Дерево - материал недолговечный, поэтому восстановить приемы деревянного зодчества 10-го века чрезвычайно сложно. Однако изучение летописей и археологических находок в Киеве, Новгороде, Торопце, Пскове, Старой Ладоге, Дмитрове, Звенигороде позволило получить достаточно четкое представление о строительстве, особенно жилых домов среднего и беднейшего слоев населения, осуществить их реконструкцию. Проведенные исследования дают основание полагать, что плотницкое дело у восточных славян было самобытным и развивалось абсолютно самостоятельно, не испытывая никакого влияния извне. Если в ранний племенной период основным типом жилища была полуземлянка, то в период IX-XIII вв. она сменилась на односрубную четырехстенную избу с сенями. Это во многом применялось в строительном деле металлических орудий труда - топоров. Топор, включая его разновидность, многие века оставался основным инструментом плотника. Применяя самые разные породы дерева, плотники точно дифференцировали области их применения. Бревна достигали часто вполне внушительных размеров. В длину обычно они имели от 5 до 10 метров, а иногда доходили до 16. Диаметр составлял 25-40 см, но были сооружения, например Успенский собор в Кондопоге, где диаметр бревен доходил до 80 см.

Гвоздей для соединения бревен не существовало. Горизонтальные венцы сплачивались с помощью врубок. Для большей плотности укладки бревен по вертикали их притесывали с помощью продольного паза. Пазы прокладывались мхом. Когда сруб был собран, все горизонтальные стыки конопатились паклей. На один сруб среднего жилого дома могло уходить от 150 до 170 бревен. Высокие постройки часто собирались по частям на земле, метились, а потом поднимались на необходимую высоту, где оставалось только подогнать их на месте. Это значительно сокращало сроки строительства. Известно, что иногда плотники укладывались в один день. Той же цели служили и заранее заготовленные срубы, которые можно было приобрести на специальных рынках.

Основой всех построек был четверик, или квадратная клеть. Наиболее сложным было выверить ее стороны таким образом, чтобы создать прямые углы квадрата. Для этого выравнивалась прежде всего длина двух диагоналей. Так сложились принципы древнерусского пропорционирования в архитектуре, в основу которых было положено соотношение стороны квадрата и его диагонали.

Итак, односрубная четырехстенная изба с сенями, представлявшая собой самый распространенный тип крестьянского жилища, отапливаемая печью, часто имела еще и прирубленную холодную клеть для хранения хозяйственной утвари или для проживания в ней летом. Однако в городах жилище бывало трехсрубным, более низкие сени объединяли в нем два более высоких (до трех этажей) боковых сруба.

Дерево хорошо работает на растяжение, поэтому с помощью деревянных конструкций удавалось перекрывать сравнительно большие пролеты – до 12-13 м.

Однако подверженность дерева возгоранию и его недолговечность, связанная с процессами гниения, уже в Х веке способствовали переходу на строительство из камня как более надежного и прочного материала. Строительство из камня во многом обусловлено привнесенными традициями строительного мастерства из Византии. С введением христианства на строительство русских храмов стали приглашаться греческие мастера. Однако беспрецедентное развитие деревянного зодчества оказало влияние и на каменную архитектуру.

Основным конструктивно-планировочным приемом оставалась крестово-купольная система с куполами на парусах. Храмы имели по три или по пять нефов. Основной крест образовывался цилиндрическими сводами. Подпружные арки, служащие взаимному погашению распора, выступали из плоскости сводов и создавали пилястры в опорных столбах, поэтому в плане эти столбы образовывали крест.

Основным строительным элементом в Х веке была плинфа, широко применяемая в Византии. Размеры плинфы составляли 22х30х3 см; и она укладывалась попеременно с камнем на цемяночном растворе. Каменная кладка перемежалась для выравнивания двумя-тремя рядами тонкой плинфы. Швы имели достаточно большую по современным понятиям толщину – 2-3 см. С применением смешанной византийской кладки была построена Десятинная церковь в Киеве. Однако новгородцы помимо смешанной кладки применяли и кладку из чистого камня – известняка, который привозился из Волыни. Из камня в Новгороде возведены стены и башни Детинца.



