- Не ори, браток! - я вновь начинаю снимать с него доспех.
Он кривит лицо. Плохо ему. Больно. Очень больно. Я вынул из ножен трофейный кинжал и осторожно начал разрезать кожанку на плече. Намокшая от крови ткань плохо поддавались. Тут возле нас просвистела стрела. Урооды долбаные! Не видите, что ли, раненого перевязываю!
Крикнул бойцам, которые были неподалеку:
- Мужики! Прикройте щитами. Я раненым займусь. А потом поможете его убрать подальше из пекла.
- Сделаем.
- Уроем скотов!
И вокруг нас образовалась стена из щитов, за ними выпустили несколько болтов наши арбалетчики, я посмотрел в сторону чертей. Они поначалу огрызались своими стрелами, а после второго залпа уже и не смели и головы поднять. Так их, ублюдков!
Я вновь лег рядом с раненым, перевернулся на бок и продолжил пилить окровавленную кожанку. При каждом нажатии из него вытекала кровь и скатывалась по ножу, пальцам, затекая в рукав. Казалось, что режу не тряпку, а живое существо и оно истекает кровью. Много крови. Надо спешить. Очень много крови. Как бы не потерять бойца. Тот мужественно терпел толчки.
Я отрезал рукав и часть его доспеха на раненом плече. Затем совместными усилиями, не поднимаясь с земли, сняли остатки доспеха. Сделал продольный разрез на правом рукаве, показалась кожа бойца. Оторвал кусок грязной материи со своего сюрко.
- Терпи, мужик, терпи! Как тебя звать-то?
- Ричард, - выдавил из себя боец.
- Все будет хорошо, Ричард! Все будет хорошо. Сейчас я займусь твоей рукой.
Боец согласно кивнул головой. Видать, совсем худо парню, если и говорить больно.
- Потерпи, браток, немного осталось, - были видны разбитые кости. - Сделай глубокий вздох, сейчас я буду тебя перевязывать.
Раненый боец послушно вдохнул воздух и затаил дыхание. Я быстро перекинул материю возле основания шеи, пропустил его под плечом, рукой и на груди затянул. Зрачки у парня расширились от боли, но он только замычал, боясь выпустить воздух. Я похлопал его по щеке:
- Все, сынок. Теперь дыши. Как можно чаще и глубже, но чтобы голова не закружилась. Ты понял?
- Да, - прошептал он.
- Молчи, мужик. Береги силы. Все будет хорошо. Сейчас мы тебя оттащим к монахам. Не боись! Прорвемся! - все это я проорал ему в лицо и ободряюще подмигнул.
Правда, моя гримаса могла нормального человека привести в ужас. Грязное лицо измазано чужой кровью. Но боец меня правильно понял и в ответ слабо улыбнулся.
- Все, мужики! Уноси раненого. Я прикрываю щитом!
Отнесли мы его. Я лег на спину. Лежал, уставившись в небо. На душе было хорошо. Мало у меня в жизни было хороших поступков, а теперь довелось спасти, наверное, человеку жизнь. Хорошо! Замечательно! Я скосил глаза и увидел, как ползут к нам трое бойцов. Потом посмотрел на "своего" раненого. Я его уже почти любил. Я спас ему жизнь. Он будет жить! Это здорово. Я ощутил себя таким хорошим человеком, что сам собой загордился. Молодец, Вархам! Немного меньше придется гореть в чистилище. Хотя я уже в чистилище.. Перевернулся на живот, подтянул к себе щит и, начал осматриваться.
Пока я спасал бойца, атака чертей захлебнулась и они залегли, начали обстреливать нас. Сколько же у них стрел? Все вокруг было усыпано ими. Ничего! Прорвемся!
Мавры вновь зашевелились и начали отступать. Ага, уроды, зассали! Вслед убегающим маврам наши лучники дали несколько залпов и поднялись. Не ночевать же здесь!
Вперед! Вперед! Из груди вырывается рев, как у медведя. Рев медведя. Рев льва. Вперед, псы! Только вперед! Загоним волков! Порвем их, как свора собак рвет волка! Затравим их! Во имя господа! Гаси уродов! Тоже мне волки! Щенки! Вскочил на ноги и ринулся вперед вместе со всеми. Не было команды на штурм, все неслись вперед в едином порыве. Никого не надо было торопить, не надо было матами и пинками поднимать с земли. Гаси уродов! Чааардж!!! А-а-а-а!!!
