Контраст

Глава Первая. Перепутье.

Де Циол

— Сэр Ливион! Сэр Ливион! — доносился голос из-за двери. Он становился все громче и громче. Вскоре дверь со скрипом отворилась. В комнату вбежал слуга Реодина - старина Бин. Ливион сидел неподвижно, держа в руках книгу, вдумчиво вглядывался в силуэт вошедшего. "Что же на этот раз случилось?" - подумал Ливион - "Видимо, меня никогда не оставят в покое. Что же, это неудивительно. Сейчас май, близится праздники Ветров - отголоски тех языческих обрядов, которые не удается позабыть людям. Как-то мой отец пытался запретить эти праздники, но народ взбунтовался, а один из самых близких друзей отца, граф Акарун де Мирилан, передумал заключать династический брак, в который входил я(что было для меня величайшим облегчением), но для дома Де Циол это было чуть ли не оскорблением, потому что помолвка считалась официальной, так что отец решил возобновить праздники и дружба двух семей продолжилась, но холодок между Акаруном и отцом все равно остался. Женить меня не стали. Ну и слава богу."
"Странно" - подумал Ливион - "Как быстро могут испортиться отношения между людьми из-за какого-то пустяка. Может Акарун не смог так быстро отказаться от своих старых и языческих богов, в пользу нового монотеистического. Север не так уж охотно принимал новую религию Арклейна. Это и неудивительно, раз он поднимал восстание, когда король Карлусс I объявил новую религию, посрамив веру своих предков."
Было видно, что Бин переживает и торопится, но никак не решается прервать задумчивое молчание Ливиона.
— Сэр.. — Бин обратил на себя взгляд Ливиона, которого будто бы разбудили от сладкого сна.
— Бин! — улыбнулся Ливион — Как там мой дорогой братец?
— Сэр! Реодин.. Он просто сошел с ума!
— Хм.. Неудивительно. Знаешь, Бин, с ним это частенько случается. — Ливион иронично улыбнулся. "Частенько - это еще то словечко, но лучше было бы сказать - постоянно. Реодин сходил с ума постоянно, находя все новые и новые опасные для здоровья безумства, так сильно развлекающие Реодина, но так сильно разъедающие нервы бедного Бина."
— Не припомнишь где я оставил свою чернильницу? Мне нужно.. — Ливион подошел к библиотечному шкафу напротив, достал книгу и задумался.
— Он участвует в кулачном бою! Вы можете представить? С простолюдинами!
Ливион поднял голову и усмехнулся.
— Ха! Очень похоже на Реодина.
— Это же позор на всю вашу семью! — Бин нервно замотал руками.
— Не смей так говорить. Мой дед пахал вместе со своими крестьянами в мирное время, но все-таки его восхваляют в песнях и балладах.
Ливион грустно улыбнулся и взглянул в окно. Бин опустил голову. Ливион посмотрел на него и грустно вздохнул.
— Бин, сколько лет ты уже служишь моему отцу, и в последствии моему брату?
— Уже долгих двадцать лет, Сэр.. —
Ливион улыбнулся и, отложив книгу на стол, повернулся к Бину, заложив руки за спину.
— И скажи, Бин, сколько раз Реодин попадал в такого вида передряги?
— Много.. Довольно много.. —
Бин поднял глаза в сторону, словно считая, и недовольно сморщил лоб, будто бы проживая все те мгновения раз за разом. Ливион грустно улыбнулся.
— И сколько раз он выходил сухим из воды?
— Всегда, Сэр, почти всегда..
Бин начал понимать к чему клонит Ливион и недовольно опустил брови.
— Вот видишь, Бин. — Ливион развернулся и возвратился в свое удобное кресло. — Я ему не нужен. Он разберется сам, как и всегда.
Бин сделал жалостливое выражение лица. Он переживал за своего хозяина всем сердцем. "Достойный слуга" - подумал Ливион - "Недостойного хозяина." Ливион усмехнулся своим мыслям и достал толстенную книгу.
— Но Сэр! Его там могут убить..
Ливион иронично посмотрел на Бина и усмехнулся
— Ха! Реодина? Ты верно шутишь, Бин?
— Да и что подумает обычные люди! А что подумают знатные люди?
— Думаю, Реодину нет до этого дела.. Пускай знают, что Циолы не брезгуют и таким обществом. — ответил Ливион, уткнувшись в книгу, но неожиданно поднял голову — Бин, когда тебя начали интересовать внутренние дела Де Циолов?
Ливион усмехнулся, заметив неловкое молчание слуги. "Много раз я сам оказывался смущен или неловок" - подумал он - "Меня мало кто уважает из знатных, так как я в тени славы моего брата. Он их любимчик. Ливион грустно улыбнулся, представив своего брата, отважного воина, лидера, хоть и молодого, но вдоволь повидавшего крови и тяжбы жизни."
Ливион поднял голову, взглянув на Бина — тот все еще стоял на своем месте и нервно постукивал ногами о пол.
— Прошу вас, остановите его!
Ливион угрюмо хмыкнул и, закрыв книгу, кивнул головой.
— Пошли. Но это в последний раз.
Бин радостно закивал, облегченно вздохнул и направился вслед за Ливионом, к выходу.

Де Леон

Крепко держа в руках сбрую, Виконт похлопал по бокам своего коня. "Конь - продолжение твоих ног, так же как меч - продолжение твоей руки. Так Король Генрих Де Леон VIII сказал моему деду, когда тот был совсем еще юношей и не имел почти никаких познаний в фехтовании." Как может быть продолжением твоего тела что-то, что им не является, недоумевал в детстве Виконт, но теперь же суть той фразы стала ему понятна и была его девизом на поле боя.
Неожиданно, Виконт вскочил, пришпорил коня и поскакал. Его спутники понеслись вслед за ним.
Виконт скакал в сторону нескольких хижин, чтобы купить немного припасов. Он и его люди голодали несколько дней и были уже на пределе. По дороге им встречалось слишком много оккупированных деревень, которые те пропускали из-за соображений безопасности, но сейчас они настроены решительно и готовы к отчаянной схватке.
Броня Виконта была черная от грязи и копоти, чуть скрывавший кузнечный молот - герб дома Де Леон. Наплечник был наполовину сломлен ударом пики, а шлем Виконт Виконт оставил на поле брани, так как был непригоден для ношения, будучи раздавленным под копытами вражеской лошади. Меч Виконта был разломлен пополам ударом секиры, поэтому ему пришлось попросить Фирентиса, главного телохранителя Виконта, дать ему запасную рапиру, не самое любимое оружие Виконта, но без него никак не обойтись. "Приходится пользоваться тем, что есть" - думал Виконт - "не внимая на лишения посланные испытанием самой судьбой."
В седельной сумке Виконта было важное королевское поручение для графа Де Раксора. Странно, что король послал для этого своего любимого племянника, и пока что единственного наследника престола. Но Виконт был рад любым приказам короля, лишь бы вырваться из той утомительной и длинной осады. Поручение было спрятано одним из гениальных изобретений Виконта - подседельным Кренном. Даже если бы Виконта поймали, поручение было надежно спрятано. А при обнаружении, при попытке разломать Кренн, из специального сосуда в Кренне высыпался на бумагу красный песок, обнаруженный Виконтом в одной из шахт Ланда, обладающий одним полезным свойством - воспламенять бумагу, дерево, уголь и некоторые другие огневосприимчивые вещи при прикосновении. Виконт также пользовался этим песком, чтобы разжечь сырые дрова. Но еще не все свойства красного песка были изучены, поэтому виконт относился к нему с большой осторожностью, как и ко всем своим реагентам, распределенным в колбочки различных размеров в его алхимической сумке.
Подъехав к ближайшей хижине, Виконт слез с коня и подошел к двери.
— Держите арбалеты наготове — обратился он к Фирентису - Кто знает, может люди Жан-Перру уже здесь.
— Ну, значит им не сдобровать — грозно улыбнулся Фирентис, оскалив черные зубы.
Люди Виконта достали большие железные арбалеты и нацелились на дверь.
— Двойные, стандартные, а не бронебойные! — начал ругаться шепотом Виконт — Вы видели какая броня у этих остолопов, их пробьют даже простые болты. Поэтому нам нужно делать упор на многострельность. Мигом!
Фирентис и арбалетчики в тот час сменили громоздкие железные арбалеты на легкие деревянные средних размеров с двумя тетивами для двух отдельных выстрелов и крюками с пружинами для почти мгновенной перезарядки — еще одно изобретение Виконта.
— Фирентис, возьми двух людей и обойди хижину, крикни если будет угроза внутри и мы войдем.
Фирентис исчез за углом здания с двумя арбалетчиками.
— Остальные шестеро, будьте готовы к неожиданностям. Это все еще земля Жан-Перру. Мы не знаем, чего можно здесь ожидать.
Виконт взялся за эфес рапиры и постучался в дверь. За дверью послышался чей-то недовольный голос. Грозная улыбка появилась на лице Фирентиса.
— Да хто там, черт фозьми, барабанит! — За дверью послышались слабые шаги. Виконт крепче сжал рукоятку рапиры.
— Если это опять ты Гил, я тебе голову сне..
Дверь открылась и селянин, взглянув на арбалетчиков, широко раскрыл рот.
— Матерь божья! Вы хто-такие? Мне не нужно проблем.. — селянин попятился назад, но Виконт схватил его за плечи.
— Здесь есть гвардейцы Жан-Перру?
— Э, што?
— Отвечай! Не то оставшиеся зубы выбью! — пригрозил Виконт, сжав сильнее плечи бедного селянина, который испуганно смотрел на Виконта, не в состоянии сказать и слова.
Виконт дал слабую затрещину селянину, отчего тот болезненно замычал.
— Здесь есть гвардейцы Жан-Перру?
— Ыыы-ы... Недафно приехал рыцарь.. Знатный такой, .. Прифел с собой этих солдафонов — селянин немного поморщился и добавил — ну.. гвардейцев, как ты сказал..
— Сколько их?
— Господин.. Я ведь считать не умею.. как-то преподобный Рон хотел меня обучить, но не мастак я учиться.. — селянин склонил голову. Виконту показалось, что он пустил слезу.
Зараза! Виконт со злостью ударил кулаком в стенку. А вдруг их там целая армия? Если тот знатный лорд - Жан-Перру, то несомненно.
— В этом доме есть кто-нибудь еще?
— Никого нет, сэр..
Виконт оглянулся и осмотрел своих солдат.
— Ты и ты — пальцем указал он. — За мной. Остальные, следите в оба, и за этим тоже.
Он указал на испуганного селянина, который сделал гримасу полного отчаяния и сел на землю, поникнув головой.
Вдруг, в доме послышались шум клинков и крики.
— Фирентис..
Вспомнил Виконт и, вытащив рапиру из ножен, мигом вышиб дверь.

