Drang nach osten

Хочу познакомить вас с проектом, который уже давно есть в блогах, так называемое ролевое, противостояние. Как это выглядит спросите вы. Автор и идейный вдохновитель проекта задает тон повествованию. Оно идет в рамках 13 века. По ходу пьесы сами поймете. Каждый пишет от лица своего героя. Он реагирует на то , что происходит. В примерах этого вы поймете сами. А кто захочет учавствовать сообщайте.   Вместе мы напишем один из лучших исторических романов.

Март 1241 года

Телега подпрыгнула на очередном ухабе, жалобно скрипнув латанной перелатанной осью. Уже вечерело и двое монахов сидевших на облучке зябко поежились, погодка была не очень, и о том, что пришла весна напоминали лишь порхавшие днем на пути телеги грачи. . - Ужели добрались? Пожилой монах перекрестился на затерявшуюся у леса православную обитель. Инок наспех начал размашисто осенять себя крестным знамением, следуя примеру пожилого собрата. Утомленный юнец поддал замученной лошадке поводьями. - Нуже давай родимая, осталось немножко.
Тот что был старше треснул парня по затылку, вырвав вожжи. - Эко ты дурная голова, по что животину гонишь, она тоже тварь божия есть и тоже утомилася як и мы. Рог тебе бугаев под самое дыхло, прости господи за слова сии скабрезные. То все грехи твои тяжкие сбивают. Чую не примет тебя отец Алексий. Инок умоляюще взглянул на пожилого монаха, серьездно испугавшись.
Когда телега поровнялась с покосившимися вратами, на верху в сумерках вспыхнул факел. - Кого черт принес, пшли отсюда шпыни!! Не видите закрыты врата. <foto preview="0" border="0" author_email="inokgri@mail.ru" album_name="Блоги" album_url="_blogs" image_id="4" width="170" height="224" title="" theme="misc">
- А ты бы отроче не богохульствовал да в суе лукавого не поминал бы, а то он чай не дремлет, того гляди и ждет, шоб душу отрекшуюся в гиену огненную увесть.
Голос пожилого монаха уверенный и гордый должно быть напустил спесь на зарвавшегося монаха на вратах. Но вскоре в свете факела обозначились еще фигуры. - Кто будете? Почто в ночи ходите, времена нынче не спокойные али не знаете?!
- Да что ты с ними брат Георгий разглогольствуешь, арбалетным болтом их можетьс, почто знать, могеть быть татарва они окаянная.
- Оно конечно, может быть,хотя я татарву не видывал, да эти не похожес.
- Не похожи, ишь, а вороты отроешь и ворвутси, вон этот бородатый мне гиеной огенной грозил.
Пожилой монах не выдержав усмехнулся сквозь бороду. - Будет вам православные, свои мы, свои, русские мы, из Феодосиева монастыря, из под самого Переяславля без роздыха едем к вам добираемся. Да не с пустыми руками, с книжицами святыми, что спасти от поганых успели. Так, что будет вам, грех на душу не берите, ибо сказанно было Лукрентием, лучше Каину поверить и смерть мученическую принять, нежель Авеля на жертву из-за неверия пустить.
Наверху зашептались. - Что-то вольно ты брат трактуешь, ужель не богумил ты?
- Ужели и так, что застращались?!!! Ужо мы тут вас вдвоем с пути истинного столкнем. Пожилой монах не выдержал и гроздно поднял в воздух огромный кулак, из чего его юный спутник в очередной раз сделал вывод, что вторую щеку, как завещал спаситель монах подставлять не любил.
- Ладно будет вам братцы, лучше скажите настоятель нынче чай Алексий?
На верху зашептались. - Да нет брат не Алексий, помер настоятель наш с год тому назад, залихорадило его.
Пожилой монах коего звали Илией поник головой, не от того, что ему могут не поверить монахи, они не денутся некуда отворят, а от того, что старый товарищь с которым они много земли потоптали, уже в райских кущах.
Ворота со скрипом отрылись и юный наглый инок махнул рукой, разрешая въехать.
Вот так под скрип ворот я и оказался в Польше, вместе с братом Илией. Многие бежали от татарвы, боясь плена, рабства и жестокой расправы. Но бежали не столько от татарвы, сколько от своих, что пользуясь беспорядком творили беззакония и страшные преступления по всей земле. Брат Илия не раз говаривал мне на всем длинном пути нашем, что за грехи тяжкие посланны миру татары, что дьявольские они сыны, да вот многие и с лукавым готовы соединиться. Много зла нынче на земле, так считал Илия, и потому лишь молитвой и чистотой души можно уберечься от адской пропасти, в которую как был уверен брат по вере кидали всех татары. Хотя порой я задумывался, что быть может так он и не мылслил, а меня стращал. Но об этом думал я уже после. А в ту ночь нам отвели кельяю под крышей, продуваемую всеми ветрилами. Где я и заснул. А Илия за стеной еще долго рассказывал о том, что нет больше Феодосиева монастыря, да о том, как войска Берке гнались за мятежными кипчаками. Но Епископ решил дать им убежище за что и поплатился и он и град, что был красой всей южнорусской земли. Всех убили и епископа самого лошадьми порвали. Так я и уснул, под разговор за стеной, впервые за долгое время я мог спокойно спать не вслушиваясь в звуки и не волнуясь о завтрашнем дне. Но это как раз было напрасным.....
Еще не рассвело, как я проснулся от душераздирающего крика, на улицы закричали, забряцало оружие. Я выскочил из кельи и сразу понял, случилась беда. Но как это произошло, думал я, ведь татары не должны были здесь объявиться, да и хорошо укрыт монастырь. Во дворе кричали раненные и бряцало железо. Я сбежал вниз. Илия вместе с настоятелями и несколькими монахами спешно ставили на засов бревно. - Ужо постоин за веру православную!! Илия отчески обнял меня. - Молись Гришаня, скоро все пред господом нашим предстанем.
Я стоял не веря во все происходящее. С той стороны рвались люди, которые снова собирались меня убить, в руки мне кто-то вручил дубину и я застыв как изваяние смотрел на содрогавшуюся под ударами дверь. После нескольких могучих ударов дверь слетела, повисла на бревне и в следующий миг рухнула, вырванная с косяком. Внутрь ворвались воины, и тут же несколько монахов проткнули длинными копьями. Я видел как илия кинулся с топором на воинов. Но они сомкнув щиты пробили его копьями. В ужасе не помня себя от страха я кинулся в подвал. На бегу я молился но не о спасение души, как следовало, а просил уберечь меня. Я спрятался за мешками с зерном. Меня трясло от сырости, холода и страха. Хотя сильнее всего от страха. На верху стихали крики, видимо сопротивления было почти подавленно. Зуб не попадал на зуб, а потому я никак не мог прочитать молитву. Внезапно с жутким скрежетом открылась дверь в подвал. Наверху заговорили. Кто-то что-то скомандовал и я с удивлением услышал как двое заговорили на латыни.Затаясь за мешками я продолжал про себя молиться о спасение души и желательно о своем собственном. <IMG class=foto_ id=email:inokgri@mail.ru,width:366,height:404,albumName:Блоги,imageId:5,theme:misc,album_url:_blogs, title="" alt="" src="http://foto.mail.ru/mail/inokgri/_blogs/i-5.jpg" border=0>
Внутрь сбежали четверо, в легких видавших видах кольчугах, поверх которых были накинуты холщеные накидки с черными крестами. Кнехты догадался я, значит напали не татары, ну да какие же они татары, тогда кто. Кнехты схватили несколько мешков и потащили на верх. В подвале остались лишь огромного роста воин, в тяжелых доспехах, которых я никогда ранее не видывал и человек в монашеской одежде, под которой угадывался теплый тулуп. Видимо это были латиняня, дошло до меня. Оба о чем-то переговаривались. Вояка с огромным мечом посмеивался, производя жуткое впечатление. Только бы не заметили думал я.


Далее пишет второй человек, за него писал комрад КАТАЛМАК.
Он пишет за рыцаря крестоносца. За тевтона сопровождающего доминиканского монаха.

