Откинув тяжёлый люк командир выбрался на горячую от солнца крышу башни* и неспешно огляделся. Пели птицы, порхали бабочки, негромко урчали двигатели; запах бензинового выхлопа смешивался в воздухе с терпкими ароматами трав и сломанных давешним разведчиком деревьев. Изредка ветер приносил невесть откуда отголоски далёких разрывов.
Ближайшие кусты шевельнулись — раз, другой — и на поляну вывалились один за другим двое здоровенных русских мужиков в шлемофонах, с трудом волокущих длинный, тускло отсвечивающий металлом предмет в котором Отто с некоторым смятением опознал восьмидюймовый гаубичный «чемодан». В десятке метров от танка русские опустили на землю свою ношу и, не обращая никакого внимания на оторопевшего фон Лоцман-Кацмана, отошли на пару шагов. Один из них закурил, второй достал флягу и от души к ней приложился. Отто издал горлом непонятный звук. Мужик с флягой на мгновение оторвался от горлышка, поднял на Отто взгляд усталых глаз: «Что смотришь, морда поганая? Недолёт».
В недрах «Мауса» гулко икнул от нервного напряжения радист — и словно в ответ на это «чемодан» треснул, выпустил шипящую струйку дыма и распался на несколько частей. Мужики в шлемофонах неспешно побрели прочь.
— Хальт! — опомнившийся Отто** выстрелил в воздух из наградного «Вальтера». Русские неохотно остановились, обернув к нему равнодушные лица.
- Кто ви? Что это есть было?! — вопросил на ломанном русском Отто, указывая стволом на мужиков и обломки снаряда.
Русские помрачнели.
— Артиллерия мы. Понерфили нас.
Вечерело. Русские давно ушли, а Отто, заживо поедаемый жалостью, всё не мог успокоиться.
— Восьмой нерф! Вы слышали это, Хинтеншмерц? — смахивая непрошенные слёзы, спрашивал он у заряжающего.
— Так точно. А этот Иван — вы слышали, что он сказал? Мы, говорит, ещё вернёмся!
— Да-да, бронебойный, говорит, принесём! — Отто вновь зарыдал.