Де Циол

Ливион шел позади Бина. Они ступали по каким-то темным задворкам, каковых полно в Руфбринте. У каменных домов, сплоченных в тесные ряды, стояли деревянные бочки, пахнущие сырой рыбой, иногда встречались и с дождевой водой или даже с фруктами. Временами, можно было встретить домохозяек подметавших двор, моющих в медных тазах грязную одежду или несущих ведра воды. В те моменты, когда к ним подходил какой-нибудь юноша и помогал донести ведра, на лице Ливиона сверкала восхищенная улыбка. "Дух рыцарства все-таки еще живет" - думал он. Некоторые мужчины кололи дрова, чтобы готовить пищу и греть воду, но наверняка не для того чтобы отогревать дом, здесь было тепло, и была довольно теплая зима, было большой редкостью увидеть даже немного хлопьев снега, которые таяли чуть только коснувшись земли. Это и зимой то было трудно назвать.
На дверях домов висели различные колокольчики, украшения в виде морд сказочных животных, бабочек и даже кораблей, ленточки разных цветов и различные амулеты и обереги. Выше между окнами, на длинных веревках висели ковры, одежды и различные украшения, побрякушки. На окнах были видны глиняные горшки. И чем богаче был дом, тем больше были растения и ярче орнаменты. Ливион и Бин шли в полном молчании, пока наконец не достигли рыночной площади. По каменной дороге, по которой шел Ливион, стекала грязная вода, впадающая в сточную канаву. Там и сям стояли льняные торговые палатки разных размеров и цветов, то и дело сдуваемые сильным ветром. Торговцы побогаче ставили деревянные ларьки, обставляя из товаром. Повсюду было так много народу, что Ливион с трудом протискивался между людьми, вдыхая их зловонные ароматы пота и грязи. Ливион знал, что тут нужно беречь свой кошелек и предусмотрительно засунул его поглубже в карман. Преступности здесь было ровно столько же сколько и в любом другом городе. Но несмотря на это и на другие минусы, Ливион любил свой город. Ему нравилось вдыхать свежий воздух, в отличие от Ланда, в котором часто лили проливные дожди, в воздухе пахло пылью и неприятной сыростью. Нравился прохладный ветер дующий в лицо и в тело, невероятным образом стекающий под одежду. Нравилось слушать как волны бьются о камни, а чайки, раскрыв широкие крылья, застывают, как каменные, паря по направлению к морю. Здесь были великолепные скульпторы и художники, каждый со своим уникальным стилем, которых нет нигде кроме Руфбринта. Некоторые из их работ были в родовом поместье Де Циолов, прекрасные украшения, на удивление гармонично сливавшиеся с грубым убранством внутренних комнат. И даже один оружейник, единственный специалист по костяным украшениям во всем Арклейне, сделал Ливиону прекрасные стилеты с прекрасными узорчатыми рукоятками.
Красный диск солнца был на самом пике и светил прямо в глаза, поэтому все ходили прищурившись или скрывшись от яркого света рукой. На огромном голубом небе плавно скользили облака, периодически скрывая собой занудное солнце. Он любил здешний народ. Люди здесь были приветливые, они любили длинные красноречивые приветствия. Часто по праздникам на улицах собирались люди, которые танцевали, пели радостные песни и играли в различные игры. Когда у кого-то рождался сын, то его рождение праздновали всем двором, накрывали на стол, созывали друзей и соседей, тем самым повышая между собой взаимоуважение и дружбу. Если человек был беден и не мог позволить роскошный стол, люди сами приносили еду и напитки, некоторые женщины даже приносили чистые красивые скатерти. Такой вид жизни, не был понятен надменным Ландцам, но был самой большой ценностью Руфбринта, Кинас Де Циол, отец Ливиона, понимал это и всячески поощрял такие традиции. Единственное беспокойство Кинаса было в том, что они исходили из языческой древности и были порицаемы Великой Церковью, но с этим он уже ничего не мог поделать - так сильно они врезались в память Руфбринта.
Так уж повелось, что Ливион редко когда выходил из замка. Но это не значило, что он не любил природу. Так было с детства. В то время как Реодин, любимый сын Графа Кинаса, наследник, энергичный, темпераментный, но всегда разумный, находился в центре всеобщего внимания, восхищая всех больше и больше людей своей силой и отвагой, умом и рассудительностью. Ливион, находящийся в тени славы своего брата, прятался от всех и вся в своей уютной, маленькой комнате с запахом книжных страниц и пергаментов. В ней он чувствовал себя защищенным и умиротворенным. По ночам в своей комнате он любил открывать маленькое окошко с видом на Антрогефлийское море и любоваться им. В простонародье его называли Антрогом, оно всегда было тихим и умиротворенным, но Ливион знал, что глубоко в себе оно хранит большую тайну и великую мощь. Ливион часто любовался алым закатом над спокойным и загадочным морем, яркими звездами на ночном небе.. и медленно погружался в свои мечты. Он грезил достигнуть чего-нибудь стоящего в своей жизни, стать великим полководцем или же великим ученым. Он знал, как многие старики увядали, так ничего и не добившись, не оставив и следа в этом мире, но сильно боявшиеся ее потерять и яростно держащиеся за нее ослабевшими костлявыми руками, в отличие же от тех, которые сделали многое, оставив за собой вековой след, и с гордостью и покорностью приняли достойную смерть. Ливион, конечно же, хотел прожить свою жизнь достойно, чтобы его предки вспоминали о нем с уважением и любовью.
Кроме мечтательности, Ливион также обладал тонким чувством юмора, иногда настолько, что его шутки понимал только он и Реодин, которому они всегда приходились по нраву настолько, что иногда разрывался истерическим хохотом, это немного обижало Ливиона, так как от такого смеха он чувствовал себя шутом.
Все, что исходило из его губ, звучало в очень саркастическом тоне. Видимо, из-за его вечной грустной ухмылки человека, который не познав достойного уважения и любви, был разочарован и решил смеяться над всеми тягостями этого мира. Ливион всегда был хладнокровно спокоен, по-крайней мере так казалось внешне, это немного отпугивало людей. Единственное, что Ливион совершенно не умел, так это влиять на людей, быть лидером. Проявлять силу когда надо, выплеснуть свой гнев, эмоции. У него всегда было одинаковое настроение. Слегка ироничное и грустное, как у уставшего ветерана, познавшего жизнь и глядящего на непонимающую молодежь со словами: "А в наши-то года, все было лучше". И что бы Ливион не делал, он не мог, да и не очень хотел это менять. Такова была его натура. Наверное, поэтому у него не было так много друзей. Он предпочитал уединение компании, хоть и мог разговаривать красноречиво и возвышенно, знал толк в этикете и поэзии, литературе и истории, в общем, был очень интересным и умным собеседником. Но каждый раз общаясь с кем-то, он не мог сосредоточиться на самом разговоре, постоянно анализируя все сказанное им и собеседником. Рассуждая, как же отнесется собеседник к сказанному и тщательно выбирая слова. Это было хорошей почвой для дипломата, но со стороны казалось его стеснительностью и скромностью, но только из-за того, что Ливион не достаточно хорошо развил свои навыки общения.
Лицом Ливион был приятен, имел острые скулы, прямой нос с маленькой орлиной горбинкой, и обладал болотными глазами, которые были немного прищурены, придавая задумчивым взгляд. У него уже проявлялась щетина, она была очень аккуратной, было заметно, что он за ней очень тщательно следил, чтобы везде все было ровно. Возможно, где-то в глубине души он сильно ею гордился. Волосы на его голове были угольно-черные, непослушные, но отдававшие приятным серебристым оттенком.
Они были не слишком длинные, но и не слишком короткие. Они все время смотрели чуть вверх, как иглы дикобраза, и немного отклонялись вправо. Ливион носил коричневый камзол с черным длинными плащом. На рукавах у него были позолоченные запонки с изображением герба графства. На кожаных сапогах из оленьей кожи у него были закреплены два стилета, с костяными узорчатыми рукоятками.
Бин сравнялся с Ливионом так, что они уже ступали вместе.
— Сэр.. —
— Сколько раз я тебя просил? Не называй меня "Сэром" или "Милордом".. Для тебя я просто Ливион, моя семья многим тебе обязана, хоть это понимаю только я.
— Простите, Сэ.. Ливион.. Ливион — поправлялся Бин, смущенно улыбаясь, и почесывая свою лысеющую седину.
"Ха! Завтра он опять назовет меня Сэром, глупый-глупый старик" - подумал Ливион и улыбнулся.