Быть крестоносцем проще чем разбойником или мародером, крестоносец прав, ведь за ним стоит бог. Потому совесть меня не терзала, пусть терзает отца Доминика. Это он десница божия, а не я. Я лишь исполняю повеления магистра и чту законы ордена. Хотя, не всегда. Но главное в любом бою не победить, а победить с наименьшими потерями. Особенно в наше время. Когда предрассветный туман опустился и стали видны ветхие стены обители, я вылив последние капли отменной браги, повесил флягу на седло. -Пьянство погубит твою грешную душу сын мой. Заметил доминиканец, глядя немигающим взором на приговоренную обитель.
Я смачно отрыгнул, давая понять, что воспринял праведные слова. - Знаете, брат Доминик, думаю свои грехи я искуплю сполна. Но все равно спасибо.
Я искоса взглянул на Томаса, давившего улыбку в руковице.
- Думаю пора, начинать, покуда они не пробудились, или будем ждать пока все к заутренне поднимутся?
Доминик молчал, и лишь неоднозначно кивнул. Вот, единственное, что мне нравилось в этом папском посланнике, так это его умение не мешать делать воинам свое дело. Я махнул рукой Томасу, И тут же в небо взмыла зажжоная стрела. Со стороны болота в тумане должен был подойти десяток Грубера. Я выждал как было условленно, и скомандовал двум нашим десяткам двигаться к обители. Монахи не ждут нападения, а когда очухаются десяток Грубера будет уже внутри. Монахи были на удивление беспечны. Наблюдатель рухнул сбитый арбалетной стрелой в голову, даже не успев проснуться. Лишь когда к стене прислонили лестницы и половина кнехтов тихо перебралась на ту сторону внутри раздались первые крики, послышался лязг оружия. Но это уже не могло спасти обитель, этим ортодоксалам надлежало погибнуть. Их имущество достанется нам, а сами они пусть ищут прощения у господа, в принципе я не испытывал к ним особенной жалости. Руссы в литовских землях тоже не особо церемонились. Да и потом все равно, если их не возьмем мы их возьмут татары.
Два кнехта отворили с той стороны ворота. Мы не торопясь въехали. Обитель и впрямь оказалась слабой и неприспособленной к нормальной обороне. Сбившиеся в группы по пять кнехты грубера уже зачищали заднее жилое помещение и молельню. Несмотря на ранний час многие монахи не спали, именно они и стали легкой добычей перебравшихся через стены кнехтов. Но вот главное здание, захватить с наскока не удалось. Мы спешились, четверо лихих кнехтов уже поволокли к двери бревно. - Приступайте, с нами господь!! Бревно ухнуло в дверь, я же велел десятку недавних еще послушников сбиться в черепаху и подступить к дверям. - Воины господа, по ту сторону укрепились монахи, пусть не смутит вас, то, что они тоже христиане. Убивайте их всех, господь узнает своих!!
Доминик, явно пытал любовь к красивым фразам. Что и говорить самомго пробрало.
- Держать строй, врываться фалангой!!! Мой голос потонул в грохоте выбитой двери. Новобранцы легко ворвались внутрь прорубив слабые попытки сопротивления монахов. Хотя тех было явно больше. Я гордо взглянул на Доминика, пусть смотрит, что такое грамотное руководство. И что такое хороший строй. Я ворвался следом срубив голову, раненному монаху. Пусть не мучается, да простит господь его грешную душу. Следом так же щит к щиту вошел еще десяток, что же теперь уничтожение сопротивлявшихся было лишь делом времени. После того, как все было кончено, я подошел к Томасу. - У меня потерь нет, у Грубера один, пришлось добить, арбалетной стрелой пробило живот. Я понимающе кивнул. Ко мне подбижали десятники Фридрих Новик и Ольгер Полян. - Погибших среди наших двое. Некоторые раненны, но раны пустяковые. Я отослал их жестом в подвал таскать добро. Все же потери несколько огорчили. Я ведь вчера утверждал, что возьмем обитель вообще без потерь. Но что поделать, на войне как на войне. Доминик медленно спустился вслед за кнехтами в подвал, подумав я последовал за ним.
Когда мы остались на едине в холодном подвале, доминик изобразив радушную улыбку заговорил со мной.
- Что же граф, я признаться думал, что не все пройдет так гладко. Честно говоря, когда мне рекомендовали вас я было сомневался.
Я усмехнулся. - Не стоит брат Доминик. Мы делаем общее дело, и я это понимаю. В свою очередь прошу простить меня за не уместные шутки, что я и мой друг Томас отпускали в ваш адрес. Поверьте мне мы не желали вас как-то задеть.
Доминик улыбнулся, улыбкой от которой не раз должно быть холодели сердца тех, кого он отправлял на костер, хотя быть может он этого и не делал. О нем я знал, столько сколько должен был знать и не больше. Внезапно монах обернулся и взглянул на мешки. - Вы слышали?
Я привычным движением схватился за рукоятку меча. - По моему граф, мы тут не одни.

Я так понял что название немецкое?

Я так понял что название немецкое?

А ты догадливый

Эта фраза переводится как "Натиск на восток" и связана она с немецкой идеологией расширения своего жизненнго пространства на восточные территории.

Тут особо мне бросилось в глаза слово nach Я немецкий несколечко не знаю однако слушаю одну нем. группу

Мне кажется слишком ёмко. Можно было бы пописать, но как пишут "слишкам многа букаф..."

Мне кажется слишком ёмко. Можно было бы пописать, но как пишут "слишкам многа букаф..."

Это же проект, исторический, фактически исторический роман, прежде чем начать коллективное творчество люди изучили множество источников связанных с той эпохой. Каждый кто писал, писал по разному. КТо больше кто меньше. Но только то, что считал необходимым отписать от своего героя. Я далее выложу продолжение написанного. Интересно ваше мнение. Если очень тяжело и неинтересно читать большие отрывки попробую сокращать.

Не пойму, так это мы можем спокойненько написать продолжение, или же вы так и будете выкладывать кусочки из этого блога? А то я бы с Лотаром бы поработал

Не пойму, так это мы можем спокойненько написать продолжение, или же вы так и будете выкладывать кусочки из этого блога? А то я бы с Лотаром бы поработал

Собственно  я и выкладываю это здесь в связи с тем, что нам нужны авторы. Просто написанно, много надо понять,что из себя представляют другие персонажи. Про Лотара я читал. Персонаж интересный, только надо, чтобы он действовал в рамках исторических реалей, как вы понимаете. Но если согласны участвовать то велком!

Просто написанно, много надо понять,что из себя представляют другие персонажи.

А другие персонажи уже есть? Или можно вводить своих?

Просто написанно, много надо понять,что из себя представляют другие персонажи.

А другие персонажи уже есть? Или можно вводить своих?

Я сейчас на работе к сожалению, не могу дать ссылку на сообщество. Другие есть. Но в кратце объясню.
Основные Инок, доминиканец(За него автор правда давно не пишет) Граф Каталмак(за него писал автор но поскольку проект встал пока его нет) Пани Эльшбетта (За нее пишет девушка)  Имран(черкесский мамелюк)
     Это те за кого пишут. Есть еще и другие. Я по ходу дела буду выкладывать главы. А тем кому уже интересно например тебе, я вечером дам на сообщество ссылку. Там и краткое содержание есть и последние главы. Почитаешь и если придумаешь персонажа с радостью включим тебя в проект. Я вообще думаю в итоге его из блогов попробовать перенести целиком сюда. Ты кстати не знаешь, как вставлять картинки?

Ты кстати не знаешь, как вставлять картинки?

Меня недвано научили
В общем,
1) заходим на http://www.radikal.ru/
2) кликаем "Browse" рядом с пустым текст-боксом
3) выбираем картинку с компа
4) когда путь к ней появляется в текст-боксе, жмем "загрузить" под текст-боксом
5) появляется список из нескольких ссылок с описаниями. Для картинки с превью, например, выбираем 3-ю по списку. Просто копируем полную ссылку в текст сообщения на форуме.

Кстати, картинка, изображающая черного рыцаря в первой части (которая от имени Гриши), мне не понравилась - там готичный лыцарь а-ля конец 15 века.

Эхехе, жуть как хочется поучаствовать, но блин, кривой язык и всё такое ... максимум у меня получались квесты для Исторического мода, но тут этого явно не достаточно...

Люблю я вообще такие истории! Сейчас читаю "Сагу о Рейневане"  Сапковского, там тоже много исторических деталей, может, что-нибудь меня вдохновит и т.д. 

ДАЛЕЕ ПОСТ ПАДРЕ ДОМИНИКА.
Пост падре Доминика:
В небо взмыла зажженая стрела.
" Да воскреснет Бог и расточатся врази его"-Наблюдатель рухнул сбитый арбалетной стрелой в голову-" да бежат от лица Его, ненавидящие Его",-к стене прислонили лестницы и половина кнехтов тихо перебралась на ту сторону- " яко дым исчезающий, да исчезнут"- во дворе послышались крики и лязг оружия, -" яко тает воск от лица огня, таки да погибнут беси от лица любящих Господа"- ворота отворились изнутри-"и знаменующихся крестным знамением"- тут монах перекрестился, на польский манер поцеловав большой палец в конце знамения- " и в веселии глаголющих"-во дворе, разбившиеся на пятерки кнехты добивали монахов, не давая им не малейшего шанса- " Радуйся пречестный и животворящий кресте Господень"- Доминик прикрыл глаза чтоб не видеть откровенной резни,- "Прогоняйяй беси силою на тебе пропятого Господа нашего Иисуса Христа"- граф смахнул голову монаху одним движением меча- " во ад сшедшего, и поправшего силу диаволову"-бревно бухнуло в последний оплот,-" и даровавшего нам тебе во спасение Крест свой честный"- ворота рухнули и десяток кнехтов, сдвинув щиты, вздела на копья последних защитников-" О Пречестный и животворящий Кресте Господень, помогай нам с Пресвятою Девой Богородицею.Амен"- последнее "Амен" Доминик и не заметил, как произнес в слух.
-Вот еще одно гнездо раскольников- еретиков обратилось в прах. Доминик их немного жалел, ибо все Твари Божьи, но "не мир я вам принес но меч".Он пошел медленно за кнехтами в подвал. Тевтонский орден набирал силу, и уже не так часто оглядывался на Святой престол.Глядя на слаженный штурм монастыря, дисциплинированные десятки,организованное изъятие мало -мальски ценного, он подумал что в Риме явно не дооценивают орден.
- Хотя собственно для этого я и здесь, подумал он про себя.
Задачи стояли не из легких. Тевтонский и Ливонский орден, входящие в силу, языческая Жмудь, напирающие постоянно на запад русские и беда века- татары.Венгерский король, то заигрывал с галицким князем, то тревожил его границы, сам галицкий князь, зажатый татарами, венграми и собственными родственниками, с переменным успехом сражался с собственными боярами и наперегонки с ними слал гонцов в Рим. Рим был благосклонен к Даниилу, так как он больно щелкнул по носу день ото дня наглеющих тевтонов, расколотив их в пух и прах, и даже намекал что не прочь перейти под руку Рима.Просил он конечно и взамен не мало- гарантии границ, короновать, и помощь против татар.От размышлений его отвлек подошедший граф.
- Что же граф, я признаться думал, что не все пройдет так гладко. Честно говоря, когда мне рекомендовали вас я было сомневался. Беседу прервал шорох.
- Вы слышали? По моему граф, мы тут не одни.
Сжатые пальцы побелели на массивном распятии увестистых четок, которые Доминик не на секунду не выпускал из рук.Крестоносец один движением взял меч на изготовку и скользнул к мешкам.
За мешком обнаружился молодой монах, со сбившейся , мокрой от слез бородой, стучащими зубами и в замызганной рясе. Граф направил на него кончик меча.
- Постойте , сын мой, может он нам будет полезен.- и Доминик обратился к трясущемуся русскому попу на латыни- Ты кто такой?
Поп трясся, и пытался шептать молитвы.Хмыкнув, и пробормотав что-то об диких безграмотных варварах, которые и слова связать не могут, но уже туда же лезут- в ересь, Доминик перешел на греческий- Ты кто такой? Результат отсутствовал.
- Сын мой , уберите меч, иначе он и слова произнести не сможет.
Граф опустил меч.
- Ты кто такой, отвечай или умрешь.
Слова были произнесенны не громко, но четко.
- Я инок. Из другой обители.- выдавил из себя поп.
-Как здесь очутился?
- Сбежали мы, татры нас пожгли.
- Сколько вас было?
- Я и брат Илия.
- Где он?
-Эти убили, Царство ему Небесное.- Поп перекрестился на русский манер в обратную сторону.
-Откуда бежали?
- Из Феодосьевой лавры.
Доминик покачал головой- греческий язык попа был не намного лучшей цыкающей вульгарной немецкой латыни графа.
- Я думаю нам лучше его забрать с собой, сын мой- по дороге его подробней расспросим, так как сейчас он толком всеравно рассказать ничего не сможет.
- Встань- обратился к русскому Доминик,-подойди сюда.
Русский встал ссутулившись и подошел к доминиканцу, глядя в землю. Тевтон презрительно хмыкнул и приложил рукоятью меча инока за ухом. Тот упал как куль. крестоносец кликнул двух кнехтов, которые споро связали пленника и закинули на телегу.
- Господь не оставит тебя, сын мой, благодарю за то что вы исполнили мою просьбу.
Монастырь разгорался все жарче, и последние кнехты уже покидали территорию. Доминик с графом вышли последние. Доминик оглянулся на пылающие срубы, валяющиеся по двору трупы, жирные клочья копоти , летящие в небо, перекрестил пожарище и зашептал литанию.
-Амен, -и перекрестившись пошел догонять графа. " Благословен Господь, скала моя, обучающий пальцы мои битве и руки мои войне.."