Вновь кровь бушует, разум ушел, остались одни инстинкты. Пусть они работают. Есть задача, есть бешеное желание выжить, разум здесь не помощник. Только вперед! Остановка - смерть! Только вперед! Господь с нами! Чааардж!!! Гаси недоносков! А-а-а-а-а!!!
На ходу стреляют наши лучники. Вот мы нагнали несколько чертей. Завязалась рукопашная. Ловким движением меча отрубаю мавру руку и следующим движением засовываю ему лезвие меча в рот.
Разум, уйди! Кровь бушует. Во рту привкус крови. Хочу ноздрями почувствовать кровь сарацина, увидеть, как она хлещет из ран, ощутить уходящее из его тела тепло. Уйди, разум! Прочь! Ты не можешь все это выдержать. Пусть животное полностью войдет в тело, в голову, пусть оно руководит, командует, и тогда, разум, мы с тобой выживем, уцелеем! Пусть животное нас вытаскивает! Чааардж! А-а-а-а-а! И ушел разум...
Появились силы. По всему телу артерии и вены вздулись от бушевавшей крови. Рот разинут, воздуха не хватает. За всем наблюдаю как бы со стороны. Бойцы как единое целое подбежали к невысокой стене. Кто полез наверх, сбрасывая вниз раненых и мертвых сарацин. Кто полез в щели и бреши в стене. Противник бежит. Бегут волки дьявола! Ату их!!! Удушим, порвем! Господь с нами!
И тут из-за груды битого мусора поднялся мавр, ощерился и поднял на уровень бедра свой топор. Времени на замах нет. Только это промелькнуло в голове. И тут вновь заговорило животное. Правой ногой шаг вперед. Даже не шаг, а бросок, и одновременно меч по инерции под тяжестью тела вонзается в мягкий живот мавра. Доспеха на нем никакого. Мой рот открыт. Я ору нечеловеческим голосом. Это не крик - это рев победителя. Собственные барабанные перепонки, кажется, не выдержат этого рева и порвутся.
Мавр хочет ударить меня. Ха-ха-ха! Не выйдет. Я левой рукой легко вырываю у него топор и отшвыриваю далеко от себя. Зрачки у него расширены от ужаса и боли, я вырываю свой меч. Мавр падает и зажимает левой рукой порванный живот, правой шарит у себя на поясе. Не знаю откуда, но я знаю, что он ищет кинжал. Не выйдет, урод. В зверином оскале показал ему зубы. Я подпрыгнул так высоко, как только мог, и обрушился на грудь лежавшего духа. Всю тяжесть своего тела я направил на каблуки. Явственно услышал, ощутил, как хрустнули ребра противника. Я вновь подпрыгнул и обрушился ему на грудь, но приземлился уже на колени. Снова захрустели, затрещали ребра мавра. Не сходя с его разломанной плоти, заглянул в глаза противника. У того изо рта фонтаном и струйками из ушей потекла кровь. Тело дернулось, выгнулось и застыло. Открытые глаза уставились в небо. В зрачках отражались никуда не спешащие, застывшие зимние облака.
Вперед, вперед, фас, ату!!! Видишь, разум, что здесь тебе делать нечего. Ты не выдержишь, ты уйдешь от действительности. От реальности. А я из-за тебя сойду с ума. Нет! Бог с нами!!! Вперед!!! Только вперед!!! Порвать, разорвать, разгрызть!!! Зачем? Ради жизни моей и моих друзей!!!
Не заметил, как оказались по другую сторону стены. Впереди, через пятьдесят метров, чернел дворец местного правителя, язви его в душу. На крыше здания развевается его герб – волк и полумесяц на зеленом фоне. Я уже ненавижу и волков и полумесяцы. С дикими воплями, гиканьем, воем мы неслись к этому зданию. Из здания на нас обрушились стрелы. Стреляли из луков, арбалетов, кто-то кидал в нас копья.
Но с меткостью у них явно проблемы. Тут, значит, у "волчат" сдали нервы. Ничего. Недоноски, мы вас сделаем. Крови. Только крови и больше ничего. Опыт со вскрытием брюшной полости у мавра мне понравился. Я был пьян боем. Пьян без вина. Чааааардж!!! Вперед, животное!!! Крови, только крови и жизни! А-а-а-а-а!!!
Тем не менее первые ряды остановились и закрылись щитами. Кто-то уже перестал шевелиться. Кто-то, воя, зажав рану с выпиравшей стрелой, катался по грязной, усеянной стрелами земле. К ним спешили на помощь их же товарищи, братья по крови. Порвем за каждого убитого и раненного христианина. Не бойтесь, ребята, порвем на части сарацин!