Удивительно проста, логична и художественно выразительна конструкция тес называемой безгвоздевой самцовой кровли — одной из самых древних (рис. 87). Опорой ей служили бревенчатые фронтоны торцевых стен дома — “залоб-ники”. После верхнего, “охлупного” венца сруба избы, выше его бревна главного и заднего фасадов постепенно укорачивались, поднимаясь до самого верху — до конька. Назывались эти бревна “самцами”, поскольку стояли как бы “сами по себе”. В образованные таким способом треугольники противоположных фронтонов дома врубали длинные бревенчатые “слеги”, служившие основанием кровли — “решетиной”. Вершины фронтонов соединялись главной, “князевой” слегой, представляющей собой завершение всей конструкций двускатной крыши.

К нижним слегам крепились естественные крюки — “курицы” — выкорчеванные с корнем и обтесанные стволы молодых елей. “Курицами” они назывались потому, что мастер придавал их естественным отогнутым концам форму птичьих голов. Курицы, в свою очередь, поддерживали специальные желоба для отвода воды — “потоки” или “водотечники“— выдолбленные по всей длине бревна. А уже в них, в эти желоба — “потоки” упирались нижними концами тесовые доски кровли, которые и укладывались по слегам-обрешетинам.

Обычно кровля была двойная, с прокладкой из бересты — “скалы”, хорошо предохранявшей от проникновения влаги. Встречались и разновидности этого типа кровли: “на драницах, скалами, тесом в зубец”, как писалось в старинных порядных. Здесь тес — нижний слой — плотно скрепляли “в зубец”, затем шла прослойка из бересты, а сверху — дранка — колотые дощечки около двух метров длиною, прижатые к скатам крыши нетолстыми бревнами-“гнетами”.

В коньке крыши на верхние концы кровельных тесин “нахлобучивали” “шелом” — массивное корытообразное бревно, конец которого выходил на главный фасад, венчая собою всю постройку. Это тяжелое бревно, именовавшееся еще “охлуп-нем” (от древнего названия кровли — “охлоп”), придавливало, зажимало тесины, удерживая их от сноса ветром. Передний, комлевый конец охлупня оформляли обычно в виде головы коня или — реже — птицы. В самых северных районах шелому иногда придавали форму головы оленя, зачастую размещая на ней подлинные оленьи рога. Благодаря своей развитой пластике эти скульптурные изображения хорошо “читались” на фоне неба и были видны издалека.

Такая обработка завершения жилища, видимо, имела для сельских жителей глубокое символическое значение и была связана с бытовавшим в древности языческим культом коня, а на Севере — и оленя. Изображения коней часто присутствовали и во внешнем убранстве изб, на фасадах — в частности, головами коней нередко оформлялись подвески в местах их соприкосновения с причелинами, — и в интерьере жилища, в росписях шкафов и перегородок, в оформлении припечных досок. Кони изображались также и на вышитых полотенцах, и на досках прялок, и на целом ряде других предметов домашнего обихода. Впоследствии символическое значение этих изображений было утрачено, однако традиция украшать верхнюю оконечность крыши резной головой коня не только сохранилась, но и дала даже название этому элементу старинного крестьянского дома — “конек”.

Для поддержания широкого свеса крыши со стороны главного фасада избы использовался интересный и остроумный конструктивный прием — последовательное удлинение выходящих за пределы сруба концов бревен верхних венцов. При этом получались мощные кронштейны, на которые и опиралась передняя часть кровли. Выдаваясь далеко вперед от бревенчатой стены дома, такая крыша надежно защищала венцы сруба от дождя и снега. Кронштейны, поддерживающие крышу, назывались “выпусками”, “помочами” или “повалами”.

Обычно на таких же кронштейнахвыпусках устраивалось крыльцо, настилались обходные галереи“гульбища”, оборудовались, бал коны. Мощные бревенчатые выпуски, оформлявшиеся лаконичной резьбой, обогащали строгий внешний облик крестьянского дома, придавая ему еще большую монументальность.


В глубокой древности на Руси окна, а точнее, световые и смотровые проемы, были очень и очень невелики — “якоя вместима рука”. Делались они таю, чтобы не нарушать конструктивную основу дома — его сруб. Поэтому и прорубались эти окна в двух смежных бревнах сруба лишь на половину каждого из них — при таком решении бревна не перерубались, и конструкция срубной клети сохраняла свою прочность и монолитность.