В ИГРУ ВОШЛА ЕЛИЗАВЕТА ДМИТРИЕВА, ДЕВУШКА ПИШЕТ ОТ ЛИЦА СОВРЕМЕННОЙ ДЕВУШКИ ПОПАВШЕЙ В ТЕЛО ПОЛЬСКОЙ ПАННЫ, О ТОМ КАК ЭТО СЛУЧИЛОСЬ ПИСАТЬ НЕ БУДУ, КОМУ ИНТЕРЕСНО ПРОЧТЕТЕ В БЛОГЕ,
В дверь негромко постучали – otwarte! – небрежно бросила я и, испуганно вытаращив глаза, зажала себе рот рукой. Ёкарный бабай!!! Польский! Хотя что, собственно, меня так удивляет?! Раз та, в чье тело я попала, польская пани, то почему бы мне заодно с ее знаниями не получить знание ее родного языка. Вообще за последние пол-часа я навспоминала много интересного о своей… ну, теперь уже своей прошлой жизни.
Новость первая – хорошая – зовут меня на польский манер Эльшбетой … диковато, конечно, и слух режет, но, в целом, имя почти что не изменилось. Это хорошо.
Новость вторая – просто отличная – я дочка отставного военного, обладающего неплохим земельным наделом, подкожно-жировым запасом в виде туго набитых сундуков, запертых в тщательно охраняемых подвалах и даже небольшой и неплохо вооруженной карманной армии. Ополченцы, конечно… но все же времена щас дикие, мало ли какие бандюги наедут – короче, устроился на покой папочка не хило.
Новость третья – х… этта… плохая, короче, совсем плохая. Я, видите ли, дочка неугодная.. прям-таки не дочка-наследница всего этого великолепия, а так, падчерица.
Дело в том, что папик мой, Анжей, в бытность свою молодым и горячим панычем, как ему, собственно, и положено было, женился на дочке соседского пана. И понеслось у них – каждый год по младенцу. Ну то есть не каждый год, конечно, отец в основном в походах пропадал, понаедет, пузо жене сварганит и снова воевать.
Он был… ну не сказать правой рукой, а так, средним пальцем на левой руке хитромудрого князя Конрада, славившегося своим честолюбием. И вот когда этому самому Конраду пришла в голову светлая мысль основать буквально ни от кого не зависящее Мазовецкое княжество, средний палец левой руки очень сильно ему пригодился дабы демонстрировать свою независимость. Пан Анжей, которого боевые товарищи именовали Джик (кабан), проявил всю свойственную этому животному свирепость и упертость, что было по достоинством оценено князем. Мало того, что папашке за его подвиги отвалилось денег, так он еще и получил неслыханную привилегию – высочайшее разрешение добавить к своему имени прозвище Мазур. Да вот только потом проявил батя еще одно свойственное кабану качество и как-то во время совместной попойки очень недальновидно сообщил князю Конраду свое мнение о тевтонских рыцарях, с которыми тот тесно сотрудничал. Обиделся князь за наезд на корешей и посоветовал старому вояке отправляться домой, под теплое крылышко жены.
К тому моменту в живых из Анжеева потомства осталось трое – старший Войцек, средний Тадеуш и младшая Эльшбета. Остальные отпрыски умирали во младенчестве.
Через несколько лет после возвращения мужа добрая матушка и сама не перенесла очередных родов. Безутешный вдовец горевал, надо сказать, недолго. И жену себе выбрал, конечно… Эх, вот у кого зачотные… Молодая, красивая, вроде даже французских кровей…По крайней мере имя у нее изумительное – Женевьева…
Эта самая Женевьева оказалась дамой весьма хваткой и, оценив все весомые достоинства старого вояки, быстренько прибрала к рукам бразды правления в замке. Супруг не возражал – он вообще после ссоры с князем окончательно превратился в подобие своего «тотемного животного», все больше пил да охотился. Молодая жена железной рукой держала его за известное место, так что он против нее слова сказать не мог.
Только вот дети от первого брака были совершенно ни к селу ни к городу, а потому, когда у юной красавицы родился первенец, папашка получил четкий приказ снизу – пора объявлять весенний призыв. Болек и Лелек… ой, в смысле, Войцек и Тадеуш и сами были рады смыться из негостеприимного родового гнезда и с удовольствием оседлав коней, двинули в неведомые дали воевать за правое дело. А вот малышке Эльшбете воевать было не по статусу. А потому задвинули девочку на самый верхний этаж, в продуваемую всеми ветрами каменную комнатенку, для приличия завешанную старыми гобеленами, привезенными когда-то мачехой из родной Франции, но почему-то утратившими для нее актуальность. Там девушка и росла, молчаливая и тихая, а главное – никому не нужная!!! Весь ужас положения юной панночки был в том, что буквально никто не интересовался ею. Отец погряз в охотах и попойках, мачеха… а мачехе было очень не на руку, чтобы папа вспомнил о дочери. Мало ли – вспомнит – еще замуж выдать решит, а тогда придется делиться добром, а делиться ой как не хотелось…
Я вспоминала все эти годы, проведенные в тесной комнате и ужас охватывал меня при мысли о страданиях одинокой души, которую не любил ни один живой человек. Конечно, ее сажали за общий стол и даже иногда брали в поездки в соседний Вацловец, да и говорить панночка не разучилась – все-тки люди вокруг… Но какое же оно было страшное – это одиночество в толпе… Неожиданно я поняла, почему меня забросило в тело юной Эльшбеты, почему я не слышу ее голоса в голове, почему ее больше нет - она слишком не хотела жить, рвалась в пустоту с той же неистовой силой, с которой я рвалась обратно к жизни…
Что ж, каждая из нас получила то, чего желала… Она ушла и там, надеюсь, обрела свой покой, а я вернулась, чтобы обрести свой…
В дверь еще раз постучали – Да входите же, что непонятного! Ядвига – память подсказала мне имя вошедшей девушки – хорошо, что ты зашла – помоги мне справиться с этими дурацкими завязочками на платье. Знаешь, я вообще не понимаю, за каким фигом дамы рядятся в эту непотребную сбрую, куда как проще ходить в штанах и в рубахе – и на коня удобно запрыгивать и драться и бегать… а вот как, скажи, в этом балахоне бегать, а?! Так нет же, блин, средневековая мода, так ее растак…
Девушка смотрела испуганно смотрела на меня, как на ожившую статую.
-Ничего, - мысленно усмехнулась я, - тихая и забитая, говорите?!!!

КАК ОБЕЩАЛ ВОТ ССЫЛКА НА СООБЩЕСТВО, ГДЕ ВСЕ ЛЕЖИТ.
http://blogs.mail.ru/community/drang_nach_osten/

Для того, чтобы вы быстрее ознакомились с сюжетом и могли принять участие размещаю краткое содержание)))
Март 1241 года
На границе земель польских и галицких не спокойно. Со дня на день начнется вторжение монголов в Польшу.
Но не все озабоченны этим. Вместе с монголами в европу идет не мало русских и православных.
Те, кто приняли вассалитет монголов в обмен на защиту своей веры. Да и многие кто волей судьбы оказался в монгольском плену.
Доминиканский монах с высокими полномочиями из самого Ватикана, в сопровождение двух рыцарей тевтонского ордена графа
Каталмака и сэра Томаса решает уничтожить маленькую православную обитель в Польше. После сожжения монастыря в живых
остался лишь один инок, в коем Доминик заподозрил ордынского шпиона. От смерти монашка спасает нападение татарского
передового отряда на усадьбу польского пана Анжей Мазовецкого. Инок таинственным образом убегает и попадает в плен.
Граф Каталмак совместно с польским паном Анжеем готовит к обороне усадьбу. Во время обороны граф замечает
пристальное внимание к своей персоне дочери польского пана Анжея. Но ее личность его волнует мало, в отличие
от английского товарища Каталмака сэра Томаса. Девушка оказалась не избалованной панской дочкой,
а весьма сообразительной для своих лет. Ей удалось переодеться и выскользнуть из осажденной усадьбы.
В итоге она смогла привести на помощь тевтонский отряд под командованием брата ландмейстера ордена
Эрика фон Грюнингена. Крестоносцы однако выбрали не верную тактику и понесли большие потери. Лишь своевременная

вылазка осажденных и вмешательство таинственного британского рыцаря помогло отряду победить.
Во время боя в усадьбе приговоренный к смерти русский монах Гришаня исчез и был пойман в плен монгольским воином.
Это все, что знали о его судьбе. Но это мало заботило монаха Доминика, который в сопровождение рыцарей, пана Анжея
и его дочери отправляется в Краков. Цели его миссии неизвестны никому. Таинственность и скрытность монаха сильно
напрягает вынужденного сопровождать его графа Каталмака. Конрад фон Каталмак проведший всю жизнь в походах
и битвах хочет славы и боя, а не слушать молитвы доминиканца. Более того, на шею графа Каталмака свалилась еще
одна проблема дочка, польского пана. Эльшбетта была в немилости у своей мачехи и та всячески старалась ее слить.
В итоге подвернувшийся отряд крестоносцев был как нельзя кстати, пан анжей уговорил доминиканца взять ее с собой,
чтобы потом отдать в руки жениха поляка Януша, либо отослать ее в святую землю.
В Кракове неожиданно отряд повстречал русского монаха Гришаню, живого и здорового, якобы сбежавшего из плена.
Для Доминика Гришаня был загадкой, ему было трудно понять зачем тот вернулся.
Впрочем связывать или убивать русского попа не стали, а решили взять с собой.
Впрочем перед выездом у Доминика возникла новая проблема на этот раз с графом Каталмаком.
Конрад желал остаться в городе, чтобы защищать его от татар, потому монаху пришлось предъявить ему письмо
самого магистра ордена Конрада Тюрингского, где было прописанно, что граф обязан отвечать за белого монаха
головой и всецело тому подчиняться. Отряд отправился вслед за королем Генрихом благочестивым к Легнице
где собиралось Европейское войско.Там падре Доминик к радости графа Конрада фон Каталмака таинственно
исчез по своим святым делам, так что никто не мешал графу и его кнехтам принять участие в грядущей битве.
В один из дней Каталмак, британец де Вольпе и сэр Томас с взятой им в Корчму юной полячкой встретили
странную компанию сарацина, который зачем-то ошивался в Легнице. Но больше всего компанию,
а точнее Эльшбетту заинтересовал, молодой воин по имени Имран, который оказался искусстным бойцом
и помог своему хозяину получить пошлину. Но все эти события вскоре затмились другим более важным битвой под Легницей

