Я сильно подозреваю что это г.Кольбер Жан-Батист, у Дюма упоминается история с письмом
Однажды министр послал Кольбера с поручением к Мазарини.
Кардинал в то время отличался цветущим здоровьем, и тяжелые годы Фронды еще не
засчитывались ему втрое и вчетверо. Он жил в Седане, где его очень беспокоила
одна придворная интрига, в которой Анна Австрийская готова была предать его.
Интригу эту затеял Летелье. Он получил письмо от Анны Австрийской, драгоценное
для него и очень опасное для Мазарини. Но так как он всегда (и очень искусно)
вел двойную игру, стараясь то мирить, то ссорить между собой всех своих
противников, то и тут он решил показать письмо Анны Австрийской кардиналу, чтобы
обеспечить себе его благодарность.
Послать письмо было легко; получить его обратно было гораздо труднее. Летелье
посмотрел кругом, заметил мрачного худого чиновника, который, нахмурив брови, писал
бумаги, и решил, что он лучше всякого жандарма исполнит его поручение.
Кольбер поехал в Седан с приказанием показать кардиналу Мазарини письмо и
привезти его назад к Летелье.
Он с особенным вниманием выслушал приказ, заставил повторить его два раза и
задал вопрос: что важнее – показать письмо или привезти его обратно?
Летелье отвечал:
– Важнее привезти письмо назад.
Кольбер отправился в путь, спешил, не щадя себя, и вручил Мазарини сначала
письмо от Летелье, уведомлявшего кардинала о драгоценной посылке, а потом самое
письмо королевы.
Мазарини, читая письмо Анны Австрийской, густо покраснел, ласково улыбнулся
Кольберу и отпустил его.
– А когда будет ответ? – почтительно спросил Кольбер.
– Завтра.
– Завтра утром?
– Да.
На другой день, с семи часов утра, Кольбер был уже на месте. Мазарини заставил
его ждать до десяти. Кольбер, которому пришлось сидеть в передней, и не подумал
обидеться. Когда настала его очередь, он вошел.
Мазарини отдал ему запечатанный пакет, на котором была надпись: «Господину
Мишелю Летелье».
Кольбер посмотрел на конверт с особенным вниманием; кардинал ласково улыбнулся
ему и подтолкнул его к двери.
– А письмо ее величества королевы-матери? – спросил Кольбер.
– Оно в пакете со всем прочим.
– Очень хорошо, – сказал Кольбер и, зажав шляпу между колен, начал распечатывать
пакет.
Мазарини вскрикнул.
– Что это вы делаете? – спросил он грубо.
– Распечатываю конверт, монсеньор.
– Вы что, не верите мне, господин педант? Видана ли подобная дерзость?
– О, монсеньор, не гневайтесь на меня! Могу ли я не верить вашему слову?
– Так что же?
– Я не верю исправности вашей канцелярии. Что такое письмо? Клочок бумаги! Разве
нельзя забыть лоскуток бумаги? Ах! Взгляните сами, господин кардинал, я не
ошибся!.. Ваши чиновники забыли этот клочок бумаги. Письма королевы нет в пакете.
– Вы наглец и ничего не понимаете! – закричал Мазарини с гневом. – Убирайтесь и
ждите моих приказаний!
Сказав это с чисто итальянской живостью, он вырвал пакет из рук Кольбера и вернулся
в свой кабинет.
Но гнев его не мог продолжаться вечно, и Мазарини одумался. Каждое утро, отворяя
дверь своего кабинета, Мазарини видел лицо дежурившего у дверей Кольбера, который
смиренно, но упорно просил у него письмо королевы-матери.
Мазарини не выдержал и наконец отдал письмо. Возвращая драгоценную бумагу,
кардинал произнес строжайший выговор, в продолжение которого Кольбер только рассматривал,
разглаживал, даже нюхал бумагу, буквы и подпись, как будто имел дело с отъявленным
мошенником. Мазарини еще больше разбранил его, а бесстрастный Кольбер, убедившись,
что письмо настоящее, ушел, не сказав ни слова, точно глухой.
За это он получил после смерти Жубера место управляющего делами кардинала:
Мазарини, вместо того чтобы разгневаться, восхитился им и пожелал сам иметь
такого верного слугу.
и его честная служба Мазарини и Людовику.