Но какие бы животные инстинкты ни бушевали во мне, я решил не корчить из себя героя и присел на грязную землю прикрывшись щитом. Сумерки уже почти сгустились. Дураки наш наниматель и его советники, что начали войну зимой. То ли дело летом. Тепло, сухо. Световой день длинный. Не надо под доспехом носить тяжелую потную одежду, заботиться о дровах для обогрева. На земле спать тоже можно, не боясь. А сейчас?! Зимние сумерки опускаются. Наступает холод. Ветерок разогнал немногочисленные облака, и теперь полная луна будет нас освещать, как на ладони. Спасибо, тебе Роланд, и за поддержку арбалетчиками генуэзцами, и за поддержку английскими лучниками с другого конца города. Какой же большой это город, у нас на родине таких больших городов мало, а у сарацин говорят таких больших городов много.
Если днем не ввязались в бой, то уж ночью и подавно нас кинут, как собак, загибаться на этой сраной площади перед дворцом. А зачем? А х... его знает, зачем!!! У этого лорда, что нас нанял сейчас тепло. Да я думаю, что и господа кондотьеры, для которых мы сейчас, пластаясь, зарабатываем немало золота, тоже не дрожат от холода.
Сейчас если не пойдем вперед, то через пару часов начнем умирать от холода. Сердце у многих бойцов не выдержит резкого похолодания. Срочно, просто очень срочно необходимо вино, горячая пища и горячие проститутки. Иначе нам удачи не видать. Все мы это прекрасно осознавали, как и то, что горячей пищи нам не видать, как взятия дворца этой ночью.
Обстрел не прекращался. И вот впереди меня два бойца, лежащие рядом, один за другим дернулись и замерли, застыли. Руки и ноги вывернуты в неестественных позах, головы запрокинуты. Раненые не лежат в таких позах. Один из лежащих рядом рванулся к ним. Его тут же перехватили товарищи.
- Куда, идиот?! Подстрелят и имени не спросят. Сиди тихо.
- Как же! Вы что, уроды недоделанные, своих кидаете?!
- Все, нет их уже. Убил лучник.
- Да пошли вы, трусы. Там мой земляк. Мы с одной деревни. Не верю! Пустите! - кричал солдат, вырываясь из рук своих товарищей.
Тут один их державших не выдержал и отпустил его. Воспользовавшись данным обстоятельством, боец хотел было побежать к погибшим, но тот же боец, который его отпустил, локтем сильно ударил в переносицу. Солдат отключился. Двое товарищей подхватили его под руки и бережно, ползком, потащили в тыл. Вслед им слышались голоса:
- За что его так приложили?
- Под лучников рвался, вот и утихомирили. Ничего, очухается, еще будет благодарить.
- Точно. Спасибо скажет!
- Ползи сюда, я тебе тоже харю разобью, а потом оттащу в тыл. Давай?
- Да пошел ты.
- Мужики! Вот сейчас вина бы пару литров выкушать бы, а?
- Заткнись, мудила! Не трави душу.
- Если сейчас вина не будет, то придется в атаку идти.
- Точно, вон луна всходит.
- Или откатываться надо и вино жрать, либо вперед. А то она сейчас, как свеча комнату, осветит.
- Что делать будем?
- Хрен его знает. Командиры есть. Вот пусть у них голова и болит.
- Эх, сейчас мяса бы... - кто-то мечтательно произнес из темноты и огрызнулся выстрелом из арбалета в сторону мавров.
Подошел отряд из наших лучников с зажигательными стрелами, также подтянули откуда-то с тыла несколько павез, их поставили впереди строя. Стало безопасней, хотя по нам уже практически не стреляли. Темно, да и расстояние приличное. Мавры поняли что зря стрелы тратят. Лучники дали несколько залпов зажигательными стрелами. Загорелось какое то здание неподалеку от дворца. Мы приветствовали это воплями победителей, сидя под щитами. Снег и грязь немного оттаяли под нашими телами, мы сидели в грязных лужах. Сумерки уже сгустились, наступала ночь. Луна слева поднялась и уже начинала нас освещать. Хреново!
По цепочке передали приказ: "Готовность к штурму!" И то дело. Правда, по опыту прежних своих войн, я дико сомневался в необходимости, целесообразности и эффективности таких ночных штурмов, но об этом можно было спорить до боя, а здесь, на площади, я выполнял приказ. Через две минуты поступил приказ на штурм. Лучники еще не прекратили стрельбу зажигательными. Стрелы, казалось, проносились над самой головой. Пробежав метров десять, мы замедлили темп.