КАК И ОБЕЩАЛ ПОСЛЕ КРАТКОГО СОДЕРЖАНИЯ ПИШУ ГЛАВНОЕ. ЖЕЛАЮЩИЕ ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ СООБЩАЙТЕ КОММЕНТОМ ЛИБО ПЕРЕХОДИТЕ ПО ССЫЛКЕ УКАЗАННОЙ ВЫШЕ
УЧИТЫВАЯ ЧТО СКОРО БУДЕТ МОД 13 ВЕК. ПОВЕСТЬ ОБРЕТАЕТ ВСЕ БОЛЬШУЮ АКТУАЛЬНОСТЬ
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ИСТОРИИ ЧИТАЙТЕ ВЫШЕ
БИТВА ПРИ ЛЕГНИЦЕ
астал день, которого ждали долго, день когда должна была решиться судьба многих княжеств, земель и королей. Неспешным единым
ощетинившимся щитом двигалось европейское войско навстречу своему врагу. Врагу, которого презирали, но в то же время боялись.
Старый знакомый враг не так страшен, как это новое единое воинство, что пришло с далеких восточных степей, о существование, которых
большинство ранее не имело никакого представления.
           Европейское рыцарство шло страшной железной постопью на встречу затихшей, как могло показаться на первый взгляд серой толпе.
Которой было усыпанно все Легницкое поле. Монголы и русичи ждали врага в нетерпение потирая руки. - Ужо посчитаемся с ляхами да латинянами.
Слышалось в Болховских рядах. Не отрывая взгляда от наступающего, пестрого из-за огромного количества стягов, европейского воинства, стоял в центре
окольчуженный новгородский полк из лучших сынов боярства господина великого. В сверкающем нагруднике поверх кольчуги, словно исполинский богатырь стоял
в центре плечом к плечу со своими Яков Полочанин, он знал, что основной удар разношерстного рыцарства придется на его центральный полк, он знал, что не может отступить
и дело не  в обете данном Кадану, а в том, что он не привык уступать и он не отступит, тем более, что нынче слишком велик шанс защитить на многие годы господин великий
новгород от немецких псов. Правда ранее Полочанин опирался лишь на себя да на дружину, а теперь еще и на ордынцев да на тех странных желтолицых старичков в диковинных халатах
что управляли адской взрывающейся смесью.
Центр европейского воинства состоял почти полностью из закованных в сталь тяжелых рыцарей. В окружение Эрика Фон Грюнингена, магистра Тамплиеров ехал Генрих Благочестивый, его взгляд скользил по своим. Он чувствовал гордость и с трудом сдерживал рвущуюся предательскую слезу. Вот он цвет рыцарства христиан. Они смогли забыть свои ссоры и претензии они пришли сюда, поскольку так желал бог. И он его воля и его разум.
ПАНИ ЭЛЬШБЕТТА
Лязг железа, нервное ржание, громогласные команды, перекличка кнехтов – лагерь бурлил перед битвой. Барон де Вольпе уже построил своих молодцов и теперь толкал перед ними речь на тему «Настоящему британцу завсегда везде ништяк». На мой взгляд, особым ораторским искусством он не блистал, но так воинственно потрясал мечом и вращал глазами, что озверевшие от несколькодневного ожидания битвы солдаты радостно орали, готовые идти за батяней-бароном хоть в преисподнюю.
- Ты будто бы тоже на бой собираешься, боярыня?! - Несмотря на елейный вид, в голосе инока слышались ехидные нотки.
Я повертела в руках кинжал, стянутый в папином арсенале, щелкнула по лезвию ногтем –блестящая полоска звенящей стали в моих тонких пальцах смотрелась чуть ли не мечом.
- Видишь ли, брат Григорий, по моему опыту в такие моменты надо быть готовой ко всему. – Я сунула кинжал в ножны, надежно закрепленные на кожаном поясе, и холодно посмотрела монаху в глаза. – А плавать в луже собственной крови у меня больше нет желания!
Гриша печально покачал головой. По спине у меня неожиданно пробежали мурашки. Я повернула голову, наткнулась на пронзительны взгляд тевтонских глаз. Граф смотрел на меня внимательно, на лице его, кажется, впервые за долгое совместное путешествие появилось участливое выражение, во взгляде светилось человеческое тепло.
На секунду… всего на долю секунды мне показалось, что сейчас он подъедет ко мне, я возьмусь за стремя, прижмусь мокрой щекой к его мозолистой руке… Но в следующий миг наваждение рассеялось, граф мотнул головой на окрик Груббера, резко, даже зло дернул поводья Оркана и размашистой тяжелой рысью двинулся мимо строя кнехтов. Я нежно улыбнулась ему вслед, вспомнила, как когда-то он отправился вести дипломатические переговоры и чуть не превратился в дуршлаг стараниями печенегов, как я всерьез испугалась, что потеряла его. Да… чтобы любить этого воинственного мужчину, нервы нужны как стальные канаты! Но настроение мое, как ни странно, улучшилось, я вновь повернулась к монаху и задорно подмигнула ему: «Ничо, Гришаня, жить будем!». Потом подошла к лошадям, около которых старый Мишко разглядывал видавший виды самострел – не одна я из остающихся в лагере всерьез готовлюсь к битве, внимательно осмотрела упряжь, подергала ремешки оголовья, ослабила подпругу с таким расчетом, чтобы ее можно было легко затянуть в любой момент. Гнедой фыркал и переступал копытами, поглядывая на своих сородичей – похоже, жеребцу не терпелось сорваться в бешеную скачку. Да что греха таить, где-то в глубине души я разделяла его стремление и тоже лучше предпочла бы быть в гуще сражения, чем сидеть в томительном ожидании в лагере.
Отзвучали последние команды, наш сводный отряд двинулся к полю битвы. Инок стоял рядом, бормотал что-то и тихонько крестил уходящих кнехтов. В лагере оставались лишь он, я, Ядвига с Мишко, да семеро кнехтов, назначенных графом для охраны добра.
Сколько из них вернется, да и вернется ли кто-нибудь?… Сердце мое разрывалось от тоски, когда я до рези в глазах пыталась вглядеться вдаль, туда, где разворачивались главные события. Где-то там был мой воинственный мужчина, где-то там был польский красавец Януш, а может, и невозмутимый сарацин Имран, там был хитрюга Томас, барон де Вольпе, Эрик фон Грюнинген, болтливый Милош, люди, которых я едва знала и не знала совсем, но все они были живыми людьми, думающими, дышащими, идущими на смерть.

ИНОК ГРИШАНЯ
Ох и странное существо есть женщина. Вот от грехов Евы, что со змеем дьволским путалась, все грехи наши. Вот все в жизни из-за сиих существ грешных. Воюют из-за злата да украшений, а кто их носит, женщины, а для кого их берут тоже для них и с них же и снимают. Их окоянных в плен водят для богомерзких развлечений, прости господи так ведь из-за сей похоти и добрые христиане губят друг друга. Вот и эта боярынька странная девка, все на рыцарей глазоньками стреляет, да тут вона еще чего удумала, оружие в руки брать. Ох пороть девку некому.
"- Видишь ли, брат Григорий, по моему опыту в такие моменты надо быть готовой ко всему. – А плавать в луже собственной крови у меня больше нет желания!"
Эвона как, страшные вещи говорит, про кровь да про смерть. Я уселся на бревне оглядев собиравшихся не спешно кнехтов. Война война, убивать и гибнуть будут нынче твари божие. Ко мне подбежал Вольфганг, он был взволнован, глаза блестели в предвкушение битвы. Он обнял меня за плечи и радостно что-то затараторил на своем. Из всех слов я понял лишь МАЙН ФРОЕНД Гришя. - Господь с тобой друг Вольфганг, я буду молиться за спасение твоей души. Я перекрестил Вольфганга и уходящих в бой. Мне оставалось сидеть в лагере и гадать чем кончится битва. Конечно мыслями я был на поле боя. Ведь там были свои православные братья. Но здесь были просто люди и я сочувствовал им по человечески.
Уносились голопом сквайеры да рыцари, строились там дальше в поле, для решающей битвы, а я сидел и молился, не за победу, а за спасение невинных душ.
ГРАФ КАТАЛМАК
Вот он момент, вот и пик твоего пути граф Конрад. Кровь пульсировала в висках а сердце не могло уняться. Давно не чувствовал я такого подъема духа, никогда не видел я столько славных воинов христианского мира, стоявших вместе единой стеной.
Рыцари становились в строй я оглянулся туда, где под командой Де Вольпе и еще десятка польских панов строились ополченцы и кнехты, где-то там и верный Грубер, он ободрит воинов, они исполнят свой долг. Но главный удар нанесет закованное в сталь рыцарское воинство, мы покажем этим пастухам и руссам чего стоит рыцарство Христа. Лишь бы были едины, только бы не гнались за личным тщеславием.
- Ну вот граф, твоя мечта похоже сбылась, сегодня здесь и тевтоны и тамплиеры и графы и священники. Томас поправил кольчужный обвод и надел шлем.
- Ты прав Томас, кстати ты почему не с госпитальерами Антония? Они вон справа выстраваются.
- Мы с тобой граф для этой битвы много земли истоптали, не дело нам поотдельности погибать.
- Верно говоришь брат Томас, верно говоришь.
Мы стукнулись кулаками латных перчаток и засмеявшись от души обнялись.
- Чертов брит я рад, что мы будем биться сегодня рядом, обещаю приглядывать за твоей усатой мордой.
- Спасибо, спасибо, обещаю отплатить тем же.
Я оглянулся с усмешкой к нам подъехал Эрик Фон Грюнинген. - Граф Конрад, вы как всегда не торопитесь, а ваш друг похоже вновь принебрегает долгом своего ордена.
- Эрик, долг мой сегодня здесь, на этом поле, и от моего прибывания здесь на правом фланге не убудет. Томас вежливо склонил голову.
- Само собой, я здесь не в коем случае не для того, чтобы ссориться, великий день сегодня, великие воины собрались, вон даже Антуан Кастильский прибыл сюда. Мы с графом Каталмаком не всегда были дружны, но я всегда уважал вас двоих больше чем многих. Пожмем же руки в знак примерения. Я пойду сегодня впереди со своими оруженосцами и соратниками, я пожил хочу такой смерти здесь, сегодня.А не загнуться где-нибудь от пьянства или в чумном лазарете. Вы граф если что расскажите как я погиб.
Мы хлопнули перчатками и обнялись за плечи. - Не сомневайтесь благородный Эрик фон Грюнинген, я расскажу о вас везде где буду. Жаль, что магистрами или ландмейстерами становятся, всегда менее достойные.
Эрик прижал ладонь к груди и кивнув поехал к центру.
- ХРИСТИАНЕ!!!! БРАТЬЯ!!!
Рык на польском, немецком и латыни, сказал нам пора.
Перед строем на белом коне, в легкой кольчуге покрытый попоной скакал Генрих благочестивый, с ним рядом скакали рыцарь ордена тамплиеров славный Де Банье, за ним местный ксенз, да много кто всех не перечислишь.
- Воины христа!!! Голос короля дрожал, пробил час, господь простер над нами щит, могут ли эти язычники сокрушить святое воинство?!! Нет не могут, с нами господь бог и пресвятая дева, смерть отрекшимся, смерть сатанинскому племени!!!!!
Загудели полки, грохнули о щиты копья. Ревом провожали короля.
Грянули трубы, мы переглянулись с Томасом и опустили забрала. Через мгновения медленным шагом мы двинулись на встречу врагу.
(ВНЕ ИГРЫ) Володя, пиши дальше, я не силен в ходе той битвы.

