Приде Князь ВсеволодЪ вЪ НовгородЪ и владыка, и вси мужи одарени безЪ числа, и ради быша Новгордци, и бысть мирЪ. Того же лЬт: Гюрги князь присла брата своего Святослава – НовогордчемЪ вЪ помощь, идоша Новгордци сЪ СвятославомЪ кЪ Кеси, и придоша Литва вЪ помощь же, и много воеваша, нЪ города не взяша.
Новгородская летопись. Лето 6730.
Новгородская дружина возвращалась с похода. Двенадцатитысячное войско истощилось после многочисленных столкновений с рыцарями-меченосцами, пытаясь захватить замок Венден. А кровавое сражение у Венденского замка не оставило надежды, на дальнейший успех. Колона войск растянулась почти на версту – шли спокойно, не торопясь и не ожидая нападений – орден ещё не оправился от частых и изматывающих ударов Новгородцев. После переправы через речку Нарову войско стало ещё меньше – вся литва пошла во Псков – через Новгородские земли было идти всё таки спокойней.
Вечернее солнце клонило за горизонт. Вернее оно тонуло в кронах деревьев, раскинувшихся густым лесом по левую руку от нас. Небо на западе всё было залито багровыми красками, которые насыщались ближе к светилу и совсем блекли, где то над нашими головами, уступая уже тёмно-синему небосводу. Уже видна была луна – бледная, она ещё скрывалась от последних лучей солнца, лишь немного показав бочок. Звезд не было вовсе.
Колона гремела бронёй, кольчугами, доспехами. Слышны были чьи-то безмятежные разговоры, топот копыт. Чуть впереди, в голове колоны, где ехал молодой князь Святослав, было слышно, как басят бояре, да старшая дружина, то и дело заходится в зычном смехе. Дорога нынче сухая – с середины травня дождь не проходил. Поэтому пешие, что шли позади верховых захлёбывались в дорожной пыли. Тяжело и устало фыркал подо мной конь:
- Устал, Ворон! - Я заботливо похлопал своего коня по шее, - Ничего, Ворон, скоро уже дом – отдохнёшь, ещё надоест! – Конь одобрительно фыркнул и даже, казалось, немного прибавил ходу, хотя торопиться было и некуда. Дорога вилась вдоль леса, то углубляясь в него, то оставляя по левому боку. Справа растелилась широкая, поляна, усыпанная полевыми цветами. Жаркое нынче лето, тёплое, раз цветы так рано к Солнышку потянулись. Вокруг была красота, но мне было не до того. Было душно, несмотря на поздний час, душно и тяжело. Как будто на грудь наковальню поставили.
- Вот и солнышко нас услышало, спряталось за деревьями, чтоб нас зноем не мучить, - думал я, - Нынче весь травень месяц такой знойный был, да ещё и в сердце не угас огонь той битвы… - я ехал, опустив голову. Никакая усталость не могла заглушить боль в сердце – я потерял в той битве родного брата. Лишь лучи заходящего Солнца грели душу. Вокруг, казалось, была пустота, но неяркие, красные лучики светила играли со мной, то прячась в густых кронах леса, то проглядывали, чтобы подмигнуть и опять укрыться в зелёной чащобе. Вскоре Ярило покинул меня и сразу наступила сумеречная прохлада. Казалось, всё затаилось в ожидании наступления темноты. И в этой тиши стрекотали кузнецы – так громко и настырно, что если особо не прислушиваться, то топот копыт вовсе замолкал, тонул в гулком стрекотании.
- Дома… - подумал я, хоть сам я был из Владимира, но все же это были родные поля и леса, а не ливонские просторы, от которых тянуло какой то смертной тоской и гнётом. Я расправил спину и, глубоко вдохнув, почувствовал запах летних трав. Почувствовал только теперь, будто сбросив с себя ту наковальню, что сдавила грудь. Запахи эти были насыщенными, яркими, пахло цветами, которые уже попрятались и закрылись, пахло Землей. Прелый запах Родной Земли. А потом этого запаха не стало – налетел лёгкий ветерок, развеял все запахи, освежил воздух и я немного забылся и успокоился - брат погиб в бою – значит быть ему теперь в перуновой дружине. Волосы мои легко трепал ночной ветерок и хотелось пришпорить Ворона, нестись по полю, навстречу ветру….