Де Леон

Слетев с петель, дверь мигом отлетела в сторону. У входа стояли два гвардейца, обнажившие длинные сабли. Они были в крепких стальных кирасах, непохожих на те, что были у солдат Жан-Перру, которых Виконт встречал раньше. Они были повернуты спиной к Виконту, но обернулись на шум. Дальше по комнате лежали трое таких же гвардейцев, их головы были простреляны множеством болтов. Над ними стояли Фирентис и два арбалетчика с деревянными арбалетами. Фирентис быстрым движением поднял арбалет и не целясь выстрелил в одного из гвардейцев в спину, но болт со звоном отлетел от кирасы гвардейца, которого отбросило в сторону Виконта. Виконт тот час же среагировал, подняв рапиру, и направил ее в сторону гвардейца. Клинок с треском вонзился в челюсть гвардейца, который с ужасом посмотрел на Виконта. Его глаза наполнились кровью, а зрачки судорожно задвигались по глазницам, изо рта потекла кровь. Виконт попытался вытащить рапиру, но поняв, что она глубоко засела в челюсти гвардейца, оттолкнул того в сторону второго. Тот наклонился вправо, избежав броска, но тотчас же получил в висок болт, раскроивший голову в мясо и с громадной силой отбросивший ее в окно. Безголовое тело гвардейца затрясло руками, упало и начало судорожно биться в конвульсиях из раны бешено хлестала кровь. Виконт удивленно посмотрел на труп, потом оглянулся назад. Фирентис держал бронебойный арбалет, видимо, он его сменил за то короткое время, потом гордо положил его на плечо и по-волчьи улыбнулся.
— Был гвардеец, и нет гвардейца..
— Но их все равно можно убить из обычного арбалета: в голову, руки и ноги..
— Да ну.. — огрызнулся Фирентис — Так не весело.
Виконт усмехнулся и подошел к трупу с рапирой в челюсти. Виконт попытался ее вытащить, но потом с огорчением плюнул. Она крепко застряла.
— Давай помогу..
Сзади подошел Фирентис, и схватившись за рукоять двумя руками, с ледяным спокойствием сильно надавил на челюсть так, что та с треском отскочила от головы. Из нее растеклась лужа крови. Смотря на нее, Фирентис хмыкнул, будто бы это был просто расплескавшийся кисель, повернул рапирой, и протянул ее.
— Вот.
Виконт поблагодарил, подумав, что приличия здесь совсем не уместны, и убрал рапиру в ножны, в очередной раз удивляясь чрезмерной хладнокровности и жесткости своего телохранителя. Затем убедившись, что все гвардейцы мертвы, вышел из дома, приказав своим людям поискать здесь съестного. Пораженный селянин с ужасом глядел на вылетевшую через окно простреленную часть головы, рядом валялись разбитые осколки стекла. Было ощущение, что у головы веки до сих пор двигаются, а губы нашептывают слова молитвы..
— Ты сказал, что внутри никого нет. — начал Виконт и сурово посмотрел на селянина, который ошеломленно покачал головой и попятился назад. — Ты солгал!
Селянин испуганно крикнул, вдруг, вскочил с места и побежал, но Фирентис, выходивший из дома, пнул его так сильно, что тот потерял равновесие и грохнулся на бок, на виске у селянина появилась алая царапина.
— Он предатель, Фирентис. Он предал свою родину, она такого не прощает.
— Но они сказали, что убьют меня! Они убили моего единственного сына! — взмолился вдруг селянин и упал на колени. — Смилуйтесь, господин!
— Ты знал, что нас могут убить. Убить меня, наследника. Родина такого не прощает. — Виконт тяжело опустил глаза. Селянин разрыдался и скрестил руки, как при молитве.
— И я тоже. — Глаза Виконта поднялись на селянина и налились тихой яростью.
Фирентис подошел сзади к селянину. Виконт ему кивнул. Послышался сильный хруст, и селянин упал ничком на землю. Как бы серьезен не был Виконт, Фирентис все еще улыбался своей грозной улыбкой. Возможно, он чувствовал утоление своей жажды, жажды крови. Кто знает?

Де Нелл

Эдвард нервно теребил свои светлые волосы у себя на подбородке. На втором этаже театра было невыносимо душно, но граф не вспотел. Напротив, ему было ужасно холодно. "Это чертова простуда меня доконает," - подумал Эдвард - "Но сцена требует внимания также, как требует внимания женщина. Она тоже капризна, ты отдаешь ей много сил и терпения, впоследствии ты седеешь" - он посмотрел на свои длинные седые волосы и повертел их в руках. - "но думаю, то, что дает тебе в ответ она - стоит того. Рукоплескание возбужденных зрителей или же их горестные слезы, проливаемые из-за смертей персонажей, нет, вполне живых людей.." На сцене стояли два актера. Эдвард прекрасно знал, каких персонажей они играли. Ведь он сам их выдумал! Он знал все слова строчки и даже то, что Брэндон сейчас заколет своего брата за, то что тот якобы отравил его жену, но он то не знает, что на самом деле это его сын!" Ха-ха! Какая ирония!" - Эдвард расхохотался. Сидящие рядом зрители недовольно на него оглянулись. Как это он может смеяться, когда на сцене такой печальный и трагический момент?! Эдвард не обратил на них внимания и откупорил бутылку белого Руфбринтского вина. Недовольство зрителей стало еще больше. Мало того, что он тут не дает смотреть, смеясь во всю глотку, так еще и пить собрался?! Сидящий сбоку полноватый мужчина со вторым подбородком хотел ему было что-то сказать, но Эдвард его перебил.
— Цыц! Я - хозяин этого театра, что-нибудь скажешь — велю страже тебя выкинуть на улицу и никогда больше сюда не пускать.
Эдвард сказал это так спокойно и уверено, что мужчина тотчас же замолк, не успев и открыть рот. Мужчина повернулся к сцене, видимо, подавив гордость, и продолжил смотреть. Как ни в чем не бывало, Эдвард причмокнул бутылку и сделал несколько глотков. Приятное тепло разбежалось у него по телу, вызывая сладкое покалывание в горле. Он услышал как сзади, кто-то продвигается, вызывая недовольные ворчания зрителей, но не проявил к этому интереса, думая, что это очередной зритель, не выдержавший всей трагичности этой истории и ушедший в слезах. По-крайней мере, Эдвард на это очень надеялся.
Брэндон сделал решающий удар, теперь его брат умер. Если бы кто-нибудь знал, что это настоящая история, что это отец Эдварда убил своего брата, думая что тот убийца.. На сцену вышел темный силуэт в черном капюшоне, и послышался поющий хор женщин, вызывающие зловещую атмосферу - так Эдвард решил изобразить саму смерть, которая забирает брата Брэндона на небеса. По-крайней мере выглядит очень впечатляюще. Приятная на вид девушка, сидящая рядом с полным мужчиной, возможно его дочь или сестра, сначала задрожала от страха, словно замерзшая, но потом поняв, что происходит, заулыбалась во все свои белые зубы и захлопала в ладоши. Эдвард надменно улыбнулся и осмотрелся - вокруг у зрителей была примерно такая же реакция. "Вот такого результата я и ждал! Использую что-нибудь схожее в следующей своей пьесе" - подумал Эдвард и сделал глоток вина прямо из бутылки. Приятный холодок прошелся по спине Эдварда.
Сзади послышались шаги, чья-то мощная рука чуть его толкнула, и чье-то большое тело уселось рядом. Эдвард с неприятным ощущением повернул ся к гиганту.
— Граф Де Нелл! Аха-ха! Как же приятно вас видеть! — захохотал большой рыжий человек с длинной, почти варварской, бородой. У него в руках была массивная пивная кружка. По сравнению с бутылкой Эдварда она казалось большой тяжелой бочкой, пенистая жидкость то и дело лилась ему на грудь.
— Ах, Лажгоде де Раксор, какая неожиданная встреча! Рад вас видеть.
Эдвард подумал, как же ему не повезло встретиться с ним. Эдвард был вне себя от злости, но сделал очень добродушное лицо и улыбнулся. "Эти глупые северяне не умеют ценить искусство" - подумал Эдвард - "Возможно, у них нет души, ведь они приходят сюда лишь по развлекаться и не уважают хорошую трагедию. И что это за имя глупое, Лажгоде? У Раксоров всегда были глупые имена!"
Раксор посмотрел на сцену, увидев плачущего актера, поморщил лоб и недовольно помотал головой.
— Знаете, не люблю я все эти сопли. Из-за них хочется кому-нибудь сломать челюсть. Ха-ха-ха!
Северянин сжал руку в кулак и протянул к лицу Эдварда, который с чувством неприязни отодвинул ее обратно к воинственному раксорцу. Мгновение спустя северянин стал серьезным, но сделал глоток пива и, почувствовав прилив бодрости, заулыбался. Отмахнув длинную копну волос со лба, как бы избавляюсь от ненужных мыслей, Лажгоде добавил:
— Скажите, Граф Де Нелл, что заставило это подобие на мужчину рыдать такими горькими слезами?
Северянин сделал ударение на слово "подобие" и, насмешливо улыбнувшись, указал своей лапой на актера. Эдвард немного поморщившись, ответил:
— Он убил своего брата, Лажгоде.
У северянина вопросительно поднялись брови. Эдвард почувствовал себя неприятно с этим глупым варваром.
— Зачем?
— Он думал, что брат убил его жену.
— Хм.. - задумчиво хмыкнул Лажгоде и стал серьезным. На секунду Эдварду показалось, что северянин задумался, но тот опять притянулся к кружке. Его щеки зарумянились, а по бородатому лицу вновь растянулась улыбка.
Прошло несколько минут в неловком молчании.
— Я не понимаю.. — вдруг начал северянин.
Эдвард подумал, что Лажгоде говорит про пьесу и ответил:
— Сейчас Брэндон исповедуется у священника. Он рассказывает ему про свой грех братоубийства.
— И опять хнычет — с презрением добавил Лажгоде.
— Я думаю, эта одна из самых душераздирающих и трагических моментов.. Смотрите внимательно.
Северянин удивленно посмотрел на Эдварда, пытаясь понять что же в этих слезах и соплях так сильно притягивает южан, что они смотрят это с таким трепетом и благоговением.
— Но нет, я имел ввиду другое, граф Де Нелл..
Эдвард любопытно посмотрел на Раксора.
— Граф де Нелл, у вас есть собственное ложе на четвертом ярусе, там много пространства, лучше видно сцену, есть фрукты и вино. Прелесть!
Северянин сладко закрыл глаза будто бы сам лежит на том ложе и потягивает вино.
— Так почему же.. — взглянул на него северянин. — Вы сидите здесь, в промозглой душной дыре, где почти нет свободного места?
Для наглядности Раксорец пошумел раскачивающимся сиденьем из деревянных брусьев.
— Вам не понять, мой дорогой северный друг. — скромно улыбнулся Эдвард.
— Почему же? — замычал Лажгоде. — Я такой тупой что ли?
Эдварда посетила безумная мысль кивнуть, но сглотнув, он ответил:
— Понимаете, здесь.. — Граф обвел рукой ближайшие сиденья. — Здесь живут настоящие мои зрители, они живые и полны эмоций. Я понимаю, когда им нравится, а когда нет. Они смеются над комедиями, плачут над драмами. Вот она - настоящая мечта поэта!
Эдвард сладостно улыбнулся и закрыл глаза. Раксор пожал плечами и припал к кружке. Внезапно граф поднял глаза и продолжил:
— С этими глупыми дворянами и их дурацкими суждениями, что прилично, а что нет, это очень трудно, так как их этикет призывает к хладнокровному равнодушию даже при просмотре самых трагичных драм и самых смешных комедий. Они считают, недостойным проявления ярких эмоций на людей из-за какой-то пьесы. К тому же, мне как поэту, нужно думать не слишком ли похабна сцена или не переборщил ли с пафосом? Эти дворяне - народ щекотливый, знаете ли. И все равно не поймешь, ведь они не скажут, что думают, они скажут, что вежливо! Но мне не нужна вежливость, мне нужно.. нужна критика!
Эдвард злобно сжал зубы и повертел кулаком. Северянин иронично улыбнулся и поднял бровь. Видимо, его удивляла такая беспочвенная злоба.
"А сам-то?" - Злобно подумал Эдвард. В такие моменты злобы, он чувствовал себя ворчливым стариканом, который злится над всем вокруг, но он никак не мог по-другому игнорировать происходящее. Он крепче сжал свою трость, лежащую у своих ног и попросил Раксора не мешать смотреть пьесу. Северянин кивнул и ушел за новой порцией хмельного напитка.