Армия крестоносцев и поляков медленно выходила на Легницкое поле. Когда обе армии оказались близ уровня излета стрелы, король Генрих остановил войско, чтобы дать отстающей пехоте время занять заданные изночально позиции. Татары и русские ждали молча. Никто не стрелял, всем стало ясно это последние мгновения перед боем, а для кого-то последние минуты жизни.
Громогласное УРРА!!! вдруг взлетело над полками ханов и европейское рыцарство впервые увидело рыцарей востока. Давая друг другу пространство из-за рядов русской пехоты вылетели одетые в пластинчатые доспехи, оперенные, некоторые в ужасных медных масках нукеры.


По бокам от них мчались более легкие всадники, внезапно и те и другие вскинули луки и в ту же секунду небо огласилось ревом и свистом тысяч монгольских стрел. За те несколько секунд, что потребовалось монголам для сближения с войском короля, они успели выпустить несколько тысяч стрел. Впрочем те стрелы, что предназначались для закованного в сталь рыцарства нанесли не сильные повреждения. Зато здорово досталось мазовецким пехотинцам, что растянулись рядом с тевтонскими кнехтами. Там слышались крики раненных и предсмертные вопли, спрятав луки нукеры внезапно повернули метров за сто до рыцарей и разделившись на две части кинулись к пехоте. А на рыцарей летели южнорусские дружинники. - На смерть идут. Ухмыльнулся сэр Томас.
Но в этот момент такой маневр был понятен. Покуда дружинники займут рыцарей те не смогут помочь атакованной на флангах пехоте. Впрочем там было не так все плохо из строя тевтонов вылетели арбалетные болты и копья, которые усмирили не малую часть нукеров, прежде чем остальные врезались в пехотный строй.

Тут особо мне бросилось в глаза слово nach Я немецкий несколечко не знаю однако слушаю одну нем. группу

"Нах" в немецком, как и в русском, означает напрвление движения.

Тут особо мне бросилось в глаза слово nach Я немецкий несколечко не знаю однако слушаю одну нем. группу

"Нах" в немецком, как и в русском, означает напрвление движения.

В общем да, хотя в отличие от русского движение не явное, а абстрагированное.

Тут особо мне бросилось в глаза слово nach Я немецкий несколечко не знаю однако слушаю одну нем. группу

"Нах" в немецком, как и в русском, означает напрвление движения.

В общем да, хотя в отличие от русского движение не явное, а абстрагированное.

В русском это понятие гораздо более абстрагированное! Хотя послать могут конкретно. Парадокс-с...

Evilfuhrer послать можно и абстрагировано, главное уметь это сделать)) таким умением не владею.. а жаль)

ПРОДОЛЖЕНИЕ ГЛАВЫ БИТВА ПОД ЛЕГНИЦЕЙ
ПИШЕТ ПАНИ ЭЛЬШБЕТТА
Как же томительно ожидание! Находящиеся в лагере кнехты изводились на мыло, бесились, не в силах нарушить приказ командира, оставившего их в тылу, когда там, на поле, погибали товарищи, кони храпели и прядали ушами, прислушиваясь к далекому шуму битвы. Ядвига периодически смотрела на меня с ужасом, тыкая иголкой в собственные пальцы вместо рукоделия, которым пыталась отвлечься.
Один только инок, казалось, был невозмутим – он спокойно сидел на своем бревнышке, бормоча и крестясь, правда, иногда поднимал глаза к небу, и тогда казалось, что они подозрительно влажно блестят.
Неожиданно возмущенное бормотание кнехтов перешло в гневные крики и ругань – я вскочила на ноги и быстро направилась туда, откуда доносился шум.
Среди столпившихся солдат на земле сидел перемазанный в крови воин, судя по простым кожаным доспехам, залитым кровью, это был пехотинец, вырвавшийся с поля боя. Он сидел, вцепившись руками в непокрытую голову, смотрел вперед невидящим взглядом и неразборчиво завывал что-то, глядя перед собой стеклянными глазами.
На лицах обступивших его германцев светилась ярость, кажется, они готовы были разорвать дезертира на клочки, ведь он только что бежал оттуда, где они так страстно желали оказаться. Один из них, видимо самый старший, грубо толкнул его копьем в плечо. Завывания усилились и стало возможным разобрать отдельные слова. Он говорил по-польски. Я решительно раздвинула кнехтов, которые сначала недовольно заворчали, но старший сказал что-то в приказном тоне и их глаза с интересом обратились ко мне. Я склонилась к раненому, пытаясь разобрать его бормотание. «Rycerz… Rycerz z wschód!». Я недоуменно обвела взглядом кнехтов «Rittern aus Osten, а что, парни, разве среди татар есть свои рыцари?» Похоже, простых тевтонских кнехтов данная новость тоже повергла в изумление. Что же такое напало на христианское воинство там, на поле, что так смертельно напугало этого бедолагу?! Бормотание перешло в хриплый стон – поляк повалился на землю, тело его несколько раз дернулось в конвульсиях, под головой разлилась лужа темной крови. Старший еще раз ткнул его копьем – тот не шевелился.
Я отошла к центру лагеря, где на бревне все в той же позе сидел Гриша. Я развела руками - нам оставалось только ждать и надеяться, что наши риттеры все-таки навтыкают ихним риттерам…
Со стороны Доброго поля группками или по одному двигались разрозненные фигурки – кто-то шатался и падал, а кто-то не оглядываясь бежал на своих ногах вполне осознанно. На паническое бегство армии похоже еще не было, но вид этих дрогнувших воинов вызывал немалую тревогу.
- Держи коней наготове! – на всякий случай кинула я Мишко и присела рядом с Гришаней.
АВТОР
Рыцари ударили в тыл атаковавших кнехтов нукеров. Сшиблись во едино и кони и люди, убитые и раненные падали на пехотинцев, которые с остервенением добивали всадников. На правом фланге дела госпитальеров шли не так успешно, там нукеры успели развернуться и встретили противника контраатакой. Однако численный перевес рыцарей + копья польской пехоты с тыла делали свое дело. Атаковавший по центру отряд русских всадников, успел наделать дел. Несколько рыцарей лежали павшими, многие сквайеры старались удержать испугавшихся лошадей. Но со стороны монгольских войск прозвучал горн. И выжившие в атаке монголы и русские поспешили к своим позициям. Оглянувшись на пехоту Генрих заметил испуг и волнение. Строй во многих местах рассыпался, Генрих тоже был смущен. Русские налетевшие на авангард короля, кричали по славянски - Сдавайся, все пропало!!! Это конечно здорово навредило боевому духу. Но после того, как монгольские всадники отступили, Генрих скомандовал всем рыцарским войскам становиться. - К бою, к бою !!!! сквайеры сообщали рыцарству, что тем необходимо собраться возле короля. Предстояла ответная атака, хотя многие недовольно качали головой. Все же правильность ответной атаки вызывала сомнение
          Грозно заревели трубы, призывано закричали на флангах глашатаи, рыцарское войско соравшись в единый кулак двинулось на встречу врагу. Впереди шли наиболее тяжело защищенные рыцари, по флангам клин прикрывали оруженосцы и сквайеры и в центре ближе к острию клина ехал сам король в сопровождение тамплиера и Эрика фон Грюнингена. Справа от клина единой стеной двигалось две сотни госпитальеров и почти триста всадников из послушников и оруженосцев ордена святого иоанна. Когда по команде рыцари перешли на рысь показалось, что задрожала земля. Что нет силы на той стороне поля, что сможет остановить христианское воинство. Гордостью и яростью наполнялись сердца поляков и немцев, что смотрели на этот несущийся железный кулак. Что остановит их. Но воины под развивающимся стягом, с вставшим на заднии лапы медведем, были неподвижны, они вросли в землю выложив поверх щитов копья. Новгородцы не дрогнули и в их рядах лишь кое где слышалось через чур учащенное дыхание, какого-либо осбенно волновавшегося гридня. Галичане и болховцы тоже ждали приближения рыцарей, как и натянувшие позади их спин тетевы своих луков татары. Но рыцари шли не спешно, едино и не рассыпались, многие из них впервые были вместе под одним щитом с бывшими врагами и лютыми недругами, соперниками и теми кого призерали, но все они были едины, конечно они поняли только теперь, сколь разные они, но сколь важно это единение. Каждый думал о том, как расскажет о великом дне, когда христиане приняли бой под Легницей. Но далеко не всем было суждено вернуться домой. Рев трубы сорвал рыцарей на галоп. Разом опустились копья, а град стрел обрушился на летящих всадников. Но рыцарей было уже не остановить, авангард влетел в ряды новгородцев. Многие рыцари были выбиты из седел и рухнули под копыта скакавших сзади. Но железный кулак не останавливался, новгородский полк яростно бился уже посреди промчавшихся всадников, тем временем госпитальеры ударили в правый фланг войска монголов, пехота справа дрогнула и стала отступать, как вдруг госпитальеры запылали и стали падать на землю, из кустарника позади позиций пехотинцев вылетели струи огня. Странные стрелы пролетая пол пути выпускали столп искр и с еще большей скоростью влетали в госпитальеров, пробивая кольчуги и латы.
Госитальеры дрогунули и попятились в этот миг по ним ударили уцелевшие нукеры и свежие нойоны. Стрельба прекратилась, впрочем ход битвы не изменился. Польская пехота и кнехты шагом приближались к строю противника, чтобы поддержать конницу.Тяжелый железный кулак рыцарей продолжал рвать центр обороны врага. С криком с нами бог всадники прорвали оборону и ринулись к ханскому стягу. Так получилось, что половина всадников оторвалась вперед.
В этот миг страшный гром разорвал поле боя. Языки пламя и какая-то адская сила раскидала рыцарей как тряпичные куклы, не только рыцарей но и их коней. Лошади испуганно дернувшись заржали, понесли всадников в стороны. Но надо отдать должное католики смогли собраться снова вместе, одако тут же по ним еще не успевшим осознать случившееся заработали те же адские стрелы, что испугали госпитальеров....

