нипочем не соглашался, продолжая остервенело оттирать замерзающие с непривычки уши. Он с надеждой поглядывал на монастыри, все чаще встречающиеся в стороне от дороги. Однако князь то ли зарекся в них заезжать после Ипатьевского дела, то ли просто торопился. Петру только и оставалось разочарованно вздыхать и мерзнуть. Наконец к полудню, когда Коцур уже готов был сдаться, посольство добралось до Новгорода. Оставили позади церковь Спаса, на горе Нередице, и дальше, свеженалаженным зимником через речушку Волховец подошли к границам самого города. С этой стороны Петро с удивлением обнаружил, что стен у города нет. То есть они конечно были, но правее. В полуверсте от берега Волхова поднимался могучий вал с деревянной башней в три или четыре поверха. Вот за ней и были видны могучие стены темного дерева, поставленные еще при великом князе Василии Ивановиче. Сейчас перед ними был готовый зимник, упиравшийся в заставу на берегу небольшой речушки Тарасовец, впадающей в Волхов. Казалось до города рукой подать – ан нет.
Перед заставой сгрудилось в кучу несколько саней, по всей видимости хвост того обоза, который они догоняли последние несколько дней. Их владелец, закутанный в тулуп и нахлобученном по самые брови треухе, вяло переругивался со стражниками. Эти ушлые ребята явно не прочь были вытрясти дополнительную мзду за проезд. До Петра доносились отзвуки перебранки. Стражники ссылались на какого то посадского, а владелец саней на другого, то ли тоже посадского, то ли знатного купца. Меж тем время шло. С Волхова начал задувать холодный колючий ветерок, норовивший залезть в любую щелочку теплой одежды. Петро уже было разозлился, но тут Оболенскому, видать тоже надоело это дело. Он слез с коня и начал продираться к заставе. Коцур увидел как князь сходу ввинтился в эту вялую перепалку. Владелец тулупа и саней сразу осторожно отошел в сторону. Стражники похоже завели было опять свою бодягу про посадника, но Владимир судя по жестам их резко оборвал. Те в свою очередь замахали на него руками – Петро с любопытством наблюдал эту игру жестов, так как слов слышно не было. Князь с чувством плюнул в ноги – стражи взялись за бердыши. Тогда Оболенский залез за пазуху и достал какую-то бумагу. Сунул под нос одному. Тот некоторое время водил по ней пальцем, затем сорвал шапку и поклонился. Сказал что-то одному, другому, а сам засеменил за князем, тихонько крестясь. Через мгновенье из дома, при заставе выскочил десяток молодцев и принялся энергично расчищать дорогу перед посольством. В каких-то десять минут дорога была свободна.
- Вы уж не серчайте, служба такая. – оправдывался страж, - А пленничков, ежли хотите в острог сдайте, хоть в детинце, хоть на торжище. Тут их свежих аж два штуки поставили.
Оставив за спиной негостеприимную заставу, отряд въехал в Славянский конец Великого Новгорода.

- Здоров будь, Желислав Тихомирович, принимай дорогих гостей! – Оболенский легко спрыгнул с коня, проигнорировав подскочившего было к стремени холопа. Купец, которого князь назвал Желиславом Тихомировичем, с усилием улыбнулся, пряча недовольную мину в густую бороду.
- Здравы будь, княже Володимер! – На вид он был чуть не вдвое старше молодого вельможи, однако происхождение не позволяло ему лишнего панибратства.
Глава посольства отвел хозяина чуть в сторону, и Изабель стало трудно различать, о чем они толкуют. Похоже, там завязался нешуточный спор. Да и вообще – не пристало приличной леди интересоваться чужими беседами. У нее и свои дела найдутся. Девушка задумчиво погладила свою кобылку по рыжей шее, та фыркнула в ответ. Почуявшие тепло конюшни и душистого сена лошади нервничали.
Саврасый мерин, на котором сидел лекарь Иван, мотнул головой, звякнув удилами. Хозяин неожиданно зло ругнулся на животину. Устали люди, хорошо бы князю удалось договориться о постое. Изабель поерзала в седле. Томительное ожидание затягивалось.
Наконец, спорящие ударили по рукам, князь обернулся к своим, с улыбкой махнул рукой. Купец коротко крикнул что-то холопам, те кинулись отворять ворота постоялого двора.
 
- РЯВК! – огромный лохматый кобель, заливаясь басовитым лаем, рванулся на цепи. Рыжая кобылка взвизгнула и шарахнулась в сторону. На секунду девушка потеряла равновесие, сама испугавшись гигантского зверя, но чья-то рука крепко ухватила поводья, избавив англичанку от позорного падения в щедро унавоженный снег, а, возможно, и в пасть тому самому негостеприимному псу.
- Обережніше, пани!
- Благодарю! – Вспыхнула девушка и вздернула нос, заметив насмешливый взгляд князя.