Де Циол

Реодин стоял в бойцовской стойке, наклонившись чуть вперед. В любой момент противник может нанести удар. "Надо смотреть только в глаза, не отводя взгляда от противника. Так легче сфокусироваться и так враг поймет, что ты полон решимости. Конечно, можно притвориться напуганным и сломить неожиданной атакой, но это не по мне - это был бы не честный бой" - подумал Реодин.
Перед ним стоял большой рослый небрежно бритый северянин с длинной светлой бородой заплетенной в косы. Он также как Реодин был обнажен по пояс, открывая свои многочисленные шрамы и порезы. Они кружились находясь всего в шаге друг от друга. Северянин поедал его глазами, будто бы хотел съесть. "Не поперхнись, друг мой, " -подумал Реодин - "задохнешься". И пока он прокручивал в голове эту мысль, серия ударов пришлась ему по лицу, заставляя отпрянуть на несколько неловких шагов. Восторженные возгласы подбодрили северянина еще больше, и он попытался ударить Реодина еще раз, но тот увернулся и оттолкнул северянина. Тот выпрямил спину и начал играть своими мышцами, развлекая толпу. Реодин подошел к северянину и замахнулся, целясь в лицо, но северянин схватил его руку и другой ударил по руке Реодина, которая защитила удар в глаз.
Они оказались на расстоянии локтя друг от друга. Северянин ударил головой по носу Реодина. Тот отскочил, споткнулся, но удержался на ногах.
Северянин побежал на Реодина, который замахнулся и попытался ударить, но северянин уклонился и ударил кулаком по груди Реодина, потом провел три удара в блок, защищавший голову, но один удар попал в челюсть Реодина оттолкнув в сторону. Северянин улыбнулся, что-то крикнул толпе, которая возгласами подбодрили его. Некоторые грустно закивали головами.
Реодин дотронулся до окровавленных губ и посмотрел на свои окровавленные руки.
Реодин почувствовал, что все движения стали плавные и замедленные, словно в тумане. Он знал, что это приходит с первыми каплями крови. "Я дождался, теперь моя очередь бить, шельма!" Северянин пошел к Реодину, расправив плечи, и открылся, думая, что Реодин совсем обессилел. Реодин с быстротой зайца нанес нижний удар в нос и два попеременных удара прямо в рот и горло северянину, тем самым совершенно обездвижив северянина, который поперхнулся и не мог дышать где-то несколько секунд. Тот отошел на несколько шагов назад, ошеломленно взглянул на Реодина, но к нему вернулось дыхание и он яростно скривил зубы и побежал на Реодина который не успел уклониться и был схвачен за ноги. Северянин хотел было приподнять его для броска, но, Реодин потянув левой рукой за опущенный лоб северянина, чтобы открыть его слабые места, нанес правой несколько стремительных ударов прямо в переносицу. Северянин отпустил его и схватился за скрюченный нос. Реодин нанес еще один более мощный удар прямо в челюсть, заставляя того отпрянуть от боли. Реодин подбежал, подпрыгнул и ударил ошеломленному врагу в бровь, приземлившись, попеременно разными руками ударил несколько раз в печень, в грудь и в живот. Северянин отошел, тяжело отхаркиваясь кровью. Реодин подбежал и обоими руками схватил северянина за пояс, подняв над собой, сделал разворот и бросил его через себя прямо на изгородь, ломая ее в щепки. Северянин заныл от боли и закрыл глаза. Видимо, без сломанных ребер не обошлось.
Реодин удивленно вздохнул и обратился к толпе вокруг себя:
— Я победил?
Ответил один бородатый старик с прорывающейся сединой, стоящий в толпе:
— Ну ты же повалил его наземь, хоть и так.. — он сочувственно посмотрел на стонущего северянина и нервно сглотнул. — А я ставил на него..
— Ты же знаешь, старик, ставки это грех. Твоя душа сгниет во тьме, как тлеющие угли.
Старик буркнул себе что-то под нос и ушел, скрывшись в толпе, которая стала призывать Реодина к еще одному поединку. Реодин одел рубаху и смахнул пот со лба. Сзади он услышал голос своего брата:
— А участвовать в таких поединках и калечить людей - это разве не грех, брат мой? - усмехнулся Ливион и подошел поближе к Реодину.
—Это.. Другое — ответил Реодин.
— Я вижу ты развлекаешься тут? — ухмыльнулся Ливион и взглянул на северянина, которому зрители попытались помочь встать, но тот с звонким шлепком упал в грязь.
— Где ты раздобыл этого.. Вепря?
Ливион посмотрел на Реодина, снова посмотрел на северянина, как бы сравнивая их, и поморщил лоб.
Реодин хотел было ответить, но увидел Бина, который с выражением полного сожаления подошел к нему.
— Боже, да вы посмотрите на себя! Вы же весь в крови!
— Пустяки, Бин, бывало и хуже.
— Твои развлечения до смерти пугают твоего бедного слугу.. — сказал Ливион.
— А как же, брат — улыбнулся Реодин. — Надо чем-то заниматься, пока наш отец не передумал насчет..
— Он тебя никогда не отпустит из замка, Реодин.. — перебил его Ливион и с грустью посмотрел на брата. — Ты знаешь, что Циолы решили не участвовать в этой междоусобице. Она противна Святому Престолу.. Противна всей стране, а король.. Будь он проклят, даже не созвал военный марш в Негане!
Ливион сжал кулаки и отвернулся, скрывая свою злость. Реодин еще никогда не видел Ливиона таким злым и возбужденным. "В последнее время он сам не свой" - подумал Реодин - "иногда даже стал ему дерзить, шутить похабные шутки. Что с ним стряслось? Неужели, вырос?" Реодин почувствовал боль в теле и решил, что здесь не очень подходящее место для размышлений.
— Пойдем в этот дотошный замок.. Отдохнем.
— Давайте я вам помогу, Сэр! — Сказал Бин и взял Реодина за руку.
— Ну, попробуй — улыбнулся Реодин и начал ковылять по направлению к замку.