ДАЛЕЕ ПИШЕТ ГРАФ КАТАЛМАК
Мы ударили в спину нукеров яростно и мощно. Нукеры полетели на пехотинцев. Оркан налетел на противника сбил вражеского коня, а рухнувшего всадника тут же алебардой ловко пригвоздил к земле один из кнехтов. Я оглянулся в поисках соперника, нукеры пытались вырваться из блокады, я рысью обошел столпотворение и выбрал себе цель. Загорелый узкоглазый воин в раздовенном шлеме, ловко увернувшись от копья сквайера, влепил вояке в лицо щитом и когда тот рухнул проткнул копьем. Он отъехал из толпы выхватив верткую саблю мы встретились глазами. Я пришкпорил Оркана на ходу выхватывая меч. Воин оскалился и понесся на меня. Оркан летел так, что стук его могучих копыт заглушал всю битву. Когда до сближения остались мгновения всадник вдруг лег вдоль спины коня и нанес режущий удар саблей, Я не успел не отпрянуть не защититься щитом, потому я лишь свалился на бок Оркана. Сабля распорола кожанный набедренник и порезала кожу. На ноге стала тепло, ничего маленькая царапина еще не победа.


 


Ухватившись за повод я подтянулся обратно в седло и еле успел поднять щит перед взлетевшей стальной булавой другого нукера. Булава сшибла правый вырхний край щита. Я ударил мечом, но нукер уклонился, а в следующий миг вокруг него закржили два польских рыцаря, один из которых кажется был Янушем. Впрочем я не стал смотреть чем кончится их схватка, развернувшись меня ждал мой соперник, мы снова помчались друг другу на встречу. Однако я не доскокал из толпы сражавшихся вынырнуло еще два всадника и пара поляков бой завязался закрыв мне обзор, потому я налетел на кучу дравшихся и резко опустил меч на первый попавшийся шлем с лисьим хвостом. Кровь залила шлем и через глазницы закапала на лицо. Я бросил коня в толпу сражавшихся и скинув перчаткой капли вражьей крови, столкнулся с польским сквайером. Лошади встали на дыбы и поляк рухнул вместе с конем. Оркан кое как удержал меня. И в ту же минуту я увидел своего соперника летевшего ко мне сзади. Не думая, скорее инстенктивно я спрыгнул с коня и со всего размаху ударил врага мечом. Нукер выставил маленький щит, но удар моего меча он не выдержал, я отрубил ему кисть и он слетел в толпу сражавшихся. Его конь врезался в Оркана испуганно заржал и заметавшись налетел на кнехтов. Я спрыгнул, чтобы помочь польскому рыцарю . Сзади продолжалась битва, но судя по звукам она затихала. Я стоял среди своих кнехтов, тех немногих что осталсиь, вместе с поляками. Я приветливо махнул Де Вольпе, командовавшему своими, им тоже досталось сильно. Однако брит меня не узнал. Уцелевшие нукеры мчались к своим. Я пытался увидеть, как там дела у госпитальеров. Но за авангардом короля не было видно ничего. Было жарко и душно, я дернул застежку шлема и тяжело вздохнув снял с головы отяжелевшую бандуру. Рядом остановился Томас, он выглядил уставшим, но на вид довольным. - Не плохо граф для начала не плохо, дай бог, чтобы так шло и дальше. Я кивнул и подняв меч вложил в ножны.
- Томас, это тебе зачем? Я ткнул в висевший на седле колчан с монгольскими стрелами и шлем нукера.
Томас засмеялся.- Так военный трофей, потом я люблю всякие редкости. А голову обладателя шлемя я лично снял, правда не один, помогли.
Заревели трубы, призывавшие нас собратья возле короля. Я тяжело влез в седло и вдохнув по глубже надел шлем, после чего защелкнул ремешок и замочек.
- Эх граф, сколько можно носить это Бременское ведро, тяжело ведь и потом сколько на нем отметин.
- Вот именно Томас, отметины есть, а я пока жив.
- Похоже мой друг, мы будем атаковать.
Я усмехнулся поправив меч.- Давно пора, жаль копье потерял. А эти монгольские не по мне.
- Не знаю граф, помните усадьбу Анжея Мазурджика? Не приманивают ли они нас.
-Томас, это не наше дело думать за короля, наше дело воевать.


 