Такие окна назывались “волоковыми”, поскольку закрывались, “заволакивались” изнутри доской, двигавшейся по специальным пазам. Для этого с внутренней стороны устраивался “кожух“ — деревянные бруски с желобом. Подобная задвижная доска предохраняла жилое помещение от холода. Для того же, чтобы в избу проникал дневной свет, доску отодвигали, а в проем вставляли раму — “оконницу” — с каким-либо прозрачным материалом — бычьим пузырем, рыбьим “паюсом”, тонкими липовыми дощечками. Зимой нередко в волоковых деревенских окнах можно было видеть и простую ледяную пластину, примороженную к оконному проему. В теплое летнее время оконницы вообще вынимали и избушки зияли пустыми “глазницами”.

Более прозрачным, но зато и более дорогим материалом для заполнения оконных проемов была слюда, небольшие кусочки которой обычно сшивали крученым конским волосом, отчего и саму оконницу называли “шитухой”. Иногда слюду крепили металлическими полосками, но такие оконницы были далеко не всем по карману, их использовали, как правило, лишь в богатых домах. Как предписывалось в одном заказе на постройку: сделать оконницы “две малые с железом и одну большую — шитуху”.

В старину на главном фасаде крестьянской избы обычно размещалось три волоковых окна. Впоследствии среднее из них стали заменять большим, “красным” окном. Для устройства красного окна приходилось перерубать несколько смежных бревен избяного сруба. И, чтобы не нарушалась вся сруб-ная конструкция, получившийся проем укрепляли массивными косяками — потому-то такое окно именовалось в народе еще и “косящатным”. Это называлось “обоконить избу”, т. е, прорубить в бревенчатых стенах окна и врубить “обоконку” — косяки верхний — “вершник” и два других — по бокам. Внизу брусья — косяки упирались непосредственно в венец сруба. Потом вставляли раму — “оконницу” со слюдяными, бычьими или паюсными окончинами.

Позже тяжелые косяки и колоды были заменены более легкими, но достаточно прочными оконными коробками, стык которых с рубленой стеной избы стали закрывать от проникновения холода и влага специальными накладными досками — “наличниками”. Существенно увеличились вместе с тем размеры красных окон, а маленькие волоковые окна перестали употребляться для освещения жилых помещений, сохранившись лишь в хозяйственной части крестьянского дома, да в подклетах старых избах.

При сооружении традиционного дома окна в его стенах прорубались таким образом, чтобы основные функциональные зоны избы получали достаточно естественного света и солнечного тепла. Например, самая важная часть жилого пространства избы — “красный” угол, где располагалась божница с иконами, — был и наиболее хорошо освещенным местом, так как окна здесь размещались обычно в обеих смежных стенах. Довольно хорошо освещался и печной угол
— “бабий кут”, в частности, одна из основных его зон — устье печи. А поскольку и место красного угла в общей архитектурно-планировочной структуре традиционного крестьянского жилища, и расположение печи и всего печного угла в жилом пространстве дома были достаточно жестко заданы традици
ей, то и местоположение окон в избе было бы определено заранее, и особенно “фантазировать” мастерам — строителям не приходилось.


В северных же регионах не было альтернативы избе, появление которой некоторые учёные относят даже ко II тыс. до н.э. Но лишь в IX в. выработался классический стиль срубного бревенчатого жилища. Причём интересно то, что срубы могли возводиться как уже непосредственно на месте предполагаемого расположения дома, так и в другом месте, откуда разобранная изба перевозилась на своё окончательное место, где и собиралась "начисто". Чтобы такой перевоз завершился удачно, все брёвна тщательно нумеровались с помощью специальных зарубок. Было это вызвано тем, что для того, чтобы брёвна плотно прилегали друг к другу, требовалась тщательная подгонка.

При этом важно отметить и то, что в зависимости от ответственности строения его стены выполнялись по различным технологиям. Так венцы домашних строений чаще всего врубались "в обло". При этом брёвна прилегали вплотную по всей длине бревна, и дом получался более теплоустойчивым. Но даже в таком случае все пазы прокладывались мхом, а после сборки конопатились.

Когда же речь шла о неотапливаемых помещениях, то врубка осуществлялась "в реж", то есть между брёвнами делался просвет в четверть дерева. Такая технология не только экономила дерево, но и делала строительство более быстрым особенно из-за снижения потерь времени на подгонку венцов.