Спасибо, роман очень интересно и легко читается - прям увлекся. Странно, что до сих пор не отметился в теме.

От себя добавлю несколько найденных неточностей - за что глаз зацепился.

Наплечник был наполовину сломлен ударом пики, чей кусок еще немного торчал из нее, тем самым открывая незащищенную часть тела. Шлем виконта был слишком поврежден, а точнее раздавлен под копытами вражеской лошади, так что он оставил его на поле прошлого сражения.

Странный кусок получился. Во-первых, кусок пики, торчащий из наплечника. Это как? Мне кажется, что если уж пика пробивает броню (в данном случае имеется в виду кольчуги, кожаные доспехи, совсем уж дикой силы удары в металлические и т.п.), то так, что острие входит в тело. В этом случае логично предположить, что ее вытаскивают всю. Можно, конечно, представить условный латный доспех и застрявший кусок в месте сочленения наплечника с кирасой, то бишь попавший в щель, но в таком случае он бы явно мешал движению руки и, опять же, рыцарь обязательно бы позаботился о том, чтобы его вытащить. Во-вторых же, мне не совсем понравилась формулировка "был слишком поврежден". Не то, чтобы это неправильно, просто странно на мой слух звучит. Может быть просто написать "был непригоден для ношения".

Фирентис и арбалетчики в тот час сменили громоздкие железные арбалеты на легкие деревянные арбалеты средних размеров

Ну, тут все просто: 1 раз "арбалетчики" и 2 раза "арбалеты" в одном предложении - это перебор

Ливион и Бин шли в полном молчании, наконец достигнув рыночной площади.

Несостыковка получается. Видимо, имелось в виду, что они шли в полном молчании, ПОКА наконец не достигли рыночной площади или же, что, наверное, будет еще более правильным "по пути на рыночную площадь они шли в полном молчании".

Выше между окнами висели длинные веревки, на которых висели ковры, одежды и различные украшения, побрякушки

Как и с арбалетами, только теперь два раза "висели"

Мои заметки прошу как придирки не воспринимать

Спасибо, очень порадовала объективная критика Попытаюсь исправить все эти ошибки и больше их не допускать 

Глава 2

Де Леон

– Мы осмотрели хижину – доложил один из арбалетчиков. – В ней пусто.
Виконт гневно взглянул на лежащий труп селянина. "Мало того, что предатель, так и еды для своих не оставил, скотина," - подумал Виконт - "Наверное, все отдал этим шакалам."
– Ничего, здесь есть еще и другие дома.. – сказал Виконт. – Пойдем в следующий, Фирентис.
Фирентис кивнул и схватился за железный арбалет, из которого снес голову гвардейцу. Виконт дал знак своим арбалетчикам и они пошли следом, предварительно привязав своих лошадей к деревьям.
– Двое пускай останутся спрятать тела в хижине и стеречь лошадей. Остальные - глядите в оба.
Он развернулся и медленным шагом направился к ближайшему дому, который был больше остальных. Вокруг на улицах не было никого. "Ни дозорных, ни часовых. Странно," - подумал Виконт - "Что тогда делали те гвардейцы в хижине?" Подойдя к хижине, Виконт обнаружил, что в доме горит свет. Заглянув в окно, он увидел, что в ней находится десять гвардейцев и один дворянин, с геральдикой Неллов на своей позолоченной кирасе. Он стоял наклонившись в сторону стола и рассматривал карту. Виконт узнал его. Это был брат графа Эдварда - Ричард Де Нелл, который принял сторону Бьернхарда, в отличие от всей своей семьи, принявшей сторону короны.
У Ричарда были длинные рыжие кудрявые волосы, практически как у Раксоров, но, на удивление, черная как уголь козлинная бородка. "Явный признак хитрого человека" - подумал Виконт.
На боку у Ричарда свисал длинный Ромарский меч. Ими обладают лишь богатые дворяне, верой и правдой отслужившие короне. "А теперь-то принял сторону мятежников, скотина" - подумал Виконт. По правде, в бою они были не удобны из-за очень хрупкой гарды, ее всегда делали из дорогих металлов, очень хрупких по своей структуре. "Но это намного лучше этой злосчастной рапиры" - подумал Виконт и злобно посмотрел на свой клинок.
Прическа у Ричарда была немного своеобразная, справа челка была длинее, слева короче, также и на затылке. "Как раз в стиле Де Неллов" - подумал Виконт, - "У них страсть ко всему.. необычному. Они очень щепетильно относятся к своей внешности, даже во время войны. Дед рассказывал, как Рональд Де Нелл, прадед Эдварда Де Нелла, перед боем одевал длинный шелковистый плащ, а на шлем прикреплял позолоченную фигуру розы. Его броня была отлита из качественного тронниского золота, который славится своей крепкостью, а его Ромарский меч, который по рассказам деда был длинной с взрослого человека, был разрисован алыми и коралловыми розами. Что за глупость изображать на своих мечах розы? Я понимаю, что это олицетворяет их герб - пронзенную алую розу, но это абсурд. Я ведь не беру в битву кузнечный молот или что-нибудь в этом роде! В бою - главное боеспособность" - думал Виконт. Он услышал голос из дома:
– Отправляемся через час, мы застанем их врасплох!
Вслед за этим голосом прозвучал хохот. Ну как же, усмехнулся Виконт, застанут врасплох. Виконт опустил голову и рукой подозвал Фирентиса. Тот медленным шагом подошел к нему.
– Как всегда, обходи дом с тыла.
Фирентис кивнул, подозвал троих за собой и скрылся за стеной дома.
Виконт подошел к двери и подготовил бронебойный арбалет, его люди сделали тоже самое.
– Проход маленький, поэтому некоторым придется стрелять из окон.
Пятеро арбалетчиков тут же засели под окнами, готовые выстрелить по первому приказанию.
– Да прибудет с нами господь.. – проговорил Виконт – И его Святяйший Престол..
Он выбил ногой дверь, которая с треском отлетела вперед. Удивленные гвардейцы оглянулись назад. Послышался звон битого стекла, а также грохот от выбитой Фирентисом двери. Со свистом полетели железные болты. Нескольких гвардейцев прибило к стене, остальных замертво откинуло на пол. Они были сплошь усеяны болтами. Виконт прицелился в Ричарда, но его перегородил гвардейец с мечом. Виконт нажал на спуск. Гвардеец отлетел и приземлился спиной на стол, который под массивным телом гвардейца с грохотом развалился на части. Виконт увидел слева от себя гвардейца бегущего на него с алебардой, увернулся от атаки и ударил его по виску прикладом арбалета, тем самым снося его шлем. Гвардеец отшатнулся от боли, выпустив алебарду из рук, и отошел на несколько шагов. Виконт обнажил рапиру, сбил его с ног ударом ноги и начал наносить колотые удары в грудь.
Ричард, шокированный неожиданной атакой, замешкался, но затем движением одной руки достал свой широкий Ромарский меч и кинулся на Виконта, но тут сзади подскочил Фирентис, схватил его и приставил к горлу нож.
– Не двигайся, поросеночек.. – Сказал Фирентис и безумно улыбнулся. Ричард покорно бросил свой меч.
– Ты как всегда вовремя – улыбнулся Виконт.
– Ну а как же – ответил Фирентис и оскалил свои черные зубы.
Виконт взял свою окровавленную рапиру и похлопал по плечу Фирентиса.
– Ты хороший воин, Фирентис – Сказал он – Лучше чем эти мятежники..
– Вот поэтому я и не мятежник, господин.. – Грозно улыбнулся Фирентис – Они и яйца выеденного не стоят..
Виконт задумчиво улыбнулся и подошел к окну. Вдруг, послышался топот копыт.
– Снаружи еще войска! – послышался испуганный голос арбалетчика.
Виконт очертя голову выбежал наружу. Фирентис схватил Ричарда за волосы и со всей силой ударил его головой об стену. Ричард упал без сознания и распластался на полу. На стене остался кровавый опечтаток.
– Ничего, жить будет – улыбнулся Фирентис и схватив свой арбалет, последовал за Виконтом.
На улице виднелись четыре всадника. Они скакали в сторону лошадей, оставленных Виконтом и его людьми.
– Бежим за ними! – крикнул Виконт и помчался в сторону всадников.
Арбалетчики, оставленные охранять лошадей, стояли прицелившись во всадников. Они одновременно нажали на спусковые крючки. Одному всаднику попало в голову, сбивая его с лошади, другому болт залетел прямо в тело, убив прямо в седле. Оставшиеся всадники стремительно приблежались. Лошадь убитого всадника встала на дыбы и помчалась обратно, а тело всадника безжизненно тряслось сидя на седле. Когда лошадь домчалась до Виконта, он схватил ее сбрую, сбросил тело и одним движением забрался на нее. Виконт посмотрел вперед – оставшиеся всадники были на расстоянии удара от двух арбалетчиков.
Арбалетчик замахнулся палашом на всадника, но его удар скользнул по острию пики, и всадник со всей силой воткнул ее в голову арбалетчика. Другой всадник ударил пикой по второму, но удар пришелся по арбалету, пика скользнула по ней, чуть задевая шлем, который слетел, оставляя без защиты голову. Арбалетчик ударил прикладом по лошади. Та с болезненным ржанием попятилась назад на несколько метров, всадник недовольно крикнул на нее. Арбалетчик ухватил момент и достал из ножен палаш. Всадник, убивший первого арбалетчика, уже вытащил пику из головы мертвого арбалетчика и помчался по направлению ко второму. Виконт увидел это и направил свою лошадь ему навстречу. Когда всадник оказался достаточно близко, Виконт замахнулся и ударил его рапирой, но удар пришелся только по щиту. "Черт бы вас побрал, короткие рапиры!" - выругался Виконт. Всадник в тот же момент развернулся и ударил щитом по телу Виконта и сбил его с лошади. Виконт почувствовал сильную боль от падения и ему почудилось, что под ним что-то захрустело. Всадник приблизился к Виконту и сказал:
– Ха! Глупый дворянин, сидел бы у себя в замке!
Всадник замахнулся пикой. В его коня тотчас же влетело несколько громадных железных болтов. От лошади отлетело несколько кровавых кусков мяса, а всадника придавило конем. Он вскричал от боли, но выбрался из под туши коня и шатающейся походкой начал двигаться к Виконту. Виконт осмотрелся – нигде не было его рапиры. Он встал и обнаружил, что рапира сломалась под воздействием его падения. Всадник был рядом. "У него меч с щитом" - подумал Виконт - "А я безоружен." Он тотчас же схватил камень, лежящий рядом и кинул во всадника, камень ударился по щиту. Всадник был непреклонен, он все еще двигался к Виконту.
К всаднику подбежал Фирентис, он ударил его ногой по щиту так, что всадник упал на спину. Фирентис подбежал к нему и, подпрыгнув, вонзил рапиру в глаз изнывающего от боли всадника.
Виконт осмотрелся - бой был выигран. К нему подбежал Фирентис и помог встать. В боку сильно жгло. "Возможно, сломано несколько ребер" - подумал Виконт - "И это все чего ты боишься - сломанных ребер?" Виконт усмехнулся, покачал головой и проковылял до лошадей. Фирентис шел рядом.
– Фирентис.. – сказал Виконт, он затем болезненно замычал и опять продолжил. – Ты.. убил.. того дворянина?
– Убил? Нее, но сильно покалечил, господин.
Виконт тут же вспомнил, как Фирентис поступил с Ричардом. В глазах Фирентиса проскользнула искра. "Любитель помучить людей" - подумал Виконт и улыбнулся - "Наверняка жалеешь, что не прикончил Ричарда."
Виконт почувствовал адскую боль в боку и закрыл глаза.
Фирентис старательно изобразил сожаление, которое у него и не получилось выразить.
– Мне убить его? – произнес Фирентис.
– Нет, возьмем его с собой, это ценный пленник. – Виконт улыбнулся. – И мне нужно оружие.
– Здесь его полно, господин.
Фирентис улыбнулся и указал на трупы гвардейцев.

