Солнечная башня
Арианна думала, что ее отведут к отцу в Солнечную башню, в его палату под хрустальным куполом, но Хотах препроводил ее в башню Копье
Она смотрела с подоконника вниз, на цветной, позолоченный стеклянный купол отцовской палаты
Башня Копьё
Высота Копья – полторы сотни футов, а ее камера помещалась почти на самом верху. Арианна смотрела на каждую дверь, мимо которой они проходили, – не здесь ли сидит одна из песчаных змеек?
Наконец за ней заперли собственную дверь, и Арианна стала обозревать свое новое жилище. Комната, большая и полная воздуха, мало напоминала тюрьму. Мирийские ковры на полу, красное вино для питья, книги для чтения. В углу столик для кайвассы с фигурами из кости и оникса, хотя играть ей при всем желании было бы не с кем. На кровати пуховая перина, уборную с мраморным сиденьем освежают душистые травы в корзинке. Вид из окон великолепен. Из восточного можно наблюдать, как всходит солнце над морем, в другое видны Солнечная башня, Кривые Стены и Тройные Ворота.
Осмотр занял меньше времени, чем нужно на шнуровку пары сандалий, однако помог ей на время удержаться от слез. Найдя таз и кувшин с холодной водой, она умыла лицо и руки.

Серая крепость
– Их отвезли в Дощатый город, откуда отправят на корабле в Серую Крепость. Там они и будут содержаться, пока принц не решит их судьбу.
Серая Крепость! Полуразрушенный замок, стоящий на утесе над Дорнским морем, мрачная тюрьма, куда отправляют умирать самых отъявленных злодеев.

Персты Владения Петира Бейлиша
Перед носом «Сардиньего короля» тянулся голый каменистый берег, продутый ветром и негостеприимный.
— Глоток вина, и вам станет легче. Вы получите его, как только мы сойдем на берег. — Питер указал на старую кремневую башню, чернеющую на сером небе. Волны разбивались о скалы под ней. — Веселое место, правда? Боюсь, что якорной стоянки здесь нет — придется добираться на лодке.
— Туда? — Сансе не хотелось здесь высаживаться. Персты пользовались недоброй славой, и у этой башни был такой мрачный, заброшенный вид.
— Мы уже приплыли, каким бы незавидным этот дом ни казался. Это мое родовое гнездо, вот только имени у него нет, хотя усадьбе знатного лорда полагалось бы иметь таковое. но кем я был раньше? Лордом Овечьего Дерьма и хозяином Унылого Хлева.
— Но ведь не здесь же. Эта башня такая...
— ...маленькая и бедная? Все так. На Перстах только камням славно живется.
Лотор и старый Освелл свезли их в лодке на берег. Санса сидела на носу, съежившись под плащом, низко опустив капюшон от ветра, и думала о том, что ее ожидает. Из башни навстречу им высыпали слуги: тощая старуха, толстая женщина средних лет, два седовласых старца и девчушка лет двух или трех с ячменем на глазу. Узнав лорда Петира, они опустились на колени.
— Долго ли вы намерены пробыть с нами?
— Как можно меньше, Брайен, можешь не бояться. Как мой замок, пригоден для житья?
— Кабы мы знали, что вы приедете, милорд, мы бы постелили свежий тростник, — сказала старуха. — Огонь-то горит, мы кизяками топим.
— Ничто так не убеждает меня, что я дома, как запах горящего навоза. Гризела раньше была моей кормилицей, — сказал Петир Сансе, — а теперь весь замок на ее попечении. Умфред, мой стюард, а Брайен... я ведь, кажется, назначил тебя капитаном стражи в свой последний приезд?
— Точно так, милорд. Вы сказали еще, что привезете мне людей, да так и не привезли. Я и мои собачки — вот и вся стража.
— Я уверен, что вы прекрасно справляетесь. Я вижу, что все мое добро в целости: и камни, и навоз. Скажи, Келла, пастушка стад моих: сколько у меня овец на нынешний день?
— Двадцать три, милорд, — подумав немного, доложила толстуха. — Было двадцать девять, но одну заели Брайеновы псы, а остальных мы засолили.
— Как же, как же, соленая баранина! Поистине я дома. Позавтракав чаячьими яйцами и супом из водорослей, я уверюсь в этом окончательно.
— Пойдемте взглянем, настолько ли мрачен мой чертог, как мне помнится, — скорчил гримасу лорд Петир. Все двинулись вверх по берегу по скользким от водорослей скалам. Кучка овец блуждала у подножия башни, пощипывая тощую траву, растущую между кошарой и крытой тростником конюшней. Санса ступала осторожно, избегая овечьих орешков.
Внутри башня показалась ей еще меньше. Вокруг внутренней стены, от подвала до крыши, шла открытая винтовая лестница. На каждом этаже помещалась всего одна комната. Слуги спали внизу, на кухне, вместе с огромным лохматым мастифом и полудюжиной овчарок. Над кухней находился скромный чертог, а еще выше — спальня. Окна отсутствовали, но во внешней стене вдоль лестницы были пробиты бойницы. Над очагом висели сломанный меч и выщербленный, с облупившейся краской дубовый щит.
Изображенная на нем эмблема Сансе была незнакома: серая каменная голова с горящими глазами на светло-зеленом поле.
— Щит моего деда, — пояснил Петир, — перехватив ее взгляд. — Прадед мой родился в Браавосе и приехал в Долину как наемник по приглашению лорда Корбрея, поэтому дед, став рыцарем, взял своей эмблемой голову Титана.
— Какой свирепый у нее вид, — сказала Санса.
— Слишком свирепый для столь мирного человека, как я. Мои пересмешники нравятся мне гораздо больше.
До прибытия Лизы Аррен прошло восемь долгих дней. Пять из них были дождливыми, и Санса скучала, сидя у огня вместе со старой слепой собакой
Когда дождь перестал, Петир показал ей свои владения, на что у них ушло меньше половины дня. Все его земли, как он и говорил, состояли из сплошного камня. В одном месте волны били в расщелину, взлетая на тридцать футов в воздух, в другом на валуне была высечена семиконечная звезда новых богов. Петир сказал, что она обозначает одно из мест, где высадились андалы, когда они приплыли из-за моря и завоевали Долину, отняв ее у Первых Людей.
Чуть дальше в глубине суши, у торфяного болота, жили в каменных хижинах около дюжины семей. «Мои крестьяне», — говорил о них Петир, хотя его, похоже, знали одни только старики. На его землях имелась еще пещера отшельника, но она пустовала.
— Теперь он умер, но в детстве отец водил меня к нему. Отшельник не мылся сорок лет, и вы можете себе представить, как от него пахло, но, как все полагали, имел пророческий дар. Он ощупал меня и сказал, что я буду великим человеком, и за это получил от отца мех с вином. Я мог бы сказать то же самое за половину чаши, — фыркнул Петир.
Наконец в серый ветреный день Брайен примчался к башне в сопровождении лающих собак и объявил, что с юга-запада приближаются всадники.