Интересным является и тот факт, что по мере совершенствования технологий строительства срубов произошло изменение места расположения продольных пазов в брёвнах, благодаря которым и обеспечивалась подгонка. Изначально и продольный, и поперечный пазы делались в верхней поверхности нижнего бревна. Однако в последующем продольный паз переместился на нижнюю поверхность верхнего бревна. Не смотря на то, что с технологической точки зрения указанное более сложно, зодчие Руси остановились именно на этом варианте, потому что при таком способе компоновки значительно снижается количество воды, затекающее в бревно во время дождя. В результате этого брёвна меньше гнили, а дом получался долговечнее.

Для повышения долговечности дома применялся ещё один способ возведения, который и дал название конструкции - сруб.

Не смотря на то, что славяне с давних пор знали пилы и широко их использовали в столярном деле или для внутренних отделочных работ, при строительстве домов они использовали только топоры. Вызвано это было тем, что рубка понижает гигроскопичность древесины, а распиливание повышает. При рубке стволовые волокна пережимаются, а при распиливании "распушаются", в результате чего торцы брёвен поглощают влагу куда с большей скоростью.

Понимание изменения гигроскопичности древесины от метода разделки бревна сподвигло строителей и на то, чтобы даже доски делать с помощью топора. Для этого по торцам и вдоль бревна делались предпочтительно замкнутые засечки, в которые равномерно по длине бревна забивались клинья. В результате этого бревно разваливалось на части, а получившиеся доски для предания гладкости обрабатывались потёсом - специальным топором с широким лезвием, которое могло составлять до половины общей длины топора.

Но качество сруба было не единственным требованием, предъявляемым славянами к возводимому дому. Не меньшее, если даже не большее внимание уделялось и тому: где и как построен дом, причём не с точки зрения качества, а с точки зрения соблюдения всех сакральных ритуалов.

Любое строение - жилое или нет - требовало освящения, чтобы оградить обитающих в нём от злых духов. Аналогичная практика существовала и у древних славян, только помимо собственно освящения жилища следовало провести и другие мероприятия, без которых, по мнению наших предков, было невозможно обезопасить себя от нечисти. Даже время строительства выбиралось по определённым правилам. При этом для защиты дома от злых духов при строительстве следовало соблюсти следующие этапы: правильно выбрать деревья, правильно выбрать место селения и дома и правильно заселиться в дом.

Сложность выбора деревьев заключалась в том, что деревья почитались как равные, а иногда и более мудрые, чем люди создания. По некоторым легендам именно из деревьев были сделаны самые первые люди. Другие легенды говорят о том, что наиболее мудрые люди на закате дней своих превращаются Богом в деревья. Так же в деревьях обитали и души невинно замученных людей. В Белоруссии считалось, что скрип деревьев - это явный признак того, что в дереве живёт душа такого человека. Поэтому были выработаны общие правила запрещающие рубить старые деревья и так называемые "буйные". Особо запрещалось использовать деревья, посаженные человеком.

После того, как деревья выбирались и срубались, их нужно было ещё доставить в правильное место строительства. При этом могли использоваться два способа, которые зародились в древности, но сохранились и в христианской Руси. Первый способ заключался в том, что бревно (а позже икону в лодке) пускали по реке, и там где прибивало к берегу там и основывали селение. Данная методика с сегодняшних позиций может обосноваться как поиск водонасыщенного участка берега, где воды будет достаточно и в сухое лето.

Второй способ заключался в том, что молодого жеребца запрягали в сани (вне зависимости от сезона) и, загрузив сани первым срубленным деревом, пускали жеребца на волю. Где остановится, там и быть целой деревне, а иногда просто дому. В этом случае можно говорить о поиске территорий, пригодных для выгула скота.

Помимо этого существовали и некоторые правила, которые соблюдались безукоризненно. Нельзя было строить дома на месте бывшей дороги, ибо счастье уйдёт из такого дома. Никогда не строили дома и на землях, по поводу принадлежности которых ранее были споры. Считалось, что в таком доме до веку ладу не бывать. Не строились дома на местах домов, оставленных из-за болезни, наводнения или другого бедствия. И, конечно же, дома не возводили там, где были обнаружены останки человека.