Вновь разум ушел. Бежал я, ничего толком не осознавая. Вот и здание рядом! Мавры очень агрессивно нас поливают всем чем только можно стрелять и что только можно кидать.
Наша первая цепь... Порядка двадцати человек было убито и ранено. Вторая пыталась оттащить, вынести раненых и убитых из-под обстрела. Многие тоже падали. Кто шевелился, кто, воя, катался по перепачканной грязью и кровью земле, зажав раны на теле. Кто-то самостоятельно пытался уползти из зоны поражения. Но многие... Многие остались лежать с нелепо вывернутыми конечностями, запрокинутыми головами.
Все это освещалось пламенем от горевшего здания и равнодушной ко всему луной. Вой стрел, их противное чмоканье при попадании в мертвые тела и крики раненых создавали кошмарную звуковую картину, которая парализовала сознание. Главное не думать. Иначе безумие обеспечено. Работать, работать, работать! Так, вперед, только вперед! Еще минут десять топтания на месте - и все...
Вперед. Только вперед! Давай, солдаты, поднимай задницы. Шевелитесь, желудки. Во дворце наверняка куча золота. Да!!! Серебро, золото, драгоценный камни! Фас! Вперед! Шевелись! Не толкай меня щитом в спину, идиот, а то прибью!
И вновь ожила серо-грязная масса нашего отряда, и пошли, пошли, пошли. Лучники сзади прекратили стрельбу, чтобы не задеть нас. Вот уже и дворец рядом. Но что это?
Из темноты с флангов послышался грохот копыт. Неужели наши спешит на помощь? С нами Бог! Наши! Давай, навались! Сейчас мы мавров закопаем!
Из темноты действительно выехали всадники. Но только лошади низкие и худые. И эти кони очень стремительно неслись на нас. За кавалерией бежала пехота. Не наша пехота. Поначалу мы полагали, что это нам идут на помощь, но черти воспользовались именно тем моментом, когда в горячке боя мы пошли на штурм. И с флангов в тыл нам они ударили. Так никто толком и не узнал, сколько же на самом деле было людей у противника. Кавалерия с ходу врубились в наши порядки, кроша, молотя своими копытами тела НАШИХ бойцов, дробя им руки, ноги, внутренности. Одновременно с этим они орудовали своими копьями убивая нас. Лучники сзади могли открыть по ним стрельбу, но они не стали этого делать, потому что могли зацепить, убить, угробить свою пехоту. Мавры нас, как стадо скота, загнали на пятачок перед дворцом и с трех сторон били, не давая ни малейшей возможности вырваться из этой западни. Мы не могли вырваться и дать свободу стрельбы нашим лучникам, а те не стреляли, чтобы нас не убить. И вот метались, как овцы.
Кому-то удалось сбить конника из седла. Всадник был в мгновение убит. Какие же все таки мавры уродливые. Маленькие черные вонючие. Это не люди, их создал не Бог, он не мог их создать! Это порождения дьявола!
Никаких чувств, кроме одного, не было. А был СТРАХ. Огромный страх. Он вытеснил все из тела, из головы. Не было уже ни капитана, ни Солдата, ни Медведя, а был только трясущийся от ужаса комок дерьма, который хотел лишь одного - ВЫЖИТЬ. И все. Просто выжить. Тут не вспоминаются давно забытые молитвы, а просто несешься в темноту. Спотыкаешься, летишь, не ощущая боли от ушибов, ссадин. Ничего, кроме леденящего душу, тело страха.
Вслед несутся стрелы, слышны крики ярости, боли, вопли раненых, но не можешь уже вернуться, чтобы помочь. Паника, только паника и страх. Страх размазывает тебя по земле, он заставляет тебя бежать только по прямой с бешеной скоростью. А тебе же кажется, что стоишь на месте. Ты несешься в темноте по площади, которую несколько часов назад брал, сражаясь за каждый сантиметр. Она усеяна еще не убранными телами как наших бойцов, так и мавров. Ты спотыкаешься об них, падаешь, вскакиваешь и снова вперед. Трупы твоих друзей у тебя уже не вызывают больше никаких эмоций, никакого желания или жажды мести. Чувствуешь только одно - раздражение. Раздражение от того, что они мешают тебе бежать. Сил и так немного, а тут еще они лежат.