Грифоний Насест
Замок возвышался над побережьем мыса Гнева, на высокой темно-красной скале, окруженной с трех сторон бушующими водами залива Губительные Валы. Единственный подход к нему охраняла

сторожевая башня, за которой протянулось длинное, узкое плато, прозванное Коннингтонами «грифоньей глоткой». Штурм глотки грозил обернуться кровавым делом — на голом плато нападающие оказывались беззащитными перед копьями, камнями и стрелами, посланными защитниками

замка из двух круглых башен у главных ворот. И даже доберись атакующие до самих ворот — оттуда им на головы могло политься кипящее масло. Гриф предполагал, что потеряет сотню человек, если не больше.

Они потеряли четверых.
За прошедшие годы лес мало-помалу вторгся на поле за сторожевой башней, поэтому Франклину Флауэрсу удалось использовать кусты для маскировки, провести своих людей и оказаться от ворот в двадцати ярдах, прежде чем выскочить из веток с тараном, сооруженным еще в лагере.
Треск дерева о дерево заставил двух охранников на стене броситься к зубцам, но лучники Черного Балака сняли их до того, как те успели протереть заспанные глаза. Ворота оказались запертыми, но без решетки; они поддались со второго удара, и люди сира Франклина успели пройти глотку наполовину, когда раздался сигнал тревоги из самого замка.
Первый ворон взлетел, когда их крюки описали дугу над наружной стеной, второй — несколько мгновений спустя.
— Сир Франклин, — сказал он, — пройдите по залам и кухням и вытащите всех, кого найдете. Мейло, сделайте то же самое в мейстерской башне и оружейной. Сир Брендел, — конюшни, септа и казармы.
Обязательно загляните за алтарь Матери, там есть скрытая лестница, ведущая в тайное подземное убежище. И еще одна находится под северо-восточной башней, она спускается прямо к морю. Никто не должен сбежать.
— Никогда бы не подумал, что все будет так легко, — сказал генерал-капитан, когда они вошли в большой зал посмотреть на резной и позолоченный Грифоний Трон, на котором восседали и правили пятьдесят поколений Коннингтонов.
Стрикленд изучал выцветшие гобелены на стенах, арочные окна с бессчетными ромбиками из красного и белого стекла, стойки с копьями, мечами и боевыми молотами:
— Пусть приходят. Это место может выстоять против армии в двадцать раз больше нашей, пока у нас будут съестные припасы. И ты говоришь, тут есть выход к морю?
— Внизу. Тайная пещера под скалой, которая появляется только во время отлива.
Коннингтон не собирался позволить им «прийти». Грифоний Насест был крепок, но мал, и все то время, пока они будут здесь сидеть, они тоже будут казаться незначительными. Однако неподалеку стоял еще один замок, гораздо больше и неприступнее.
Возьмешь его, и королевство пошатнется.
— Прошу меня извинить, генерал-капитан. Мой лорд-отец похоронен под септой, и слишком много лет прошло с тех пор, как я молился за него.
Однако когда они разошлись, Джон Коннингтон в септу не пошел. Вместо этого он направился на крышу восточной башни, самой высокой в Грифоньем Насесте. Поднимаясь, он вспоминал все прошлые восхождения — сотни раз со своим лордом-отцом, который любил стоять там и смотреть на леса, скалы и море, зная, что все вокруг принадлежит дому Коннингтонов
Дверь на крышу башни заело так крепко, что стало ясно — ее годами никто не открывал. Ему пришлось приналечь на нее плечом. Но когда он вышел на высокую зубчатую стену, перед ним открылся вид, столь же опьяняющий, каким он его запомнил: изъеденные ветром скалы и зубчатые шпили; грохочущее и волнующееся у подножия замка море, подобное беспокойному зверю; по-осеннему красочный лес; бескрайние лиги неба и облаков. «Земли твоего отца прекрасны», — сказал тогда принц Рейегар, который стоял на том же месте, где сейчас стоял Джон.
Отсюда Джон Коннингтон правил землей, простирающейся на многие лиги на запад, север и юг, как правил и его отец, а до этого — отец его отца.
Этой ночью Джон Коннингтон спал в покоях лорда, в кровати, некогда принадлежащей его отцу, под пыльным красно-белым бархатным балдахином. На рассвете его разбудил дождь и робкий стук слуги