С гиканьем и свистом лихо проскакали вперёд ушкуйники – эти лихие молодцы очень помогли нам в бою. Теперь вот веселятся да радуются – у каждого по две три лошади, нагруженные различным тряпьём, да доспехами немецкими. А как лихо у них выходит крюками стаскивать рыцарей со своих лошадей! Воспоминания о рыцарях, о боях и походе немного убавили мой пыл – оставался какой-то неприятный осадок. Братишка был мне так дорог. Всю жизнь мы были вместе – благо отец воспитал нас так. И вот теперь в семнадцать лет отроду остался без брата.
Так в раздумьях я и проводил дорогу. Когда окончательно стемнело, легкий прохладный ветерок сделался холодным и усилился. Шумели густые кроны деревьев, дорога теперь виляла вдоль леса, и только яркая луна, идущая на убыль, освещала путь. В дали мелькнули огни, а вскоре перед усталым войском появился небольшая крепость, которая была обнесена хиленьким невысоким частоколом. Ворота со скрипом распахнулись, и головная часть колоны уже вошла в крепость. Я ехал во главе младшей дружины – княжий боярин Скуба назначил меня десятником дружины. Уже въезжая в ворота, мне навстречу выехал дружинник Василько – крещёный половец-дружинник Святослава, а следом за ним поехал отец. Они рысью промчались мимо меня и припустили куда то в лесок. Отец меня не заметил, однако я почувствовал что-то не ладное и помчал за ними.
Крепость Ям осталась где-то позади, холодный ветер обдувал лицо, Ворон нес меня куда в лес, куда только что пронеслись два дружинника – мой отец и этот половец. На душе было как-то не спокойно – я с самого начала не доверял этому половцу, хотя и не было повода. Просто звериным чутьём чуял в нём что то гнилое. Я сжал поводья крепче и пришпорил коня – злоба овладевала мной.
После того как я въехал в лес, пришлось сбавить темп, чтобы ненароком не зацепить какой нибудь сук и не слететь с коня. Глаза уже привыкли ко тьме, однако увидеть что нибудь я не мог. Пришлось остановиться и, замерев на мгновение, прислушаться.
Лес тихо шумел листвой, и ничего особенного не было слышно. Всё моё тело было напряженно, я даже привстал с коня, и, казалось, всем своим телом хотел услышать хоть какой-нибудь звук. Но никаких звуков не последовало.
- Чую…чую что-то не то, - думал я. Ещё немного послушав, я поехал дальше и вдруг услышал приближающийся топот копыт – он доносился откуда-то с опушки. Я замер и стал вглядываться в сторону откуда доносился звук. Было плохо видно, но вот сверкнули доспехи в лунном свете, где-то между деревьев. Я почему то сразу понял, что это промчался половец. Тревога в моём сердце усилилась, и я, пришпорив коня, помчался туда, откуда ехал Василько. Ехать пришлось недолго – скоро я заметил среди деревьев ярко-бурого отцовского коня – Разгула и направился к нему.
Конь смиренно стоял у тела моего отца. Фыркал, мотал головой, нервничал. Я на ходу соскочил с коня и бросился к отцу.
- О..О..Отец, - я присел на колени рядом с телом отца и начал его легонько трясти, - Отец! Я пощупал родник жизни – кровь больше не пульсировала в нём.
- Отец…, - где в глубине души я всё понимал, но никак не желал мириться с этим… - Отец…– совсем безнадёжно проговорил я. Кулаки мои сжались от боли. Я обнял отца, прижал к себе. Сожмурил крепко глаза – «нельзя..нельзя показывать свою слабость..никому…так учил батька» - думал я, но слезу всё таки выбило.
- Батька…Батька…. – безнадёжно повторял я. Почувствовал как рука испачкалась чем то тёплым, посмотрел – кровь. В сердце поселился какой-то холод. Горечь…горечь потери постепенно уходила, потому что на её место приходила ярость. Дикая, страшная. Я поднялся с колен и теперь заметил, что меч отца не вынут из ножен.
- В спину! – мысль скользнула так, будто тонкий кинжал пронзил моё сердце холодным лезвием. В глазах потемнело – сжал до боли кулаки и что было мочи, взревел на весь лес! С каждым мгновением крика силы покидали меня и, наконец закончив кричать я вновь опустился на колени. В сердце теперь поселилась какая то пустота, как будто что-то умерло во мне. Умерло. Но это пустота соседствовала в моём сердце с жаждой отмщения.
- Отомстить! Отмстить! Изрублю паскуду! На мелкие части! - кулаки вновь сжались, и я, ещё раз глянув на отца, поднял его тело, и бережно положил его в седло. Взобравшись в седло Ворона я взял уздечку отцова скакуна и повёл за собой.