Чувствую, что силы уже на исходе. Сбавляю темп. Вокруг много наших бежит. Такие же, как и у меня, вытаращенные глаза, в которых человеческого уже мало осталось. Распахнутые рты в безмолвном крике. Никто не кричит. Никто не матерится. Все берегут силы для бега. Мавры близко не приближаются к нам. Видимо, боятся в темноте нарваться на отпор. Не надо загонять мышь в угол, она тогда становится агрессивнее и страшнее кошки.
В темноте мы сбились с ориентира. Теперь бежим уже не назад, к мосту, а в сторону дворца этого черта, правителя этого долбанного города. Это мы. Нет ничего человеческого в этих лицах, глазах, дыхании, взгляде.
Ударили вражеские лучники. Первые ряды были выкошены, остальные на бегу, стараясь не останавливаться, попытались развернуться. Задние налетали на передних, сшибали их на землю, падали сами. Поднимались. И вновь бег. Бег в темноте. В глазах от усталости пляшут искорки. Никто никому не помогает. Раненые пытаются уползти в темноту. Подальше от света. Луна-предательница, сука, тварь гребаная, светит уже не хуже солнца, пробиваясь сквозь завесу дыма от пожарища, который горит уже, полыхает во дворце. Силы уже почти оставили меня. Господи! Только не плен! Лучше смерть, только не плен! Помоги, Боже! Помоги! Спаси и сохрани меня!
Перешел на быстрый шаг. Воздуха не хватает. Хочется сорвать с себя всю броню и все что под ней и открытой грудью упасть на мокрый от крови асфальт. И лежать, лежать, тяжело дыша, восстанавливая дыхание. Нет! Нельзя. Подойдут мавры и тогда - плен. Нет, только не плен! Я попытался вновь бежать.
Кровь бьется в голове, как река на пороге. Она бурлит, пенится, пытается своротить мешающие ей камни. Переворачивает их, шевелит. Кажется, что от перенапряжения и давления череп сейчас взорвется. Нет сил бежать. От перенапряжения я почти ничего не слышу, кроме шума собственной крови в ушах. Перехожу на шаг. Щит вешаю себе на спину, чтобы защитил от внезапной стрелы. Все тело налито кровью. Не то что бежать, просто переставлять ноги тяжело. Справа подбегает боец, без слов подхватывает меня и тащит за собой. Пробежав несколько метров, я понимаю, что сил нет и я могу только затруднить солдатский бег. Голос, чуть слышен:
- Иди. Иди. Я тебе не помощник.
- А как же вы?! - мне в ухо почти кричит солдат.
- Иди. Я сам... - мне трудно говорить, не то что бежать.
- Я не брошу вас! - в голосе солдата слышно отчаяние.
- Пошел на хрен. Выбирайся сам. Я пойду следом, - из последних сил двумя руками отталкиваю солдата. Мы разлетаемся в разные стороны.
Солдат удаляется прочь. Последний толчок отнял у меня последние силы. Я сажусь на землю. Тяжело дышу. Сплевываю на асфальт тягучую слюну. Сердце бешено колотится. Ходить нет сил. Когда из глаз ушли пляшущие искорки, обвел тяжелым, затуманенным взором вокруг себя. Щит так и продолжал болтаться на спине. Не было сил снять его. Не было сил просто шевелиться.
Поодаль сидели, лежали, полулежали фигуры. Некоторые сидели на трупах. Может, и удобно, но я еще не дошел до такого состояния, до той черты, когда в полнейшем отупении ты ничего не соображаешь. Все просто сидели и смотрели в сторону противника. Кто-то был готов, отдохнув, продолжить прерванный бег. Но большинство, и я в том числе, готовы были принять последний бой. Не было сил бегать. И просыпался разум, страх отступал. Начинала говорить злость. Когда просыпается злость - это хорошо. Значит, ты еще не совсем скотина, не совсем животное. Остатки человеческого разума у тебя присутствуют. Но разум - это хорошо, однако пора было подумать, как сматываться из этого пекла, как спасти собственную шкуру, задницу. О душе как-то не вспоминалось в этот момент. А о Боге вспоминалось, как о некоем могущественном покровителе, на которого возлагались надежды по спасению бренного тела.
Закашлялся. На языке чувствовался вкус крови. Я глубоко вздохнул, и в груди вновь закололо, снова начался удушливый приступ кашля. С большим трудом откашлялся. В груди болело, и хотелось ее разодрать, пустить туда свежий воздух. Устал я от беготни на длинные дистанции. Мне бы что-нибудь попроще, покороче, поспокойней...
Продолжение следует..