Высохший колодец в Шандистоне
Под палящим солнцем Дорна богатство измеряется не только золотом, но и водой, поэтому все его колодцы ревностно охраняются. Но колодец в Шандистоне высох лет сто назад, и его хранители переместились в более влажную местность, бросив свое скромное жилище с колоннами и тройной аркой. После них сюда явились пески и вернули себе прежнее достояние.
Арианна Мартелл с Дрю и Сильвой приехала в заброшенную усадьбу на закате, когда весь запад пламенел золотом, пурпуром и киноварью. Казалось, что сами руины тоже горят: поваленные колонны излучали розовый свет, по каменным полам с глубокими трещинами ползли красные тени, золотые и рыжие пески угасали и лиловели вместе с меркнущим небом.
– Дядя привозил меня сюда вместе с Тиеной и Сареллой. – Арианна улыбнулась, вспомнив об этом. – Он ловил ядовитых змей и показывал Тиене, как выдаивать из них яд, не опасаясь за свою жизнь. Сарелла переворачивала камни, сметала песок с мозаики и хотела узнать все о людях, которые жили здесь.
Ночи в пустыне холодные. Гаррин набрал дров для костра – сухие белые ветки деревьев, погибших сто лет назад.
Он поставил ногу на голову упавшей статуи – она, должно быть, изображала Деву, пока пески не стерли ее лицо.
У нас есть финики, сыр, оливки и сладкий лимонад для питья.
– Пойдемте. – Она ушла с ним в руины, в мощеный внутренний дворик, наполовину занесенный песком.
– Путь еще долгий, – сказала Арианна, – но когда мы доберемся до Зеленой Крови, станет легче. Там нас встретят люди Гаррина, речные сироты. Они водят свои лодки на шестах вверх и вниз по Зеленой Крови и ее притокам, рыбачат, собирают плоды и выполняют много других работ.
– Верно, – весело подтвердил Гаррин. – Мы живем на воде, играем, поем и пляшем. Кроме того, мы хорошие лекари. Моя матушка – лучшая повитуха во всем Вестеросе, а отец умеет сводить бородавки.

Вскоре им встретилось дерево-песколюб – кривое, колючее, но извещающее о том, что вода где-то близко.
– Теперь уже скоро, ваше величество, – заверил Гаррин, увидев вдали, у сухого ручья, целую рощицу песколюбов. Еще через пол-лиги появилась тощая трава и оливы. За грядой каменистых холмов трава стала гуще и зеленее. Здесь росли лимонные рощи, орошаемые сетью старых каналов. Гаррин, первым разглядев впереди зеленые воды реки, заорал и помчался к ней.
Арианне, когда она ездила с тремя песчаными змейками навещать мать Тиены, случалось переправляться через Мандер. По сравнению с этим могучим потоком Зеленая Кровь едва ли могла называться рекой, однако она давала жизнь всему Дорну. Имя ей дали за мутно-зеленый цвет, но сейчас эта зелень горела на солнце золотом.
Лодка, укрытая ветвями плакучей ивы, ждала их в лиге вниз по течению. Эти суденышки, низкие и широкие, Юный Дракон презрительно именовал «хижинами на плотах», но здесь он был явно несправедлив. Все сиротские лодки, кроме совсем уж бедных, ярко раскрашены и покрыты искусной резьбой. Эта, с деревянным рулем в виде русалки и рыбьими головами по бортам, являла взору все оттенки зеленого. На палубе шесты, канаты и сосуды с оливковым маслом, на носу и корме – железные фонари.