В просторном доме места хватило всем. Даже пленников разместили в отдельных комнатах, хотя и оставили при них охрану. Чуть отдохнув с дороги и освежив лицо над глиняной миской с талым снегом, девушка завернулась в шубку и вознамерилась незамеченной выскользнуть из усадьбы.
Свобода! После нескольких недель татарского плена, после изнурительного путешествия она вновь оказалась в большом городе, где, возможно, удастся найти знакомых или компаньонов отца и тогда…
- Куда это вы собрались, Изабель? – окрик князя остановил ее у входной двери.
- Прошу вас, Володимер Романовьич, звать меня леди или леди Изабель, как того требуют приличия, принятые среди людей нашего с вами круга.
Князь поморщился:
- Так куда вы направляетесь, леди?
- У меня дела в городе и я хотела бы… - Англичанка увидела, как на лице Оболенского отразилась вся та тирада, которую он намеревался выдать. – Но Вы, любезный князь, можете сопроводить меня.
- Я???
- Да Вы, ведь Вы абсолютно правы. Не престало женщине моего положения ходить по улицам одной. Спасибо вам! Спасибо, Володимер Романовьич, что остановили меня от столь необдуманного шага. О, благодарю! Вы буквально спасли мою честь!
Ошарашенный такими бурными изъявлениями благодарности, Оболенский хлопал глазами.
- Ну… я… Э-э-э…
- А то, что вы изъявили желание пойти со мной и тем самым обеспечить мою защиту – это с вашей стороны в высшей степени благородно. Сразу видно настоящего джентельмена!
- Я… это... как бы…
- Впрочем, я предполагаю, у предводителя отряда найдутся более важные для посольства дела кроме как сопроводить на прогулку бедную девушку. Так что я нисколько не обижусь, если вы выделите мне для охраны… ну хотя бы Евлампия… Епифания… как же его? Евпатия – мне кажется, этот достойный человек сможет выполнить такое пустяковое задание.
- Э-э-э.. да! Охрана – это хорошо! – наконец, сформулировал четкую мысль князь. – Пожалуй, леди Изабель, вам и в самом деле понадобится охранник. Проклятье, не могли вы раньше сказать, до того, как Огнезар отправился на торг?! Вам ведь, небось, тоже на рынок надо.
Англичанка чуть улыбнулась уголками губ, но спорить не стала. Мужчины! Они думают, мы способны лишь транжирить деньги.
- Нет, Евпатий мне нужен здесь, - продолжал размышлять Оболенский, обводя взглядом ту часть отряда, что собралась в общем зале. – Кого бы к вам приставить?
----
Странный князь. Довез досюда, столько времени, теперь дал Яруслава в провожатые и отправил искать дорогу с края света. Невеликая цена оказалась княжескому слову, да грех пенять ему после всего.
В порту Яруслав, как попросил Натхо, поспрошав у местных, подвел их к некому холландцу, ходившему в пределы султана.
Холландец в нерусском наряде из темно-синего кафтана и такой же шапки с мохевой подкладкой и в русских полушубке и меховых сапогах, с не очень опрятной кустистой бородищей соломенного цвета и недобрым взглядом синих дубленых глаз из-под больших бровей, переводил взгляд с одного пришлеца на другого. Вниманию его поспособствовала грамота с печатью, показанная сопровождающим русским офицером.
= Мы касахи с берего Чермного мория, - сказал Натхо. - Наше старшие братие служат султану. Коли доставишь нас до того предела, отдадим половину с цены нашего живота. (Он имел в виду стоимость договора службы султану, представлявшего собой, условно говоря, акт самопродажи).
Холландец опять перевел взгляд с одного лица на другое.
- А откуда вы, молодцы, досюда дошли?. - По-русски говорил он прилично.
Натхо молчал мгновение.
- Из Казани.
В глазах у купца что-то мелькнуло.
- Пускай будут гостями на моем судне, - обратился он к Яруславу.
- Ну мотри, Петр Батькович, - ответил Яруслав с некоторым нажимом. - Будь ласков с теми, за кого пекутся государевы люди.
Болат передал ему узду. Оставались они с Натхо в том что было, с маленькими торбами, в коих лежали смена рубах и портов, выданная урысами, да кольчуги с родины. Ну и ножи были на поясах, один от странного русского купца подарок, другой - от странного русского князя.


ДАННОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ СОЗДАЕТСЯ ТВОРЧЕСКИМ КОЛЛЕКТИВОМ АВТОРОВ, КАЖДЫЙ ИЗ КОТОРЫХ РАЗВИВАЕТ СВОЕГО ГЕРОЯ В ОБЩЕМ СЮЖЕТЕ.
Warlock - Ярослав, Reketir - Владимир Оболенский, Ulsar- Казак Петро,
Елизавета Дмитриева- Изабель. София- София,
Masquarade- Огнезар Нарицкий, Trebian-Ванька Миронов. DanteSSS - Даниил.