В общем-то, например, я наконец преодолел свою более чем годовую хандру и готов к новым свершениям, то есть, к ударным темпам работы, а то по одному нефонтану за месяц - это как-то несерьезно. Хотел сегодня написать больше, но, увы, времени было в обрез, так что закончу день в пятницу. Итак, это уж совсем не фонтан.
«Давненько я уже в Кальрадии.
Дорогой дневник! Я давно с тобой не общался, думал, забыл я тебя, да? Так вот, не забыл. Да-да-да. Сейчас я начну в тебя писать свои мысли.
Синим вынем красный ливень, весла молнией круша, черным пламем, словно знамем, острие карандаша…»
- Прекратил бы ты уже эти предварительные ласки с туалетной бумагой, Лезалит, и сделал уже свое грязное рукоблудное дело, - хмыкнул Клети, глядя на то, как воин поглаживает грязный кусочек листа, старательно выскабливая на нем слова.
- Я бы на твоем месте вообще молчал, Клети, - обиженно пробубнил Лезалит, закрыв от взора охотника свою великолепную поэму, - я не руко… ну ты понял, я музицирую. Долгое заточение в этой камере позволило мне открыть глаза, я уже не смогу жить в мире за этой клеткой, - драматично указал на решеченное окно воин, - и во мне, где-то глубоко, проснулся поэт…
- You're a fag, dude, - покачал головой чел и посторонился от Лезалита. Воин обиделся, но виду не подал.
- Просто оцени моё творчество и пади пред ним ниц, плебей, - презрительно отозвался воин и продекламировал:
Пуритане
В грязной ванне
Моют чистые носки.
Я отрезал
Большой палец
У Апостола Луки…
- Стой, стой, парень, я понял, - улыбаясь махал руками Клети, показывая тем самым Лезалиту, что пресытился его поэзией, - в первый части твоего стиха ты задаешься вопросами мироздания: ты принимаешь тщетность и бренность нашего бытия, ведь в грязном не отмоешь уже чистого – это двойное отрицание, значащее, что все, нужное нам, доступно без особых усилий, которые только отдалят нас от нашей цели…
Лезалит только молча хлопал глазами, ртом, ушами, и кивал.
- …Во второй части своего стиха ты провоцируешь богословов богохульными высказываниями, ты идешь на конфронтацию с религией, с божественным восприятием мира, выказывая свое негодование насильственными методами. Также можно заметить некоторую аллитерацию – в первой части мы видим повторение звука «н» - а известно, что на «н» начинаются слова «немощь», «насущность», «нанотехнологии»… Во второй части повторяется звук «л» - «ложь», «либеральность», «логистика». Всё это дает мне возможность утверждать, что ты, Лезалит, являешься новейшим гением-поэтом Кальрадии, работающим в стиле нигилистического символизма с толикой концептуализма. Браво!
- Вау… Клети, я не знаю, что сказать, - покраснел воин от подобной похвалы, - я не понял половины твоих слов, но все это звучало очень здорово. Теперь я точно знаю, что я гений, и мне пельмешкой дарована власть нести прекрасное в души всех живущих в Кальрадии.
- Э… Мда… - сконфузился темный охотник, - вот так критики и превращают посредственность в гениальность.
- Да я тоже вот считаю, что все современное искусство – дерьмо, - послышался знакомый голос со стороны дверного проема, ведущего в помещение камер.
* * *
«Пятый день в Кальрадии!
Д.Д.! Как когда-то сказал Артименнир, «Я не веду дневники, это дурацкое занятие».
И знаешь, я тоже не буду. Я ведь все-таки вошел в роль
P.S. Я буду скучать :*( »
Крэгхм напряженно запиливал в дверь замок. Зубочистки, которые актер одолжил в таверне, уже все совершенно затупились, а работы меньше не становилось. Так как в замке не было абсолютно никаких столярных инструментов – из всего, что можно использовать в строительстве, Клети нашел только кучку камней, цемент и записку «Артименнир – говнюк. Подпись – лорд М.» - пришлось импровизировать. А с импровизацией у Крэгхма еще со студенческих постановок были нелады.
- И вообще, - начал бурчать Крэгхм, - почему это человечество изобрело целую кучу синонимов для слов, означающих половые органы, продажных девушек, гомосексуалистов, просто придурков, но до сих пор не дошло до того, чтобы придумать всего один простой синоним к слову «дверь»! Я сижу около двери, мастерю замок в двери, чтобы потом открыть дверь и войти сквозь дверной проем! Черт возьми, меня сейчас стошнит от переизбытка веры в речи! – громко крикнул Крэгхм, тут же тихонько посмеявшись маленькому каламбуру собственного сочинения
Немного поковырявшись в… двери, норд выругался:
- Хотя нет, меня не только стошнить. Я начну блевать, меня вывернет наизнанку, я продемонстрирую общественности свой завтрак, меня вырвет, понятно! – начал кричать Крэгхм, тыкая пальцев в дерево, - видишь, что значит фантазия, ты… дверь! Если никто до сих пор не придумал для тебя хотя слово, схожее по своему лексическому значению, то тогда это сделаю я! Э…
Тут Крэгхм серьезно задумался. Как когда-то всерьез задумался над той же проблемой его собственный отец.
- Имя двери должно быть звонким. Конечно, если бы я назвал ее в свою честь, это было очень честно, ведь это я первый придумал, - грамотно рассуждал актер, - но вот только это будет как-то слишком… неэтично, я полагаю.
Еще раз бросив презрительный взгляд на дверь, Крэгхм фыркнул и продолжил:
- Я думаю, что «Брыгч» - это хорошее имя для такого бесполезного предмета.
Дверь молчала. Ей было нечего сказать
- Молчишь, да, - хмыкнул Крэгхм, - ну, раз я теперь твой называтель, то тогда мне не надо мучиться с тобой, впиливая в тебя всяческие замки, как считаешь?
Брыгч продолжала молчать. Она все еще не находила слов.
- Ну ладно. Я вхожу, дверь. Не говори, что я тебя не предупреждал, - прищурившись, дернул за ручку брыгчи Крэгхм, открывая себе путь в темницу. Актер опешил, - знаешь, я не ожидал, что это произойдет. Ты понимаешь, что это значит, брыгч?
Она не сказала бы ему, даже если бы что-нибудь и думала по этому поводу.
- Это значит, - и зловещая кривая улыбка медленно расплылась на лице актера, - это значит, что теперь я, Крэгхм, являюсь, - актер резко повернулся вокруг своей оси, максимально приблизив свое лицо к ручке Брыгчи, и с маниакальной улыбкой дыхнул на противника:
- ВЛАСТЕЛИНОМ ДВЕРЕЙ!
Ладно, оки, я завязываю с дверями.
И да, я знаю, что есть слова "портал, вход, дверца, ворота", но это все равно все не то, это не этот большой прямоугольный кусок дерева, мешающий людям ходить, нет.