Через некоторое время на врага устремились селезские всадники. Мы не спешно двигались за ними рысью. Справа также рысью мчались к врагу и госпитальеры.
Я поднял щит и приготовился. - Сейчас начнут стрелять, по команде всем перейти на галоп, держать строй, держать строй!!! Орал какой-то пожилой крестоносец, сразу видно успел повоевать в Пруссии.
С визгом и свистом в небо взмыли тысячи стрел. Меня пробил холодный пот, сердце бешенно колотилось, а виски пульсировали так, что казалось голова вот вот разорвется. Страшно, мне было чертовски страшно в этой массе смерти. Я вздохнул поглубже, сразу стало легче, славная смерть, если так все пойдет. Селезцы падали пронзенные стрелами под ноги скакавших сзади, их испуганные кони врезались и бросались от нас прочь,
- АХТУНГ - ВНИМНИ БУЛЫ!! Проревели позади и спереди. Я сжал рукоять меча, рядом скакал Томас, он приподнимал свой арбалет, первый враг умрет до того, как мы сблизимся, Томас посторается со своим мини железным другом.
- ФОРВАРДС!!!!!!!!! Мы сорвались в галоп, став в этот миг единым целым. Прямо перед нами были закованные в кольчуги воины в остроконечных шлемах, нехорошее предчувствие закралось в сердце. Я поднял глаза на стяг. Черный медведь на задних лапах осаклившись грозил нам.
Сначала селезцы, а затем мы влетели в их строй. Томас всадил в кого-то стрелу почти в упор и выхватил меч. Я отбил направленное в грудь копье, и рубанул вниз, но воин накрылся щитом и перекотился под брюхо Оркану. Скорость спасла моего коня от гибели, сзади взревела лошадь. Я оглянулся, Януш, тот самый голубоглазый парень, он рухнул прямо на пехотинца, то принял его на щит и отшвырнул под копыта следующего всадника. Я отбил еще одно копье и расколол чей то щит. Я повернул коня ударил по остроконечному шлему, воин упал..А вот и еще копье, я сталкнулся с кем-то. Я остановился, вокруг был рев крики боль, чья-то кровь обливала воинов. Тут я увидел поляка, он лежал на земле рядом с русским, а по их крикам я понял это были они. В теле русского был его меч, а Януша видимо приложили по голове, он валялся сверху с окровавленной головй. Я поворотил коня, отбил чей-то топор. А в следующий миг, мне показалось, что я оглох.
Я вдруг оказался на земле, на чьем-то окровавленном трупе. Какая-то сила швырнула меня как котенка. Я ничего не слышал кроме гула в голове, было нечем дышать, на меня рухнуло что-то тяжелое, я понял, что задыхаюсь... Я взвыв вылез из под убитого коня, голова гудела, я ничего не видел, пройдя два шага я упал без сил.
         ПИШЕТ ИНОК ГРИШАНЯ
Страшно грохнуло в дали, там где шла битва. В небо взвился дым и дикий рев испугал лошдку боярыньки. Коник испуганно заржал и попытался дернуться с изгороди.
Перекрестившись я встал и подошел, поближе желая все разглядеть.
"Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша."
Я шептал молитву глядя на поле битвы, где -то там вдали все было затянуто дымом, татары подожгли не то лес не то кустарники, и дымзакрывал огромную часть поля. Чуть ближе к лагерю, там где находилась изначально оборонительная линия кнехтов и поляков было множество тел. Ржали раненные лошади, стонали люди. Некоторые из них раненные, держась за страшно, кровоточившие раны уходили. Уходили мимо нас, через нас, словно не видели ничего. В глазах у большинства была пустота. Я перевел взгляд на другую часть поля и здесь где еще не так давно кипел бой, поднимались рыцари, да и кое где русы и нукеры. Многие были раненны. Но раненные уже не бились, они отходили кто куда. Рыцари с помощью не добитых кнехтов или оруженосцев то там то здесь подымались вопили и ковыляли кто к лагерю, кто к Легнице. А другие раненные просто шли вперед туда к бою.
Бой был жестоким, от величия открывавшейся в дали панорамы, захватывало дух. В дыму сверкали доспехи, ревели трубы и звон бряцавшего оружия долетал до нас очень отчетливо. Вновь громыхнуло на этот раз справа у рощи, там тоже взвился дым и пламя. Я приложил руку к глазам желая разглядеть происходившее. Всадники в черном с белыми крестами разворачивались под страшным обстрелом для удара, а их стало гораздо меньше. В центре было ничего не видно, как и слева всюду был дым. Татары видимо жгли что-то чтобы создать завесу из дыма.
- ну шо там Гриня видать? Боярыня не слышно подошла сзади.
- Бьютси, люто бьютси.
- Ой глянь вон Гришка всадники бегут, чай отступают.
Я присмотрелся, справа и впрямь уносились лошади со сквайрами или всадниками в разбитых доспехах.
- Не, то бегут те, кто духом слаб боярыня.
Там в завесе дыма снова заревели трубы, взвился белый герб короля и было видно, как часть рыцарского авангарда оказалась позади позиций пехоты, они зашли немного в тыл и рухнули на пехотинцев. Другая часть явно вела тяжелый бой.
Слева по всадникам ударили нукеры и там завязалась кровавая сеча. Мы сидели молча, наблюдая за боем. Пусть и ничего почти не было видно. Прошла целая вечность прежде чем стало хоть что-то понятно. Черные рыцари бившиеся на левом краю, собравшись вместе спешно отступали, преследуемые легкой конницей татар. Татар было больше, но они не спешили сталкиваться в бою, они преследовали измученного противника, поливая его стрелами. Пехотинцы христиан дошедшие до позиций противника медленно теснили противника, но успех наблюдался лишь на правом краю. В центре же была давка, из пытавшихся вырваться рыцарей и ополченцев. Там же кружили нукеры. Другая часть рыцарей отряд всадников из пятнадцати успел было видно прорваться к ханскому шатру, но там видимо был остановлен и теперь ничего не видевшие из-за дыма рыцари меделнно отползали к лесу. Русские загоняли их в ельник, чтобы затем уничтожить. Я начинал понимать, битва завершалась. Правда, не радости не страха не горя я не чувствовал. Мне было жаль лишь павших, и здесь и там были те, кого должна была постичь кара господня. Я лишь молился, чтобы она не постигла праведников. Отряхнув подол рясы и потуже затянувшись тулупчиком, отданным мне другом Вольфгангом, я помолился, закрыв глаза еще раз о его спасение перекрестился и на всякий случай прочитал еще молитву за упокой.
Я прошелся до бревнышка и присел, вознося богу молитвы. Мимо бежали двое польских крестьян. Один не выдержал и рухнул, окропляя землю кровью из открытой раны плеча. Второй присел и горько смахнув слезу прижал к сердцу молодое еще безусое лицо. – Сыну, почто же ты, ну же вствый родный, до дому бежати нано, матушко тебе ждет систринки.
- Нэ могу я батько устал…..
Крик горя старого крестьянина вознесся над мертвым полем. Он погрозил кулаком в ту сторону где шла битва не то татарам не то панам. И закрыв глаза сына, тяжело зарыдал. Я сел рядом. – Как звали сию юную убиенную душу.
Старик поднял глаза. – Яким, звали его, из под Войницы. Молись за него монах, пусть живет в царствие небесном.
- Латняне вы не моей веры, не могу грешить.
Старик поднял белобородое морщинистое лицо. – А ты за душу молись, он как и ты в Христа веровал.
Я кивнул и начал молиться. Однако не середине меня прервал гул копыт я поднял глаза и еле увернулся от всадника в сером балахоне. Он смотрел вперед безумными глазами повторяя лишь одно – Спасайся, спасайся. Видимо это был слуга какого-то польского рыцаря. Пронеслись и еще всадники. Я выскочил на холм, подбежав к Эльшбетте. Она мокрыми глазами смотрела в поле, по щекам бежали крупные бусинки слез. Там впереди у самого ельника еще бились окруженные рыцари. Дрались ожесточенно справа отряды кнехтов, где-то там наверное был и тот веселый рыцарь. Но остальные бежали, их топтали свои и догоняли Татры, которые нещадно секли убегавших. В поле ближе к нам всадники на уставших лошадях видимо, осознав, что не уйдут от припрятанных свжих татарских полков пытались сражаться. Некоторые погибали от клинка, а на некоторых набрасывали арканы и тащили за конями. В этой мясорубке не возможно было понять, кто бежит, кто дерется, кто свой, кто чужой. Я взглянул еще раз на панну. Она смотрела безучастным взглядом, и лишь ручьи слез продолжали катиться по щекам.
- Не плач о душах убиенных, время нынче не властно над судьбами мирскими. Вздохнув я выхватил из-за пазухи зеленый плащь из небесно мягкой ткани. Набросив его на плечи я схватил за руку Эльшбетту. – Пошли панна, уходить нам надобно.
- Гриня, нет, подожди, граф, граф там.
-Помолимся и о нем, хоть и совершил он преступление богомерзкое, ну да господь сжалится над душой его.
- Гриня ты не ведаешь, мне нужно найти графа.
Эльшбетта как сумасшедшая рванула вперед. Едва не попав под копыта всадника. – Эх прости господи!! Я схватил ее за волосы и с силой дернув потащил к коню. То ли от неожиданности то ли от боли Эльшбетта пошла к к коню и даже влезла на лошадь, но едва я ее отпустил, как она влепила мне ногой в ухо и начала крыть непонятными мне словесами. Прослушав все сказанное, я подтянулся страшно боясь, ужасны эти животные, всегда боялся я лошадаков. – Дура ты боярыня, не смыслишь, то плащь святой, он от татарских стрел и сабель уберегает.
Мимо просвистел стрела врезавшись рядом с конем. Боярыня с сомнением поглядела на мою обновку. Внезапно меня дернул кто-то за ногу и я рухнул с коня. – Отдай лошадь!! Какой-то обезумевший поляк повис на седле, пытаясь стащить с него боярыню. Я прыгнул на поляка сзади, укусил его в ухо, тот ловко дал мне под дых, потом бросил через себя и снова кинулся к лошади. Эльшбетта зло сверкнула глазами и схватила плеть. Поляк выхватил обломанный кинжал нехорошо улыбнувшись. Но его сбил другой паникующий и тоже попытался согнать Лизу с коня. Вокруг была паника и ужас.
Поддавай какому-то чувству я схватил обломок копья и ударил им в зад лошадь Эльшбетты. – Беги Элька беги!!
Конь протяжно заржал и понес боярыню вместе с убегавшими немногочисленными защитниками к Легнице. Я перекрестился, и потуже завязав священный плащь сел на землю молиться.

ВОССОЕДИНЕНИЕ ОТРЯДА ОТ ЛИЦА ПАНИ ЭЛЬШБЕТТЫ
Ледяные брызги, хлестнувшие в лицо, несколько остудили мой пыл. Гнедой чуть ли не на крупе съехал с крутого берега ручья, по инерции выскочил на середину и, наконец, остановился по грудь в холодной быстрой воде, дрожа всем телом и испуганно хрипя. С конской морды хлопьями срывалась розовая пена – в бесплотных попытках остановить или хотя бы чуть замедлить стремительный бег взбесившегося коня я безжалостно драла повод. Мысли мои тоже потихоньку приходили в норму и, оглядевшись вокруг, я сообразила, что жеребец слегка отклонился общего направления отступления и протащил меня через поле к ручью, за которым начинался лес, куда я однажды попала по собственной глупости, последовав за загадочным иноком. Инок! А ведь этот Гарри Поттер со своим волшебным плащом так и остался там, в лагере. Как и старый Мишко и малышка Ядвига… Эти двое зависели от меня, а я потеряла голову, поддалась нахлынувшим чувствам и бросила их на произвол судьбы. Мне стало стыдно. Они все еще там, в проклятом лагере и, кто знает, может, еще живы! Я резко дернула повод, не давая жеребцу опустить разгоряченную морду в ледяную апрельскую воду, уверенно сдавила бока пятками, заставляя развернуться и с огромным трудом вылезти обратно на крутой берег.
Обратный путь в лагерь мы проделали медленнее - приходилось много петлять, увертываясь от обезумевших людей, пытавшихся завладеть лошадью. Несколько раз я бралась за плеть, немилосердно целясь в глаза, а что было делать?!
В лагере царил полный хаос, то есть лагеря как такового вообще не было – еще кое-где угадывались на земле обрывки наших палаток, сметенных толпами ломящихся пеших и конных.


 


Я огляделась – старого Мишко нигде не было видно - и испуганно закричала, увидев на земле распростертое тело Ядвиги. Голова ее была пробита копытом, измазанные в крови волосы втоптаны в грязное месиво глины. Девочка погибла по моей вине! Если бы я успела взять ее на седло, если бы инок не ударил моего коня…
Гришаня сидел неподалеку на земле, тормоша какого-то кнехта, по виду из наших. Раздался крик – со стороны Доброго поля бежала новые толпы отступающих.
- Гриша, пся крев, быстро в седло! Брось ты это туловище!
- Это Вольвганг!
- Да чтоб он сдох, твой Вольганг! А-а-а-а! – я почувствовала, что меня стаскивают с коня, попыталась вывернуться, ударить обидчика плетью, но тщетно - он крепко вцепился сзади – зря я отвлеклась на разговор с монашком. Все! Конец! Без коня мне отсюда не выбраться!
Неожиданно хватка врага ослабла, я вскарабкалась обратно в седло и только потом решилась оглянуться. Здоровенный поляк валялся на земле, выпучив глаза, над ним с окровавленным коротким мечом в руке стоял тот самый кнехт, который оставался  в лагере за старшего. За спиной его болтался какой-то мешок, а вид был самый решительный. Сзади, ощетинившись копьями, его прикрывали еще двое, похоже, это было все, что осталось от графского охранения. Старший ткнул пальцем в распростертого на земле товарища, потом показал на спину гнедого. Я кивнула, сдвинулась чуть назад, кнехты перекинули бесчувственное тело Вольвганга через седло. «Nach Wald!» - старший посмотрел в указанном направлении, согласно кивнул, похоже, идея скрыться в лесу ему понравилась. Я хлестнула коня, он чуть подсел на задние ноги, обиженно ржанул, но послушно понес удвоенную ношу прочь. Оглянувшись на переправе через ручей, я увидела, что кнехты подхватили под локти Гришаню и дружно бегут следом.