В Яме уже во всю гуляли. Дружина Святослава устала в этом походе и понесла существенные потери. Новгородское войско не стало останавливаться в крепости – они двинулись прямиком в Новгород.
- Отворяй ворота! – дерзко сказал я.
- Ишь ты, кто такой? – послышался старческий голос по ту сторону ворот.
Сверху, с маленькой деревянной башенки кто-то высунулся и тут же я услышал :
- Открывай, Иван Сдемилыч, это Святославов вой.
Ворота со скрипом отворились, и я въехал внутрь крепости.
Ям был небольшой деревянной крепостицей, в ней было около полутора десятков дворов, воеводин дом и что-то вроде дружинной избы, откуда сейчас доносились громкие крики и смех . Там же рядом суетились отроки – жарили кабанчика, да носили бочонки с медовухой. Больше никого на улице видно и не было.
- Хоспади иисусе, - перекрестился старик, открывший ворота, когда увидел тело отца, - неужто тати в лесу? – спросил мне вслед, однако я ничего не ответил – в мыслях я уже видел, как я пронзаю эту половецкую мразь мечём, а он смотрит мне в глаза. Преодолев небольшое расстояние до дружинной избы, я слез с коня, медленным шагом подошёл к Разгулу, и взял отца на руки. Его лицо теперь было бледным, казалось, даже отсвечивало синими красками на лунном свете. Он был тяжёлый – тело его обмякло, да ещё отец мой был облачён в полный доспех, весивший побольше пуда.
- Ну чего пялишься! – зло сказал я отроку, стоявшему у двери в избу, - открывай!
- Князь не велел младших пускать… - немного замявшись, ответил мне Распута. Я узнал его, потому что он тоже был из Владимира.
- Ты что слепой! – завёлся я, - отворяй дверь!
Распута замялся – вроде и пускать не велено, а тут вон какое дело – Яромирова отца убили.
Как только я вошёл в нос сразу ударил запах хмеля и громкие, невнятные звуки, хохот, даже чья-то брань – всё обрушилось на меня в раз. Я внёс отца боком, потому что узкий проём не позволял нормально войти, и тут же встретился взглядом с князем. Святослав Всеволодович восседал во главе одного из столов, когда увидел меня. Постепенно вся изба замолкла и теперь вся старшая дружина смотрела на меня.
- Василько убил моего отца! – гневно заявил я. Я был настолько зол, что даже не подумал почтить князя поклоном.
- Хм… - задумался князь. Веселья как не бывало.
- Твердислав! – вскочил дружинник Богдан, глядя на моего отца. Богдан был другом моего отца, да и со мной у него были хорошие отношения.
- Твердислав! – вторил ему седой Белояр. Постепенно к телу отца подходили дружинники, и, склонившись над ним, что-то шептали. Я же искал глазами среди избы этого сучёнка Василько.
Дружинный дом вновь загудел, теперь все рьяно начали высказывать своё мнение и сожалеть об отце.
После недолгой заминки князь сказал мне:
- А с чего ты взял, Яромир Твердиславич, что отца твоего Василько убил?
- Я видел! Я следил за ним! Князь, Василько ударил отца в спину! – едва сдерживая гнев, проговорил я. Князь пристально смотрел мне в глаза.
- А кто подтвердить слова твои может? – спросил Святослав.
Мысли бегали одна за другой, я-то знал, что это сделал Василько, но князю нужны были доказательства.
- Фёдор, который Гордеев сын! – вдруг вспомнил я, что тот ехал рядом со мной, когда из ворот направились в сторону леса мои отец и половец.
Белояр и Богдан смотрели на меня, будто хотели уловить каждую мою мысль и испытать тоже, что испытываю я. На них я всегда мог рассчитывать, так как они были старыми друзьями с отцом, да к тому же они тоже были язычниками.
- Выйдем на двор, будем судить по правде Русской, – заявил князь и добавил, - Вышегор, Иван, Степан Иваныч, нужно найти Василько. Младших тоже озадачьте. Вся дружина зашумела и стала потихоньку выходить во двор. Вскоре в избе остался только я, да Богдан с Белояром.
- Виру двойную взгреют с поганого… да и только, - произнёс Белояр, с тоскою глядя на отца.
Богдан положил руку мне на плечо.
- Не нужно мне золото его…. Хочу суд Богов! – сказал я.
- Князь воспретит, - возразил Богдан.
- А мне всё равно, - безразлично произнёс я,- не будет суда – просто заколю,башку снесу мразоте… - он в спину его ударил! В спину! – я вновь начал злиться.