Но и после того, как было найдено подходящее место для дома, выполнялись различные обряды, связанные с проверкой, как бы мы сейчас выразились, энергетической благоприятности. В разных регионах были различные способы, но все они сводились к тому, чтобы определить: засушливое ли это место или нет. Самый простой способ заключался в том, чтобы на ночь на землю положить сковороду дном вверх. Если за ночь под сковородой скапливалась роса, то место хорошее.

Но все проведённые перед строительством проверки места не позволяли человеку просто так въехать в новый дом. Даже в наше "просвещённое" время мы сохранили отголосок той традиции, которую выполняли наши предки при заселении ещё не семейных домов, а родовых, когда под одной крышей жили и люди, и скот.

Вряд ли кто из нас не знает традиции запускать первой в дом кошку. Но мало кто из нас задумывался над тем, почему это так. Дело в том, что никто не мог гарантировать, что во время строительства в дом не "проскочили" злые духи. Поэтому, чтобы не погибнуть людям, в дом сначала запускались животные, среди которых наиболее чувствительной к злым силам считалась кошка. Поэтому первую ночь в доме проводили кот с кошкой. Если с ними ничего не происходило, то на следующую ночь в дом запускали петуха с курицей, на следующую - поросёнка, далее - овцу, корову, лошадь. И лишь только в том случае, если со всеми этими животными ничего не происходило, то на седьмую ночь в дом на ночь входил человек.

Но домом, в котором "и стены помогают", дом становился лишь после того, как в нём свершалось ключевое жизненное событие: рождение, свадьба или смерть. Причём традиция освящать дом лишь после этого сохранялась долгое время и в христианской Руси. Так что изба могла стоять неосвящённой не один год.

Разжигание же печи являлось как бы символом того, что в доме поселились люди, а не нечисть. Печь и печной огонь, которым в русском доме отводилось второе почётное место после святого угла, почитались настолько, что рядом с Государыней Печкой возбранялось говорить какое бы то ни было худое слово.

Со столь же сильным почитанием печи русские столкнулись лишь при активном освоении Сибири в XIX веке, когда сами уже стали подзабывать свою славную традицию уважения к кормилице. Так переселенцы столкнулись с тем, что местные племёна ночью изрубали в щепки всё построенное за день. И лишь только после того, как додумались сначала сложить печь и затопить её, коренное население позволило обстраиваться дальше.

Вообще же, печь возникла у праславян достаточно рано, ибо без её помощи было практически невозможно перенести длинные морозные зимы.

Конечно же изначально для приготовления пищи использовались не печи, а костры, которые после перехода к осёдлому образу жизни обрели форму открытого очага, выложенного камнями. И лишь после продвижения славян на север, с целью лучшего сохранения тепла открытый очаг преобразовался в закрытый и стал принимать форму печи. Помимо того, что печь лучше прогревала дом, она была и много пожаробезопаснее открытого очага.

Окончательный переход от очага к печи произошёл в VI веке. При этом использовалось две конструкции печи.

В избах получила распространение невысокая печь-каменка прямоугольной формы с размерами более 1 м на сторону, которая складывалась без применения связующего материала. В основе печи располагались большие плоские камни. Выше выкладывались камнями помельче. А сверху печь накрывали большим плоским камнем, чтобы создать жаровню.

В полуземлянках же было куда проще строить глинобитные печи, которые могли попросту вырезаться в земле при рытье котлована под дом.

Свод такой печи делался сплошным, в результате чего дым через устье выходил непосредственно в жилое помещение. Так как дом в этом случае топился "по-чёрному", то потолки в помещении вообще не делали, в результате чего между полом и крышей оказывалось достаточно высокое помещение, соответствующее полуторной высоте потолка. Делалось это для того, чтобы поднимающийся кверху дым концентрировался выше людского роста и не "ел" глаза. Более того, отделка потолка в таких "курных" домах была просто не нужна, ибо на внутренней стороне крыши и на верхней части стены накапливался толстый слой сажи.

Для того, чтобы накопившаяся на крыше сажа не падала не пол, нижнёю часть жилого пространства как бы отгораживали специальными полками - "сыпухами", - которые шли по всему периметру дома. Собственно на сыпухи и ссыпалась сажа. Такое конструктивное решение приводило к тому, что самым чистым местом в доме оказывалось пространство под сыпухами. Поэтому именно под ними и размещались "полицы" - специальные полки, служащие исключительно для хранения посуды.