 


На лес постепенно спускался туман, крики и лязг оружия то отдалялись, то приближались. Наша небольшая группа скрылась в густом ельнике, пытаясь дать себе некоторую передышку. Усталые кнехты хоть и сидели на земле, но продолжали держать в руках оружие и внимательно прислушивались – дисциплина у парней была на высоте. Вольвганг, которому выдрали стрелу из плеча и наскоро перевязали, кажется, начинал приходить в себя. Погруженная в тягостные мысли, я молча растирала бока коня пучком прошлогодней травы. Рядом монашек сворачивал свой плащ.
- Что дальше делать-то будем, боярынька?
- Как что, графа искать?!
- Да как же ты его найдешь?
Я молча пожала плечами – вообще-то у меня были некоторые соображения, но делиться ими с Гришаней не хотелось, да и у кнехтов, как я надеялась, были инструкции, как воссоединиться с командиром.
- Да и на что он тебе?
Я снова пожала плечами, не желая продолжать разговор.
- И вообще – мнится мне, Господь забрал уже его грешную душу там… на поле…
- Ну тогда мне туда! – я махнула рукой в сторону, откуда все еще неслись стоны добиваемых католиков и  торжествующие татарские крики.
- На что тебе? Там лишь мертвые тела, а тело есть тлен, лишь душа бессмертна!
-Охотно верю! Но я должна найти его, живого или мертвого!
- И что ты…
- Лягу рядом и умру! – я сказала это совершенно спокойно, но с такой железной уверенностью, что инок испуганно перекрестился и покачал головой.
Старший кнехт тяжело поднялся с земли, повернулся ко мне «Gehen wir weg! Hier ist zu gefarlich zu bleiben!» (Уходим! Здесь опасно оставаться!). Мы снова взгромоздили раненого Гришиного товарища на гнедого, правда, теперь он уже был в состоянии сам держаться в седле. Я потянула за щечный ремень, заставляя жеребца идти за собой, на ходу уже обернулась к Грише, стараясь говорить спокойно, но в голосе все равно прорывалось раздражение:
- Иноче, хочу предупредить тебя – никогда не бей больше мою лошадь – не люблю я этого!

ВОССОЕДИНЕНИЕ ОТРЯДА ПРОДОЛЖЕНИЕ....
ПИШЕТ ИНОК ГРИШАНЯ
"Прости им все грехи их, прими господи рабов твоих в царствие твое". Трижды перекрестившись я поцеловал крест. Молтва о спасение душ усопших помогла мне прийти в себя. Я огладелся наконец-то придя в себя. Страха уже не было, за эти пару часов, что прошли с момента нашего спасения с поля под Легницей, я впервые ощутил успокоение. Рядом лежал Вольфганг, он открыл глаза и кажется пришел в себя. Я улыбнулся, обрадовавшись, что молодой парень жив. Фридрих и второй кнехт, которому также удалось убежать с нами вытащили уже стрелу из плеча Вольфганга и теперь перевязывал рану. В этом бою всем троим досталось, лица были мрачны, но похоже не от боли ран, а от боли душевной и от того ужаса, что всем пришлось пережить. Я перевел взгляд на Эльшбетту. Она разговаривала о чем-то со своим страым слугой. Фридрих что-то сказал Эльшбетте, та кажется поняла и махнула рукой. Видимо уходим.
Я прислушался за лесом слышались крики и команды на разных языках, где-то в дали вопил истошно человек. Эхом долетало ржание лошадей. Фридрих тяжело припадая на раненную ногу пошел вперед, за ним помогая Вольфгангу шел другой кнехт. Я и Мишко шли по обе стороны от Эльшбетты, ехавшей на уставшем коне. Эльшбетта добавила скорости и что-то долго говорила на этом гавкающем языке с кнехтами. Те отказывались, но затем посадили на коня Вольфганга, который тут же снова потерял сознание или же забылся. Вольфганг потерял много крови это было видно с первого взгляда, похоже повязки не очень помогали, я вздохнул осознав, что вечером придется видимо взять на себя лечение кнехта. Иначе умрет.
Фридрих что-то снова стал объяснять Эльшбетте, видимо пытались договориться о том куда идти. Эльшбетта соглашалась, но было видно, что не во всем. Я вздохнул задумавшись о происходящем. Я шел с католиками сам не знаю куда, зачем я иду с ними, почему бегу? Там ведь сзади свои, хотя свои хуже черта бывают.
Минут через двадцать Фридрих шедший впереди, вдруг вскинул руку, все замерли, пани подбежала к лошади, обняв животное за шею, чтобы оно не издало никаких звуков.
Среди деревьев впереди по просеке, проскакало с десяток всадников. Кажется татары, спешили по своим делам, а может искали отступавших.
Когда же стало совсем темно, Фридрих спустился куда-то вниз и предложил остановиться на ночь в лесном овраге. Все нехотя согласились, деваться было некуда.
Да к тому же в овраге можно было развести костер и остаться незамеченными. По крайней мере шанс был. В овраге было темно и жутко. Отсыревшие сучья стреляли искрами не желая толком гореть. Но жар был, мы сидели молча. Лишь Вольфганг иногда издовал стон, когда боль была особенно тяжелой. Когда сознание вновь его оставило. Я разорвал ему рубаху, обнажив пробитое на сквозь плечо. Я взял алебарду, наколив ее конец. Собрал немного мха и ельной смолы, рану надо прижечь иначе не выживет. Я взглянул на пани.
- Поможешь?
Она кивнула и взяла горящую головешку. Фридрих вставил в зубы Вольфгангу деревяшку. Мишко и второй кнехт схватили за руки товарища. Я перекрестился и взял нехитрые инструменты.
Вольфганг стерпел, лишь издовал тихие хриплые звуки, впиваясь зубами в дерево. Когда все было закончено, его напоили горячей водой, учитывая, что больше ничего не было. И он уснул тяжелым сном. Главное, что выживет подумал я перекрестившись, а шрам для воина это даже хорошо. С тревогой в сердце, опустошенный и страшно уставший я уснул, обернувшись рясой возле, догоравшего костра.

ПИШЕТ ПАНИ ЭЛЬШБЕТТА
На следующее утро мы поднялись еще до рассвета, с трудом разгибая конечности после ночевки в сыром овраге, и, пытаясь не обращать внимания на возмущенное урчание в голодных животах, молча двинулись дальше. Мысли в голове роились самые тягостные.
Иногда мне вдруг представлялось, что он остался там, на поле, лежит один, истекая кровью, и тогда я готова была бросить все – кнехтов, инока, гнедого и опрометью бежать обратно, не разбирая дороги и не обращая внимания на татар. Но усилием воли я подавляла подобные истерики, заставляя себя осторожно идти следом за неутомимым, казалось, Фридрихом, который, ковыляя впереди на своей раненой ноге и не выпуская из рук заветный мешок, с упорством бульдога вел нас к одной ему ведомой цели. Как я поняла из его немногословного объяснения, граф оставил ему указания, где и когда нужно будет соединиться с остатками отряда в случае поражения воинства. Этот факт очень удивил меня, так как на моей памяти тевтон никогда не допускал иных мыслей, кроме мыслей о победе и местами даже казалось, что храбрость его переходит в безрассудство. Видимо, этот противник показался графу пострашнее встречавшихся ранее и он решил проявить предусмотрительность. Что ж, это радовало и, по крайней мере, вселяло некоторые надежды, что мы найдем отряд в условленном месте.
Были у меня серьезные подозрения, что и по поводу нас с Гришаней у сурового германского кнехта были четкие приказы, так как он явно отслеживал наши перемещения и, я не сомневалась, если бы не задание командира, давно бы уже бросил где-нибудь, как ненужный груз.
Фридрих в очередной раз предостерегающе поднял руку. Впереди слышались угрожающие крики и лязг металла.
Сквозь кусты удалось разглядеть, что на дороге стоит увязшая в грязи телега с разбитыми задними колесами, в ней лежит чье-то мертвое тело, а по дороге, отбиваясь от наседающих на него четырех татар и вращая мечом, словно ополоумевшая мельница, кружится непонятного вида воин в пластинчатом доспехе и мятом шлеме местного образца. Рядом валялись еще несколько порубленных тел – среди них были татары, но были и поляки, видимо, из охранения. Фридрих пробормотал что-то сквозь зубы. Я проследила его взгляд. Внимание германца было направлено отнюдь не на дерущихся, а на пару крепких лошадок, запряженных в телегу, которые шарахались и испуганно фыркали, но не могли сорвать свою ношу с места. Кнехт вытащил свой короткий меч и в сопровождении более молодого товарища и Мишко бросился на помощь усталому воину.
Сзади раздался глухой стон. Я оглянулась – Вольвганг сполз с седла и, сцепив зубы, пытался наложить стрелу не невесть откуда взявшийся у него самострел Мишко. Но увы, раненая рука не давала ему это сделать. И тут меня осенило! Я перехватила оружие, сунула его в руки ничего не понимающему Гришане – «Тяни этот рычаг!» Инок то ли от неожиданности, то ли еще от чего, все еще явно не врубаясь, натянул тетиву. Я с трудом вскинула тяжелую окованную деревяшку к плечу, прикинула расстояние до ощерившегося татарина, пытающегося достать кривой саблей раненого кнехта… Меня отбросило назад с такой силой, что я едва устояла на ногах, стрела с визгом ушла в сторону, чуть не пробив Фридриху голову.
Я скрипнула зубами и злобно процедила с досады «Машег за такой выстрел мне бы в глаза наплевал!» Вообще-то я была несправедлива – мой старый учитель никогда не был замечен в подобном порочащем образ честного хазарина поведении, но надо же было как-то выразить неудовольствие собой. «Давай еще!» Гриша отрицательно покачал головой – «Грех, боярыня!». Я бешено сверкнула на инока глазами. Руки тряслись еще после первого раза, но упорные тренировки последних недель, а главное, злость на собственную сиволапость позволили мне зарядить проклятое оружие и снова поднять его. На этот раз татарин с визгом покатился по дорожной грязи, Фридрих ловко пригвоздил его к земле, обернулся ко второму кнехту и Мишко, которым уже не нужна была помощь – их противник тоже валялся под ногами, корчась в предсмертных судорогах. Старый кнехт обернулся к нашей троице, удивленно поднял брови, увидев, что я сжимаю в дрожащих руках самострел, потом чуть насмешливо посмотрел в глаза, благодарно кивнул.
Незнакомый воин, тем временем тоже удачно упокоивший оставшихся противников, устало содрал с головы шлем, кинул его на землю и, приложив правую руку к сердцу, знакомым восточным жестом поклонился. Германские кнехты мгновенно ощетинились мечами.
- Найн, нихьт шиссен! – взвыла я, выбегая на дорогу. Наверное, это было не самое умное высказывание в тот момент, но, пожалуй, единственное, что пришло в голову. Но не «Гитлер капут» же в самом деле орать было… - Имран?!