Квинтен

Рэй спускался по лестнице в погреб, тихонько присвистывая знакомую ему с детства мелодию. На поясе у него висел бурдюк с водой и серпообразное оружие. Рэй напевал похабную и веселенькую песню. Он удивился своему хладнокровному веселью. "Разве не понимаешь зачем сюда идешь? Заткнись, Рэймонд, заткнись" - сказал он себе  - "И иди дальше, но молча." Как бы обидевшись на себя, он тотчас же заткнулся. В руках он держал факел - единственный источник света в этом царстве тьмы и боли и этого дурного запаха вина и эля. "Зачем держать здесь вино? Олаф никогда его не пил, да и на праздники не велел подавать на стол. Видимо, это вино прошлого хозяина. Кажется, его звали Эрбон.. Или Ирбэн.. Судя по тому, как давно Олаф его убил, это вино стоит очень больших денег. Олаф бесцеремонно ворвался в его обитель, повесил бедного человека на суку собственного дуба и занял его деревянный особняк. Слуг захватил в рабство и заставил прислуживать себе и своим людям."
Спустившись, Рэй обогнул большую пирамиду разломанных и битых бочек, Олаф иногда выказывал на них свою безмерную злобу. Бочки были большие и крепкие, но Олаф давил их ногами, пинал, разбивал кулаками, а иногда даже рассекал секирой, но это в моменты большой ярости, если под рукой не было пленников или слуг. Рэй как то хотел здесь убрать, но Олаф сказал, что Квинтены так не делают. "Мы ведь дворяне! Смотри!" и показывал заржавевший Ромарский меч, с покосившейся гардой. Наверняка, трофей от убитого им хозяина.
В такие моменты Рэю становилось стыдно, ведь Квинтены раньше славились своей честностью и справедливостью. "Соседние племена обращались к нам за помощью, за судом и за защитой" - вспоминал Рэй - "А теперь.. Теперь мы никто."
– Никто.
Рэй повторил это слово несколько раз так, что погребе отдалось эхо: "Никто.. Никто.."
Рэй вздохнул, услышав ответ погреба на его мысли. Он закрепил на стене факел и подошел к трем сидящим на коленях темным силуэтам - их руки были скованы покрасневшими от запекшейся крови наручниками. Первый пленник был с отрубленными по локоть руками, его голова нервно дергалась из стороны в сторону. "Видимо, снится кошмар" - подумал Рэй - "И это неудивительно, зная Олафа." Рэй никогда не обращался к Олафу "Отец", а тем более "Папа". Это было не типично для Квинтенов. "Хоть мы и оплот севера на юге, мы не они! Они чересчур изнеженны!" - Как-то говаривал Олаф.
Когда-то давным-давно, в мирное время, мы покинули нашу родину на севере, которая была севернее Раксоров и обосновались в горной местности недалеко от Руфбринта. Здесь привычный для нас климат, здесь снег и здесь горы. Правда у нас на родине было намного холоднее. Граф Руфбринта ничего не знал о захваченной деревне, так как это была деревня-изгой, ее жители никогда не принадлежали Циолам. Они считали себя свободным народом, вольным делать что пожелают. Олаф это уважал и не стал трогать остальных жителей.
Рэй подошел к безрукому пленнику, сорвал мешок, схватил его за подбородок и поднес к губам бурдюк с водой. Пленник начал жадно пить. Это был седовласый старик, казалось, что ему лет шестидесят, но Рэй знал, что ему нет даже сорока. Его длинные грязные волосы опускались ему до плеч. Его морщинистое лицо было кроваво-бледное от волнения, а глаза полузакрыты. Рэй отпустил его и подошел к следующему пленнику, а точнее пленнице. Это была дочь старика. "Помню, насколько хорошенькая она была в свое время, когда была свободна," - подумал Рэй. Но сейчас ее исхудавшее лицо было изуродовано мелкими шрамами и порезами, нос сломан, а место левого глаза было темное углубление. "Олаф извлек его из бедной девушки с помощью своего кинжала и съел на глазах ее отца, прожарив на костре" - вспомнил Рэй и нервно сглотнул. Единственный глаз девушки гневно смотрел на него. Он прислонил к ее устам тот же бурдюк. Вода лилась по ее обсохшим кровью губам, но она не открывала рот. Рэй попытался разжать ей зубы, но она лишь больно укусила его за пальцы.
Рэй замахнулся кулаком, чтобы ударить ее, но тут же отпустил его. "Ей и так сильно досталось" - подумал он. – "Странно, но с каждым днем она все суровее и суровее.."
– Не будешь пить, умрешь от жажды – сказал Рэй и сочувственно посмотрел на нее.
– Лучше уж умереть от жажды – грозно ответила девушка, ее глаза налились кровью – Чем от рук твоего отца, тварь!
Она оскалила зубы и попыталась укусить его, но Рэй отдернул руку. Она закрыла глаза и обессиленно отпустила голову. "Готов поспорить, что она плачет, но слез на ее лице нет. Она не пила почти три дня. Как она держится, черт возьми?"
Рэй посмотрел на старика.
– Прикажи ей, чтобы пила, старче – монотонно сказал Рэй. – Иначе она умрет от жажды.
– Как я могу ей приказывать.. – Старик ответил не поднимая головы – Раз я сам довел нас до этого? Доченька.. Прости меня..
Голос старика дрожал.
– Отец, ты не виноват! – крикнула девушка. – Это все вина этого чудовища!
Она гневно посмотрела на Рэя.
– Почему он нас просто не убьет? Мы отплатили всем, что у нас было!
– Видимо, не всем.. – сухо ответил Рэй и подошел к третьему пленнику.
Девушка мрачно опустила голову и сказала:
– Тогда ты нас убей – Она жалобно посмотрела в глаза Рэю – Прошу.. –
Рэй остановился, смотря на девушку, немного постоял, обдумывая ее слова, но затем отвернулся и снял мешок с третьего пленника. Это была женщина, жена старика. У нее не было волос на голове, а на лысине виднелись бугорки от ожогов. Олаф как-то вылил на нее раскаленное масло и волосы ее горели, а она кричала долго, очень долго. Место правого уха виднелся только обрубок, как-то Олаф натравил на нее своего пса. "Она была самая сильная из этой троицы," – вспоминал Рэй– "Никогда не сдавалась. Но она плохо знала Олафа. Женщина просто сошла с ума - так сильно ее пытал Олаф."
Рэй поднес бурдюк к ее губам, но она не пила и даже не двигалась. Ее глаза были закрыты, а голова безжизненно покачивалась. Рэй поднес пальцы к ее шее.
– Все, готова.. – сказал он. – Уверен, она в лучшем свете..
Девушка ошеломленно посмотрела на свою мать, а потом на отца.
– Готова? – прошептала она. – Она.. умерла?
Удивленный взгляд девушки был направлен на мать. Видимо, она не могла поверить, что та мертва. Рэй подошел к ней и протянул бурдюк.
– На, выпей.. Думаю, она хотела бы, чтобы ты попила.. – Рэй показал на мертвое тело женщины.
К удивлению Рэя, девушка тотчас же сделала несколько глотков воды. "Наверное, из-за шока она забыла, что за мучения ее ждут" - подумал Рэй.
Он надел на пленников мешок и, достав ключ, снял оковы с мертвой женщины, и понес ее на руках к выходу.
– Прощай, мамочка.. – прошептала девушка сквозь надетый на голову мешок, старик не сказал ничего.
Рэй поднялся по лестнице и запер за собой дверь. В погребе наступила полная тишина, и погреб снова погрузился в полную кромешную тьму, полную страданий и боли.