- Яромир… деды видят, Боги видят – они помогут, - поддержал Белояр.
- У князя своя правда, а у нас своя! – поддержал меня Богдан, - виру пускай заплатит, а потом на суд Богов его вызвать.
Я оставил отца в избе и вместе с Белояром и Богданом вышел на двор.
На дворе собралось много народу, но в основном это были бояре, мужи князя и старшие дружинники. Младшие собрались чуть поодаль и наблюдали за происходящим. Спустившись с высокого крыльца, я сразу же заметил Василько, он был со связанными руками, рядом с ним стоял Вышегор и Иван.
Ярость обуяла меня, и я, выхватив меч, бросился на половца. Я не видел никого кроме него, а тот стоял с непонятным выражением лица, толи насмехаясь, толи испуганно глядел на меня. Я бы пронзил половца насквозь, если б меня не остановили Богдан да Белояр.
Князь тем временем вышел на крыльцо, и оттуда взирал на происходящее.
- Умерь свой пыл, Яромир Твердиславич, - сказал Святослав, - не гоже бросаться, надо по правде судить.
- Князь! – я смотрел прямо в глаза Святославу Всеволодвичу, - а по правде ли убивать со спины?! – завёлся я, - это по правде?! Князь, мне не нужно его головничество! Я хочу его смерти!
Дружинники вновь загудели и начали спорить между собой. Князь ждал, пока кто-нибудь выскажется.
- По правде восемьдесят гривен должен уплатить, и Яромиру двадцать! – крикнул кто-то из воев.
Собравшиеся во дворе загудели ещё сильнее. Я стоял ближе всех к крыльцу, посередине полукруга, который образовали дружинники. Со мной рядом были Богдан и седой Белояр. Половца же держали чуть поодаль.
- Врёт паря! – вдруг подал голос Василько, - не было там меня! Врёт он, князь!
Услышав эти слова, я готов был разорвать половца голыми руками.
Князь сурово глянул на половца:
- А не ты ли врёшь? – бросил ему князь.
Василько на мгновение опустил голову, потом начал говорить:
- Я говорю вам, что мы поехали с Твердиславом в лес, но я его не убивал! – проговорил половец. В его речи едва ли заметно присутствовал степной акцент, да и во внешности его выдавали разве что немного косые глаза и скулы на щеках.
- Фёдора позвать, пускай подтвердит! – сказал рослый дружинник.
Князь оглядел собравшихся и продолжил:
- Фёдора не надо. Василько не отрёкся от того, что пошёл за Твердиславом. А вот убивал или нет, это ты доказать не можешь, так, Яромир?
- Не могу, - подтвердил я, - но я знаю, что это сделал он!
- Пускай суд Божий будет! – вдруг пробасил Богдан.
- Я согласен, князь! – пробурчал Василько.
Дружинники одобрительно начали кивать и спорить с несогласными, кои сейчас были в меньшинстве.
- Скоры вы на управу, - протяжно сказал князь, и, бросив свой взор на половца, сказал, - Зачем в лес ездили?
Василько вновь опустил голову на мгновение и выдал:
- Князь, Твердислав на господа хулил! – быстро сказал половец, - вот и повздорили! Но не убивал я Твердислава!
Во дворе ненадолго повисла тишина.
- И вообще не знаешь ты разве, что поган держишь у себя в дружине?! – с поддельным гневом произнёс Василько.
Я буквально зверел, казалось, будто тёмная пелена застилает глаза. Если бы Богдан с Белояром крепко меня не держали, я бы уже наверняка порубил эту сволочь на куски.
Князь был смущён, но едва ли показывал это. А вот разозлить князя половец сумел:
- Это не твоё дело, Василько! – гневно заявил князь, - кого мне в дружине держать, а кого не держать! А тебе вот не долго со мной ходить осталось, паря!
- Князь! Суд Богов хочу! – прокричал я, задыхаясь от ярости.
- Не бывать тому! - нахмурившись, сказал князь, - по правде судим. Василько, виру уплатишь в восемьдесят гривен и Яромиру двадцать пять. Таково моё слово., - князь было не ушёл с крыльца в дом, но вдруг обернулся и спросил у меня, - язычник?
- Язычник, князь! – сказал я, - Князь, не обессудь, но мне его золото не нужно, ни грамма. Пока не зарублю его – не будет мне чести!
Святослав Всеволодович последний раз глянул меня, хмыкнул и скрылся в избе.
Половца развязали и тот с довольной рожей направился куда то прочь.
- Я убью его, - хладнокровно сказал я и тоже отправился прочь. Шумная толпа разошлась.