«Победа» огибала мыс. Вид замка над гаванью напомнил ему Лордпорт, но этот город был вдвое больше. В гавани стояло около двадцати ладей с золотым кракеном на парусах. Еще сотни лежали на галечном берегу и выглядывали из доков. У каменного мола покачивались три больших баркаса и с дюжину мелких – на них грузили добычу и продовольствие. Виктарион отдал приказ стать на якорь и спустить шлюпку.
Город на пути к берегу показался ему необычайно тихим. Многие лавки и дома были разграблены, судя по выломанным дверям и ставням, но огню предали только септу.
Замок лорда Хьюэтта был невелик, но хорошо укреплен. Дубовые ворота украшал прежде герб дома – дубовый щит со стальными заклепками на волнистом бело-голубом поле, но теперь над зелеными кровлями башен реял кракен дома Грейджоев, а створки взломанных ворот сильно обгорели. По гребням толстых стен расхаживали Железные Люди с копьями и топорами, и среди них попадались иноземцы Эурона.

Ночь выдалась необычайно холодная даже для осени. Ветер свистал в переулках, вздымая дневную пыль. Северный ветер. Сир Арис Окхарт поднял свой капюшон, чтобы скрыть лицо.
В знойные часы дня теневой город казался покинутым – лишь мухи жужжали на его пыльных улицах, – но к вечеру оживал. Из-за решетчатых ставен струилась музыка, и быстрый ритм танца с копьями, отбиваемый кем-то на барабане, звучал как пульс самой ночи. В месте, где под второй из Кривых Стен встречались три переулка, Ариса окликнула с балкона перинница.
В арке какой-то коротышка жарил ломти змеиного мяса, поворачивая их деревянной рогулькой. От запаха острого соуса у рыцаря заслезились глаза. Он слышал, что в такой соус добавляется капля яда наряду с горчичным семенем и драконьим перцем. Мирцелла привыкла к дорнийской еде столь же быстро, как к своему принцу, и сир Арис, желая сделать ей приятное, тоже пробовал здешние блюда. Пища обжигала ему рот и заставляла хвататься за вино, а при выходе жгла еще злее, чем при входе.
Игра эта зовется кайвассой. Ее завезли в Дощатый город на волантинской торговой галее, а сироты разнесли ее вверх и вниз по Зеленой Крови. При дорнийском дворе все помешались на ней.
«Наш край суров и беден, но в нем есть свои прелести. Жаль, что вы не видели в Дорне ничего, кроме Солнечного Копья,
«Прошу простить меня, сир, – снова заговорил принц. – Здоровье изменяет мне, и порой... Я плохо переношу Солнечное Копье с его грязью, шумом и вонью. Как только долг позволит, я намерен вернуться в Водные Сады. И взять с собой принцессу Мирцеллу. – Доран, предупреждая возражения Ариса, поднял руку с опухшими красными суставами. – Вы тоже поедете – а также ее септа, служанки и стража. У Солнечного Копья прочные стены, но под ними лежит теневой город. Даже в самом замке каждый день толпятся сотни народу. Сады же – моя тихая пристань. Принц Марон построил этот дворец для своей невесты из дома Таргариенов, чтобы ознаменовать союз Дорна с Железным Троном. Осенью там хорошо – жаркие дни, прохладные ночи, соленый бриз с моря, пруды, фонтаны... И много других детей, мальчиков и девочек из знатных домов. Мирцелла сможет поиграть с ними, найдет среди них друзей. Одиноко ей там не будет».
Переулок уперся в освещенный луной двор. «За свечной лавкой будет калитка, – писала она, – а за нею крыльцо». Арис вошел в калитку, поднялся по истертым ступенькам к какой-то двери. Стучать или нет? Решив, что не стоит, он отворил дверь и очутился в большой низкой комнате. Ее тускло освещала пара душистых свечей, мерцавших в углублениях толстых глинобитных стен. Под ногами узорный мирийский ковер, на одной стене гобелен, в глубине кровать.
Ее правую руку до локтя обвивал браслет-змейка, поблескивающий медными и золотыми чешуйками. Больше на ней не было ничего.
Только сейчас он рассмотрел большую трещину через весь потолок, а на гобелене – Нимерию и десять тысяч ее кораблей.