Де Нелл

Закончилась пьеса, все вокруг начали апплодировать, некоторые привстали в знак уважения. Эдвард понимал, что все это обращено к нему - к гениальному творцу человеческих страданий и трагедии на сцене. "Вот о чем я мечтал когда-то - о признании" - думал Эдвард - "И этого добился, всеми силами, всеми каплями своей крови, что находятся во мне."
Северянин сидел рядом и громко отрывисто храпел. "Этот неотесанный мужлан все еще тут" - подумал Эдвард - "Не понимаю, что он тут потерял? Шел бы он куда подальше от моего дома искусства! Жаль я не могу приказать страже его выбросить на улицу - он ведь дворянин." – Эдвард сжал зубы.
Молоденькая девушка, которая сидела по соседству, неожиданно вскочила и побежала, сверкая своими маленькими туфлями, а затем скрылась в толпе. Эдвард удивленно пожал плечами и направился к сцене.
Пройдя сквозь многочисленную толпу зрителей, расходившихся по домам, требующим "На бис!" и желающими поговорить с актерами, он заметил, что девушка разговаривает с женщиной - актрисой, как понял Эдвард. Женщина знаком указала на одного из актеров. Девушка радостна захлопала в ладоши и ринулась актеру на руки. Тот улыбнулся, нежно ее поцеловали прошептал ей что-то ласковое на ухо, отчего девушка засмеялась.
"Любовь.." - подумал Эдвард - "Ее ведь не существует. Мы ее выдумали, как поэт выдумывает стихи и строки, мы ее обожествили, как язычники обожествили каменные идолы, и нынче сами от нее страдаем - получаем колотую рану в сердце. Жаль, что эта дурочка не понимает " – думал Эдвард – "Либо он ее покинет, оставив наедине с незаконнорожденным, либо они поженятся, но через несколько лет будут ненавидеть друг друга и все кончится тем, что она насыплет яд ему в ужин, зарежет во сне, задушит подушкой, ну, или разведется, в лучшем случае.."
– Жизнь.. – вздохнул Эдвард.
Кто-то тихонько окликнул его сзади - это была худенькая молодая девушка, с длинными кудрявыми волосами рыжеватого оттенка, которые свободно свисали ей до плеч. Она была в обтягивающих кожанных штанах, на ногах у нее были черные мужские сапоги. На ней была зеленая блузка с короткими рукавами, а на голове небрежно свисала широкопалая шляпа с ярким лиловым пером. Все ее лицо было в веснушках, а нос был варварски курносым, но Эдвард счел это привлекательным - его заводило все необычное. Эдвард отметил ее глаза - они были зеленые и переливались, отблескивая, словно изумруд на лучах солнца, и в них виделся огонек, как у всех энергичных людей.
– Вы написали эту пьесу? – Сказала она, и румянец показался у нее на щеках. Она скромно переставила ноги.
– Да, и не только.. Я ее поставил. – хвастливо ответил Эдвард.
– Ой, это так прекрасно! – Радостно воскликнула девушка. – Я тоже хочу как-нибудь написать и поставить пьесу.. Совсем как вы!
Девушка захлопала своими ресницами и мечтательно откинула голову, погрузившись в думы. Но ее слова совсем не понравились Эдварду.
– Ты? Ты же простая девчонка! Ты можешь стать актрисой.. и то с трудом, но никак не величайшим драматургом всего Арклейна, как я! Это профессия только для мужчин, и только. И не все мужчины могут с ней справиться, ты уж поверь!
– Но ведь я так же как и вы могу писать! – Словно доказывая это, она вытянула свои веснушчатые руки. Милый взгляд девушки переменился на злобный.
– Возможно, но никто не примет пьесу, написанную женщиной. Да и никто ее не поставит! Никогда!
Эдвард грозно стукнул тростью по полу, который с громким шумом отозвался по залу.
– А вот и поставят!
Девушку сжала кулаки, выпрямила спину, словно для нового удара и злобно посмотрела в глаза драматурга.
– Нет.. Не поставят. – Отрезал Эдвард. – И ты ничего с этим не поделаешь.
Неожиданно, на лице девушки показались слезы, она отвернулась, а затем побежала в сторону, но тут же столкнулась с мускулистым телом Лажгоде.
– Доченька? Зоя? Что ты тут делаешь? – Прозвучал на удивление нежный голос северянина.
– Папа? Я.. Я..
Девушка неожиданно замолкла, смахнула слезы и опустила голову.
– Опять смотришь эти гнусные, богопротивные пьесы? Я ведь говорил тебе держаться от них подальше!
Эдварда смутило, что это оказалась дочка Лажгоде, но то что он назвал пьесы гнусными, это его выбесило и он не смог сдержать свой гнев.
– Она собирается писать и ставить пьесы.. Твоя дочь.. дочь северянина. Ха-ха! – Эдвард захохотал так, как никогда в жизни, схватившись за живот. – Вот как, суровость северных Раксоров, их женщин? Ха-ха!
Неожиданно смех Эдварда прервал смачный удар ему в челюсть. Послышался смех северянина. Эдвард удивленно оглянулся. Это была Зоя. Она сжимала дрожащие от злости кулаки, ее брови гневно опустились. Через миг, она набросилась на Эдварда и стала его колотить, но Лажгоде схватил свою дочь за плечи и оттащил ее от Эдварда.
– Я буду писать пьесы! Я буду их ставить! Я буду!
Северянин понес ее к выходу, а она брыкалась и дергалась.
– Глупая северянка! Черт бы ее побрал. Писать пьесы женщине? Да вы шутите!
 – Эдвард крикнул им вслед.
Он поднялся и направился к сцене. "Как она посмела!" – злился Эдвард – "Ударить меня - Творца, драматурга! Надо было ей показать, что значит настоящий удар!" – Эдвард улыбнулся, представляя как бьет ее по лицу и она падает.
Его мысли прервала девушка, которая во время выступления сидела рядом с ним. "Хорошенькая" – подумал Эдвард. Она улыбнулась и сказала:
– Прошу, сделайте меня актрисой! Я с детства об этом мечтаю!
Эдвард посмотрел на нее, молча взял ее за руку и повел ее за собой, в комнату отдыха.
Пропустив девушку вперед, он вошел и запер за собой дверь. Он развернулся к девушке и несмотря на всю жгущую его злобу и обиду, он совершенно спокойным и монотонным голосом произнес:
– Раздевайся.
Эти слова привели девушку в замешательство. Совсем не этих слов, она ожидала, хоть и понимала, что актрисой просто так ей не стать.
– Что? Но я ведь..
– Раздевайся! – Злобно крикнул Эдвард и стукнул кулаком по столу. – Ты ведь хотела стать актрисой, ну так вот, твой шанс! – Эдвард скосил губы.
Девушка испуганно вскрикнула и тихо пролепетала:
– У меня есть возлюбленный, а я честная и цеомудренная деву..
Эдвард тут же перебил ее, наградив сильной пощечиной, затем сильно схватил ее за горло. Девушка удивленно вскрикнула. Эдвард рассерженно посмотрел ей в глаза, девушка, не выдержав взгляда, закрыла глаза. На мгновение, ему показалось, что эта девушка - Зоя, и это завело Эдварда еще больше. Он вытащил скрытый в трости нож и поднес его к ее горлу.
– Либо ты покоришься мне, – Яростно пролепетал Эдвард. – Либо пучины ада раскроют тебе свои огненные объятия, проклятая ты потаскуха!
Эдвард отпустил ее, оскалил безумную свирепую улыбку и неистово захохотал. Девушка заплакала и покорно начала снимать свое платье.
Эдвард подошел к ней, мило улыбнулся и провел руками по ее щеке, на которой катились слезы, и прошептал:
– Ш-ш-ш, ну что ты? – Эдвард прильнул к ее шее. – Твой возлюбленный ничего не узнает, поверь мне. А ты станешь работать вместе с ним.. И вы станете знаменитыми на весь Арклейн, я тебе обещаю.
Нежный и успокаивающий голос Эдварда умиротворил ее, она болезненно улыбнулась. Эдвард посмотрел на ее молодые оголенные плечи и провел по ним своими пальцами.
В руках у него все еще был нож. который он крепко сжимал. Он посмотрел в ее голубые глаза. "Я - последнее, что она увидит" – подумал Эдвард, сжал ладонью ее рот и провел лезвием ножа по ее шее.. Кровь хлынула из ее раны прямо на лицо и одежду Эдварда. Руки ее тряслись, схватили его за плечи, но, ослабев, отпустили. Ее глаза выражали неистовый страх и ужас смерти. Девушка безжизненно упала на пол. Эдвард облизнулся и почувствовал кисло-сладкий вкус крови. "Я уже делал это.." - подумал Эдвард - "И как же мне этого не хватало, еще со времен войны с Северным Колчимом." – Эдвард улыбнулся. – "Чертовски не хватало. Это не хуже убийства персонажей на листке бумаги, только твои персонажи тебе любимы, а эта лживая гнусная тварь - лишний рот на этой поганой земле.." – Эдвард захохотал, откупорил бутылку вина и нагнулся над телом девушки, которое все еще билось в предсмертных конвульсиях.
– На, выпей.. – Он вылил вино на ее горло, отчего девушка болезненно замычала и затряслась с еще большей силой.
Эдвард засмеялся и продолжал смотреть на нее, потягивая сладкое вино, до тех пор, пока она не перестала двигаться и стала безжизненно-бледной.
Он схватил ее за плечи и усадил на стул. Затем, он подошел к шкафу у стены, достал оттуда кухонный нож, чернильницу и перо, и вновь провел кухонным ножом по ее горлу. Кровь хлынула на стол. Он бросил нож на пол и достал из-под полы плаща бумагу, затем, обмакнув перо в чернильницу, настрочил на бумаге: "Я не могу так больше жить.. Мой отец издевался надо мной, он оскорбил меня. Мой возлюбленный, я люблю тебя - вот что самое важное в жизни, и я верю, что обязательно встречу тебя на небесах.. Отомсти отцу за мою смерть. Целую, твоя возлюбленная."
Эдвард улыбнулся своей находчивости и зажал бумагу ей в кулак, ее руки были очень холодные. Он кинул чернильницу на пол - для большей драматичности, а перо поставил на стол. Оценив со стороны сцену, он улыбнулся – "Вот истинная трагедия! Думаю, мне стоит уволить ее жениха и ему будет нечем заняться, как обвинять во всех горестях того гнусного болвана, ее отца. В итоге, он убьет его и не выдержав такого горя утраты, а также самобичевания, он убьет и себя. Хороший конец, а главное какой драматичный! Надо как-нибудь настрочить про это пьесу.."
Эдвард развернулся, самодовольно улыбаясь, отворил дверь и вышел.
За сценой он подошел к гардеробную актеров и стащил один из костюмов и пустую кожаную сумку. Он снял с себя кровавое одеяние и, засунув в сумку, облачился в одежду актера. "Гениально! С каждым разом я превосхожу самого себя!" – восхитился Эдвард и направился к выходу.