Хочется особо остановиться на том, что "чёрный" способ топления, как это ни покажется странным большинству из нас, не являлся признаком отсталости славян. И можно только сожалеть по поводу того, что такой способ обогрева очень часто приводят в качестве аргумента демонстрации убогости славян, которые по мнению этих "специалистов" не то что до прихода Рюрика, но и до крещения Руси могли лишь топить "по-чёрному" да промышлять бортничеством…

На самом же деле "чёрное" отопление в сравнении с "белым" имеет не только недостатки, но и неоспоримые преимущества.

В связи с тем, что печь имела лишь один вход-выход, то она лучше держала тепло и позволяла протопить одинаковый объём помещения с меньшими затратами. Низкие потолки в "белых" избах во многом были вызваны много большим расходом поленьев на протопку такого помещения.

Пространство от сыпух до крыши тоже не пропадало зря. Его использовали для просушки и дезинфекции вещей и инструментов, не боящихся копоти, а также собственно для копчения продуктов. Более того, волей-неволей коптился и весь сруб, благодаря чему дом практически не гнил.

Но даже не это отмеченное было главным достоинством "чёрного" дома. Как свидетельствуют этнографы, для "курных" домов характерен сухой, тёплый и, самое главное, свежий воздух. В доме дышалось легко именно из-за того, что двери в такое помещение были всегда открыты, чем обеспечивалась качественная циркуляция воздуха, который не застаивался, и, тем самым, не вызывал чувство духоты.

Поэтому-то от "курных" изб не отказывались ещё очень долго, даже после того, как получили распространение дымоходные печи. Хотя нельзя не отметить и то, что в северных регионах, где дымоходы возникли позже, чем на юге, отказ от протапливания "по-чёрному" пришёл достаточно быстро, ибо зимой было очень трудно обеспечить проникновение сырости и холода в открытую дверь. А держание двери закрытой могло привести куда к более плачевным результатам, чем простуда.

Следует ещё отметить и то, что в южных регионах домашняя печь не использовалась для выпечки хлеба, для приготовления которого во дворах возводились специальные печи, которые обносились дополнительным плетнём или даже помещались в специальном доме, чтобы лишний раз обезопасить хлеб от нечисти.

Вообще же, с нечистью у славян всегда были свои особые отношения, описание которых - это отдельный рассказ. Но был один дух, который занимал некое промежуточное положение: вроде бы и не чистый (именно отдельно, а не вместе), а в то же время живёт рядом с человеком. Жил он в бане, и звался, соответственно, Банником.

Баня же, как место, где человек избавлялся от грязи, считалась не чистой. На её месте запрещалось возводить дома, ибо Банник не ладил с Домовым. Но каким бы не чистым местом баня ни была, трудно себе представить существование славян без бани. Сегодня достаточно сложно говорить о том, какой же была баня в древности, но, скорее всего, она в своих общих чертах мало чем отличалась от современной.

Славяне проживали в регионах богатых водными ресурсами, и у них не возникало необходимости строить сложные сооружения для подвода питьевой воды. В селении было всегда рукой подать если не до колодца, так до естественного водоёма. Следует заметить, что на Руси колодцы всегда находились в свободном пользовании всех желающих. Даже, когда колодец делался на деньги одного человека, то владелец никогда не запрещал пользоваться водой и другим.

К сожалению, в наше время это правило забыто, но, к счастью, только там, где процветает современная цивилизация.

Вообще же, не смотря на то, что цивилизация древних славян не может поспорить, скажем, со средиземноморской по количеству каменного, а уж тем более, монументального строительства, нельзя говорить о некой отсталости наших предков. Не исключено, что говорить-то как раз надо о превосходстве, благодаря которому праславянскими народами был найден оптимальный вариант сосуществования с окружающим миром, когда человек берёт от мира только то, что нужно, и не пытается захламить мир бездумными постройками, тешащими лишь человеческое тщеславие.

Но какие бы споры не возникали по этому вопросу, ни у кого нет разночтений по поводу того, что Русь конца первого тысячелетия нашей эры была тем влиятельным государством, с правителями которой хотели породниться все правящие династии средневековой Западной и Восточной Европы.

Густов Д. Ю