Де Циол

Ливион сидел за огромным и длинным столом с белой шелковистой скатертью. Ему досталась копченная треска с фасолью и горохом, политые сверху ароматным зеленым соком из щавеля. На стол были накрыты различные экзотические блюда, напитки и некоторые заморские сладости. В центре стола красовался огромный жареный кабан, приправленный ароматным шафраном и горьким имбирем, его приятная золотистая корочка была покрыта восхитительным оливковым маслом, чей дразнящий запах сильно изводил изголодавшиеся желудки всех пирующих. Помимо главного стола, было еще несколько других столов, но поменьше и победнее, но за ними сидели люди более низкого сословия. Как правило придворные, охотники, а также рыцари. В зале было очень шумно. Самым шумным оказался Реодин, который сидел справа от Ливиона - он разговаривал одновременно с несколькими дворянами, рассказывал им какую-то забавную историю, отчего те хватались за животы и хохотали на весь зал. Отец тоже слушал его, но только грустно улыбался. Он бы с радостью поговорил с более зрелыми людьми его возраста, но здесь все, как правило, были младше его, поэтому Кинас стал вслушиваться в пение барда и немного задремал.
Неподалеку от стола стояли пажи, покорно склонив голову, они держали в руках огромные серебрянные кубки с вином и миндальным молоком. Ливион подозвал одного из них рукой. Паж подбежал к нему и наполнил вином его чашу. Ливион достал из-под камзола конверт, протянул его ему и шепнул на ухо:
– Передай это письмо нашей общей знакомой, Руфио..
Паж поклонился и отошел в сторону, а затем скрылся за коридором другой комнаты.
Реодин заметил пажа с конвертом, улыбнулся и сказал:
– Знакомая, говоришь? Ты мне об этом ничего не рассказывал, брат.. Кто это? Я ее знаю?
Ливион усмехнулся. "Знал бы ты, кто это, свернул бы мне шею" - подумал Ливион и ответил:
– Нет, наверняка не знаешь.. Она.. – Ливион запнулся. – В общем, ты ее не знаешь..
– Ты не забывай, что тебя обещали дочери Графа Мерилана.. – Реодин внимательно уставился на Ливиона.
– Ха! Как забудешь-то? – Ливион усмехнулся и вкусил кусочек трески. "А она аппетитная на вкус!"
Реодин улыбнулся и похлопал его по плечу.
– А ты сам-то когда начнешь? Когда женишься? Заведешь детей? – с любопытством спросил Ливион. Он еще никогда не спрашивал об этом своего брата.
– Надеюсь, никогда..
Реодин прильнул к своей чаше и посмотрел в сторону придворных дам, кивнув им, он повернулся к Ливиону.
– Женщины.. – оценивающее произнес он – И дети.. Они отвлекают нас от самого важного..
– Что-то важнее, чем продолжение своего рода? – Ливион усмехнулся.
– Да, самое святое.. Служению господу.. Служение народу и справедливости..
– Ну так стань монахом или священником, брат. – Улыбнулся Ливион – Уверен, ты будешь самым лучшим священнослужителем во всем Арклейне.
– Стал бы.. – Реодин задумчиво посмотрел в сторону. – Но отец не простит.. Да и я слишком грешен. Понимаешь, Ливион, этот мир сошел с ума, брат идет на брата, отец на сына, погибают невинные люди, которые даже не понимают из-за чего идет вся эта война! Надо прекратить все это. А без карающего клинка смерти не обойтись. Но ведь священники не дерутся, дерутся воины. Поэтому я и не священник - я воин.
Ливион пристально посмотрел на Реодина.
– И отец тебя не пускает.. – Ливион кашлянул – На войну..
– Да, и мы ничего не делаем.. А ведь там гибнут люди! Нужно что-то делать, необходимо уговорить отца вмешаться в ту войну.
– Но ты знаешь, что сторону мятежников принял Ларсен Де Килар, друг нашей семьи, и ты отлично его знаешь.
– Да.. – грустно ответил Реодин – И мне печально оттого, что он стал нашим врагом!
– Не говори так, брат, ведь отец может встать на его сторону.. Тем более Акарун Де Мирилан, говорят, симпатизирует им.. А ты знаешь, как отец к нему относится - как к брату.
– Отец? Никогда! Несмотря даже на Акаруна! Они восстали против помазанника бога, они грешники и заслуживают кары господней!
Реодин сильно стукнул кулаком по столу, отчего Кинас проснулся и удивленно посмотрел на источник звука.
– Реодин! Соблюдай этикет, черт возьми! – выругался Кинас.
"Он злится, что Реодин его разбудил" - подумал Ливион.
– Извини, отец. – ответил Реодин и молча принялся за еду.
"Как же ты живешь, брат? Это грешно, то грешно - так скучно жить! " - думал Ливион. - "По сути, мятежники восстали не просто так - их ведь что-то не устраивало".
Ливион посмотрел на еду Реодина. Перед ним были только хлеб и пшеничная каша, а в чаше лишь козье молоко. Где же он это достал, недоумевал Ливион, неужели повар согласился приготовить ему такое?
– Этим не сильно насытишься, брат мой – Ливион указал на еду Реодина. – Разве что понадобится несколько пудов такой еды..
– Мне хватает.. – улыбнулся Реодин. – Я держу такой пост постоянно.
Реодин всегда был немного аскетом. Он отказался от большой части своей еды, предварительно отдав ее беднякам Руфбринта, в том числе все мясные блюда. Он преднамеренно лишал себя многих изысканных удовольствий, отец этого не поощрал, но также и не порицал. Он просто говорил, что "Во время войны, в походе или во время чумы - вот когда придется аскетничать, но никак не сейчас. Но это твой выбор, сын, и я не вмешиваюсь. По крайней мере, церковь этого не запрещает." Реодин всегда был свирепым и безжалостным фанатиком. Во имя Святейшего Престола и Матери Всех Людей он готов был совершать самые паскудные и безумные вещи. Однажды, он избил до полусмерти крестьянина, который придумал веселенькую шуточку про Церковь и ее служителей, связал ему руки и кинул несчастного в погребную яму. Говорят, что от того крестьянина и так всю жизнь воняло, а после той ситуации его аж перестали пускать в город, таким вот пахучим сделал его Реодин. И все из-за одной шутки. Шутки про церковь. Ливион улыбнулся и продолжил трапезничать.

Виконт взял свою окровавленную рапиру и похлопал по плечу Фирентиса.
– Ты хороший воин, Фирентис – Сказал Виконт – Лучше чем эти мятежники.
 

Тут тафтология - Виконт и Виконт... Лучше ведь написать "сказал он", так то будет милозвучнее

Чувень, Исправил